Орочимару-сенсей

— Орочимару-сенсей! Анко мчалась ему навстречу через весь двор. В ее руках был букет цветов, наспех собранный на поляне за дальними деревьями, там, где их команда обычно училась применять лечебные травы; Орочимару улыбнулся и покачал головой, глядя на обкромсанные стебельки. Он ведь учил ее срезать цветы специальным инструментом, чтобы они были одного размера, лучше смотрелись в вазе и жили дольше. Учил, да, видно, так и не выучил. Впрочем, что было взять с ребенка? Тем более с ребенка, окрыленного таким искренним желанием порадовать своего учителя. — Орочимару-сенсей, это вам! — подбегая к садовому креслу, в котором сидел саннин, она запнулась о некстати встретившийся на пути камушек и с грохотом рухнула прямо в его объятия, рассыпая вокруг ромашки и колокольчики. Он успел подхватить Анко, прежде чем та опрокинула его вместе с креслом, но букет уже был безнадежно испорчен — сломан, придавлен, смят. Несколько цветков оказались у него прямо на макушке, отчего, лишь подняв голову, девочка захихикала и прикрыла рот рукой. — Спасибо, Орочимару-сенсей, — пробормотала она сквозь смех. Орочимару вскинул брови, но почти сразу же проследил ее взгляд и снял с головы пару маргариток. — Пожалуйста. Только будь добра, в другой раз смотри под ноги, Анко-тян. Анко виновато потупилась, кивнула, устраиваясь поудобнее на коленях Орочимару и принимаясь отчаянно елозить. — Ты ведь принесла мне букет, не так ли? Почему ты не собираешь его обратно? — спросил он, привычно притягивая девочку к себе поближе за талию и кладя руки ей на бедра. Та прикусила губу. — Вам же нравится, когда я сижу у вас на коленках? — лукаво ответила она вопросом на вопрос. Знает же, что нравится. Знает также, что когда двигается активнее, сенсей хмурится и смотрит на нее так пронзительно-долго, вкрадчиво, стараясь понять, правильно ли трактовал ее намек, а когда понимает, уже не сдерживает улыбки и гладит ее там, до куда не достают шортики, потом запускает пальцы под плотную ткань, и… — Анко? — голос Орочимару словно ударил по щеке, заставляя очнуться. Она удивленно моргнула. Этого всего не было? Нужно срочно исправить. — Да, сенсей? — Анко сделала голос максимально мягким и вкрадчивым, почти мурлыкнула и сразу же облизнулась. Губки призывно заблестели, бликуя солнечными лучами. — Все в порядке? — Орочимару склонил голову, заправляя тонкую сиреневую прядь за ушко. Она только кивнула в ответ. Ее ладони медленно обхватили чужой подбородок. Почти невинный поцелуйчик пришелся в кончик носа, колени тем временем сами собой разъехались шире, недвусмысленно упираясь в чужие бока. Приподнялась, опустилась обратно, надавливая и дразня в ответ, но пока не ощущая ответной реакции. Выждав секунду-две, Орочимару приподнял ее голову мягким, но не терпящим возражений жестом и острыми клычками прикусил шею прямо в центре, там, где обязан был остаться наиболее яркий, заметный след. Анко победоносно улыбнулась. Вот так. Верно! — Проказница, — шепнул учитель, прикусывая следующей мочку уха; девочка податливо прогнула спину, подставляя ее под холодные пальцы, давая возможность касаться, оглаживать и сжимать как захочется. Следующий ее поцелуй пришелся куда-то в бровь, затем в щеку, в крыло носа, в краешек губ, и вот, наконец, она приблизилась к заветной цели. Выдох-другой. Волнуется. Ну ничего, это легко. Просто взять, и… — Нам нужно в дом, иначе кто-нибудь может увидеть, — твердо огласил он, и Анко едва не застонала от разочарования. Она почти его поцеловала, почти по-взрослому! А ему приспичило прямо сейчас отсюда уходить. Да, сохранялась вероятность, что мог нагрянуть кто-то из команды или знакомых Орочимару, но что случится, если они узнают? Это ведь будет даже лучше! Девчонки из класса бы точно обзавидовались ей — не кто-нибудь, а сам Орочимару! И какая разница, что он старше? Анко никогда не понимала, почему учитель скрывает их отношения. Может быть, даже в свои годы она была слишком для этого мала. — Ладно, — буркнула девочка, нехотя сползая с коленей, оправляя шортики и бодрым шагом направляясь к двери в дом. Глядя ей вслед, Орочимару расплылся в усмешке, ощущая прилив крови в паху. И все-таки его воспитание не прошло для нее даром — подтолкнуть его к действиям эта маленькая хитрая бестия могла теперь буквально за пару движений. Могла, а что самое важное — подталкивала, потому что хотела сама. Может быть, это было неправильно, но кто бы отважился его за это судить? Такая послушная, прекрасно чувствует, чего ему хочется и как ему нравится, просто подарок судьбы. Глупо было бы не пользоваться таким шансом. Любовь была его избранным способом манипуляции. Заходя в дом через заднюю дверь и закрывая за собой засов, Орочимару медленно приблизился к дивану, на котором уже развалилась недовольная Анко, насупившись и подперев руку щекой. Присел на корточки рядом с ней, отвел руки от лица и осторожно поцеловал, задавая направление — она как будто не ожидала такой реакции и даже слегка растерялась, но вовремя включилась в процесс, пускай поначалу неумело и неуверенно. Орочимару помогал ей освоиться, нежно покусывал припухшие губки, а когда она стала посмелее, наконец коснулся ее языка своим. Анко смутилась, не зная, что делать дальше, но саннин и не собирался заходить далеко. Почти сразу он вернул все в изначальное положение, касаясь поверхностно, лишь слегка, зато его руки скользнули под одежду Анко уже намного существеннее, проходясь по впалому животу и приподнимая тонкую маечку, скрывающую небольшую, еще совсем детскую грудь. Девочка всегда ее стеснялась. Ей хотелось иметь грудь, как у моделей на фото в журналах — крупную, вызывающую, такую, чтобы при одном взгляде нестерпимо хотелось потрогать, но ей в этом плане совершенно не везло. Не росло ничего, хоть ты тресни. И пускай Орочимару уверял, что ему все нравится и так, Анко была на сто процентов уверена, что, будь ее грудь на пару размеров больше, он был бы доволен вдвойне. Пока ему приходилось довольствоваться тем, что было, но он торжественно обещал ей когда-нибудь провести соответствующий эксперимент. — Анко, ты растеряла все цветы, — протянул Орочимару, накрывая ладонями два маленьких бугорка, аккуратно массируя, наклоняясь, чтобы поцеловать покрасневшую шею. — Ничего… Ничего, я их соберу позже… Анко сладко вздохнула. В ответ Орочимару вынул руки из-под майки и неспешно стянул с нее шортики вместе с бельем, бесстыдно исследуя руками ягодицы, ямочки под коленями, внутреннюю сторону бедра, настойчиво приближаясь к самому сокровенному. Придвинув смущенную девочку ближе, он поднял ее ножки на удобный уровень и завел к себе за спину, призывая обхватить руками его шею; Анко послушалась, кусая губки в предвкушении. Пальцы легкими касаниями заново прошлись по животу, а затем спустились ниже. По телу пробежали приятные мурашки. Опустившись на необходимый уровень, Орочимару двумя пальцами раздвинул тонкую кожу и надавил сначала легонько, затем сильнее, начиная осторожно массировать, так, чтобы случайно не сделать больно. Девочка под ним громко ахнула, сжимая ноги крепче. Ее брови то взлетали вверх, то встречались у переносицы, когда становилось особенно приятно, и Орочимару знал, что ей хочется еще. Конечно, учитель не мог не доставить любимой ученице такого удовольствия. — Орочимару-сенсей!..- Анко вновь закусила красную губку, запуская руки в идеальные, ухоженные волосы, и, не сдержавшись, саннин поцеловал ее во второй раз. В этот раз она сориентировалась куда быстрее. Их языки встретились, жадно сталкиваясь друг с другом снова и снова; комнату наполнили томные вздохи, причмокивания, те самые возбуждающе-мокрые звуки, от которых у Орочимару голова шла кругом. Заметив, что девочка явно увлеклась процессом, он ехидно улыбнулся и ввел внутрь средний палец, заставляя ее приостановиться и тихонько ойкнуть от неожиданности. — Тише, Анко, так ведь можно остаться и без кислорода, — не церемонясь, он задвигал пальцем внутри, придерживаясь среднего темпа и чувствуя, как ее бедра сами тянутся навстречу. — Тебе настолько это нравится? Орочимару облизнулся и добавил второй палец рядом с первым. — Да!..- прошептала Анко, и никто из них не мог понять, ответ это или призыв к продолжению, но было уже необязательно задумываться над такой формальностью — саннин и без того не думал останавливаться, нежно дразня, целуя свою любимую девочку в шею, прикасаясь белыми губами к ключицам, ловя учащенное сердцебиение и понимая, что сейчас она полностью в его власти. В ее глазах плескалась по-детски наивная влюбленность напополам со страстью, и Орочимару знал, что она любит все это, потому что любит его — потому что все это делает с ней именно он, а не кто-нибудь еще. Во всех его касаяниях, движениях, словах, в каждой клеточке его тела она видела величайшую драгоценность, и он замечал, с каким трепетом она всегда целует его. Даже сейчас — выгибаясь, тихонько постанывая от удовольствия, она стремилась сделать ему приятно в ответ, приподнимаясь, целуя в грудь, маленькими ладошками скользя вниз по животу и притрагиваясь к паху. Орочимару придвинулся поближе, позволяя ей хозяйствовать самой. Он был слишком большим для нее, но она научилась любить это, потому что любила его. Конечно, в этом не было только лишь его заслуги — в возрасте Анко любой девочке хочется близости, и он всего лишь воспользовался прекрасной возможностью, но разве могла бы она пойти на такое с нелюбимым человеком? Нет, определенно нет. Учитель слишком хорошо знал ее, чтобы такое предположить. Она любила его, а значит, доверяла, позволяла больше, чем кому-либо другому. Очаровательная преданность, которой она отдавалась без остатка… Как жаль, что она так ничего и не поняла. — Орочимару-сенсей, можно?..-игриво шепнула Анко, цепляясь за ткань штанов, спуская ее вниз, бросая загадочные, стеснительные взгляды, и Орочимару улыбнулся ей в ответ своей коронной, сводящей с ума полуухмылкой, легонько кивая. Подрагивающие пальчики обхватили его член и заскользили вверх-вниз, растирая по всей длине прозрачную смазку, выделяющуюся на самом кончике, и саннин выдохнул ей в шею, вгзрызаясь посильнее. Маленькая чертовка. Справляется уже лучше любой девушки легкого поведения, а еще совсем ребенок… Приятно. — Вам нравится? — тихо спросила она, выжидающе поглядывая снизу вверх. — Да, Анко-тян. Белые губы поцеловали живот. Движения пальцев стали быстрее, глубже — девочка дышала очень часто, понимая, что совсем скоро учитель не выдержит, и она получит то, чего добивалась с самого начала. Ему так приятно, когда она громко стонет, когда позволяет отпускать звучные шлепки, когда тянет «еще!» дрожащим голоском — а если приятно Орочимару-сенсею, значит, приятно и ей. Тело само собой тянулось навстречу ласке. Она прикрыла глаза и почувствовала, как внизу живота нарастает волна удовольствия, перетекая от груди к ягодицам и обратно, проходясь молнией по телу — разрядка была нужна чем скорее, тем лучше. Просить не пришлось. Орочимару мягко отвел ее ладони в сторону, и убедившись, что девочка готова, придвинулся еще ближе, сокращая расстояние до минимума. Головка прижалась ко входу, и Анко нервно зажмурилась, понимая, что сейчас будет больно. Поначалу было больно каждый раз, как бы она ни пыталась себя растянуть; все-таки для нее такой размер был великоват, с ее-то миниатюрным телосложением, но она знала, что стоит подождать — и вновь станет хорошо. — Я вхожу, — шепнул Орочимару ей на ушко и в самом деле вошел, придерживая одной рукой ее за талию. Анко машинально подалась назад и сжала губы. Ничего не поменялось, тот же смущающий дискомфорт. Чуть меньше, чем в первый раз, но все-таки! Чтобы успокоить и расслабить девочку, саннин начал покрывать ее тело поцелуями сверху вниз, терпеливо дожидаясь, пока она привыкнет. Хотелось до безумия, но спешить было нельзя, чтобы не сделать хуже. На осторожное движение, призванное проверить, готова ли она к дальнейшим действиям, Анко болезненно сжалась, но все-таки кивнула, и Орочимару не стал ждать дольше. Он толкнулся сильнее и глухо застонал. Изнутри она была ужасно узкой. С одной стороны, это давило, но с другой в той же мере вызывало сумасшедшее желание взять ее поскорее, грубо трахнуть до дрожи в коленях, едва ли не порвать, но нет. Нельзя. Нельзя и не нужно, это будет лишним. Еще слишком рано прощаться с ней, верно? Она ведь такая доверчивая, юная, такая до смешного слепая, когда дело касается ее учителя. Она примет, но будет принимать только до тех пор, пока Орочимару не пересечет границы. Девочка дернулась. Это был уже привычный процесс. Смаргивая слезы, накопившиеся в уголках глаз, она посильнее вцепилась в чужие плечи, чтобы спрятать в них лицо, и подалась навстречу, показывая, что он может продолжать. Учитель наполовину вышел и толкнулся снова, на этот раз еще немного глубже, затем еще раз и еще, постепенно входя во вкус. С каждым толчком Анко становилось немножко легче, пускай их все еще сопровождали вспышки режущей боли. Она царапала широкую спину и пыталась расслабиться, хотя казалось, что она и без того расслаблена максимально; боль начала уходить только через минуту или полторы. Ее тело медленно привыкало принимать Орочимару, уже не сжимая, а мягко обволакивая, и он, казалось, чувствовал это, настраиваясь на более привычный темп. Прикосновения помогали успокоиться, и Анко блаженно прикрыла глаза, позволяя себе наконец-то начать наслаждаться процессом. — Орочимару-сенсей! — вскрикнула она, когда тот опустил ее обратно на диван и прикусил за розовый сосок, прерывисто дыша и покрывая грудь поцелуями. Девочка стонала в голос, не сдерживаясь, в который раз тянула любимое имя, стремилась обнять учителя всеми конечностями сразу, чтобы получить больше — чтобы доставить ему больше удовольствия. Перед глазами мелькали разноцветные пятна, голова кружилась, как во время похмелья, и когда Орочимару бросал на нее страстные взгляды, Анко думала, что вот-вот сойдет с ума. Эйфория кружила голову. Еще немножко, еще чуть-чуть осталось… Почти!.. Сцепив зубы, Орочимару резко вышел из нее и в ту же секунду кончил, брызгая вязкой жидкостью Анко на живот. Она сцепила ножки и в последний раз протяжно, сладко застонала. По телу разлилась приятная прохлада, и в голову ударил терпкий, густой, жаркий запах, все это время наполнявший комнату. Руки еще несколько секунд сжимали темные волосы у основания шеи, а затем разжались и переползли на лопатки. Еще какое-то время Орочимару приходил в себя, хрипло дыша ей в подбородок. — Лучшая… Ты лучшая, Анко.- пробормотал он, благодарно целуя ученицу в щеку и падая рядом с ней, не разжимая объятий. Разгоряченная девочка тут же прижалась к столь же горячему, уютному телу, устроившись головой на груди. Хотела заглянуть в глаза, но для этого нужно было приподняться. Это было бы не только долго, но и больно. — Спасибо, Орочимару-сенсей, — радостно и немного устало улыбнулась она, а затем добавила: — Вы тоже самый лучший. Орочимару набросил на них лежащий поблизости плед и усмехнулся в потолок. Анко думает, будто учитель и не догадывается об ее чувствах, и по-прежнему желает скрыть тот факт, что он ей небезразличен. Что ж, пускай остается в неведении. Пускай думает, что их отношения способны перерасти во что-то большее, мечтает о том дне, когда он признается ей в любви, строит планы на будущее… Пускай. Это все временно и зыбко, и вполне возможно, что через некоторое время она сама позабудет о нем, заприметив симпатичного мальчика за соседней партой. Так было бы даже проще, но Орочимару знал, что шансы на такой расклад крайне малы. Она была серьезно влюблена, абсолютно точно и по-взрослому. А жаль. Может быть, даже хорошо, что она многого не понимает.