раскрепощенная бренность

— Развернись. В ответ он дернул плечом и прогнулся в спине, сильно напрягаясь, чтобы руки в грубых перчатках не могли изменить его положения насильно. Мадара нахмурился, резко сдавил его запястья, вызвав нервный вздох. Это, казалось, его позабавило — он потянул Обито на себя раз, другой, с силой шлепнул его по бедру, огладил, вслушиваясь в ругательства, которые тот сквозь зубы шептал в подушку, но безуспешно; он все никак не сдавался. Почувствовав, что Мадара отпустил его, Обито выдохнул и мстительно улыбнулся. Теперь-то он уже не ребенок, которого можно было довести до слез единственным обидным словом! Он давно вырос, пожалуй, даже слишком давно. Мир вокруг сам по себе не оставлял ему иного выбора, кроме как стать более жестким. Он поплатился этим однажды, но на всю жизнь выучил урок, избавив себя ото всех порочных, бесполезных слабостей, кроме… Кроме Учихи Мадары. — Развернись, я хочу видеть твое лицо. Ха! Приказывает и ждет, будто Обито пойдет ему навстречу. Как глупо. Они ведь проходили это множество раз, и он прекрасно понимает, что ему не получить желаемое с полуслова. Хоть Мадара с легкостью может перевернуть его самостоятельно, прикладывая минимальные усилия, кажется, ему доставляет удовольствие наблюдать за тем, как его беспомощная жертва сопротивляется из последних сил. Обито хорошо понимал эту его маленькую слабость. Понимал, но не оправдывал. — Утром ты говорил мне, что я уродливее, чем помойное ведро, — прошипел он, сильнее напрягая мышцы спины, практически упираясь ей в живот Мадары, нависшего сверху, — что изменилось теперь? Резко полюбил уродов? Учиха фыркнул. — Я не изменяю своим словам, мне важно лишь выражение твоего лица. Сознайся, ты ведь любишь унижения, разве нет? Возразить Обито не успел. Одним четким ударом в спину Мадара заставил его потерять равновесие и рухнуть на кровать. Воспользовавшись заминкой, он развернул его животом вверх и сразу же устроился в районе бедер, провоцируя сильнее напрягаться под весом чужого тела. Обито тихо рыкнул от боли, но закусил губу, чтобы не издать ни звука — он знал, как Мадара не любит этого. Спина отчаянно ныла после удара. Уголки губ Мадары победоносно приподнялись, но лишь на мгновение, тут же превращая его лицо обратно в неодобрительную гримасу. Первым порывом Обито было показать ему язык, но он сдержался, вспоминая, что вообще-то больше не ребенок. Руки, сжатые в мертвой хватке Учихи, начинали болеть. Его нагло разглядывали, словно в первый раз, и, как всегда в такие моменты, Обито испытывал паническое желание сбежать отсюда к чертовой матери. Лицо было его главной болевой точкой, и, хотя он старательно скрывал этот факт, именно на нее Мадара сильнее всего обожал давить. Сейчас его взгляду не хватало только шарингана; тогда, возможно, он бы буквально прожег в нем дыру. — Скажи, ты вообще старался? — Мадара приподнял бровь, с прищуром поглядывая на лихорадочно дергающийся кадык, то единственное, что могло выдать в нем волнение; Обито нахмурился и отвернулся, чтобы правая, испорченная, уродливая часть лица спряталась в складках простыни. Учиха одобрительно качнул головой. Левая рука, которой он крепко сжимал запястья Обито, неожиданно разжалась и тут же слилась с правой, образуя печать. Обито бросил мимолетный взгляд на Мадару и вскинул руки вверх, не позволяя ему снова захватить их, но, казалось, его это и не интересовало. Мадаре даже не потребовалось поднимать головы, чтобы понять, что произошло; не меняя позы, он пробормотал что-то себе под нос, и из стены показались корни дерева, мгновенно обхватывая чужие покрасневшие, расцарапанные запястья и прижимая их к стене. Обито охнул и дернулся в попытке вырваться, но теперь все было тщетно. Он недовольно цыкнул и собирался отвернуться обратно, как вдруг замер и захрипел, почувствовав пальцы Мадары на своем горле. — И что это было? — произнес Мадара будничным тоном, ни капли не меняясь в лице. Обито закашлялся, вскидывая голову, на что ладонь сжалась только сильнее, заставляя вернуться в изначальное положение. Перед глазами запрыгали черные пятна, голова закружилась; дыхание сперло, и все вокруг неожиданно резко слилось. Он задрожал всем телом и зажмурился, стараясь успокоиться, но горло продолжал разрывать изнутри сухой кашель. Заметив, что Обито рискует с секунды на секунду потерять сознание, Мадара ослабил хватку, поглаживая большим пальцем кожу под ухом, исполосованную шрамами, а затем и вовсе отпустил, напоследок ударив его по щеке, чтобы привести в чувство. — Бесполезно. Ты ведь и сам знаешь, что бесполезно. Если я захочу, могу придушить тебя прямо сейчас. Не позволяя отдышаться и секунды, Мадара отвел его подбородок в сторону и вцепился зубами в чувствительную шею, одной рукой зарываясь в чужие непослушные волосы и властно сжимая их у затылка, чтобы иметь возможность направлять голову так, как ему будет удобно. Обито сделал глубокий вдох. Больно, но он привык к такому обращению. Возможно, Мадара сам воспитал в нем этот нездоровый мазохизм; ему хотелось в это верить, потому что признание любви к жестокости в постели он приравнивал к самоубийству. Оттягивая высокий ворот, Учиха проходился языком по коже, местами прикусывая ее так, чтобы оставались лиловые следы. Он насмешливо поглядывал на Обито снизу вверх и наклонял его голову, чтобы получше открыть для себя тот участок, где еще не успел побывать. Натыкаясь губами на белую субстанцию, покрывающую правое плечо, он морщился и спускался ниже, и Обито приходило в голову, что, возможно, его мучают какие-то воспоминания, но думать о том, что бы это могло быть, у него попросту не было возможности. Особенно сильный укус, пришедшийся куда-то в ключицу, окончательно вывел его из раздумий; Обито болезненно вскрикнул и тут же прикусил губу. Из того места, где после обвала на ней остался маленький шрам, тонкой струйкой потекла кровь. Мадара вскинул брови и бесцеремонно стер ее большим пальцем. Дернув Обито за волосы так, чтобы тот приподнял голову повыше, он с интересом заглянул ему в глаза. — И зачем ты постоянно прячешь от меня стоны? Знаешь ведь, я все равно добьюсь их рано или поздно. Настала очередь Обито раздраженно фыркнуть. — Я скорее сдохну, чем уступлю тебе, Мадара Учиха. Мадара хрипло рассмеялся, возвращая его голову в прежнее положение. Отвечать он ничего не стал, но все было понятно и без ответа. Обито закатил глаза. Конечно, этот ублюдок добьется от него стонов, как и всегда — он знает каждый миллиметр его кожи наизусть и точно может сказать, где прикосновение будет наиболее приятным. Чтобы продемонстрировать это, Мадара расстегнул его пояс и развел полы костюма в стороны, получая доступ к животу, а затем прошелся по нему кончиками пальцев, обтянутых тканью шершавой, местами потертой перчатки. Обито рефлекторно подался назад, но был остановлен свободной рукой Мадары, приподнявшей его за талию. Прикосновения вызывали у младшего Учихи до странного смешанные эмоции. Убежать уже не хотелось, да было и некуда, правда… Он ведь обещал себе. Обещал, что в этот раз не поддастся ему так легко, но уже, кажется, поддался. Рука в перчатке незаметно перешла к груди, средний и указательный пальцы сжали между собой розоватый сосок, и Обито шумно выдохнул, запрокидывая голову, чтобы не цеплять взглядом глаза Мадары, полные издевки и торжества. — Хоть бы перчатки снял, — насмешливо заметил он, продолжая невольно выгибаться навстречу чужим рукам; Мадара усмехнулся, заметив этот жест, и сжал пальцы еще сильнее. — И не подумаю.- он сделал паузу, а затем перехватил его талию поудобнее и продолжил, — Но, если хочешь, вполне можешь снять сам. — Не умничай, ты обездвижил мои руки, — огрызнулся Обито. Мадара снова склонил голову, сверля его извечным осуждающим взглядом, и медленно протянул руку, уткнувшись пальцами в его нижнюю губу. Чтобы понять намек, Обито понадобилось несколько секунд. Он посмотрел на Мадару исподлобья со смесью удивления и злости. — Я не стану. — У тебя есть выбор? — медленно произнес Мадара, выстукивая по его животу какую-то незамысловатую мелодию. — Я не стану, — чуть тверже повторил Обито и тут же пожалел: пальцы, до того момента неподвижные, моментально оказались у него во рту. Ужасно захотелось откусить пару-тройку, но о такой вольности можно было позже горько пожалеть. Мадара надавил ему на язык, заставляя разжать челюсти, и, опустив тело Обито на кровать, второй рукой скользнул под резинку штанов. Тот дернулся, но тщетно. Грубая ткань прошлась по всей длине, распаляя и без того горячую кожу; ладонь скользнула вверх-вниз, некрепко сжимая его, дразня. Сдерживаться было невозможно, и только тогда Обито по-настоящему застонал, позволяя нескольким пальцам проникнуть глубже в горло. Поглаживания стали отчетливее, жестче, но пальцы мешали закрыть рот, и Обито вновь издал какой-то приглушенный, болезненно-сладкий вздох, не замечая, как ноги сами собой развелись чуть шире в просящем жесте. От Мадары это не укрылось, и он усмехнулся, медленно переводя руку в паховую область и ниже, к внутренней стороне бедра, понемногу толкая его в противоположную сторону. Пальцы во рту Обито прошлись еще чуть дальше, касаясь основания языка, и он закашлялся от неожиданности; Мадара вынул их, но не полностью, оставляя подушечки на кончике языка. — Не проще ли наконец снять ее? — глаза Учихи насмешливо сверкнули, и по телу Обито прошлась дрожь. Мадара никогда не позволял снимать их раньше. Нервно вздохнув, он подцепил перчатку зубами и потянул на себя; вопреки ожиданиям, рука Мадары выскользнула из нее очень легко. Он торжествующе взглянул на Обито, будто запечатляя этот момент на внутреннюю пленку, Обито же поморщился и приподнял голову, позволяя Мадаре забрать свою перчатку и бережно отложить в сторону. Кажется, он очень заботился о ее сохранности. Не имеет значения. — Ну вот, разве это было так невыносимо позорно? — усмехнулся Учиха. Свободная от перчатки рука переместилась на живот Обито, тогда как вторая по-прежнему гладила его снизу. Свободные пальцы оказались контрастно холодными, вот только были гораздо мягче, чем ткань перчатки. С трудом сдерживая особо громкие звуки, Обито недовольно взглянул на Мадару и подался навстречу, ощущая, как рука медленно перемещается все ниже и ниже, вместе с тем все сильнее стягивая одежду. — Ты отвратителен, Мадара, — прошипел Обито, — но если ты уже собрался, почему бы тебе не начать? — И даже не попросишь по-хорошему? — бесстрастно спросил Мадара, вновь склоняя голову вбок. Обито поморщился, но промолчал. Стянув окончательно нижнюю часть одежды, оставив на ногах Обито только бинты, Учиха закинул их на плечи и приподнял одной рукой тело, чтобы было удобнее — тот согласно придвинулся, тоскливо вспоминая, что собирался сопротивляться до последнего. Подумав пару секунд, Мадара приблизил к лицу Обито вторую руку. — Снимешь или побрезгуешь? Обито нетерпеливо дернулся, но к перчатке потянулся, не проронив ни слова. Она далась еще быстрее, чем предыдущая, и в порыве была отброшена им куда-то в сторону, за что Мадара тут же дал ему подзатыльник, смерив холодным взглядом. Теперь остались только руки Мадары, настоящие руки, наблюдать которые было очень непривычно. Защищенные перчатками с утра до ночи, они выглядели аккуратно и ухоженно, будто он специально за этим следил. Впрочем, утверждать что бы то ни было Обито не решался; сейчас его интересовали не руки, а то, что находилось на порядок ниже. Мадара стянул с себя водолазку и оценивающе окинул представшую перед ним картину. — Сегодня даже не попытался прикончить меня, а? Можно отпраздновать этот день, — произнес он, целуя его куда-то в грудь, одновременно с этим приставляя ко входу два пальца и медленно поглаживая, входя кончиком то одного, то другого; Обито изо всех сил вцепился ногтями в ладони. Его губы дрожали. Мадара бросил в его сторону недовольный взгляд. — Прекращай уже сдерживаться, от твоей хваленой гордости и так уже ничего не осталось, — констатировал он, одним пальцем проникая внутрь и с ехидной улыбкой наблюдая, как недовольно сдвигаются брови Обито. Конечно, ему уже нечего возразить. Не церемонясь, Мадара практически сразу же добавил второй палец и придержал его пониже спины, чтобы не дать насадиться самому. Прищурившись, он слушал, как Обито тихо стонет в потолок, сминая простыню в нетерпении, и ловил себя на участившихся вспышках возбуждения. Ледяные пальцы двинулись внутри, вошли до основания, благо, Обито был уже достаточно разработан во время предыдущих разов, и уперлись в особую точку. Раздался громкий стон, и тело в его руках заерзало, будто стараясь забраться повыше или потереться о его живот, чтобы найти разрядку хотя бы так — Мадара специально остановился, чтобы разглядеть этот момент получше. — Тише ты, мог бы сразу сказать, что тебе не нужна разминка, — протянул он, вынимая пальцы и складывая печать. Корни, все это время сдерживавшие руки Обито, исчезли в стене, и тот удивленно обернулся, проверяя, не показалось ли ему. — С чего вдруг такая милость? — освобожденные руки уверенно легли на плечи Мадары, притягивая его поближе. — Считай это подарком, — оскалился Учиха и провел рукой по собственному члену, чтобы задать направление. Обито скрестил лодыжки за его спиной, плавно запуская руки в копну черных волос, и постарался максимально расслабиться, чтобы проще принять Мадару. Их взгляды пересеклись. Отчего-то сейчас ни в одном из них не было вызова. Он снова укусил Обито в шею и вошел наполовину, одновременно резко выдыхая; тот лишь крепче прижал его к себе, чтобы испустить первый сладкий стон в плечо, и пропустил между подрагивающими от волнения пальцами пряди его волос. Долго привыкать Мадара ему не дал, рывком заходя глубже и притягивая к себе его тело — стон, не успев завершиться, перешел в крик, и Обито зажмурился, на автомате вытягивая носочки и едва не касаясь ими макушки Мадары. Он двигался резко и глубоко, как любил сам, не забывая оглаживать его бедра и колени, то и дело касаясь живота, но оставляя без внимания самое важное, чтобы понаблюдать, как Обито станет просить его сделать это, очаровательно пряча лицо на его груди. Ему сложно было добиться разрядки без дополнительных прикосновений, Мадара знал это, и оттого становилось только приятнее дразнить его, бродя вокруг да около. Обито горячо дышал ему в шею, выгибаясь, когда он входил слишком глубоко. Ранка на его губе снова раскрылась, и кровь потекла по подбородку, окаймляя раскрасневшуюся от постоянных укусов губу. В этот раз Мадара слизнул ее, едва касаясь кожи, успокаивая, но не целуя — они ни разу не целовались в постели, пускай у них не было такого табу. Ноги Обито били по его лопаткам в такт движению. Он даже осмелел настолько, чтобы укусить его, и тут же поплатился, когда Мадара толкнулся в не самом удобном положении, заставляя зашипеть от боли. Откидывая голову на подушки, протяжно выстанывая его имя безуспешно пытался перехватить его кончиками пальцев, чтобы направить так, как ему будет удобнее. Он знал, что Учиха Мадара никогда не согласится играть по его правилам, и почти сразу бросил эти попытки, уперевшись ладонями в широкую грудь. — М-мх! Можешь…- начал Обито, но тут же был прерван рукой Мадары, накрывшей его снизу и мягко двигающейся вверх-вниз в том же темпе, что и он сам; Обито задрожал, лихорадочно сжимая чужие плечи. Уронив его на кровать, Мадара навис сверху и ускорился, предвкушая грядущую разрядку, пока младший Учиха никак не мог найти себе места от удовольствия, то едва слышно выстанывая что-то неразборчивое себе под нос, то выкрикивая ругательства, когда терпеть становилось просто невыносимо. В порыве он обхватил руками его шею и впился своими губами в его, жадно облизывая и покусывая, но не решаясь пустить в ход язык. Мадара усмехнулся, приоткрыл рот, позволяя ему вести, и тут же вошел полностью, шумно кончая внутрь — от неожиданности Обито ахнул и зажмурился, но тут же излился и сам в плотно сжатую ладонь, не выпуская его из хватки. Было так странно прямо сейчас целовать Мадару — того самого Мадару, который не так давно угрожал задушить его и все время смотрел этим неприятным, будто осуждающим взглядом, под влиянием которого он всегда чувствовал себя провинившимся ребенком. Странно, но не менее приятно от этого. Мадара отстранился — он тяжело дышал, приходя в себя после головокружительного оргазма. — Как насчет провести второй заход? — хрипло поинтересовался он. Обито облизнулся, склонил голову и кивнул, медленно опуская ноги. Странно, почему он ничего не спросил насчет поцелуя? Задуматься об этом у него не было времени, потому что его сразу же перевернули животом вниз и прошлись ладонью по позвоночнику до самой задницы, призывая прогнуться посильнее. — Ты же хотел видеть мое лицо, — проворчал Обито, устраиваясь на локтях. Он не особенно любил эту позу, ощущая себя в ней особенно униженным, но сейчас на удивление легко был готов позволить ее Мадаре. Обычно он за собой такого не замечал. — Насмотрелся. Так получается глубже, — и снова этот беспечный, будничный тон. — Можно подумать, тебе не хватает, — шепнул он, но Мадара сделал вид, будто не услышал. Он бегло поцеловал его куда-то в бок и вновь опустил руку, проверяя готовность Обито. Сегодня он удивительно быстро перенастраивался. — Кончай трепаться, — отрезал он и снова вошел.

***

— И все-таки, что это было? — спросил Мадара. Они лежали друг на друге в тишине, слушая, как тикают настенные часы. Обито лениво поднял глаза только для того, чтобы опустить их обратно. Снова ловить на себе этот проницательный взгляд не хотелось. — О чем ты? — конечно, он прекрасно понимал, о чем речь, но решил попытаться замять эту тему, пока не стало слишком поздно. Жаль, что с Мадарой этот трюк не работал. — О поцелуе. Ну да, ему стало интересно. На что Обито вообще рассчитывал? — Не знаю. Захотелось.- он сполз с груди Мадары и устроился рядом, прижавшись к теплому боку, чтобы не иметь возможности лишний раз посмотреть на него. Помолчав пару секунд, Мадара выдал: — Ясно. Минуты три они лежали молча, погруженные в свои раздумья. — Послушай, — Обито приподнялся, убирая с лица упавшую челку, — а почему ты вообще позволил мне тебя поцеловать? В ответ он услышал только мерное сопение. Кажется, Мадара уже уснул.