Дом

Кто же может жить в старом обветшалом доме, дышащем затхлостью и плесенью, куда солнечный свет попадает строго дозированно, с полудня до четырёх, склонившись с юга, через единственную щель в заколоченном окне, появившуюся после того, как одну из досок выломали любопытные мальчишки с улицы напротив? Их самих преследовала эта мысль, взращиваемая страхом каждый раз, когда из глубины деревянного монстра доносился бой часов. Он звучал каждый день, как будто их кто-то постоянно умело подводил, ни на секунду не отступая от точности часовни на большой площади. Меж тем, двери продолжали быть глухо заперты снаружи на увесистые ржавые замки, что и единожды попасть внутрь было проблемой, не то, что жить. Когда же, наконец, замок поддался и пропустил внутрь праздные взгляды, следы самих вошедших были единственными отпечатками на слое давней пыли. Недоумение царило бы и дальше, если бы не звон часов — теперь так отчётливо слышимый, раскатившийся на все комнаты, как и давным-давно, когда после обеда созывал всех гостей на танцы или гуляния. Распахнувшаяся, с мучительным скрипом освобождения, дверь приняла внутрь удар промозглого ветра, подбросившего истлевшие листы со столешницы и горькую пыль, кое-где тревожно заскрипели половицы, будто под рядами ног, ритмично закрутивших па. Просачиваясь сквозь окно, шальной сквозняк крутил мусор в молчаливом вальсе, небрежно роняя по углам и обрывая паутину. Под нестихающий бой, свист и скрип гнилых досок, казалось, безумные, давно позабывшие себя во мраке, тени, в свете ещё не погасших свечей, танцевали на стенах. Люди бросились прочь, дом ожил. Но он и не умирал — лишь спал, ждал и наблюдал, хрипло отсчитывая часы своего покоя. Он продолжал жить и дышать, заботливо храня воспоминания, мечты и надежды; люди же видели в них только танцующие на сквозняке прах и мёртвые тени.