Ненужный

      Он стоял в дверях комнаты, не решаясь войти. Ему было страшно. Воздух, наполненый каминным жаром и физической болью, обжигал его лёгкие, будто разнося вместе с собой по крови к органам болезнь, пропитавшую, кажется, даже время в покоях его брата.       «Локи, прости…» — вилась и множилась в его хмельной голове единственная четкая мысль.       Взгляд его замер на кровати, где на измятых простынях корчился и извивался его брат.       «Локи, прости…» Судороги, как волны, одна сильнее другой, пробивали хрупкое тело, выгибали и швыряли его, отпуская лишь на краткий миг, на пару дрожащих вдохов, и вновь подхватывали, вырывая из горла больного тихие жалкие стоны. Он не кричал (больше?), лишь прирывисто хрипел, сжимая в белых пальцах одеяло.       «Локи, прости.» Тор не хотел этого видеть, не хотел дышать этим отравленым воздухом, но чувство вины ледяными тисками сжало горячее сердце, заморозило быструю кровь, заставляя своей тяжестью стоять и смотреть, как мучается его брат.       Локи ведь просил, стесняясь и краснея, но глядя прямо в глаза с кроткой молящей надеждой, как щенок… Просил провести этот день рядом, помочь ему справиться с…этим. Он стыдливо признался, как ему страшно, как не хочется снова чувствовать эту боль, как нужен ему брат.       А Тор? Он обещал быть рядом, что бы не случилось, много-много раз, так что же ему мешало пообещать и сейчас? Лишь бы младший успокоился, отошёл и не мешал.       — Локи, прости! — наконец-то мысль обрела форму звука и сорвалась с его губ, разбивая парализовавший его лед. Несколько быстрых шагов — и он уже возле постели брата.       Сейчас Локи лежал неподвижно: судороги отпустили его, только неровный трепет груди выдавал в нем жизнь.       Сильная рука легла на взмокший лоб, измеряя жар, отвела с него маленькие слипшиеся кудряшки, утратившие сейчас свой блеск.       В ответ на это действие черты бледного лица пришли в движение, сухие губы с трудом разомкнулись, выталкивая слово…просьбу.       — Пить…       Тор бегло обшарил комнату взглядом и наткнулся на чашу с давно остывшим отваром, стоящую прямо на столике рядом с кроватью больного. Ему понадобилось около минуты, чтобы унять дрожь в руках, перебороть себя и коснуться брата. Приподнимает его голову, по капле, боясь опрокинуть, вливает жидкость меж приоткрытых губ, пока тот сам не припал к краю чаши, жадно и шумно втягивая в себя желанную влагу.       Напившись, Локи расслабленно опустился на широкую сухую и теплую ладонь. Кажется, это простое действие — утолить жажду — отняло у него последние силы, погрузив в целебный сон, навеянный отваром.       Лицо снова застыло маской, но Тор заметил легкий румянец жизни на заострившизся скулах, прислушался к ровному сейчас дыханию.       Это несколько успокоило златовласого юношу, он отставил чашу, мягко опустил голову брата обратно, в ложбинку на подушке, укрыл его, натянув одеяло до подбородка, снова глянул в лицо спящего. И встретился с ним взглядом. Что-то больно заныло в его груди.       Зеленые глаза пусты, блеск болезни лишь отражает физическую боль, усталость…страх.       — Тебе…тебе что-нибудь нужно? — тихо-тихо спрашивает юноша, говорить громче ему казалось невозможным. — Я могу… — но его взволнованный шепот прервал другой, тусклый, шелестящий.       — Уй…ди… — по слогам, с большими паузами выдавил из себя больной, неотрывно глядя на гостя. Тор хотел возразить, настоять на необходимости своей помощи, но так и не сказал ни слова.       Обида. Горячая и жгучая, гуляющая по телу вместе с кровью, разъедая всё на своем пути, подобно яду, сейчас блестела слезами у ресниц его младшего брата.       — Прости меня…— снова повторяет Тор, садясь на край чужой постели. Нащупал под одеялом тонкую руку, сжал её.       — Прошу, позволь мне помочь сейчас, — неосознанно поглаживает его ладонь, будто успокаивая. — Ты сейчас слаб, тебе нужна помощь. Я позабочусь о тебе, только скажи, как, — мягко улыбается ему, мол, видишь, всё хорошо, я не боюсь, и ты не бойся. Ему даже показалось, что глаза брата потеплели в ответ…       — Уйди… — уже четче произнес младший, кажется, возвращая себе отнятые…этим силы.       Да, ему нужна была помощь, ему нужен был именно Тор. Он просил его уделить ему день. Один день из бесконечной жизни бога для младшего брата, напуганного, растерянного…это разве много?       Тор пообещал быть рядом, пообещал прийти и помочь.       И Локи ждал его, как дурак, каждые полчаса... десять минут... пять... поглядывал на дверь, борясь со своей болезнью, затягивающей его всё сильнее, одурманивая страхом.       «Сейчас придет Тор, он обещал, он поможет мне…сейчас…»       А потом он забился судорогой, кровь его обернулась жидким льдом, парализуя тело. Некому было согреть его, подать лекарство, утереть слезы и мокрые капельки со лба.       И вот, брат завалился к нему, воняя пивом и костром, просит прощения, хочет помочь…он предпочел ему очередную попойку?..       — Уйди отсюда, — уже с напором повторил черноволосый, злобно глядя в растерянные, виноватые глаза старшего.       Но он был ему нужен. И весь день, и именно сейчас, ему нужен был старший брат, сияющий в его глазах огромной, спящей силой небесного светила. Рядом с ним было…уютно, тепло, спокойно, в Локи была слепая вера во всесильность брата, он чувствовал, что с ним всё сможет, со всем справится… И как же нужно было ему сейчас это чувство! Но не было его, обида сильнее. Тор, сам того не замечая, часто был жесток с ним, но он прощал ему всё потому, что любил, беззаветно и крепко. Тор был его идеалом, светом в его жизни. Сам Локи не осознавал этого чувства или же просто не хотел верить в него, но оно было и сейчас, обманутое, причиняло ему боль, что сильнее любой физической.       — Локи, ты что… — снова начал было Тор, но осекся.       Из-под густых ресниц вынырнула маленькая, прозрачная капелька, скользнула блестящей дорожкой и скрылась в разметавшихся черных кудрях.       — Зачем ты так со мной?.. — он больше не хотел сдерживаться, измученный, уставший. — Я ведь просил тебя…и ты обещал… — тихо всхлипнул, быстро-быстро смахнул слезы.       Снова его захлестнула злость, уже на себя. Он не хотел показывать Тору, как ему плохо, без него…       Но не в силах больше сдерживаться, он спрятался, накрывшись одеялом с головой, и от души заплакал.       Тор хотел заставить себя испытывать жалость к брату, но почему-то испытывал стыд и отвращение, будто подглядел за чем-то не правильным. Всегда спокойный, равнодушный Локи плакал от усталости, от обиды, от боли, боли, боли…       Всё, что терзало его тело и душу, наконец-то нашло выход в слезах.       Это была не минутная слабость, как надеялся Тор. Локи всё сильнее сжимался под одеядом, стискивал его тонкими пальцами, прижимал к себе, как напуганный ребёнок прижимает к себе игрушку.       Сначала тихие и редкие всхлипы перешли в рыдания, приглушеные одеялом, но, несмотря на это, блондин слышал, что брат пытается сказать что-то…неосознанно повторяет его имя. Спрашивает, за что и почему ему так больно.       Тор слушал это уже с одним лишь отвращением, мысленно умоляя брата замолчать, прекратить это, успокоиться. Это неправильно, ненормально!..       Наконец, плач перешел в редкие, сухие всхлипы. Слез больше нет, он больше не прячется: зеленые глаза блестят из-под одеяла, ресницы слиплись, в них ещё мерцает слезинка, плотно сжатые губы подрагивают, иногда разрываемые неровным вдохом; головой он будто едва заметно кивает кому-то.       Отвращение прошло, ему стало страшно. Он осторожно присел на край постели, крепко-крепко прижал к себе дрожащего брата, зарывшись своей сильной рукой в мягкие кудри, силясь остановить пустые кивки.       Вдруг, вспомнив мать, Тор начал укачивать его, успокаивая, а сам вздрагивал при каждом рваном вздохе.       — Локи… — он не знал, сколько времени прошло, прежде чем тот перестал всхлипывать, его руки успокоились, а голова уперлась в его плечо. Но это время показалось ему замершим, пустым, бесконечным и бессмысленным, как взгляд его брата. Юноша вздрогнул и поднял на него глаза, живые и блестящие. На ресницах высыхают слёзы, а в глубине, под усталостью и обидой, разгоралась радость. Тор рядом, Тор держит его в своих сильных, теплых руках, он пришёл к нему, как и обещал. А разве ему ещё что-нибудь нужно?..       Бледные губы растянулись в улыбке, такой чистой и светлой, совсем не понятной для Тора, как и весь его младший брат.       — Ты останешься со мной? — руки увили талию старшего, гладили, блуждали по спине, вызывая у златовласого рой неприятных мурашек.       — Да, конечно, — поспешил его заверить тот, невольно улыбаясь в ответ. Локи спокоен, всё снова так, как должно быть. Даже эта странная болезнь, кажется, отпустила его: он стал теплее, больше не дергался.       — Ложись со мной, — брюнет откинулся на кровать, утягивая с собой и брата. Быстро-быстро расправил одеяло, накрыл им обоих, а затем юркнул под бок Тора, прижался к его крепкому телу, всё так же улыбаясь и скользя взглядом по любимым чертам, любуется ими, сглаженными тусклым освещением комнаты.       — Тебе лучше? Может, ещё лекарства? — тихо спросил старший, боясь спугнуть вытеснившую с его лица болезнь улыбку.       — Да…ничего не надо, — пробормотал Локи и уткнулся чернявой головой в его ключицы. Призрачная улыбка стала чуть шире, глаза блаженно закрылись. Вот он… Его Тор. Как он вообще мог сомневаться в нем? Он никогда не бросит его…он всегда-всегда с ним.       — Спокойной ночи, Тор, — тихо выдохнул младший, легко погружаясь в долгожданное забытие.       Завтра он проснется от судороги и не вспомнит ничего, кроме бесконечно долгой боли, не вспомнит, откуда рядом с ним так и не пришедший брат.       А Тор долго не мог уснуть. Он пытался понять, что это было. Это из-за него брат так…или из-за «болезни»? Что значит эта улыбка, напугавшая его больше всего?       Завтра из чувства вины он проведет весь день рядом с Локи, заботясь о нем, но ответ на свой вопрос получит много-много лет позже, а сейчас постарается забыть о странном поведении брата. Он просто болен.