***
Югём действительно не знал ничего о Вэнди. Точнее, знал слишком много, изо дня в день слушая её случайные рассказы обо всём на свете. Но она никогда не показывала фотографий — ни своих, ни чужих, не называла имён родных, не говорила о бумагах и… К чёрту! Какие бумаги? Югём ведь не нотариус, чтобы Вэнди делилась с ним документами или личными записями. Да и она никогда не говорила о том, что любит фотографировать или фотографироваться — возможно, ей нечего показывать или она попросту не хочет. Но почему? Потому, что она по-прежнему считает Югёма всего лишь незнакомцем? Но ведь он с Вэнди и в самом деле знаком не так уж давно, хоть ему и вечно казалось, будто бы они дружат с самого рождения. Но что тогда смущало Югёма? Он и сам не знал. Но что-то определённо маячило перед глазами, и червячок сомнения медленно прогрызал дыру в нервах парня, словно в сочном яблоке. Но в чём он сомневался? В том, что Вэнди врёт ему? Но зачем? И в чём конкретно? В конце концов Югём устал. Устал сомневаться, думать и опасаться. Единственное, что ему хотелось — это снова забыться в компании Вэнди, как он поступал изо дня в день, выкинув из головы любые тревожные мысли. Да! Прямо сейчас он перестанет думать о глупостях и пойдёт в библиотеку, принесёт Вэнди пончики, и они будут болтать до самого вечера. А ещё лучше — он позовёт её прогуляться в парке, они вместе покормят уточек, съедят одно мороженое на двоих, и в голове Югёма больше не появится ни одной мысли о том, будто бы с Вэнди что-то не так. — Вэнди! — Он снова слышит знакомый перезвон колокольчиков на двери библиотеки и пытается улыбнуться, хоть и знает, что эта улыбка выглядит чересчур натянутой. Кажется, что его лицо — театральная маска, и улыбка — всего лишь её составляющая. — Пойдём… Погуляем? Слова звучали неестественно и неуместно. Он столько раз предлагал ей пончики и шоколад, но сходить за ними вместе — никогда. За две недели знакомства Югём и Вэнди ни разу не выходили за пределы библиотеки. И в свете деревянных полок предложение вдвоём покинуть её кажутся до боли незнакомыми и безумными. Казалось, что после совместной прогулки в том самом внешнем мире их дружба должна стать крепче на одно деление. В висках стучит, пока Югём слушает безропотное молчание, второй раз за всю свою жизнь глядя на растерянную Вэнди, неловко прижимавшую к себе книгу с обложкой цвета морской глубины. — Прости, — наконец говорит она поникшим голосом. — У меня слишком много работы. Голос Вэнди словно больше не принадлежит ей. В нём нет наивности, обыкновенно присущей ей, нет задора и привычной жизнерадостности в той самой наивысшей степени, порой доходящей до абсурда. Она до побеления костяшек сжимает переплет книги и бормочет что-то о работе. Работа… В какой бы из дней ни приходил Югём, ему никогда не удавалось застать Вэнди ни за документами, ни за уборкой библиотеки и хлопотанием над книгами и, более того, увидеть хоть одного желающего взять почитать у парня пока что тоже не вышло. — Может, завтра? — изо всех пытаясь скрыть надтреснутый голос за оставшимися обломками надежды и веры, он безжизненно и натянуто улыбался. Эта улыбка была словно сгнившей вишенкой на и без того испорченном торте, словно решающей деталью, окончательно портившей весь вид. Но Югём действительно по-прежнему надеялся и верил, не столько в будущее, сколько в прошлое — проведённые вместе с Вэнди счастливые недели, их искренность, значимость… В то, что они были по-настоящему значимыми не только для него. — У меня слишком много работы, — словно заведённая, повторила Вэнди, механическим тоном окончательно отобрав у Югёма хоть какую-то уверенность. Уверенность отнюдь не в завтрашнем дне, а вчерашнем и позавчерашнем, когда они вместе смеялись, болтали, ели пончики и… Были близки. Югёму всегда казалось, будто бы их тени сливаются в одну-единственную большую, а кончики пальцев соединяются еле заметным солнечным сиянием, как и мысли, тонко переплетённые между собой и словно перекликающиеся. Но сейчас это и без того тонкое сияние исчезло, словно перерезали трубку тяжело больному, через которую он дышал. Тяжело больным чувствовал себя Югём — он болел Вэнди с самого первого дня их знакомства. И лекарства от этой болезни не существовало. «Когда я болею, то пью ещё больше горячего шоколада ежедневно, — в голове пронеслись слова Вэнди, и сначала Югём даже подумал, будто бы она говорит это прямо сейчас. — И иногда мне кажется, что это помогает мне даже больше, чем все пастилки и таблетки. А ещё говорят, что шоколад противопоказан при больном горле». Югём представил ту самую нежную, широкую и искреннюю улыбку на лице Вэнди. Не злую ухмылку и даже не кривую усмешку — она всегда только лишь улыбалась, и ему нравилось это. Никаких полумер — либо белозубая улыбка и беззаботный смех, либо плотно сжатые губы, превращающиеся в тонкую ниточку, совсем как сейчас. Он не любил, когда Вэнди поджимала губы, хоть она и делала это очень редко, но в такие моменты словно переставала быть самой собой — солнечной и улыбчивой. Солнце… Может, всё дело в нём? Югём изо всех сил надеялся, что сияние между ним и Вэнди исчезло лишь потому, что небо заволокли тучи, и совсем скоро оно станет ясным, как и голова Кима. Порой мы отчаянно гоним от себя мысли о том, что сияние — никогда не существовавшая на самом деле иллюзия. Гоним, потому что боимся разрушить тонкий внутренний мирок, построенный на сказках, домыслах и ошибках. — Я ведь работаю в библиотеке, — пытаясь оправдаться, продолжала Вэнди, и её глаза снова наполнялись привычным блеском, а голос оживлялся, приобретая прежнюю жизнерадостность. Это происходило настолько быстро, слишком стремительно и поспешно, что улыбка и смех казались всего лишь искусной постановкой — они были чересчур идеальными для человека, выглядевшего понурым парой минут назад. — В этой библиотеке так красиво и уютно. И в ней очень много книг, — всё так же радостно лепетала она, поглаживая синий корешок неизвестной Югёму книги. Ему снова показалось, будто бы он уже слышал это, и липкое чувство дежавю облепило его с ног до головы, заполонив собой разум, нос и уши, перекрыв доступ к кислороду и звукам окружающего мира, заставив думать сквозь мечтательную и пелену и смотреть на мир через тонкую плёнку. Быть может, Вэнди больна? Эта мысль промелькнула в голове Югёма, но он быстро отмахнулся от неё, когда элементы мозаики отказывались складываться воедино — она явно не выдавала признаков болезни. Да, вполне возможно, что Вэнди умела хорошо скрывать свои проблемы, несмотря на то, что с виду казалась чуть ли не беззаботным ребёнком. Многое становилось ясно, когда Югём думал о том, что стал неинтересен Вэнди, а потому ей хотелось проводить с ним как можно меньше времени. Мысль о том, что она никогда и не хотела общаться с ним, заставляла наполняться тело непривычной свинцовой тяжестью обиды и горечи. Отшатнувшись к стене и прислонившись к книжному шкафу, Югём понял, что устал теряться в догадках. — Ты хочешь, чтобы я ушёл? — его коробило от слова «ушёл», ведь сейчас оно имело чуточку другое значение, чем обычно. Уйти, не чтобы вернуться на следующий день, а уйти навсегда и постараться забыть, что он когда-либо знал Вэнди. — Нет, — она поспешно отмахнулась от идеи о его возможном уходе и улыбнулась ещё шире, и Югём позвоночником почувствовал холодную поверхность шкафа, сильнее вжавшись в него. — Ты можешь поболтать со мной, пока я буду приводить книги в порядок. Как обычно. И он действительно остался, чтобы сидеть на уже потрёпанном диване и делать вид, будто бы всё и правда как обычно. И с виду в самом деле не поменялось ничего — Вэнди снова прижимала к себе синюю книгу и без оглядки улыбалась, библиотеку заполняли лучи заходящего солнца и сладкий аромат шоколада. Только вот изменился сам Югём — он мало смотрел на книгу в руках Вэнди и на неё саму, вместо этого уставившись в одну точку перед собой и до побеления костяшек заламывая собственные пальцы. Кажется, ему почти удалось рассмотреть каждую неровность и шероховатость книжного шкафа, когда один из его пальцев громко хрустнул. Этот хруст стал словно хлёсткой пощёчиной, которая наконец смогла вывести Югёма из транса — звонкий голос Вэнди превратился в монотонный гул, и он практически не пытался даже вслушаться в то, что она говорит. Потому что знал, что не получится. — И тогда мне пришлось сменить сразу несколько школ за год, — голос Вэнди вдруг резко стал громче и чётче, словно разбилось стекло, отделявшее её от Югёма. Он вздрогнул. — Но я не сильно расстраивалась, потому что практически никогда не успевала ни с кем подружиться. У меня не было настоящих друзей ни разу в жизни, — её голос еле заметно дрогнул, и она подалась чуть ближе к Югёму. — Многие вещи мне недоступны. И иногда я так хочу… — Вэнди громко выдохнула и замолчала, и Югём медленно развернулся к ней, чтобы встретиться с совершенно серьёзным взглядом взрослого человека и попытаться осознать её слова. «Многие вещи мне недоступны» — что это может значить? Что она хочет этим сказать? О каких недоступных вещах говорит Вэнди? И почему они ей недоступны? Югём хотел было спросить, как вновь раздался громкий хруст, и палец кольнуло резкой болью — он снова сжал его слишком сильно. Поморщившись, Ким отвёл взгляд от Вэнди. — С тобой всё в порядке? — она, поджав губы, попыталась заглянуть в лицо Югёма, но он сам повернулся к ней. — О чём ты говоришь? — вопрос прозвучал резко и грубо, хотя на самом деле ему было просто любопытно, не более того. — Что? — Вэнди поморщила бровки и снова лучезарно улыбнулась. Серьёзность во взгляде пропала, как и лёгкая тревожность в голосе — она в который раз казалась беззаботным ребёнком. Югём не сомневался в разносторонности Вэнди, но скорость, с которой происходили перемены в её настроении, впечатляли и одновременно с тем пугали. В такие моменты ему казалось, что он и не знает, какая она на самом деле. — Мы говорили о моих школьных друзьях. С тех самых пор жизнь Югёма превратилась в бесконечный путь до библиотеки со стаканчиком горячего шоколада в руках и назад, но уже без него. Раньше по дороге к Вэнди Югёма наполняли красноречивые чувства, он предвкушал предстоящую встречу, когда как сейчас ему словно бы стало всё равно. Нет, не так, ему не было плевать, отнюдь. Он просто перестал испытывать тот трепет, переполнявший его раннее, улыбаться женщине из кофейни, втягивать носом аромат шоколада и с интересом рассматривать прохожих. Его чувства словно притупились, и Югём больше не обращал внимания на детали, так много значившие для него прежде. А всё потому, что ему надоело изо дня в день улыбаться, чувствовать запах сладостей, которые он нёс Вэнди, — жизнь и встречи с ней стали однотипными и скучными, а их серая схожесть пугала и настораживала. Совсем не такими он представлял дни, проведённые с Вэнди, которая казалась чересчур яркой, чтобы всё время посвящать одному и тому же — разговорам в библиотеке и пончикам. Но это было не простым разочарованием. Югём не мог сказать точно, что ощущал, когда шёл по той же самой дороге и встречал тех же самых людей. Его сводила с ума шутливая мысль о том, что он переживает один и тот же день за исключением некоторых деталей уже в течение нескольких недель. Эта шутка была из разряда грустных, и Югём и правда не знал, смеяться ли ему или плакать. Чувствуя тепло бумажного стаканчика, ставшего будничным, он задумывался над тем, что вся его жизнь — сплошная шутка. В кои-то веки ему показалось, что удача на его стороне. На самом деле она лишь отдалилась от Югёма ещё больше. — Вот твои пончики, — он аккуратно поставил пакет на столик библиотекаря, прямо около каких-то бумаг. — А это твой кофе, — бумажный стаканчик оказался с другой стороны. — Шоколад, — поправила его Вэнди. — Да, — только и ответил Югём, кажется, не придав собственной ошибке значения. Повисла тишина. Вэнди редко замолкала, а когда это происходило, то Югём чувствовал себя неловко и паршиво. Её лицо принимало странный оттенок, будто бы она тоже была не в своей тарелке. Иногда Киму даже казалось, что они актёры, и Вэнди плохо выучила свою роль и забыла слова, а теперь не знает, что делать, чтобы исправить оплошность. В конце концов Югём, грустно ухмыльнувшись, произнёс, оперевшись о стол: — Знаешь, иногда мне кажется, что всё это ненастоящее. Лишь игра или, — он взглянул на синюю книгу, лежавшую на диване в углу библиотеки, — книга. А мы её персонажи… Или актёры. Причём бездарные. Югёму на миг показалось, что его слова задели Вэнди. Или не показалось? Бледная кожа покраснела, она поджала губы и нахмурила брови. Сосредоточенный взгляд вдоль и поперек исследовал Югёма, а голос стал серьёзным, и она задумчиво повторила: — Ненастоящее? — и Вэнди замолчала лишь на короткое мгновение, показавшееся долгой минутой, а Югём не смог проронить ни слова. И тогда она вновь заговорила, и её губы напомнили тонкую ниточку. Забытый горячий шоколад перестал быть горячим, и лёгкий пар уже не витал в воздухе. — Почему же? — Всё… Слишком странно, — ответил Югём, и его ответ содержал слишком много неестественных пауз. Он пытался быть деликатным и подбирать слова, но не смог. — Даже ты иногда странно себя ведёшь. — Вот как. Получается, я тоже ненастоящая? — на выдохе спросила она, требовательно изогнув правую бровь. Раньше Вэнди не делала так. А сейчас она и вовсе перестала быть похожей на саму себя. — Я не это имел в виду, — он запнулся и виновато взглянул на всё ещё хмурившуюся Вэнди. — Я… Я хотел сказать… Я не знаю, — тогда Югём сам себе показался ничтожным и жалким, и он удивился тому, как невнятно прозвучал его ответ. Югём плохо помнил, что было дальше — происходящее казалось расплывчатым сном. Мир вокруг закружился, словно ещё чуть-чуть, и он упадёт в обморок, и каждый звук стал отдаваться гулом в его ушах. Беспомощно вдыхая воздух, он схватился за краешек стола и, кажется, задел стаканчик остывшего горячего шоколада. Холодная жидкость хлынула на поверхность стола, запачкала документы, и капли долетели до лица Югёма. Но ему было всё равно. — Может, стоит открыть окно? Здесь душно, — слабо протянул он, пытаясь в суматохе найти невидящим взглядом Вэнди, но её не было рядом. Или он просто не видел — мир словно опрокинулся. Как будто бы Югём всё же упал. Но он не падал, хоть и чувствовал спиной холод деревянного пола. Происходящее казалось нелогичным и противоречащим, но Югём привык. Хотя сегодня, конкретно сейчас всё было иначе — он не только чувствовал нечто странное и скверное, но и события словно происходили в неверном порядке, как будто бы непоседливый ребёнок перепутал книжные страницы. Или Югёму опять только лишь казалось. Из-за угла с книжными шкафами послышался звон колокольчика закрывающейся входной двери. Забавно, что раньше дверь библиотеки только лишь открывалась для Югёма, когда как сейчас закрывалась для Вэнди. Он повернул голову в сторону двери и ничего не увидел, но взглянув в сторону шкафов расфокусированным взглядом, заметил порывистое и резкое движение. Оно словно ударило по глазам, и Югём почувствовал резкий укол боли в области затылка Он зажмурился и теперь уже точно свалился на пол, хоть и не почувствовал грубого столкновения — вся боль сосредоточилась в голове. Когда Югём попробовал открыть глаза, то не увидел ничего, кроме темноты, и не почувствовал ничего, кроме тупой боли, уже распространившейся по всему телу. И когда он снова закрыл невидящие глаза, в его голове раздался невероятно знакомый голос: «Ты был прав и одновременно с тем нет. Что бы ты ни подумал, что бы ни решил, ты в любом случае оказался бы прав. И от твоего решения зависела не только твоя, но и моя судьба. Но то, что ты выберешь, было лишь вопросом времени. Мне бы хотелось, чтобы оно тянулось как можно дольше, но ты оказался слишком догадливым. Прощай». В ноздри ударил запах шоколада, а уши заполнил звон колокольчика вперемешку с шелестом книжных страниц. «Прощай». Югём провалился во тьму.***
Югём медленно открыл глаза. Единственное, что он мог видеть в первые секунды, — выкрашенный белой краской потолок библиотеки. Ким лежал на чём-то мягком, но при этом его позвоночник нещадно ныл после вчерашнего падения. В то же время ему казалось, будто бы затылок просверливают дрелью, и хотелось вновь провалиться в самозабвенный сон, но из окна ярко светило дневное солнце. Пошевелив локтём, он почувствовал что-то твёрдое — прижатый к телу рюкзак. Повернув голову, Югём увидел небольшой журнальный столик, огромные книжные шкафы и… Его затылок вновь кольнуло болью, и перед глазами возникли картинки странного, мучительного и чересчур длинного и яркого сна, особенно, его конец — те же шкафы, несколько раз повторяющаяся дорога до библиотеки, кофе, пончики, Вэнди… И их ссора, а после — кромешная темнота. Как он оказался на этом диване? Неужели Югём грохнулся в обморок вчера, и Вэнди каким-то образом сумела поднять его? Сколько он проспал? Где Вэнди? Она по-прежнему злится на него? Чувство тревожности железной хваткой сковало тело Югёма. Он медленно поднялся с дивана, почувствовав лёгкое головокружение, словно от недосыпа. Или напротив, Югём спал чересчур много, судя по высоко стоявшему солнцу. Поставив рюкзак себе на колени, Ким запустил ладони в волосы, до боли их сжав, и опустил голову вниз, зажмурившись. Он пытался понять, что произошло с ним вчера и какого чёрта он ночует на библиотечных диванах. Наконец подняв взгляд, Югём заметил бумажный пакет с пончиками, по всей видимости, вчерашними. Интересно, как они оказались здесь? Стоит предложить их Вэнди в знак примирения. Подхватив сладости и рюкзак, он нашёл в себе силы подняться и направиться к столу библиотекаря. Несколько раз ему пришлось опереться о книжные шкафы, но, наконец преодолев несчастные пару метров, он, глубоко вздохнув, сказал: — Я… — и тут же запнулся, когда понял, что за столом библиотекаря сидела не Вэнди. В тот же миг Югём вспомнил, что она никогда за ним не сидела. — Да, молодой человек? — из-под тяжёлых очков на него строго взирала суровая женщина средних лет — она была одета в серый брючный костюм, а её лицо казалось чересчур растянутым из-за сильно скрученных в пучке тёмных волос. Она перебирала в руках какие-то бумаги, и Югём заметил коричневые брызги на одном из документов. — Я… Извините, — удивлённо глядя на женщину, которую видел в библиотеке впервые, поспешно сказал он и отвернулся. Югём не знал, что теперь делать, — здесь не было Вэнди, и больше ничего не выдавало её присутствия, кроме бумажного пакета в его руках. Неужели это он виноват в том, что она ушла? Но почему? Чем Югём сумел настолько обидеть её? — Вы не знаете, где теперь может работать прежний библиотекарь? — Прости? — женщина нахмурилась и ещё более строго взглянула на Кима из-под очков. Правда, теперь в её взгляде читалось и… Недоумение? — Я понимаю, что этот вопрос неуместен, и вы навряд ли знаете, но… Я правда… Я бы хотел… — Югём не знал, как оправдаться перед библиотекарем, которая равнодушным взглядом словно прожигала дыру в его теле. Хорошо, что на её переносице были очки — толстые стекла казались щитом. С каждой секундой молчания голова Кима кружилась всё больше, ноги будто стали ватными ходулями, и он рукой прислонился к стенке шкафа. Точнее, столкнулся с ней — это движение было слишком резким и быстрым, чтобы назвать его как-то иначе. Тогда Югём резко выдохнул и согнулся пополам, не в силах больше смотреть в холодные глаза чужого человека. «Пончики и горячий шоколад», — взглядом он нечаянно скользнул по самой первой строчке какого-то объявления, висевшего на стенке шкафа. Его замутило, когда воспоминания о прошлом и прежнее непонимание нахлынули на него огненной лавиной, и Югём вновь взглянул на пакет, который до сих пор держал в руках. Пончики… Он больше никогда не сможет не то что есть, а даже смотреть на них. Книги, шоколад, библиотеки — теперь это всё напоминает о ней, а самое главное, заставляет вновь пробуждаться прежнее чувство фальши, которое словно бы и не засыпало. Оно теперь навсегда останется с Югёмом, и что бы прекрасное ни случалось в его жизни, тень беспокойства никогда не даст наслаждаться в полной мере. Теперь он во всём будет искать ложь и бояться, что в один момент всё исчезнет, как исчезла она, — глупо и бессвязно, совершенно неясно и бессмысленно. И единственный выход хотя бы попытаться справиться с собственными тревогами — избавиться от всех напоминаний о ней. Югём отшатнулся от шкафа в сторону прямой, как палка, работницы библиотеки. — Это вам, — он мягко поставил пакет на стол рядом с документами, и женщина с недоверием взглянула сначала на сладости, а после на Югёма. — Что это? — отложив бумаги в сторону, она вновь взглянула на пакет. — Пончики, — как можно более равнодушно ответил Югём, но это слово отныне невозможно было произносить спокойно. Такое простое, оно пробуждало слишком много воспоминаний, приносило сладкий аромат, заставляло ногтями впиваться в мягкие ладони, мысленно вспоминать её и… Делало больно. — В библиотеку нельзя приносить еду, — поучительно изрекла библиотекарь и отодвинула пакет подальше, и её ответ, этот жест вызвали лишь кривую усмешку на лице Югёма. — Да неужели? — изогнув бровь, спросил он, что женщина проигнорировала, лишь тихо, но настойчиво произнеся: — Забери, пожалуйста, и уходи. — Они мне больше не нужны, — громко сглотнув, ответил Югём ещё тише, а после стремительным движением, словно молния, рукой спихнул пакет со стола. Пончики полетели в небольшую мусорную корзину, стоявшую рядом, и это короткое мгновение показалось Югёму повторяющейся вечностью, словно кто-то раз за разом вслух перечитывал одну и ту же книжную страницу. Пакет с пончиками был последним напоминанием о Вэнди, и сейчас он безжалостно летел в мусорное ведро, в котором Югём заметил небольшой бумажный стаканчик из кофейни. Ещё секунда, и пакет с громким хрустом упал совсем рядом, и в первые минуты Югёму слишком сильно хотелось нагнуться и поднять его. Прикусив губу, он до побеления костяшек сжал ладони и медленно отвернулся от корзины — ему не хотелось называть её мусорной, потому что то, что лежало там сейчас, не являлось мусором. Югём отказывался это так называть. Ким не помнил, сказал ли строгой женщине до свидания или молча ушёл, да и ему было всё равно. Перед глазами стояли крупные буквы, которые он только что заметил на белом листе бумаги, висевшем на шкафу: «Список пропавших книг». Книги, книги… Повсюду книги! В голове Югёма весело прозвенел колокольчик, но он знал, что в реальности никакого колокольчика не было — дверь библиотеки лишь громко и грубо захлопнулась, и Ким понял, что больше никогда не коснётся её ручки. Да, он больше никогда не придет в библиотеку и не возьмёт в руки книгу, тем более синюю, не съест ни одного пончика, особенно шоколадного, и возненавидит все кофейни в округе. Ведь каждый раз, чувствуя сладкий аромат, просыпаясь с утра от лучей яркого солнца, Югём будет вспоминать Вэнди, чувствовать её нежное присутствие, а после разочаровываться, вновь вспоминая недавние события и возвращаясь в суровую реальность. Какого чёрта? Почему всего за пару недель она сумела растворить его сердце в горячем шоколаде, а после трусливо исчезнуть, не оставив ни одной зацепки? Неужели Югём и правда сошёл с ума? Или ещё хуже — влюбился в девушку, которая всего-навсего приснилась ему? Кажется, сейчас он как никогда ощущал себя круглым дураком — единственным на этом свете, так горько несчастным и обманутым бессовестной иллюзией, которая исчезла из его жизни ещё более внезапно, чем появилась. Ах, Вэнди… Если бы ты оставила хоть какую-то подсказку!.. Но Вэнди не оставила ничего. Югём решил, что это самое эгоистичное и злое, что когда-либо совершали по отношению к нему. Она не оставила даже чёртов номер! Он искал в рюкзаке телефон, чтобы судорожно рыться в нём в поисках чего-то, что могло бы помочь. Но, кажется, Ким стал реалистом как раз в тот момент, когда горькое осознание того, что он ищет несуществующее, накрыло его с головой. Он мог бесконечно прятаться от этой волны горечи, за которой наступает серая и неизбежная пустота, но Югём знал, что это бесполезно. Отныне всё было бесполезным и ненужным — библиотеки без Вэнди, его рюкзак, телефон без её номера и он сам — потерянный и сдавшийся. Югём резко сел на грязный и холодный асфальт, прижавшись к твёрдой стене какого-то здания, словно это была опора, так необходимая ему сейчас. Ким откинул рюкзак от себя, будто он являлся виновником всех его бед. Громко выдохнув, юноша услышал хлопок — что-то вылетело из его вещей. Он неохотно опустил голову вниз, ленивым и обречённым взглядом пытаясь рассмотреть предмет — ведь теперь ему было абсолютно плевать. Но в этот миг всё изменилось, и в голове Югёма пронеслась насмешливая мысль о том, как же часто последнее время его мир переворачивается с ног на голову. На асфальте лежала книга. Она была синей, чересчур яркой, словно одновременно смешались все воды Земли, а после к ним добавилось ясное небо, и получился небывалой красоты цвет. Такой, что стыдно назвать просто синим. Югём мягко провёл подушечкой пальца по золотистым буквам на обложке. Ему не нужно было читать эти строки, ведь он уже знал, что книга называется «Пончики и шоколад». Сверху маленькими буквами был подписан автор — Сон Сынван. Югём медленно коснулся обложки и раскрыл книгу примерно посередине, и красные нитки алым костром воспылали среди белых страниц. Югём поспешно поднялся с земли, повесил на плечо прежде небрежно брошенный рюкзак и, самое главное, крепко прижал синюю книгу к груди. Его сердце пылало, и он знал, хитрый переплёт чувствовал его стук. На губах играла улыбка, когда юноша шагал по улице с гордо поднятой головой, и его взгляд был ясным. Югём рассматривал прохожих, а его щёки пылали румянцем, когда он нежно поглаживал книжную обложку. Ему даже казалось, что сейчас он готов на всё, — даже зайти в ту самую кофейню и взять тот самый злополучный горячий шоколад, а после сесть за столик и наконец прочитать эту книгу. Книгу, в которой он найдёт ответы на все вопросы. Должен найти. И Югём найдёт не только ответы, но и Вэнди. «Ведь она оставила подсказку», — эта мысль огненной строкой пылала в его голове, и в этот момент он наконец вновь стал уверенным в себе и Вэнди, своём будущем и прошлом. Югём снова захотел жить, а не просто существовать. Снова почувствовал, что ему небезразлична его жизнь и весь этот мир вокруг, а всё потому, что он не сумасшедший. Вэнди — настоящая. И он найдёт её, во что бы то ни стало. И лежащая перед ним ярко-синяя книга — первый шаг к его счастью.