Поклонимся великим тем годам,
Тем славным командирам и бойцам.
И маршалам страны, и рядовым,
Поклонимся и мертвым и живым!
Лютик, виконт Львов (из неопубликованного).
Как-то мне пришлось прочесть детектив «Дочь времени» английской писательницы Дж. Тей, где главный герой расследовал преступление, которое произошло 500 лет назад. И его расследование показало, что известный нам по историческим хроникам Вильяма Нашего Шекспира король Ричард Третий вовсе не убивал своих племянников, а был бессовестно оболган историками, которые писали свои истории уже во славу короля, который и победил этого Ричарда. С тех пор историография для меня перестала быть скучной наукой — я стала задумываться, насколько правдиво историки описывают события, где ошибаются, где умалчивают и где откровенно лгут. Это касается и исторических фактов, описанных в литературных произведениях. Поскольку изучать историю по романам еще интересней, чем по учебникам. Как прозорливо заметил Станислав Бересь о «Саге о Рейневане» Анджея Нашего Сапковского: «Если научную книгу об истории Силезии и гуситской войне прочитают лишь несколько десятков человек, то в общих чертах, благодаря Сапковскому, о них теперь узнали тысячи читателей и поклонников».
Сага о Ведьмаке совсем не исторический роман, и даже не околоисторический (как Сага о Рейневане). Тем не менее, Неназванный Континент имеет свою достаточно проработанную историческую хронологию, эпиграфами к главам Ведьмака подаются цитаты из исторических сочинений, а на страницах романа действуют историографы в лице Ярре, волшебниц Нимуэ и Кондвирамурсы, которые по долгу службы и зову сердца вовсю исследуют события далекого и недалекого прошлого. Поэтому небольшое исследование «Как пишется история на Континенте» прямо просится на перо.
Одна из сильнейших глав «Владычицы Озера» — глава, посвященная битве под Бренной, практический аналог Грюнвальдского сражения в мире фэнтези. Так и хочется воскликнуть вслед за моими любимыми героями романа польского писателя Генрика Сенкевича «Крестоносцы», где Грюнвальдская битва является кульминацией сюжета: «Ужели здесь лежит весь
Орден Нильфгаард?». Но позвольте, а точно ли разгром нильфгаардских полчищ произошел в местечке под названием Бренна? Вот что пишет участник тех событий достопочтенный летописец Ярре-старший из Элландера:
Неподалеку от того луга, места той жестокой сечи, в коей, почитай, вся сила Севера сошлась со всей мощью нильфгаардской, стояли ранее два рыбацких поселения: Старые Жопки и Бренна. Однако ж поелику к тому часу Бренна была уже пожжена дотла, то говорили поначалу о Битве под Старыми Жопками. Теперь же говорят не иначе как «Битва под Бренной», и тому есть две причины. Primo, отстроенная Бренна стала ноне большим и цветущим поселением, а Старые Жопки многие лета не заселялись и след по ним простыл, зарос крапивой, пыреем и лопухами. Secundo, как-то не личило такое название великим достопамятным и трагическим боям. Да и верно, как же так: баталия, в которой тридесять с лишком тысяч бойцов полегло, — и вдруг мало что Жопки, так еще и Старые? Так и вышло, что во всей исторической и военной литературе принято стало писать о Битве под Бренной, как у нас, так и в нильфгаардских источниках, коих, к слову сказать, гораздо боле, чем нежели наших.
Да-с… из двух географических названий выбрано более благозвучное, а как же иначе? Зазорно же для памяти доблестного воеводы Бронибора или не менее доблестного фельдмаршала Мэнно Коегоорна писать, что погибли они под Жопками, да еще Старыми. История подправлена, чуть-чуть… дело житейское. Но мы-то знаем, что обычно историю пишут победители…
Не успели еще отгреметь солдатские сапоги на параде победителей в добром Новиграде, как один из зрителей парада, его преосвященство, достопочтенный Кирус Энгелькинд Хеммельфарт уже размышляет по этому поводу:
Ну — орава, ну — шайка, — думал иерарх Хеммельфарт, дрожащей рукой благословляя марширующих бородатых коротышек. — Кого здесь приветствуют? Продажных наемников, непристойных краснолюдов! Что же это за странный набор? Кто, в конце концов, выиграл войну, они или мы? О боги, необходимо обратить на это внимание королей. Когда историки и писатели возьмутся за работу, надо будет подвергнуть их потуги цензуре. Наемники, ведьмаки, алчные разбойники, нелюди и всякие другие подозрительные элементы должны исчезнуть со страниц истории человечества. Их необходимо вычеркнуть, вымарать, стереть. Ни слова о них. Ни слова. И ни слова о нем, — подумал иерарх, сжимая губы и глядя на Дийкстру, наблюдающего за парадом с явно утомленной миной.
Да-с, мы видели отряды краснолюдов
с опасными заданиями на самых скверных местах, в том числе и в незабываемом рубилове на краю Золотого пруда, когда краснолюдское каре атаковали отборные дивизии «Деитвен» и «Ард Феаинн». Да-с, мы видели графа Дийкстру в далеком Ковире, зубами и ногтями вырывающим мильон «зеленых» у короля, кичащегося своим нейтралитетом, дабы на кредитные средства нанять отважные кондотьерские отряды, которые и сыграют решающую роль в битве под Бренной. А позвольте спросить, какую роль сыграл преосвященнейший Хеммельфарт в победе над Нильфгаардом, чтобы указывать королям, кто должен «ходить» в победителях? Оденьте окуляры, скажут мне нордлингские историки — вы что, не видели, как иерарх благословлял королей на битву под Бренной и даже предсказал ее исход? Ну совсем как ваш Сергий Радонежский перед Куликовым полем! И посему, по праву он председательствовал в Цинтре при заключении мира… ах да, мы так дипломатично называем капитуляцию императора Эмгыра.
Но нам, читателям саги о Ведьмаке, чертовски повезло, и таких пропагандистских «шедевров» от северных историографов читать не пришлось. В саге встречается только одно сочинение нордлингского историка. И на нем я хочу остановиться подробнее, как и на личности самого автора.
Конечно же, я говорю о достопочтенном Ярре-старшем из Элландера и его труде «Annales seu Cronicae Incliti Regni Temeriae». Образу самого Ярре не очень-то повезло в Саге — на страницах романа он появляется нескладным вьюношей; впервые мы видим его глазами Цири, и последняя не слишком благосклонно взирает на своего юного поклонника. Для нее он типичный «ботан», совершенно не похожий на шаблон «настоящего мужчины» из Цинтры или со Скеллиге.
Чародейка Йеннифэр прозорливо замечает, что юный Ярре —
умный и толковый паренек, но такая характеристика не вдохновляет ведьмачку, и она с закрытыми глазами проходит мимо парня, совершенно не замечая, что стала для него Первой Любовью. Тем не менее, самой Цири нравилось болтать с некрасивым пареньком, ведь он не только читает умные книжки
(«Историю войн», написанную маркизом Пеллиграмом, «Стратегию» дюка де Руйтера, «Преимущества легкой реданской кавалерии» Бронибора), но и делает военно-политические
выводы по аналогии. Сама я с большим удовольствием прослушала его анализ географической карты вкупе с «политчасом» о современной политической обстановке накануне Второй Мировой Северной войны (и в какой раз поразилась мастерству писателя вписать в обыденный разговор персонажей немалую толику политико-географических сведений о Континенте).
Но Ярре не только любитель чтения исторических монографий, но и настоящий ученый-патриот. Он по зову сердца добровольцем записывается в армию и участвует в битве под Бренной. И даже совершает подвиг, выносит раненого командира воеводу Бронибора (того самого, чьей книгой он зачитывался в храме Мелитэле) с поля битвы. Жаль, воевода умер на хирургическом столе, был бы жив, подвиг Ярре был бы оценен по достоинству, в том числе и материально. Позже, возвратясь в родные пенаты, женится и пишет «Annales seu Cronicae Incliti Regni Temeriae», чьи пространные отрывки пан Анджей Сапковский предоставляет возможность прочесть и нам.
И труд всей жизни достопочтенного Ярре не уступает его любимым произведениям маршала Пеллиграма и Родерика де Новембра. Он написан великолепным слогом и прекрасно читается, и там есть все — и численность и наименования ратей, и описание местности битвы, и ход самой битвы со всеми маневрами, атаками и контратаками. Историк отдает должное доблести и храбрости войск северных королевств, и дабы эта доблесть сияла ярче, не преуменьшает и не очерняет противную сторону. Судите сами:
…завязался тогда на крыле левом и в середине линии бой жестокий и кровавый, но тут, хоть и велики были ярость и напор Нильфгаарда, разбились их ряды о королевское войско, как волна морская разбивается, налетев на скалу, ибо отборный стоял здесь королевский солдат, боевые мариборские, вызимские и третогорские хоругви латников…
Так там и воевали, воистину как море со скалою суши, такой шел бой, в коем не угадаешь, кто верх берет, поелику хоть волны в скалу неустанно бьют, не слабеют, а отступают затем лишь, чтобы ударить снова, а скала стоит, как стояла, все ей средь волн бурных видать.
Самое главное, что удалось передать летописцу — это дух битвы. Читатель получает уникальную возможность встать плечом к плечу рядом со товарищем, сжать пику в руках, закопаться по колени в землю и стоять насмерть под натиском превосходящих сил противника.
Упомянута в его труде и доблесть тех, кого хотел вымарать из истории Мировых Северных войн иерарх Новиграда.
Бруггенцы геройское сопротивление оказывали, однако послабее показались и оружием, и духом. Не сдержали нильфгаардского напору. Вскачь помчались им на поддержку две бандеры Вольной Компании под старым кондотьером Адамом Панграттом и Нильфгаард остановили, обильно, однако же, заплатив за это своею кровию. Но стоящим на правом фланге краснолюдам из Добровольческой Рати страшная угроза окружения глянула в очи, а всему королевскому войску разорванием рядов загрозила.
Поистине — «никто не забыт и ничто не забыто!». Ни храбрость, ни мужество, ни цена — коей было заплачено за победу.
Есть в работе Ярре места, где незнание фактов приходится дополнять слухами, легендами или любимыми аналогиями. Например, когда дело касается поведения фельдмаршала Коегоорна во время сражения под Старыми Жопками. Нам, читателям, истину поведал Сапковский, но Ярре, не зная правды, предпочел представить врага мужественным, словно следуя заветам древних римлян «De mortuis aut bene, aut nihil nisi verum» (О мертвых или хорошо, или ничего, кроме правды).
И понял фельдмаршал Коегоорн, что баталия проиграна, увидел, как гибнут и разваливаются вокруг него бригады. И тут прибежали к нему офицеры, а такоже рыцари, коня подводя свежего, взывая, дабы уходил Коегоорн, спасал свой живот. Но неустрашимо было сердце в груди нильфгаардского маршала.
«Негоже, — воскликнул он, протянутые ему поводья отвергаючи. — Негоже, дабы я, будто трус какой, сбежал с поля боя, на коем под моею командою столько добрых мужей за империю жизнь свою отдали!»
И добавил мужественный Мэнно Коегоорн…
Хотя, возможно, здесь Ярре руководствовался уже нильфгаардской историографией, поскольку там сочинения подобного рода просто обязаны существовать по факту. Тем более, в уже приведенной в начале эссе цитате, Ярре указывает, что историческая наука в Нильфгаарде более развита, чем на Севере. Но мне особенно нравится глава из его работы, где он описывает возможную судьбу нильфгаардского фельдмаршала после поражения. Здесь Ярре дает слово народным «версиям», впрочем, указывая среди них и подлинную историю смерти фельдмаршала.
Надобно и еще об одном написать: что под Бренной с самим Мэнно Коегоорном сталось, того никто не ведает. Одни говорят, полег он, а тело не распознали и в общей погребли могиле. Другие толкуют, мол, живым ушел, но императорского убоявшися гневу, в Нильфгаард не вернулся, но сокрылся в Брокилоне, посреди дриад, и там пустынником стал, бороду до самой земли отпустил. И посередь дриад же от огорчений и забот преставился.
Кружит промеж люду простого предание, будто возвращался маршал ночами на бренненское поле и ходил меж курганов, стеная: «Верните мне мои легионы!», но в конце концов повесился на осине на том холме, который с той поры так и именуется — Шибеницкий. И ночью можно призрак старого маршала средь иных встретить призраков, разгромное поле сообща навещающих.
И хотя сам историк считал, что трудно найти слова, чтобы достойно и правдиво описать события битвы под Бренной, слова все-таки нашлись… Право, читаешь как поэму. Лучше не мог написать ни Генрик Сенкевич, ни Уинстон Черчилль. Оба, надо отметить, лауреаты Нобелевской премии по литературе. Первый — за исторические романы о Польше, второй — за мемуары о Второй Мировой войне. А римские историки прямо переписывали у Ярре целые строчки, повествуя о знаменитой битве в Тевтонбургском лесу.
Нильфгаардские историки, среди которых хватает участников боевых действий, тоже не лыком шиты, и о доблести нильфгаардской армии во Второй Мировой Северной войне написали больше, чем северные победители о своей победе. Вот взять для примера великолепные мемуары Элана Трахе «За императора и отечество. Славный боевой путь Седьмой Даэрлянской Кавалерийской бригады». От самого названия так и веет честью, славой и преданностью императору! Скорее всего, именно по воспоминаниям командира Даэрлянской бригады и писал достопочтенный Ярре о фельдмаршале Коегоорне, ведь Элан Трахе тоже был под Старыми Жопками (дивизия стояла в резерве) и в фельдмаршальской ставке находился почти до самого конца. Мы-то знаем, что даже самым правдивым маршалам приходится в своих воспоминаниях сочинять то, «чего не было, но должно быть».
Еще бы не писать нильфским историкам, коли есть читатели, которые их труды изучают от корки и до корки, поскольку Нильфгаард гордится единственной на континенте Военной академией им. Фрунзе, т.е. генерала Маркуса Брайбана. Во всяком случае, преподаватели с кадетов академии живыми не слезут, пока те не отбарабанят
«точный порядок прохождения битвы ударной группы маршала Коегоорна».
Впрочем, есть и другие труды. Критические. Не в таком большом количестве, но все-таки имеются. Именно такой труд упоминает кадет Путткаммер — «Северные войны — мифы, ложь и полуправда» некоего Рестифа де Монтолона. И тут же нарывается на отповедь своего преподавателя.
Кадет Путткаммер! Сомнительной ценности «произведения» господина де Монтолона нет в программе нашей школы! А его императорское величество даже изволили весьма критически отозваться об этой книжонке! Посему, кадет, извольте не цитировать ее здесь. Вы меня просто удивляете. До сих пор ваши ответы были вполне хорошими, очень точными, и вдруг вы, кадет, начинаете толковать нам о чудесах и стечениях обстоятельств и наконец позволяете себе критиковать способности командиров Мэнно Коегоорна, одного из крупнейших военачальников, каких породила империя. Кадет Путткаммер и остальные господа кадеты, соизвольте запомнить, если вы всерьез думаете сдать цензовый экзамен, что решающую роль в битве под Бренной сыграли никакие не чудеса или случайности, а заговор! Враждебные диверсионные силы, подрывные элементы, подлые возмутители порядка, космополиты, политические банкроты, предатели и изменники! Язва, которую впоследствии выжгли каленым железом! Однако прежде, чем это случилось, подлые предатели собственной нации плели свои паучьи сети и готовили силки подвохов. Именно они одурманили и предали тогда маршала Коегоорна, обманули его и ввели в заблуждение!
Вот как хотите, а я где-то уже такое читала… и не в романе, а в родном учебнике истории (правда очень советского времени). Из всего сказанного меня только удивляет, почему сие сочинение не сожжено на костре, ведь там глава нильфгаардского государства, спаси нас Солнце, именуется тираном! Но если хорошенько подумать, то объяснение можно найти. Хотя всемилостивый император Эмгыр и дал весьма критический отзыв на данный исторический пасквиль, но, думаю, все-таки он обратил внимание, что истинной причиной казни графа де Ветта была объявлена его неспособность и глупость на военном поприще (что, впрочем, является правдой!), а
не гипотезы о месте и разборках совершенно личного характера. Например, участие оного графа в заговоре против императора, поскольку император категорически отказался жениться на младшей дочке графа, а женился на северянке из Цинтры. А значит, тень на плетень наведена правильно, и сия историческая писанина не совсем пропащая, и имеет право на существование в историческом пространстве Империи.
Но достославная битва под Бренной описана еще и историками магического происхождения. И тут повествование продемонстрировало прямо современную эквилибристику исторической мысли, характерную для сторон, которые меньше всего принимали участие в военном конфликте, но извлекли больше всех прибыли.
Потому что хроники говорят нам, что Совет мэтресс собрался в замке Лысая Гора, чтобы решить, как покончить с пагубной войной между императором и владыками Севера. Почтенная Мать Ассирэ, святая мученица, поведала, что владыки Севера не перестанут воевать, пока как следует не истекут кровью. А Почтенная Мать Филиппа, святая мученица, ответила: «Дадим же им великий и кровавый, страшный и жестокий бой, доведем их до такого боя. Пусть армии императора и войска королей изойдут в этом бою кровью, и тогда мы, Великая Ложа, заставим их заключить мир». Так все и вышло. Почтенные Матери сделали так, что случилась битва под Бренной.
Ну не шедеврально ли? Как можно было лучше расцветить подвиги тех, кто во Второй мировой Северной войне исполнял роль «американских наблюдателей» и наблюдал, сколько населения погибло в этой войне. И кто вставлял палки в колеса своим коллегам по магической профессии, тем, кто желал встать второй раз «на Холм», когда решалась судьба мира.
Но к чести магических историографов могу заметить, что есть среди них научные кадры, которые работают по принципу «
Платон магия мне друг, но истина дороже». Через сто с лишним лет после битвы под Бренной основная работа волшебницы Нимуэ и адептки Кондвирамурсы — исторические разыскания: «с чувством, с толком, с расстановкой» они отдаются научной работе по исследованию легенды о Ведьмаке и Ведьмачке. Есть у них интересный магический метод в исторических поисках — сновидение: адептка Кондвирамурса рассматривает картины, сюжеты которых повествуют о похождениях Цири и ее друзей, а ночью видит сны. Метод очень новаторский, но не дающий стопроцентной гарантии, что истина будет установлена (например, волшебницы прекрасно осведомлены о нильфгаардской афере с Лже-Цириллой, но для них непреложной истиной является факт, что, в конце концов, император женился на настоящей княжне из Цинтры).
Однако, в библиотеке волшебницы Нимуэ есть и добрые старые традиционные источники — исторические труды, записанные летописцами или собирателями фольклора.
— Все версии легенды, — Кондвирамурса указала на одну из гравюр, — местом ее кончины, финала, последней битвы Добра со Злом, прямо-таки Армагеддона, называют замок Рыс-Рун. Все, кроме одной.
— Да, — кивнула Нимуэ. — Все, кроме анонимной, мало популярной версии, известной как «Черная книга из Элландера».
— «Черная книга» сообщает, что финал разыгрался в крепости Стигга.
— Именно. Да и другие, канонические моменты легенды, «Книга из Элландера» подает совсем иначе, существенно отклоняясь от канона.
Мы, читатели, прекрасно понимаем, что «Черная книга из Элландера» — наиболее близкий вариант к «Саге о Ведьмаке» Анджея Нашего Сапковского. Ложа Чародеек сделала все возможное и невозможное, чтобы истинная история ведьмачки Цири не получила должного освещения, ибо тогда бы всплыла неприглядная роль самой Ложи Чародеек в этой истории — как матери-мэтрессы подставляли «по черному» мятежную Йеннифэр, как пытались мытьем и катаньем подсунуть Цири в жены/любовницы ковирскому принцу, дабы через нее стать тайным правительством на Континенте.
— Этот замок, — задумчиво проговорила Филиппа, совершенно не обращая внимания на сообщниц. — Этот замок… Рыс-Рун… следует уничтожить. Превратить в развалины, в груду кирпичей и камней. А когда об этом деянии начнут слагать легенды и сказания, надо будет подвергнуть их тщательной цензуре. Вы улавливаете мою мысль?
Какое потрясающее совпадение взглядов по поводу развития историографии у иерарха Хеммельфарта и чародейки Филиппы! Поют в один голос!
К счастью, не все поют в унисон с «сильными мира сего». «Черная книга из Элландера» не слишком известна, не слишком популярна, но она есть. Естественно, сразу же возникает вопрос: «Кто ее написал?». Но прежде чем искать на него ответ, сначала зададимся другим вопросом. Не менее важным. Кто из выживших участников тех событий в Стигге мог быть источником сведений для автора «Черной книги из Элландера»? Нам-то ведь прекрасно известно, что только четверо человек располагали полной информацией — Геральт, Йеннифэр, Цири и император Эмгыр. Ведьмак и волшебница вскоре погибли в ривийской резне или отплыли на Авалон (здесь как кому нравится). Император Эмгыр и в горячечном бреду не поведает никому о том, как он отпустил Цири на все четыре стороны и женился в государственных интересах на Лже-Цирилле. Остается сама Ведьмачка. Последняя, став Владычицей Мест и Времени, могла посетить «альма матер» — Храм Мелитэле в Элландере и рассказать свою историю… Кому? Может быть, Ярре? Который как раз и проживал в Элландере. Который стал достопочтенным летописцем и написал «Annales seu Cronicae Incliti Regni Temeriae». Который до конца жизни помнил свою Первую Любовь так, что даже внучку назвал в ее честь. Да и она о нем не забыла… недаром во время своего первого путешествия по мирам она видит его в своем сне-яви, идущим на боевое поле у Старых Жопок, ибо «Родина-Мать зовет!».
Есть еще один аргумент, что автором сочинения «Черная книга из Элландера» может являться Ярре.
— Не нравится мне, — проговорила Кондвирамурса, — версия легенды из «Черной книги». Она какая-то… Какая-то…
— Беспощадно правдивая, — закончила Нимуэ, покачав головой.
