Старые кости

      Когда Неллиэль Ту Одершванк отправила в рот пятнадцатую шпажку канапе, Рукия отложила бокал шампанского и направилась к гостье. В изящном белом платье, оголявшем спину и плечи и мягко очерчивающем каждый изгиб тела, неторопливая, спокойная и неизменно одаривающая каждого встречного сдержанной улыбкой, она разительно выделялась на фоне посетителей очередного благотворительного вечера. Но на то и был расчёт: даже новички, впервые перешагнув порог загородного особняка, сразу понимали, кто его хозяин — и благодаря кому всё ещё существовал клуб по поиску сверхъестественных существ.       — О, здравствуйте, Кучики-сан! — радостно просияла Нелл. Она махнула рукой официанту, взяла два фужера с шампанским, один оставив себе, а второй протянув Рукии, — замечательный акт вежливости, отметила про себя Кучики. Не каждый в обществе фриков, коим она считала клуб, был способен на такое, но Нелл давно зарекомендовала себя как девушку, умело сочетающую манеры с взбалмошностью и детским непоседством, поэтому Рукия не испытала ничего, кроме лёгкого сожаления.       — Здравствуй, Нелл, — кивнула она в ответ, пригубив шампанское и в удовольствии прикрыв глаза. Нелл вторила её действиям, и Рукия воспользовалась секундным отсутствием внимания, чтобы бросить взгляд назад, но нет — среди толпы разноцветных ярких волос и рваных одежд не сыскался силуэт в классическом костюме. Айзена в общей зале не было: скорее всего, он находился на кухне и отдавал распоряжения официантам.       Хороший момент, подумалось Рукии.       — Как продвигаются твои поиски? Нашла что-то интересное?       В светском обществе начинать разговоры следовало с чего-то отвлечённого и нейтрального, чтобы не показаться навязчивым, прощупать настроение, разглядеть тревожащие темы и лишь после приступать к ним. Но горящие в предвкушении глаза Нелл говорили сами за себя, клуб никак не соотносился с понятием приличного места, а начинать издалека было прерогативой Айзена. Рукия не любила ходить в округ да около. Сейчас — особенно.       — Не могу назвать это полноценной находкой, — перейдя на шёпот, заговорщически начала она, — но, кажется, мы с Пеше и Дондочаккой вышли на след демона!       С мнимой увлечённостью Рукия склонила голову.       — Я вся во внимании.       Едва ли на этом свете существовал человек, веривший бы в демонов и желавший встречи с ними так же, как Неллиэль Ту Одершванк. Она была одной из тех, кто состоял в клубе не из-за скуки или интереса посмотреть на «мир сумасшедших» изнутри, — нет, она жила идеей поиска чудовищ, всю себя бросая на исследования заброшенных зданий, чувствуя «гнетущие ауры» якобы демонических мест и не уставая напоминать о том факте, что периодически состав клуба редел при загадочных обстоятельствах, когда не находили ни тел исчезнувших, ни записок — ничего. Нелл верила, что это проделки демонов, которым люди сели на хвост, и эта вера подавалась столь яро и убедительно, что в двадцать первый век, эпоху расцвета технологий и отмирания старых поверий, клуб по поиску сверхъестественных существ продолжал своё существование. Люди шли за ней, девушкой, два года мечтающей увидеть чудовище. Делающей для этого столь многое, что Рукия не сомневалась: однажды Нелл получит желаемое.       — ...и тогда Дондочакку кто-то укусил! Из-за темноты мы не увидели, кто, и, честно, так испугались, что проверять не стали, сразу убежали, но укус такой глубокий, и...       — Покажи мне его, — прервала Рукия. Заминка Нелл продлилась не больше секунды. В следующее мгновение она с готовностью достала телефон и продемонстрировала Рукии фотографию кровоточащей ноги Дондочакки с чётким округлыми следами зубов.       — Вы были уверены, что мы сделали фото, — отметила Нелл её проницательность. Рукия дёрнула уголками губ:       — За два года я хорошо тебя узнала, Нелл. Но вынуждена огорчить: это не демон.       Нелл растерянно моргнула, позволяя улыбке соскользнуть с лица.       — Не демон?..       — Полагаю, собака. Они частые жильцы заброшенных домов, — нарочито небрежно повела плечами Рукия.       — Но...       — Подумай сама, Нелл: разве демон ограничился бы укусом? Разве смог бы остановиться, — Рукия заглянула в глаза, понижая голос до низкого убедительного тона, — ощутив вкус крови на губах?       Нелл опустила взгляд и разочарованно вздохнула. В тот же миг Рукия ощутила на себе чьё-то пристальное внимание. Пользуясь печалью Нелл, она позволила себе отвлечься, обернулась — на том конце общей комнаты, рядом с коридором, ведущим на кухню, стоял Айзен. Их разделяло не меньше ста метров, но Рукия всё равно поймала взгляд глаза в глаза и увидела, как в следующую секунду приподнялись уголки его губ. Она ответила коротким незаметным прищуром, и в миг, когда их зрительный контакт прервал прошедший мимо гость, Айзен исчез из залы.       — Вы правы, — вернул к себе внимание голос Нелл. — Он бы не дал нам сбежать. И, если подумать, мы слышали рычание. Но мне так хотелось верить, что впервые за два года хоть какая-то моя вылазка увенчается успехом...       Хороший момент превращался в отличный. Она могла бы назвать его идеальным, не выпади сегодняшний жребий на Неллиэль.       «Как раз от этого ему и следует становиться отличным», — поймала она себя на мысли, звучащей с мужскими вкрадчивыми нотками. Звучащей так, что не согласиться не получалось: в конце концов, Рукия любила проявлять милосердие.       — Не расстраивайся, — она ласково положила ладонь на чужое плечо. Ответной реакции не последовало. Выдержав паузу, Рукия склонилась, чтобы прошептать: — Я могу показать тебе кое-что, если ты пообещаешь не грустить.       Нелл подняла голову, недоумённо нахмуриваясь.       — «Кое-что»?.. — с намёком переспрашивая.       — Кое-что интересное и определённо стоящее твоего внимания, — с готовностью поддержала Рукия.       Как она и ожидала, детская непосредственность быстро взяла своё и от печали не осталось и следа. Нелл просияла так, что Рукии пришлось скрыть снисходительную улыбку за бокалом шампанского.       — Но прежде этого, будь добра, позови сюда Соуске. Это то, что принадлежит нам обоим, поэтому я не могу не учесть его мнения. Уверена, ты найдёшь его на кухне.       — Он ведь сейчас занят, — в сомнениях протянула Нелл, — да и кухня не гостевое место... Может, вы сами?       — Не дело, если оба хозяина дома покинут своих гостей. Это будет как минимум невежливо.       — Ох, и правда. Совсем не подумала об этом. — Нелл сконфуженно почесала за затылком, приводя в беспорядок и без того спутанные длинные волосы. — Тогда я пойду. Только не уходите далеко! Я мигом!       «Едва ли», — подумала Рукия, в реальности провожая Нелл стандартной улыбкой.       Остановив взгляд на часах, Рукия отпила шампанское и замерла в спокойном ожидании.       Пять минут. Четыре встречи.       Отсчёт начался.

~*~

      Когда выровнялось дыхание, а тело перестала сотрясать дрожь наслаждения, Рукия плавно отстранилась от груди Айзена и замерла на вытянутых руках.       — Выглядишь задумчивой. — Он огладил её щёку тыльной стороной ладони, убирая прилипшие к коже волосы и даруя этим прикосновением лёгкую волну мурашек. — Что-то случилось?       — Передалась твоя дурная привычка всё анализировать.       — В том числе и саму себя? — хитрый прищур.       Конечно же, он всё знал.       — В том числе.       Она поддалась сладкой усталости и опустилась обратно, устраивая подбородок на ладонях и несколько секунд пристально глядя в подбородок, прежде чем Айзен наконец опустил голову.       — У тебя второй подбородок, — ухмыльнулась Рукия.       — В таком положении он будет у всех.       — Скоро эта отговорка перестанет работать.       — Хочешь сказать, я теряю форму?       Его ладони опустились на чужую поясницу и медленно провели вверх до лопаток, и обратно, и снова вверх — простые движения, но Айзен умело сочетал силу с нежностью, желание подчинить со стремлением приласкать и Рукия не могла не прикрыть глаза, наслаждаясь. Она дышала глубоко и размеренно, Айзен вторил её дыханию, и Рукия ощущала биение его сердца под ладонями. Мерный, ровный звук...

(«Твоё сердце...»)

       ...и всего в паре сантиметров от её ногтей.

(«...так близко...»)

      — Твои блюда в последнее время очень жирные и сытные, — сказала она, не открывая глаз.       — Не блюда — мясо, — поправил Айзен. С деланно сожалеющей ухмылкой фыркнул: — Не в моих силах изменить закон, согласно которому у самых сильных такое тело.       — Нам надо сесть на диету.       — Вместо этого лучше развеяться.       Рукия открыла глаза и настороженно нахмурилась.       — Ты же сейчас имеешь в виду не... О нет. Ты серьёзно?       Движения стали ещё медленнее и чувственнее — больше из-за того, что Айзен дольше задерживался на талии или на лопатках, оглаживая кожу кончиками пальцев и между тем прижимая теснее, проводя с нажимом, позволяя силе перевешивать ласку.       — Более чем.       — Тебе настолько скучно?       — Устал от однообразия.       — Напомнить, во что в прошлый раз вылилась твоя усталость?       — Мы переехали в Каракуру, потому что мне надоел предыдущий город, а не потому что малыши квинси доставляли много неприятностей, милая.       Рукия стиснула зубы, когда очередной путь вверх-вниз заставил всё внизу живота поджаться в предвкушении. Айзен незамедлительно отреагировал на это усмешкой.       — Ты стала такой человечной, Рукия, — хрипло выдохнул он.       — Моё тело тоже... не без греха, — признала она, усилием воли заставляя разум на время перевесить желания своей пылкой человеческой формы.       Схватившись за его плечи, Рукия рывком приблизилась и прижалась к чужим губам в глубоком жадном поцелуе. Пальцы проследили путь от ключиц к изгибу шеи, на мгновение задержавшись под сонной артерией, в месте учащённого пульса и старого шрама, очертили линию подбородка, скользнули за уши. Рукия с силой сжала в руках волосы на затылке, но Айзен лишь ухмыльнулся ей в губы.       — Не только тело, — шепнул он, когда Рукия оторвалась глотнуть воздуха.       Она бессильно зажмурилась.       — Не только.       — Тогда я считаю, что ты согласна с моей затеей.       Вместо ответа Рукия потянула его за волосы, заставляя откинуть голову. Всё поплыло перед глазами, когда она увидела пульсирующую на обнажившейся шее жилку и шрам — два ряда следов от мелких, человеческих зубов.       Её зубов.       — Ненавижу тебя, — вырвалось перед тем, как она припала к ним губами.       Он мог их залечить. Но, разумеется, не делал этого — не то издеваясь, не то в назидание, в напоминание: когда-то ты была человеком настолько, что мечтала перегрызть глотку демону, Кучики Рукия.       — Я знаю, — он ласково погладил её по голове, — я знаю...

~*~

      — Айзен-сама! Вы здесь? Кучики-сан вас ищет, Айзен-сама!       Ответа не последовало. Лоли неуверенно замерла возле двери, ведущей на кухню, прислушалась, но по ту сторону царила тишина: ни голоса Айзена, который, как она ожидала, давал распоряжения официантам, ни их самих. Следовало развернуться и уйти, но Лоли слишком манила перспектива побыть с главным благотворителем клуба наедине, чтобы так просто от неё отказываться.       Толкнув дверь, Лоли прошла на кухню и с удивлением обнаружила её действительно пустой. На дорогой мебели располагалось несколько неподанных блюд — явный признак того, что рабочий день официантов не окончен. Да и благотворительный вечер не приблизился даже к половине, чтобы один из хозяев дома мог оставить своих гостей. Так где же все?       — Айзен-сама?       Где-то вдалеке раздался глухой звук не то удара, не то падения. Лоли взволнованно застыла, перестав дышать. Она простояла так не меньше минуты, но больше не услышала никакого шума.       — Айзен-сама, где вы? — повторила она уже тише и нерешительнее.       Собравшись с духом, Лоли решила дойти до другого конца кухни. На левой стене, не видная от входа из-за кухонных шкафчиков, обнаружилась приоткрытая дверь. От неё веяло прохладой и лёгкой сыростью — погреб, определила Лоли.       Большую часть благотворительных вечеров Айзен проводил на кухне, руководя работой официантов и в перерывах возвращаясь в залу к гостям. Лоли знала это — с собственного опыта и слов других, в том числе Кучики Рукии как ближайшей женщины Соуске. Это были два места, в которых хозяин дома имел право проводить время, чтобы не нарваться на обвинения в грубости. Он не мог быть где-то ещё.       Значит, он там. В подвале.       — Айзен-сама, это я, Лоли Аивирн. Разрешите войти?       В этот раз вышло столь робко, что походило на страх.       Но чего ей бояться?       Не давая мыслям разойтись и найти подоплёку страху (с деятельностью клуба сделать это было проще простого), Лоли открыла дверь. Погреб встретил её лёгким полумраком, небольшими рядами винных полок и вновь — пустотой.       Айзена здесь не было.       И в этот раз Лоли отчего-то не нашла в себе сил его окликнуть.       От холода Лоли поёжилась. Тишина давила на плечи, острая от того, что толщина погребных стен не пропускала звуки музыки из общей залы, которые можно было услышать на кухне, и Лоли чувствовала себя отрезанной от всего мира и оттого беспомощной. По большей части её вступление в клуб мотивировалось желанием чаще видеться с Айзеном, но представлений о паранормальных жутких явлениях это не отменяло. По закону жанра, все ужасы чаще всего происходят именно в таких местах — тёмных, сырых, далёких от скопления людей. Вновь следовало развернуться и уйти.       Вновь любовь перевесила страх и приличия.       Неслышно дыша сквозь приоткрытый рот и ступая так, чтобы даже чуткое эхо не выдавало её присутствия, Лоли двинулась к краю первой винной полки, остановилась, заглянула — ещё три ряда стеллажей в центре, один у стены и — Лоли прищурилась, но зрение не обмануло — дверь. Она находилась в дальнем и оттого в самом тёмном углу погреба, и тем не менее свет лампы падал так, чтобы при желании можно было разглядеть.

(При желании.)

      Лоли не удивилась: потаённо она не просто была готова — ждала, что найдёт её.

(При чьём желании, Лоли?)

      А вот костей рядом с дверью Лоли точно не ожидала.       Она склонилась, рассматривая их, белых, идеально очищенных от крови, и не понимая: зачем хранить кости в винном погребе?       Дверь внезапно отворилась. Лоли в испуге отскочила и вскинула тревожный взгляд вверх, встречаясь с глазами Айзена.       Расслабилась было:       — Айзен-сама... — как мгновением позже, перестав ограничиваться красивым лицом и стандартной лёгкой полуулыбкой, увидела: поверх костюма находился фартук, полностью измазанный кровью.       Лоли успела судорожно шумно втянуть носом воздух, прежде чем застыть. «Это кровь», — понимала она, таращась на красные разводы. «Это чья-то кровь», — осознавала с загнанной дрожью, видя зажатый в правой руке нож.       — Ох, Лоли. Что ты здесь делаешь? — произнёс Айзен несерьёзно и расслабленно. Как будто бы удивлённо, но на самом деле нет: ленивая интонация выдавала, что растерянность намеренно напускная.       Он не нервничал. Судя по голосу, он не нервничал.       О чём говорили его глаза, Лоли знала, даже не встречаясь с Айзеном взглядом — не рискуя встретиться, не находя сил оторваться от кровавых пятен и смелости — взглянуть смерти в глаза.       Смерти.       «Он убьёт меня».       Да, смерти.       «Он убьёт меня».       Надо бежать, пронзила её мысль.       В тот же миг Айзен разрушил молчание:       — Сделаешь хоть шаг в сторону, и не выйдешь отсюда никогда.       Он встряхнул нож, разбрызгивая кровь, и положил его на верх винного стеллажа. Сделал шаг навстречу — теперь их разделяло полметра, но даже так Лоли чувствовала себя попавшей под колпак и понимала: она успеет только дёрнуться, прежде чем Айзен впечатает её голову в стеллаж. Покосившись влево, Лоли заметила их отражения на донышках бутылок и почти наяву увидела, как осколки пробивают ей кожу и вино смешивается с кровью. С её кровью.       — Ты поняла меня, Лоли? — мягким голосом спросил Айзен. Обманчиво мягким, если так подумать. Если подумать ещё хорошенько, а у Лоли это получилось удивительно прекрасно под перспективой умереть с секунды на секунду, мёд в этих интонациях был с ложкой дёгтя всегда.       — Да, — быстро выдохнула она. В воцарившейся на мгновение тишине её нервный глоток воздуха звучал оглушительно. И Айзен заметил: в отражении стекла Лоли увидела, как он слегка наклонил голову.       — Пока ты соблюдаешь это простое правило, тебе нечего бояться.       «Простое» звучало насмешкой. Лоли бы усмехнулась, позволь страх совладать с губами, но в ситуации не было ничего смешного: она отдала бы сейчас всё, чтобы оказаться как можно дальше от подвала, загородного дома, Каракуры и в особенности от судьбы быть зарезанной любимым человеком, и её разрывало от желания сорваться с места и оглушительного понимания: ей не сбежать.       Ничего не получится.       Он убьёт её.       Он убьёт.       — Полагаю, эта ситуация вызвала у тебя некоторые вопросы. Я готов ответить на них. Спрашивай.       Милосердный участливый убийца.       Боже, хотелось заплакать Лоли, зачем оттягивать момент, к чему все эти разговоры: всё равно он убьёт её, он убьёт, онубьётонубьётонубьётон... — так зачем же мучить перед смертью?       Взгляд неосознанно метнулся к костям у двери.       — Вы убийца? — едва совладав с дрожащим голосом и деревянными от страха губами, выдавила она.       Интересно, с теми жертвами он тоже буднично беседовал перед смертью?       — Увы, жизнь сложилась так, что мне пришлось окропить руки кровью.       В его голосе не было ни капли сожаления. Если бы Лоли осмелилась поднять взгляд, она бы увидела плескавшее через край наслаждение, спокойное и величественное — таким, каким должно быть наслаждение настоящего хищника. Какое свойственно лишь настолько сильным, что ни одна жертва не в силах вызвать боевого азарта, поэтому приходится ощущать превосходство иными, более замысловатыми способами.       Есть минус в том, чтобы быть всесильным. Но Айзен искусно не придавал ему значения — игры с людьми в том отлично помогали. Он умел вести, умел перетягивать внимание на себя, и именно это он и сделал, невесомо коснувшись подбородка Лоли и заставив поднять голову. Встречаясь глаза в глаза, придавая взгляду понимание и теплоту, изгибая губы в той улыбке, за которую многие отдавали ему свои сердца. Лоли следовало ценить ту близость, которую он даровал в этот момент. Вместо этого её взгляд соскальзывал на окровавленные пальцы и кости, лежащие у двери, — но Айзен совершенно не винил её за это.       Годы встреч дали понять: это нормальная, обыденная реакция людей.       — Чьи... они? — пролепетала Лоли.       Айзен проследил за её взглядом и оглядел кучку плечевых костей, тщательно вычищенных специально для таких моментов.       — Ах, это... — протянул безынтересно. — Старые кости. Уже и не помню, кому они принадлежали.       — Людям?..       Он вернулся к её глазам, с удовольствием ощутив в этот миг пронзившую Лоли дрожь. Мышцы шеи сократились, но до конца тихий крик Лоли не успела проглотить, и Айзен насладился сдавленным, насквозь пропитавшийся ужасом вздохом.       Как давно он не питался страхом...       По правде сказать, с последнего раза прошло всего чуть больше месяца, но Айзен всё равно соскучился. Это было одно из немногих удовольствий, которое он умело дозировал так, что не надоедало — напротив, хотелось большего.       И каждую новую встречу ожидал в предвкушении.       — Людям, — кивнул он, выдержал паузу, любуясь расширившимися глазами, крепче перехватил подбородок и, наклонившись к лицу, тихо добавил: — И демонам.       Не находись Лоли на волоске от смерти (и не подозревая, что волосок этот сегодня толщиною в стену), она бы наверняка фыркнула, преисполненная сомнений. Не будь он главным финансовым источником клуба и не организовывай ежемесячные встречи, Лоли Аивирн никогда бы не стала вхожей в общество людей, верящих в сверхъестественное. Как многие люди двадцать первого века, она была весьма скептична к подобного рода вещам, и даже безграничное обожание не могли затмить эту черту характера, это убеждение, что фрики клуба по поиску чудовищ сходят с ума от скуки или пытаются воплотить в реальность детские фантазии, — но никак не ищут правду, нет.       Она бы не поверила в то, что сверхъестественное не такое уж и «сверх».       И она не верила.       Только недоверчиво фыркнуть не могла. «Жаль», — подумалось Айзену. Но не особо: когда твоя цель далека от стремлений поменять взгляды человека, колебания не доставляют должной услады.       — Ты стал беспечен, Соуске, — разлился в тишине прохладный женский голос.       Айзен поднял взгляд за спину Лоли — в полумраке винного погреба, в белом праздном платье и с кожей бледной, как у смерти, стояла Рукия, с чудесной гармоничностью вписывающаяся в антураж дьявольского места. Он развёл руками, освобождая Лоли от цепкой хватки, и прикрыл глаза с деланной улыбкой:       — Не могу не признать за собой такой грех.       Лоли повернула к хозяйке дома голову. Она не сказала ни слова, но Айзен чувствовал застывшее на пересохших губах «Кучики», неверящее и отчаянное.       Рукия тоже почувствовала.       — Ты напугал её, — отметила она, в задумчивости наклонив голову.       — Я старался быть мягким.       — Но не честным.       Айзен сузил глаза в лёгком прищуре.       — Не стоит бросаться такими обвинениями, милая. Я всего лишь не успел.       — А хотел ли ты успеть?       — Нет никакого смысла убивать её, — безмятежно парировал Айзен. — Ты прекрасно знаешь это. Хоть это и огорчает тебя.       — «Огорчает»? — подняла брови Рукия.       — Ты знала, чем я занят, и тем не менее подослала её ко мне — с какой целью, если не убить?       Лоли сдавленно всхлипнула, но Рукия не обратила на это никакого внимания.       — Я надеялась, что ты уже закончил и что ей хватит вежливости не ходить дальше кухни, — возразила она.       Не снимая привычной насмешки с лица, Айзен покачал головой:       — Даже спустя сто лет совместной жизни нам не хватает взаимопонимания...       — Вы... издеваетесь?.. — с нотками зарождающейся истерики пробормотала Лоли. Под возвратившемся к ней взглядом Айзена она крупно вздрогнула и отшатнулась, заставив забренчать бутылки вина за спиной, пискнула, поняв, что нарушила «простое правило» и вот сейчас он точно убьёт её, и плевать, что это не попытка сбежать, и она больше не шевелится, и она не хотела, не хотела, господи, она совершенно не хотела двигаться!.. — но Айзен не сдвинулся с места. Лоли скручивало в томительном молчании целую минуту, прежде чем до неё дошло: смерть откладывалась.       На минуту. На пять. На десять.       Господи, какая разница?       — Выслушай нас, Лоли, — мягко начала было Рукия.       «Не сопротивляйся и подай нам себя на обед», — услышала Лоли.       — Кто вы, чёрт побери, такие?! — закричала она. Тело трясло от страха так, что дрожь передавалась в стеллаж и заставляла мелко греметь бутылки — интересный перезвон, подумалось между делом Айзену. — Эти кости, кровь... Вы убиваете людей?! Зачем?!       Айзен поднял на уровень губ указательный палец.       — Не повышай свой голос, Лоли.       Стандартная интонация, привычный взгляд — только Лоли показалось, что её схватили за горло. По-злому отчаянная тирада захлебнулась. Лоли схватилась за выступы в стеллаже, с трудом удерживая тело на ватных ногах и задыхаясь тяжёлым от паники воздухом.       Айзен одобрительно прикрыл глаза.       — Теперь ты готова слушать?       Ком в горле не давал пробиться словам, поэтому Лоли судорожно кивнула.       — Мы демоны, Лоли, — сказала Рукия. Её обычно прохладный голос лучился заботой и теплом, словно она в самом деле хотела успокоить. — И этот факт вынуждает нас убивать людей... и других демонов.       Лоли молчала. Она была ведома страхом слишком сильно, чтобы озвучивать все свои мысли, но Айзен и Рукия всё равно разглядели кипевшее ядом на губах и во взгляде: «Вынуждает?»       — Никто из нас не поклонник убийств.       — Случаи крайней необходимости, — добавил Айзен, доставая из кармана фартука салфетки и принимаясь вытирать ладони. — Когда кто-то нападает на нас, или следит за нами, или заходит на нашу территорию... Ты зашла на нашу территорию, — Лоли сжалась под его секундным взглядом, — но ты не демон, чтобы убивать тебя за такое.       — За что же... людей?..       Рукия и Айзен на мгновение переглянулись.       — За высокомерие, — улыбнулась Кучики.       — Вы... — Лоли запнулась, крепче ухватившись за полки стеллажа, — ...убьёте меня... за него?       Она едва удержала вскрик, когда ладонь Айзена огладила её щёку. Пальцы требовательно надавили на подбородок, и она подняла голову, встречаясь с лукавым взглядом.       — Разве ты высокомерна, Лоли?       «Надо ответить, надо ответить», — стучало в висках, но Лоли не могла выдавить ни звука — только утопать в обманчиво снисходительных глазах Айзена и разрываться пополам от страха и обожания.       И Айзен легко разглядывал его во взгляде тихой, осторожной надежды быть особенной для него и в напряжённом теле, желающем отшатнуться и в то же время прижаться теснее. Зрительный контакт подначивал на второе, в конце концов заставив Лоли обезуметь от напряжения настолько, что она почти решилась двинуться вперёд, к его губам.       Но Айзен вовремя отстранился.       — Боюсь, у нас не так много времени на разговоры. Гости не ждут, — напомнил он, упиваясь беспомощностью, перекосившей лицо Лоли. — Завтра жду тебя у нас на обед. Я расскажу тебе всё, что захочешь.       — Мы не убиваем людей за то, что они узнали о нас. Мы убиваем их за то, что они восприняли это как вседозволенность, а не акт милосердия. Понимаешь? — вкрадчиво приблизилась Рукия. Она мимолётно коснулась её виска, убирая выбившуюся прядь волос, и Лоли вздрогнула от холода ладоней.       — Я не должна никому рассказывать, — поспешила она прошептать на выдохе.       В покровительственном жесте Айзен положил ладонь на её голову. «Тяжёлая», — ощутила Лоли.       — Умница.       Убийственно тяжёлая.

~*~

      Рукия придирчиво окинула взглядом лезвие косы, но больше следов крови не нашла. С облегчённым вздохом она отложила тряпку. Демонической силе не страшна коррозия, но кровавыми разводами Рукия и так любовалась часто — достаточно часто, чтобы не желать видеть их на своём оружии.       — Сукины... дети...       Послышался щелчок и новый сдавленный стон, за которым она едва расслышала фырканье Айзена.       — Ты была неосторожна.       Началось.       — У тебя были на него какие-то планы? — спросила она с вызовом, разворачиваясь и с прищуром встречаясь глазами с Айзеном.       — Если только на его сердце, которые ты, — он опустил руку в развороченную грудную клетку, заставляя Лава поперхнуться от боли, — весьма немилостиво проткнула.       — Я хотела выжить.       — Мы оба знаем, что это не так.       Лав задёргался, заелозил в бессильных попытках избавиться от копошащейся в груди руки и освободиться от пут. Айзену пришлось, пробравшись сквозь органы, надавить на позвоночник, чтобы заставить его присмиреть.       — Жестоко, — безучастно отозвалась Рукия.       — Милосердно, — возразил Айзен. — Если он продолжит дёргаться, будет лишь больнее.       — Куда уж больше...       Рукия обошла стол с другой стороны и встала напротив вскрытого живота. Железные тиски, удерживающие стенки, едва виднелись, залитые чёрной демонической кровью. Смотрелось органично, естественно: только вспоротое брюхо с трепещущими от надсадного дыхания органами. Но кое-что не давало покоя.       — Ты не обескровливаешь его, — заметила она. Оглядевшись, с ещё большей озадаченностью Рукия обнаружила, что в комнате элементарно отсутствовало оборудование: ни капельницы, ни даже пакета для забора крови.       Оставив в покое сердце, Айзен взял ножницы и в притворной задумчивости замер над брюшной полостью.       — Не мне же одному выполнять всю грязную работу, — ответил между делом, на мгновение метнув смеющийся взгляд. — Для этого у меня есть ты.       — Я поймала этого демона! — вспыхнула Рукия.       — Только потому, что я дал на него наводку.       — Я вам двоим не мешаю? — заплетающимся языком произнёс Лав, прерывая раздражение Рукии.       — Отнюдь, — улыбнулся Айзен. — Появились какие-то вопросы?       — Да, парочка злободневных...       Лаву пришлось прерваться на стон, когда Айзен закончил раздумья и начал вытаскивать его кишки.       — Сделаешь из них сосиски? — глухо усмехнулся он.       — Выкину.       — Какой ты расточительный...       Поняв, что Айзен приступил к своей любимой части — разговорам с жертвой, — Рукия вышла из комнаты в подсобку. Она знала Айзена достаточно долго, чтобы быть уверенной: или она собственноручно выкачает из Лава кровь, или он выбросит его, выпотрошенного, но ещё пригодного для питья. Третьего не дано. Он не отступит.       А Рукия слишком давно не пила крови, чтобы вновь соревноваться в упрямстве.       Глаза Лава затуманились. Закончив с кишками, Айзен похлопал его по щеке.       — Не стоит быть таким эгоистичным и прерывать веселье в самом начале, — упрекнул он со снисходительной усмешкой.       — Обосраться как весело...       — Боюсь, единственный способ, которым я могу тебя развлечь, — это разговоры.       Лав помотал головой, цепляясь за ускользающее сознание.       — Айзен Соуске... и Кучики... Рукия, — выдавил Лав. Он попытался взглянуть Айзену в глаза, но расфокусированный взгляд не давал возможности. А может, наоборот, спасал: вряд ли бы жертве стало легче от взгляда хищника, — это вы, да?       — О, — в притворном интересе Айзен вскинул брови, — в Обществе Душ появились наши портреты?       — Сука... я знал, что в Каракуре поселились крупные рыбы, но не настолько же...       Стиснув зубы, когда ножницы принялись вырезать печень, Лав тем не менее нашёл силы продолжить:       — Вы единственные демоны, кто готовит своих жертв, а не жрёт живьем и сырыми.       В комнату вернулась Рукия, вкатывающая капельницу и прижимающая к груди пять пустых пакетов для крови.       — Упрекаешь нас? — между делом поинтересовался Айзен.       — Да.       Улыбка стала чуть шире. Глаза Лава потемнели от осознания, сколько издёвки в неё вложено.       — Почему же?       Лав плюнул ему в лицо с едким:       — Это так человечно.       Руки Айзена остановились всего на долю секунды, после чего он, не теряя улыбки, вытер слюну со щеки и продолжил вскрытие. Теперь, правда, молча.       Даже боль не помешала Лаву усмехнуться на этой мысли. Опьянённый успехом, он дождался, пока Рукия наклонится к его руке, чтобы прицепить капельницу, и протянул ядовито:       — Своего Куросаки ты тоже потрошила, а, Кучики?       Резким, молниеносным движением Айзен всадил нож в рот Лава так, что кончик пробил затылок. Раздался скрежет — так железо столкнулось с железом.       Рукия застыла.       — Когда замолкает хозяин дома, следует замолчать и гостям. Вам не помешало бы подучить правила этикета, Лав Айкава, — буднично произнёс Айзен.       Его голос не изменился, улыбка не пропала с лица, но Рукия всеми клеточками тела почувствовала, каким холодом налился взгляд.       Какое-то время она наблюдала за конвульсиями Лава, собираясь с мыслями. Глаза неотрывно следили за кровью, которую Лав, пытаясь не захлебнуться, выплёвывал вместе со вздохами, и эти булькающие звуки были во сто крат отвратительнее, чем слова демона.       Странно, подумала Рукия, переключая внимание на руки Айзена, он никогда не затыкал своих жертв. Лав задел его? Исключено: стоя на вершине эволюции, он не придавал никакого значения чужим словам. Никто не был в силах повредить броню, именуемую высокомерным спокойствием.       Никто.       Кроме разве что некого демона, которого Айзен вынужденно поглотил так давно, что уже не помнил ни имени, ни обстоятельств, но Рукия знала о том слишком мало и не хотела узнавать большего, чтобы делать такие выводы.       — Смотрю, ты не в настроении... — наконец неуверенно начала она. Айзен покачал головой:       — Нет. Просто поймал себя на мысли, что его разговоры под руку сбивают.       Ложь.       — Я бы поверила это, будь мы с тобой знакомы лет двадцать, — прищурилась Рукия. Хотела продолжить, но Айзен заставил умолкнуть лукавым:       — Лет пятьдесят.       Издёвка — и в то же время констатация правды. Рукия тяжело выдохнула, сжимая кулаки.       Он был прав.       От этого было не легче.       — Да, — согласилась она, не желая давать поводов неуместным упрямством, — пожалуй, пятьдесят лет на то, чтобы научиться видеть твои... намёки. Твои попытки манипулировать, если быть точнее.       Айзен молча кивнул, и Рукия удивилась, как быстро он прекратил уходить от темы.       Она вернулась взглядом к ножу, торчащему из рта Лава. Уже мёртвого, поняла по неподвижной грудной клетке. Жертва уже умерла — так быстро, так тихо, что лишний раз подчёркивало намерения Айзена.       — Ты хотел поговорить об Ичиго, — твёрдо сказала Рукия. На всякий случай прислушалась, но сердце давно перестало истекать кровью при упоминании этого имени.       — Разве есть, что обсуждать?       Он отправил в тазик с кишками желудок, почки и селезёнку и переместился к груди Лава. Спустя минуту затрещали кости, легко ломающиеся под руками демона.       — Тебе нравится всякий раз, когда я упоминаю, что это ты убил его.       Айзен на несколько секунд отвлёкся от своего занятия, чтобы встретиться с Рукией глазами и подарить ей приторную усмешку.       — Ложь тебе не к лицу, Рукия, — протянул он.       — Но мне идёт быть обманутой. — Она поднялась и, опираясь на стол, наклонилась к Айзену так, чтобы прошептать практически в губы: — Быть ведомой тем, кто чужими руками избавил меня от...       Рукия замялась: даже спустя столько лет она не знала, кем ей был Ичиго — братом, лучшим другом или тем, с кем легко виделось возможным провести всю жизнь, даже если она ограничена человеческими рамками.       Ох, лучше бы ей было быть ограниченной...       Айзен накрыл ладонью её щеку, большим пальцем остановился у уголка приоткрытых губ, позволяя капле чёрной крови скользнуть в рот.       — От ответственности, — подсказал перед тем, как утянуть в медленный тягучий поцелуй. Рукия прикрыла глаза, наслаждаясь простой, но умелой лаской, заставлявшей забывать обо всём, кроме языка, неторопливо исследующего её рот. Редкими покусываниями Айзен возвращал в реальность — лишь для того, чтобы тут же вновь украсть из неё.       Он отстранился первым. Чтобы глотнуть воздуха и продолжить или просто полюбоваться, Рукия не знала и не хотела. Она спрятала губы, склонив голову так, что подборок прижался к груди, усмехнулась тихо:       — Никогда не устану удивляться твоей жестокости.       — В моих действиях её не было ни капли.       Загремели инструменты, вновь послышался треск рёбер. Вернулся к работе. И Рукии тоже следовало вернуться.       Но от бессильного вздоха удержаться не получилось.       — Очередной «акт милосердия»? — поморщилась она.       — Именно.       Прикрыв глаза, Рукия отвернулась к пакету с кровью. Скоро надо будет менять, подумала отстранённо.

~*~

      В полдень раздался дверной звонок. Айзен с улыбкой поприветствовал стоящего на пороге Заэльаппоро и жестом пригласил войти.       — Приятно видеть, что ты не стал сбегать, — отметил он, провожая гостя до столовой.       — Я умный человек, Айзен-сан. Я понимаю, что вы ни за что бы не позволили бы мне это, — отзеркалил его натянутую улыбку Заэльаппоро. Айзен повёл головой, не опровергая, но и не соглашаясь.       — Умные люди склонны усложнять некоторые вещи.       — Только не в этом случае.       У дверей в столовую он оставил Заэльаппоро на Рукию, а сам удалился на кухню завершать блюда. Рукия сдержанно улыбнулась в знак приветствия, усадила гостя по левую сторону от главы стола и села напротив. От Заэльаппоро не укрылось её внимание к длинному широкополому кардигану, в который он был облачён.       — У вас довольно прохладно, — невозмутимо пояснил он.       Рукия кивнула, задержав взгляд на скрытых в карманах руках.       — Ответь мне на один вопрос. Быстро, то, что первое пришло в голову. Но тем не менее постарайся подумать. — Рукия вкрадчиво заглянула в глаза. — От этого будет зависеть твоя жизнь.       Хотя снисходительная улыбка не исчезла, Заэльаппоро напрягся. Какое-то время он молчал, периодически порываясь что-то сказать и не решаясь (хотел отпустить колкий комментарий и опасался, что за него придётся тут же расплатиться жизнью, поняла Рукия), после чего всё же кивнул.       Рукия расслабленно откинулась на спинку стула.       — Как бы ты убил меня тем пистолетом, что прячешь в кармане?       Заэльаппоро оцепенел. Не разрывая зрительного контакта, Рукия наклонила голову.       — Куда бы ты выстрелил?       Молчание затягивалось — намного дольше того срока, чем могло бы быть, но Рукия всё равно благосклонно даровала несколько дополнительных секунд. Впрочем, вечность ждать она не намеревалась.       — У тебя бы не было столько времени на раздумья, Заэльаппоро.       — В грудь — тут же очнулся он. — Возможно, хотел бы в голову, но пальцы нажали бы на курок раньше.       — В сердце? — уточнила Рукия. Заэльаппоро нервно усмехнулся:       — Вряд ли бы я целился.       В притворной задумчивости Рукия возвела глаза к потолку. Потомила молчанием.       — Ты мёртв, — огласила наконец вердикт.       Она буквально почувствовала, как ладонь Заэльаппоро покрепче перехватила рукоять пистолета.       — Был бы мёртв, — добавила, возвращая зрительный контакт и даже не думая погасить во взгляде нотки веселья.       Заэльаппоро выдохнул, чуть сбрасывая напряжение, но не избавляясь от настороженности. Он сидел как на иголках и был готов в любую секунду выбросить руку с пистолетом, даже будучи уверенным, что пуля в сердце не лишит демона жизни и не дарует спасение.       Выхода из ловушки нет — и тем не менее он будет бороться хотя бы за то, чтобы упереться в стену.       Рукия солгала бы, если бы сказала, что не находила это человеческое упрямство очаровательным.       — Развлекаешь гостя? — вернулся в столовую Айзен с тремя подносами.       — Должен отметить, шутки у вас специфичные, — с опасливой улыбкой хмыкнул Заэльаппоро.       — Это были не шутки. Скорее подводка к нашему разговору.       — И предупреждение лишний раз не рыпаться?       В ответ Рукия только игриво повела бокалом с вином.       Некоторое время они провели в молчании, наслаждаясь обедом. Заэльаппоро честно пытался притронуться к еде, но в итоге с тарелки не исчезла и десятая часть блюда.       — Я благодарен вам за приглашение и гостеприимство, — сдался он наконец и отложил столовые приборы. — Выглядит и пахнет восхитительно, но буду честен: у меня кусок в горло не залезет до тех пор, пока я не пойму, что происходит.       — Спрашивай, — благосклонно разрешил Айзен. — Еда не повод извозить себя молчанием.       Заэльаппоро слегка отодвинулся от стола и глубоко вздохнул.       — Вы демоны, — начал он издалека. Дождавшись кивка от хозяев дома, продолжил: — Что это значит? Вы демоны в том понимании, в каком вас ищет наш клуб?       — Если только как собирательный образ, — ответил Айзен. Заэльаппоро недовольно сузил глаза.       — Это не ответ.       — Я ответил на заданный вопрос. Отвечать на то, что ты не в силах даже озвучить, я не стану.       — Разве это проблема? Если вы знаете, что я хочу спросить.       Прикрыв глаза, Айзен прислушался к ароматам вина. Восхитительной выдержки, оно пахло и ощущалось прекрасно, но человеку никогда не удастся создать что-то вкуснее его крови.       — Мы честны с тобой, Заэльаппоро, — сказал Айзен, встречаясь с ним взглядом, — и я всего лишь прошу тебя быть честным в ответ.       Вздох Заэльаппоро звучал натужено от смеси опасения и раздражения. Не нравилось идти на поводу, определила Рукия, смотря на гостя через стекло фужера. Вино она сегодня выбрала тёмное — почти под стать демонической крови.       От Заэльаппоро её мимолётный жест не укрылся.       — Примеряете образ? — усмехнулся он кисло.       — Возможно, — уклонилась Рукия, для убедительности поводя плечами. — Но не злись на меня. В отличие от Соуске, я готова ответить даже на твои немые вопросы.       — Вы весьма добры.       Он даже не думал скрывать сарказм, но Рукия не обиделась.       — Да, — перевела она взгляд на Айзена, — ибо как выяснилось, доброта заразительна.       Ответом ей служила спокойная улыбка.       — Ты хотел услышать о нашей сущности. Я расскажу, — сменила тему Рукия. — Я, увы, не хороша в историях о чудовищах, поэтому не могу утверждать, что абсолютно никто не описывал нас такими, какими мы являемся. Но если говорить о популярных образах, мы действительно взяли всего по чуть-чуть. Мы пьём кровь людей, но не ограничиваемся лишь ей. Люди — наша основная пища, и мы поглощаем её полностью.       — Способы поглощения различаются, — добавил Айзен. — В большинстве своём демоны едят людей сырыми и целиком, оставляя разве что волосы и зубы как не самую приятную пищу. Уходят даже кости.       — Вы не принадлежите этому большинству, — не то предположил, не то утвердил Заэльаппоро.       Улыбка Айзена стала чуть шире.       — Ты оправдываешь звание умного человека.       — Мы находим это диким, варварским... первобытным.       — Даже жертва заслуживает снисхождения, значит, — задумчиво заключил Заэльаппоро.       — Его заслуживают все, — поправил Айзен. — Но всем мы в силах и в желании его даровать.       «Какой личный намёк», — мысленно фыркнула Рукия. Айзен немногое помнил-рассказывал о прошлом, но образ демонов, по частям развешенных у врат в Общество Душ, описывал весьма охотно. В его голосе можно было бы различить усладу от свершившейся мести, не утеки с тех лет столько времени.       — Другое сходство с демонами из ваших книг — двуличие, — продолжила Рукия. — У нас есть два облика: этот, человеческий, который помогает сливаться с миром людей; и тот, что мы используем для битв и охоты.       С заинтересованной улыбкой Заэльаппоро положил подбородок на ладонь.       — И какой из них настоящий?       — Оба, — усмехнулась Рукия.       Заэльаппоро оценил это коротким смешком.       — Двуличные демоны, питающиеся людьми, — протянул он вывод. Сощурился: — Но в погребе были не только человеческие кости.       — Никто и не говорил, что мы охотимся исключительно на людей.       — И что же даёт вам мёртвый демон?       — Пищу, — пожал плечами Айзен.       — Только и всего? — удивился Заэльаппоро, и голос его звучал огорчённо.       Айзен аккуратно опустил столовые приборы так, чтобы они не издали ни звука, и не торопясь отпил вино. Прикрыл глаза со снисходительным:       — Увы, мир полон разочарований.       — В нашем обществе, хотя таковым его можно назвать весьма условно, существуют законы. И согласно одному из них, поедать друг друга нам запрещено.       — О, — выпрямился Заэльаппоро, — значит, вы совершаете преступления не только среди людей.       — Мы совершили всего одно, и то было сотни лет назад, — возразил Айзен. — Наши сегодняшние действия — способ выжить и жить спокойно.       — Защита, — наклонил голову Заэльаппоро.       — И предупреждение.       Несколько раз отрешённо кивнув, он скрестил руки.       — Хищники боятся изничтожить друг друга?       — И желают придумать наказание тем, кто нарушил законы, съев другого демона, — Рукия глотнула вина, выдерживая паузу, — или превратив в демона человека.       Ожидаемо Заэльаппоро смолк, раздумывая, с какого вопроса начать. С какой перспективы — в конце концов, он был умным, а значит, дальновидным человеком.       — Люди — это пища, а не равные охотники, значит, — пробормотал он спустя минуту тишины. Рукия и Айзен довольно переглянулись: часть с наказанием умный гость сумел растолковать самостоятельно и перешёл к более животрепещущей теме.       — Это первая причина, — кивнул Айзен. — Вторая заключается в том, что тогда мир бы попросту рухнул. Чем больше демонов, тем больше нужда в пище. Однако в то время как обращение занимает всего несколько секунд, зарождение жизни требует девяти месяцев. Для жизни, способной оставить после себя другую жизнь, потребуются года. Чтобы и эта, новая жизнь тоже была воспитана готовой продолжиться дальше, и вовсе — десятилетия. Голод же не вытерпит и трёх дней.       — Таким образом заставив истребить всех людей, а вслед за этим — вымереть демонов, — закончил Заэльаппоро.       — Именно.       — По какой же причине изгнали вас? — неожиданно поинтересовался он.       Рукия кинула на Айзена быстрый нечитаемый взгляд, который тот проигнорировал, наблюдая за переливами вина в бокале.       — Какой личный вопрос, — отрешённо протянул он.       — Ох, прошу прощения за грубость, Айзен-сан, — Заэльаппоро нервно поправил очки, но Рукия разглядела, что это смущение напускное, — но простите и вы желание жертвы знать, каков типаж её возможного убийцы.       Айзен приподнял брови, призывая продолжить, и Заэльаппоро с деланной простой уронил:       — Жестокость или сострадание.       — Разве наши действия не подсказывают тебе ответ?       — Это внешнее, — покачал головой Заэльаппоро. — В фундаменте же всегда может лежать что-то иное.       Айзен устремил взгляд вдаль, раздумывая над словами проницательного гостя.       — Жестоки, потому что нарушили закон убийством. Сострадательны, потому что даровали жертве возможность стать хищником ввиду привязанности, — Айзен хмыкнул и на мгновение прикрыл глаза, — или ввиду желания спасти от смерти.       Занятая обедом и словно бы не заинтересованная в разговоре, Рукия тем не менее почувствовала на себе его взгляд, но благо, годы встреч научили держать лицо — даже в тот миг, когда кто-то всеми силами пытался проникнуть под кожу.       Между тем Айзен продолжил:       — Неплохое наблюдение. Но оно слишком ограничено, чтобы считаться правдой.       — Поведаете её всю? — покорно проглотил наживку Заэльаппоро.       Айзен прикрыл улыбку бокалом вина.       — Как я могу отказать своему гостю?       Жестокость или сострадание — Рукия прикрыла глаза, вспоминая, сколько раз неволей становилась на этом распутье. Говоря начистоту, немного, но количество всегда замещалось качеством, и жизненный урок от Айзена она усвоила быстро.       — Сострадание не лишено жестокости, Заэльаппоро.       Тот склонил голову, заинтересованный. Айзен вдохнул аромат вина, и Рукия готова была поклясться: вместо ноток черники и сливы он чувствовал запах крови.       — Спасти смертельно раненого значит проявить сострадание лишь в краткосрочной перспективе. На деле это не что иное, как отсрочка смерти, — Айзен обратил к Заэльаппоро умиротворённый взгляд, — ведь жертв, ставших вровень с хищником, быть не должно.       — Как... жестоко, — признал Заэльаппоро, с некоторой растерянностью осознавая, что круг и в самом деле замкнулся. Айзен с удовлетворением кивнул:       — Сострадание вылилось в жестокость. Но и жестокость может вылиться в сострадание — в тех случаях, когда за обращением в демона стоит не желание помочь, а интерес. Скука... и попытка её развеять.       — Следить за новоиспечённым демоном так увлекательно?       Прозвучало призывно и с интересом не просто человека — учёного, наконец получившего возможность приступить к любимому делу. И Айзен вторил ему тем же проблеском безумной исследовательской жилки:       — Всё зависит от объекта исследования.       «Тебе ли не знать?» — звучало между строк. И от этого настал черёд удовлетворённо улыбаться Заэльаппоро.       — Привязываться к нему, однако, очень непрофессионально, Айзен-сан, — поддел он с хитро блеснувшими глазами.       — Я впечатлён твоей догадливостью.       Рукия тоже пребывала в лёгком недоумении: редко кто без слов Айзена понимал, как связано желание развлечься и бессердечность, превращающаяся в милосердие.       Впрочем, сразу за ним колесо судьбы давало оборот — и всё начиналось по новой.       Она знала это. Возможно, слишком хорошо, чем хотелось бы.       Заэльаппоро откинулся на спинку стула и протянул задумчиво:       — Обращённый будет убит, а демон изгнан и предоставлен на растерзание... двум мирам? или одному? — он склонил голову, заглядывая Айзену в глаза. — Есть ли у вас враги в человеческом мире?       — Люди не были бы людьми, если бы не пытались одолеть даже то, что им не под силу, — кивнул Айзен.       — Они называют себя квинси, и их в полной мере можно назвать охотниками на демонов, — вмешалась Рукия. — Пожертвовав многим, они всё же сумели выяснить, что демона можно убить, поразив одновременно сердце и мозг.       — Можно поразить и что-то одно. Это тоже в конечном итоге приведёт к смерти — только к очень и очень медленной и с шансом, что регенерация возьмёт вверх и спасёт жизнь демона.       — Квинси, значит, — повторил Заэльаппоро не особо заинтересованно. — Люди?       Рукия кивнула. Заэльаппоро с кривым смешком опустил глаза в тарелку.       — После всего услышанного вряд ли я смогу поверить, что люди представляют для вас серьёзную угрозу.       — Да. Жертвами предков они получили знания, — хмыкнул Айзен, — но теория не способна даровать возмездие.       — Таким образом, единственная опасность — другие демоны, которым теперь разрешено убить и поглотить вас. В людском мире главное не выделяться и не привлекать внимание, иначе придётся сменить кормушку. Я прав? — заключил Заэльаппоро. После кивка хозяев дома он вдруг поддался вперёд с ядовитой улыбкой: — Для этого вы решили стать спонсорами клуба? Членский состав постоянно меняется, потому что люди разочаровываются, и благодаря этому никто не заподозрит в исчезновении некоторых следы убийства.       — Вы ищете демонов, а нам желательно с демонами не сталкиваться. Понимаешь? — призывно подняла брови Рукия. Заэльаппоро фыркнул, не скрывая небрежности:       — Сотня фриков ежедневно находит следы демонов в перевёрнутой чашке и шебуршении за стеной. Вы правда полагаетесь на такую информацию?       — Люди не знают настоящих следов демонов, но могут их почувствовать — и поделиться этим с теми, кто ещё не слышал, но кто поймёт и поверит, — мягко улыбнулся Айзен.       — Мы для клуба — возможность выговориться. Вы для нас — возможность обнаружить других демонов.       — И все эти пропажи не ваших рук дело?       Рукия осталась бесстрастной под его испытывающим взглядом.       — Не всем демонам нравится, что на них выходят, — просто пояснила она.       Заэльаппоро с тяжёлым вздохом закрыл глаза.       — Чем больше ответов, тем больше вопросов? — предположил Айзен.       — Да...       — Не стоит перетруждаться, ведь это не последняя наша встреча. Мы можем поговорить о чём-то другом, — он поднялся, принимаясь собирать подносы с едой, — а после десерта договоримся о новой.

~*~

      Рукия оглядела отражение в зеркале — тёмно-серый волос, белая кожа, сливающаяся с белым одеянием, вертикальный зрачок потускневших глаз, рваные алые обрывки вместо плаща и коса, при дневном свете краснее людской крови, а во мраке чернее демонической. Когда-то она ненавидела свой второй облик и даже в минуту опасности предпочитала оставаться человеком. Рукия до сих пор помнила, как долго и мучительно её тяготила ненависть — пока не пришло понимание, что цена давным-давно заплачена и не пользоваться товаром значит делать жертвы бессмысленными. Ужасное сочетание вкупе с нежеланностью. Слишком ужасное, чтобы терзать им сердце дольше пары десятилетий.       Сейчас это вид не вызывал ничего, кроме любования. Рукия нравилась себе и человеком, и демоном, но без колебания избавилась бы от последнего.       И Айзен, знала она, тоже.       Но за тысячи лет никто так и не придумал лекарства от бессмертия.       Позади раздался шум. Рукия обернулась — Айзен водрузил тело демона на стол. В следующий миг исчезло такое же белое одеяние и длинный волос, а в глаза вернулся человеческий карий.       Убийство демона в образе человека и он, и Рукия всегда находили ироничным.       — Уже третий, — пробормотала она, не двигаясь с места. — Много же их развелось в Каракуре.       — Мы слишком увлеклись охотой на людей, — пожал плечами Айзен.       Рукия не удержалась — фыркнула:       — «Охота», — ловя на себе насмешливый прищур.       — Разве это не так?       — Называй вещи своими именами.       Айзен вновь пожал плечами, не соглашаясь.       — Охотиться можно по-разному. Не всегда это выслеживание и борьба.       «Для нас это "не всегда" давно превратилось в "никогда"», — подумала Рукия. Вслух высказывать не стала: ей нравилось, что в отношении людей охота не принимала своего первобытного облика. Это удел хищников — получать меч в глотку и отдавать себя на растерзание. Жертвы же заслужили покоя.

(Больше не будет больно и плохо...)

      Заслужили не умирать напрасно.

(...Ичиго.)

      — Думаешь, это привлечёт их внимание? Мне надоело третий день подряд проводить ночь не в постели, а на улице, — перевела она тему.       — Надеюсь. А то я уже начинаю думать, что мы истребили их всех.       — «Мы»? — вздёрнула бровь Рукия.       Айзен встал к ней полубоком, чтобы иметь возможность смотреть глаза в глаза.       — Мы, — повторил он убеждённо, поясняя: — Демоны.       Впервые за сотню лет Рукия почувствовала, как эта причастность полоснула по груди. Это заставило всплыть со дна два самых страшных, самых ненавистных скелета, и Рукия поспешила закрыть глаза, пряча душу. Но Айзен всё равно успел разглядеть — как она столкнулась с необходимостью выпить первый бокал человеческой крови и как с отчаянным нежеланием взбиралась по тупиковой ветви эволюции на вершину.       Конечно, исказила мысли кривая усмешка, как он мог не разглядеть и не заметить, когда сам был свидетелем двух падений Кучики Рукии.       Когда сам организовал их.       Избитое «Ненавижу» застыло на губах, но Рукия не издала ни звука: душа давно разменяла ненависть на привязанность.       Ибо не было иного выхода. Ветвь эволюции тупиковая во всём.       И уже давно не важно, если некоторые тупики искусственны.       — Что-то не так? — прозвучал над головой сладкий голос, ласковый, не лишённый слабой тревоги.       Рукия давно бросила попытки разгадать, нужно ли там «словно».       — Ничего. Просто устала, — улыбнулась она естественно и подняла безмятежный взгляд. Чужая рука легла на щёку, и Рукия прильнула к ней, будто и вправду — ничего.       А может, и не «будто».       Ведь под гнётом смирения способны погибнуть любые, даже самые сильные чувства.

~*~

      Новая встреча с Гриммджо состоялась через два дня в то же время. Вновь Гриммджо сидел слева от Айзена — и вновь не притронулся к блюду, несмотря на потрясающий запах, вид и заверения хозяев, что на тарелке лежит не человеческая ножка и не демонический кусок спины.       — Мы охотимся не так часто, чтобы посвящать гостей в наш рацион, — весомо сказал Айзен, но Гриммджо легче не стало.       Чувствовал он себя, однако, гораздо спокойнее. Исчезла напряжённая натянутость — на стуле Гриммджо развалился так, будто был давним знакомым, своим среди своих, которому нет нужды беспокоиться о ноже под рёбра. Руки оставались в карманах, но едва ли прятали там пистолет — скорее лишний раз давали понять о расслабленности. Такая поза наверняка не значилась ни в одном сборнике правил этикета, но Айзен всё равно удовлетворённо кивнул.       Он добивался доверия гостя — и он добился.       Фырканье Рукии утонуло в глотке вина.       — Итак, — сказал Айзен после нескольких минут обеда, — к твоим вопросам, Гриммджо.       — Как вообще появились демоны? Вы вылупились из проектов какого-нибудь долбанутого учёного?       — Как грубо о людях науки, — ухмыльнулась Рукия, кинув на Айзена смеющийся взгляд. Тот со сдержанной улыбкой прикрыл глаза.       — Никто не знает этого, — ответил, проигнорировав шпильку. — Возможно, природа решила наказать людей, которые излишне возгордились своим положением на вершине пищевой цепи. Напомнить, что сила и разум не означают вседозволенность.       — И теперь вместо них так считают демоны, — кисло протянул Гриммджо.       — Будь это так, мы давно бы истребили человеческий род.       Гриммджо фыркнул.       — Значит, вы — этакие санитары человечества? Избавляете его от высокомерных ублюдков, иногда промывая мозги некоторым по поводу жестокости и сострадания. Пытаясь донести свою мораль. — Рукия всей кожей ощутила его желание сплюнуть. — Все у вас там такие благородные?       Она окинула Айзена беглым взглядом, но того не волновала саркастичность гостя.       Хотя бы пока.       — Это лишь одна из гипотез, Гриммджо. Никто не говорит, что она правдива.       — Но вы верите в её правдивость, — прищурился Гриммджо. — Раз рассказали именно о ней.       Айзен хмыкнул в бокал вина и замолчал, и Гриммджо верно растолковал его молчание.       — Я понял, почему вы не убили меня, — сменил он тему, — но не понимаю, для чего посвящаете в свои дела и рассказываете о мире, к которому я могу быть причастен исключительно как жертва.       Это звучало почти как вызов, открытая провокация, на которую Айзен наверняка рассчитывал, но к которой всё равно не хотел переходить так скоро, и Рукия поспешила вмешаться.       — Прежде чем ответить на это, Гриммджо, позволь добавить кое-что к тому, что тебе известно. О том, зачем ещё можно обратить человека в демона и что даёт такой демон, кроме пищи.       Нахмурившись, Гриммджо буравил её растерянным взглядом несколько секунд, по истечение которых выплюнул:       — Разумеется, вы не стали выкладывать на стол все карты.       — Иначе во встречах пропал бы всякий смысл, — сказал Айзен. Гриммджо перевёл на него злобную усмешку:       — Так весело наблюдать за незнанием своих зверушек?       Улыбка Айзена не дрогнула.       — Весело, — признал он, — но не за этим.       — Не уводите разговор от темы! — возмутилась Рукия. Не выпуская ножа и вилки, Айзен приподнял пальцы в извиняющемся жесте и занялся обедом, Гриммджо помрачнел сильнее, но тему послушно замял, и Рукия наконец продолжила: — Есть ещё одна причина, по которой Общество Душ запретило превращать людей в демонов, и она, пожалуй, куда весомее остальных.       — Весомее перспективы сдохнуть от голода?       — Да, — вкрадчиво откликнулась Рукия, — ведь это перспектива не сдохнуть от него.       Гриммджо недоумённо нахмурился.       — Демоны не вершина эволюции, Гриммджо. Есть те, кто сильнее, выносливее и опаснее, кого не одолеть ни десяти, ни сотне, ни тысяче демонов. Кому не страшен голод или сердце, вырванное вместе с мозгом. Не страшно ничего, по сути, ведь смерть для него — пустой звук. И это Васто Лорде — демоны, испившие крови человека, которого они когда-то обратили в демона.       — Бессмертные... демоны? — ошеломлённо выдавил Гриммджо.       — Бессмертные. Всесильные. По-прежнему испытывающие голод, но уже не способные умереть из-за него — лишь ослабнуть настолько, что не смогут сдвинуться с места. Можешь разрубить его на части и разбросать по разным концам света, но даже тогда жизнь не оставит его, и рано или поздно даже из капли крови регенерация воссоздаст новое тело.       — Васто Лорде — последняя ступень эволюции, — добавил Айзен. — Дальше двигаться некуда. Это — совершенство, истинный хищник и вершина пищевой цепи, который всегда пожирает и никогда не бывает пожираемым.       Кулаки Гриммджо сжались в напряжении — в осознании, что на самом деле имел в виду Айзен, когда говорил о людях, надеющихся одолеть то, что одолеть невозможно.       — И много вас таких? — спросил он. Даже догадываясь, какое удовольствие это доставляет Айзену, он не смог скрыть из голоса опасение.       Повсюду тысячи чудовищ, и хоть отруби им головы и пропусти через мясорубку сердца — тебе не спастись.       Ты жертва. Беспомощная жертва, которая даже не может выбрать, на чей стол себя подаст.       — По некоторым исследованиям, человеческий мозг может выдержать только двести лет жизни. Демоны устроены несколько иначе, — Айзен качнул фужером, наблюдая за тёмно-красными переливами, — но даже их способно свести с ума долголетие. Всесильность тоже не выглядит желанной: в ней первоначально нуждаются лишь те, чья душа лежит к сражениям, но до них вскоре доходит, что быть всесильным значит лишить себя радости битвы, — он поднял на Гриммджо нечитаемый взгляд, — ведь им нет равных.       — Я задал конкретный вопрос, — прохрипел Гриммджо.       — И я подвожу к конкретному ответу: нет, Васто Лорде немного. Демоны осознают, какую цену придётся заплатить за то, чтобы быть сильнейшим. И все благоразумно приходят к выводу, что оно того не стоит.       — Вы противоречите себе.       — Правда?       — Будь благоразумны действительно все, Васто Лорде бы не существовало. Но они есть. Или я не прав?       — Не прав, — с лукавой улыбкой сказал Айзен, — ведь мои слова не охватывают случаи принуждения.       Гриммджо откинул голову на изголовье стула, напряжённо раздумывая.       — Нахрена кого-то превращать во всесильного? — процедил он, злой от непонимания и, чуяла Рукия, стойкого ощущения, что над ним издеваются.       — Чуть измени формулировку, и ты найдёшь ответ.       На глаза Гриммджо легла нехорошая тень. Ощущения его не обманывали: Айзен игрался, забавлялся, увиливая от прямого ответа. Но это не значило, что стоило доводить до конфликта, и Рукия спросила:       — Подумай сам, Гриммджо: зачем кого-то превращать в бессмертного?       На его лице начало проступать понимание.       — Вы жестокие твари, — ухмыльнулся он спустя минуту. Поспешил добавить: — Только не надо заливать, что и здесь жестокость соседствует с милосердием. Нет ничего милосердного в том, чтобы оставить кого-то вечно живым одиноким куском дерьма.       — И в мыслях не было, — к его удивлению признался Айзен.       — В этом в самом деле нет ни капли милосердия, — кивнула Рукия.       Они дали ему некоторое время на обдумывание — себя, информации, перспектив, после чего Айзен, привлекая внимание, поднял бокал вина.       — Пора вернуться к твоему вопросу, Гриммджо, — ознаменовал он.       — Скажи нам, Гриммджо Джагерджак, — поддержала его Рукия, — хочешь ли ты стать кем-то больше, чем пищей? Быть не тем, на кого, а тем, кто охотится?       — Какая вам с этого выгода? — настороженно прищурился Гриммджо.       — Скука, — пожал плечами Айзен.       — Интерес, — улыбнулась Рукия.       Гриммджо выдохнул. Сжались кулаки, застыло тело, стихли звуки часов и дыхания — комната замерла в томительном ожидании, сделает человек шаг навстречу бездне или всё же ринется прочь.       Однако ни Айзена, ни Рукию не трогало напряжение неизвестности.       — Хочешь ли ты стать демоном, Гриммджо?       Ведь они с самого начала знали, каков будет ответ.

~*~

      На четвёртую ночь получилось так, что они разделились. Уставшая от охоты и желающая побыть в одиночестве, Рукия предоставила Айзену самому развлекаться охотой на демонов. Она ждала каверзных вопросов, но, к своему удивлению, не получила никакой реакции вообще: Айзен безмолвно оставил её на пороге дома. Словно бы говорил: «Ты, кажется, хотела провести ночь в постели — ну же, вперёд».       Это было в его стиле. Но Рукия, предчувствуя иную причину, решила прогуляться по тёмным улицам Каракуры.       Пустота ночного города успокаивала, тишина ласкала слух — Рукия ощутила себя как в сказке. Она не любила званые вечера: в отличие от Айзена, не доставало умения абстрагироваться от пустых разговоров и одновременно вычленять из общего шума что-то дельное. Куда больше пленило одиночество, спокойное и безмолвное, сосредоточие умиротворения, а не жизни, отпугивающее незнакомцев и легко пропускающее близких. Ей подошёл бы замок вдали от людей, где-нибудь в морозной пустыне, к которой не ведёт ни одна дорога, но просвещённые, пропущенные в сердце беспрепятственно доберутся до входа — и Снежная Королева с радостью распахнёт его.       Так говорил ей... кто-то.       Кто-то.       Рукия прикрыла глаза, отмечая, что равнодушие не дрогнуло, а тактика забытья прошлого действительно помогала. Айзен не солгал — хотя бы в этом. Не то не видел смысла, не то сам желал вытравить из разума события столетнего прошлого, не то проявлял милосердие — Рукия не знала и не собиралась искать причины, за долгие годы устав от попыток собрать этот кубик Рубика. Абсурдно, бесплодно, безрезультатно: правда в том, что никому никогда не увидеть все шесть граней упорядоченными.       Никому никогда не вернуть Айзена Соуске в изначальное состояние.

(— Зачем?..)

      И у неё тоже нет дороги назад.

(— Мне было скучно... и немного одиноко.)

      Из мыслей её вывел звук выстрела — за мгновение до того, как пуля пронзила грудную клетку. Рукия поперхнулась кровью, растерянно вздохнула, пошатнулась, ошеломлённая, и в этот миг вторая пуля пробила череп. На тротуар брызнул мозг — это было последним, что она увидела, прежде чем зрение отключилось и она рухнула наземь.       Сзади раздались шаги.       — Вот и конец, демон, — прошелестел мужской тихий голос, хриплый, натуженный, какие бывают у маньяков в старых фильмах ужасов. Рукии, наверное, следовало ужаснуться. Хотя бы для виду.       «Вот, значит, почему ты отпустил меня», — подумала она вместо.       Её схватили за волосы, грубо вздёрнули вверх — и насадили на меч так, что лезвие проткнуло лёгкое, сердце и вспороло шею. Задохнувшись, Рукия со всхрипом запрокинула голову. Из раны брызнула густая чёрная кровь, заставляя одежду липнуть к коже, от меча в глотке тошнило — отвратительно, с каких сторон ни посмотри.       Впрочем, это ведь то, чего она желала, так что глупо жаловаться.       Рукия проморгалась.       Пора.       — Господин Яхве, с одним...       Человек ожидаемо осёкся, когда лишённый разума и сердца демон вернул голову в нормальное положение и посмотрел в глаза ясно и осмысленно. Видя, несмотря на выбитый мозг.       Рукия сплюнула кровь и пронзила человека тяжёлым взглядом исподлобья.       — Не повезло тебе, квинси, — усмехнулась она, когда рукоять косы опустилась в ладонь, — ведь ты наткнулся на Васто Лорде.

~*~

      Четвёртую встречу назначили на ужин. Она была особенной с самого начала, когда Айзен не стал провожать Мила Розу от входа, предоставив возможность самой прогуляться по дому, а Рукия не встречала у столовой. Гостья обнаружила её сидящей за столом и попивающей чай.       За пустым столом, заметила она чуть позднее.       — Я пришла слишком рано? — спросила она, занимая привычное место. Рукия услышала в её голосе нотки нервозности: волновалась, беспокоилась, возможно, даже слегка побаивалась.       Зря.       В этом плане она придерживалась позиции Айзена: в переживаниях нет никакого смысла, когда выбор сделан — или когда всё уже давным-давно предрешено.       — Нет, — качнула Рукия головой. — Наоборот, как раз вовремя.       Она отставила чашку в тот же момент, как показался из кухни Айзен с одним подносом в руках. Металлическая крышка не позволяла увидеть, что внутри, но не это удивило Мила Розу — удивило то, что блюдо предназначалось исключительно ей.       — Вы уже поужинали? — нахмурилась она.       — Наш черёд придёт позднее, — деликатно улыбнулась Рукия. Она наклонила голову, заинтересованная, что Айзен придумал на этот раз.       Хмыкнув, Мила Роза взялась за столовые приборы и уже хотела убрать крышку, как неожиданно замерла. Поджала губы, нахмурилась сильнее, отвела взгляд — о чём-то напряжённо раздумывала.       — Эта сила... правда поможет? — спросила она глухим от нерешительности голосом. — Она действительно может вылечить что угодно и кого угодно?       — Обращённый умирает как человек, и вместе с ним умирает всё, что тяготило его человеческое тело, — ответил Айзен, по-прежнему стоящий за спиной гостьи. Мила Розе потребовалось обернуться, чтобы поймать его взгляд и задать немой вопрос. — Даже рак матки, — добавил он.       — Вы запомнили... — шёпотом отметила Мила Роза.       В ответ Айзен лишь приподнял уголки губ.       Мила Роза вернулась к накрытому подносу.       — Пора делать последний шаг к смерти? — ухмыльнулась она.       — Именно, — мягко уронил Айзен.       Когда Мила Роза убрала крышку, Рукия не сдержала снисходительно-удивлённого смешка.       На пустом подносе лежало зеркало. Посеребрённое, оно сливалось с металлом и создавало иллюзию, будто нет никакого отражения — это настоящие глазные яблоки и смуглая переносица лежат на сервизе.       Мила Роза и растерялась, и напряглась одновременно, но не сказала ни слова: не то не понимала вообще ничего, не то не могла сформулировать мысль, или поверить, или осознать в полной мере, не то решилась, но не успела — пальцы Айзена, прочертившие линию от подбородка до шеи, мигом потушили искру смелости.       — Ты слышала миф о Сизифе, Мила Роза? — вкрадчиво начал он.       На брошенную в её сторону мольбу сказать хоть что-то Рукия с усмешкой скрестила руки. «У зеркала на подносе при пустом столе демонов лишь одно значение», — говорили её глаза.       Между тем Айзен поддел прядь волос и с обманчивой осторожностью заправил её за ухо.       — Первый обманщик среди эллинов, лжец и хитрец, каких стоит поискать. Разные мифы приписывают ему разные преступления, но согласно самому распространённому, он сумел обмануть даже бога. Согласись, это серьёзное оскорбление — когда смертный бессильный человек сажает на цепь сверхсущество.       Другой рукой он собрал рассыпанные по плечам волосы. Обнажил шею и вместе с тем крепкой хваткой дал понять: ринуться с места означает лишиться головы.       — После смерти он сумел вернуться с того света. Вновь обманул богов, но вместо того, чтобы вцепиться за мир живых и остаться в нём любыми способами, он продолжил прежнюю жизнь. Единственный вернувшийся из царства смерти... На что он надеялся? Кто знает, — Айзен наклонился к уху Мила Розы, — но его поступок сквозил надменностью.       Поддавшись панике, Мила Роза вскочила, но безрезультатно: рука Айзена в волосах тут же метнулась на затылок и прижала обратно к стулу. Мила Роза вскрикнула, но то был крик не боли — ужаса, отчаянного неверия, что ловушка захлопнулась, кульминация пройдена, и ей не спастись из челюсти хищника, притворившегося другом.       Не спастись, не спастись, не спастись — только, следуя насмешливой аллегории, смириться: на этом ужине она не гостья, она — главное блюдо.       — Я вас не обманывала! — закричала Мила Роза, бессильно дёргаясь в стальной хватке Айзена.       — А мы убиваем не за обман, — сказала Рукия. Она поднялась с места, задвинула стул и в ожидании остановилась.       Представление подходило к концу. Пора опускать занавес.       — Полагаю, ты слишком скована страхом, чтобы понять мой рассказ о Сизифе. Позволь объяснить тебе — вкратце, ибо уже время ужина. Надеяться получить нашу силу в своих личных целях и верить в то, что именно ты по каким-то причинам будешь той, кому удастся выбраться из логова смерти... — схватив Мила Розу за шею, Айзен заставил её запрокинуть голову и усмехнулся в ответ на затравленный взгляд: — ...было так высокомерно.

~*~

      — Сейчас будет кое-что прекрасное, — сказал Айзен, вставая напротив и протягивая руку. Рукия с улыбкой приняла приглашение на танец. Они вышли в середину зала как раз в тот миг, когда стихла предыдущая мелодия и из колонок полились частые ноты фортепиано.       Рукия слегка нахмурилась.       — Звучит знакомо, — пробормотала она.       — «The show must go on», — подсказал Айзен. — Не оригинал, а инструментальная версия от «Botticelli Trio».       С первыми звуками скрипки они двинулись в танец. С учётом разницы в росте танцы всегда составляли занятие трудное, особенно под спешные и резкие мелодии, но Рукия не жаловалась — вместо этого отдавала весь контроль над ситуацией Айзену, позволяя ему вести их и подстраивать под темп. И он умело кружил их по комнате так, что Рукии не приходилось тянуться, а ему — сбиваться с ритма. Из танца получалась цельная, гладкая картина, написанная одной непрерывной линией длинною в несколько минут, и никого не волновали ладонь на предплечье, а не плече, и невозможность постоянно поддерживать зрительный контакт.       Последнее Айзен назвал когда-то единственным существенным упущением. Поэтому порой Рукия проявляла милосердие, запрокидывая голову и даруя ему несколько секунд переглядок, в которые они вкладывали то, что остальные растягивали на весь танец. Это случалось где-то в середине мелодии, когда она захватывала достаточно, чтобы забыть обо всём остальном, кроме чужой руки на талии, мягко перехваченной ладони и объятиях, в которых аккуратность граничила с желанием прижаться ещё ближе и теснее. Чтобы не кожа к коже, а — под кожу, под оболочку, чтобы добраться до сердца, чьё биение Рукия слушала вместо переливов скрипки и фортепиано, и... раствориться. Забыться навеки в чужом дыхании.       Забыться.       Рукия прикрыла глаза, кладя голову на грудь Айзена, пока тот очерчивал комнату малыми квадратами из вальса. Стандартная, незамысловатая фигура, но Айзен в принципе редко когда заходил дальше: красота в танцах для него лежала в простоте движений — и в вихре чувств, в который уносила музыка.       Начался припев. Ритм изменился, став чуть быстрее и резче, но Рукия забыла об этом сразу же, как только подумала. За сто лет она научилась двигаться не задумываясь, ибо в танце наслаждалась не процессом — тем, какое удивительное чувство защищённости и умиротворения дарило ей тело Айзена, с которым её разделял лишь тонкий слой одежды. Её пленила не мелодия, а он, грациозный, непоколебимый, уверенно держащий её подле себя и не намеревающийся отпускать. Он утаскивал на дно беспамятства и безмолвного наслаждения, и Рукия не могла сопротивляться, даже если бы с неба пролился дождь из крови их жертв, а под ногами захрустели старые кости.       Хотя она слышала их и так — каждый раз, когда в усталой задумчивости протягивала:       — Пора назначать новый благотворительный вечер.       Вверх взметнулись ноты скрипок, словно призывая очнуться, действовать, ожить. Но вместо этого Рукия скользнула ладонью с предплечья на спину и прижалась ближе, прильнула щекой к груди, расслабляясь в спокойном дыхании Айзена.       — Что насчёт жребия? — спросил он, ласково, словно бы успокаивающе поглаживая её спину.       Рукия сочла этот момент подходящим, чтобы поднять взгляд на Айзена. Уголки губ приподнялись в лёгкой улыбке, когда в карих глазах она прочитала интерес, и внимание, и готовность выполнить любую её волю — так странно относить такие слова к нему; так легко, когда она знает, сколь на самом деле незначительны и зыбки границы его подчинения.       Впрочем, даже таковыми обладала лишь она одна.       Одержимые демонами, влюблённые в демонов, желающие исследовать, жаждущие силы, ищущие спасения, своего и чужого — на сотни лиц успел выпасть жребий, и к сотням дверей был найден подход, но неизменным оставалось одно — Кучики Рукия, определяющая правила охоты.       — Танцы, — улыбнулась она. Айзен заинтересованно склонил голову, и Рукия продолжила: — Устроим необычный вечер. С танцами.       — Сумеешь выстоять весь вечер не просто на ногах, но и в движении?       — Только твои кости стары настолько, чтобы видеть в этом серьёзное испытание.       В последний раз ударили аккорды припева. Рукия потянулась к лицу Айзена, призывая замедлиться, остановиться, и тот в один квадрат завершил танец. Его руки тут же опустились на талию, её — обвили шею, и они замерли, разделённые сантиметром между губами, но не смеющие его сокращать.       Ожидающие ответа. Выжидающие, кто сорвётся первым.       Глупости, конечно. Они оба знали, что это будет Рукия, несмотря на сто пятьдесят демонических лет, ещё сохраняющая пылкие горячие нотки. Ещё движимая порывом. Ещё живая.       Не знавшая четырёхсот лет одиночества Васто Лорде.       — Мой жребий таков, — прошептала она в губы. — Это будет тот, кто пятнадцатым пригласит меня на танец.