И каждую ночь они приходят

Каждую ночь Ему снится один и тот же сон. Он взбирается по лестнице, освещенной тусклым солнцем, выглядывающим из-под сизых облаков. А по обе стороны от него вниз шагают безликие фигуры в серой форме. И то ли из-за освещения, то ли из-за дьявольского плана, он не может разглядеть их лиц. У них нет лиц. У них нет имен. У них нет своих голосов. У них есть только одна цель - это спускаться вниз, пока Он взбирается наверх. Под зябким ветром реют изодранные штандарты с красно-белым знаменем и свастикой, но вновь светило играет шутку - и они кажутся черными, словно от копоти, крови и грязи, ведь несут их мертвецы. Под ногами, тихонько журча, текут ручейки крови - и каменные ступени скользки до невозможности. И каждый раз Он балансирует на грани падения, ибо знает - если упадет, то уже не встанет. Просто не сможет.       Усталые голубые глаза открываются, и фюрер Германии встает с кровати. В каждой черте его лица, в каждом движении читается невыразимая боль и душевные муки, одолевающие фюрера. Он - самый великий из живших и живущих немцев. Объединитель немецкого народа. Спаситель человечества. Он - бывший солдат Германской империи - Рейха Второго, и лидер Рейха Третьего. И Он устал. Смертельно устал от сновидений, где каждый раз он шагает по окровавленной лестнице, а на встречу ему бредут безликие фигуры солдат его Тысячелетного Рейха. И только божья воля ему позволяет еще держаться - он не видит их лиц. Не видит окровавленных, искаженных ужасом молодых лиц ребят, что каждый день гибнут тысячами, если не десятками тысяч.       Начало Войны. Пала Чехословакия, и лишь десятки застреленных в спину немцев стали жертвами. Пала Польша, и первые фигуры стали появляться в его сновидениях. Их немного, но их едва различимые силуэты уже видятся боковым зрением, когда Фюрер ступает по залитой ярким солнечным светом лестнице к Величию. Пала Бельгия с Голландией, и фигур стало больше. Солнце все еще ярко светит, однако словно через едва мутное стеклышко, а на пальто Фюрера появились первые, едва различимые пока потертости. Пала Франция. Фигуры уже не прятались, и их можно было спокойно различить. Солнце потускнело, однако не утратило до конца своей яркости, но уже мутноватым светом освещало его путь. Пальто Фюрера местами уже заметно истрепалось, а кожа его побледнела, и на ней появились первые ссадины.       Гитлер устало потер переносицу и взглянул в документы, предоставленные помощниками. Опять тысячи жертв, опять ради его абстрактных идей гибнут молодые ребята. Но он просто не может отступить. Если сейчас он скажет своему народу что тысячи человек умерли зря - тот опять впадет в уныние, сравнимое только с тем, что испытало после поражения в Великой войне. Фюрер Германии устало откинулся на спинку кресла, и, закрыв глаза, невольно ускользнул сознанием в дебри памяти. Ему вспомнились годы, когда он, будучи молодым, рассказывал своим товарищам из Рейхсхеера как ненавидит славян и иже с ними. Вспомнил, как рвались снаряды, как он ослеп из-за горчичного газа, как потом горько плакал из-за судьбы своей Родины, которую жалкие французы, британцы, русские и американцы так безжалостно унизили.       Он начал новую войну, с Советским Союзом. Он думал что закончит ее быстро, не тратя огромные людские ресурсы, и вскоре ужасные сны закончатся. Как же он ошибался... Начало войны. Пусть все пошло и не по плану немного, но вскоре Советский Союз сдастся! Брестская крепость. Минск. Киев. Крым. Ленинград. Каждое название тяжким грузом и кровоточащей раной ложилось на его сердце. День ото дня, фигур становится все больше. Летчики, танкисты, простые пехотинцы - все они бредут вниз. Местами форма обгорела, местами на ней виднелись жуткие отверстия, за которыми были видны кости, на которых, местами, свисали клочки плоти. Москва. Сталинград. Курск. Фигуры плотным потоком спускаются вниз. Сотни тысяч солдат пали, еще больше ждут своей очереди, чтобы встать в этот людской, если так можно выразиться, поток. План окончательно провалился, и теперь о победе и думать не приходится. После Сталинграда и Курска у его Рейха нет более сил наступать. Но он не сдастся. Ни за что и никогда, ни при каких условиях он не склонит свою голову. Он еще будет сражаться.       С каждым днем Фюрер все хуже и хуже. Он срывается на подчиненных, кричит и требует невозможного. А каждую ночь его терзают жуткие кошмары, которые день ото дня становятся все хуже. "Багратион", Украина, Прибалтика - и все жертвы, которые понес Рейх, стали бессмысленными. Скоро русские перейдут границу, что означает только большее количество жертв. Высадка в Италии и операция "Ось", Нормандия и предательство Италии - и тучи сгустились над Фюрером, что идет по окровавленной лестнице, но, несмотря на это, он увидел. Увидел лица солдат, и на следующее утро один из его телохранителей едва успел выбить пистолет из дрожащей руки Адольфа. Обезображенные кости черепа скалились в кровавых улыбках, струйки крови, что текли из отверстий черепа стекали на лестницу, делая ее скользкой, а скрежет костей в суставах резал уши и сознание Фюрера. Польша, Румыния, Варшава и Дебрецен - Красная Армия перешла границу, закончив освобождение своей Родины, и приступив к уничтожению Рейха за своими пределами. Теперь охранники постоянно следят за своим вождем, дабы тот не застрелился, повесился или покончил жизнь самоубийством иным методом - ибо Фюрер стал походить на ходячий труп. Во сне же он им и являлся. Серая, землистого цвета кожа, потускневшие волосы, изодранная одежда и жуткая рана на месте рта, разрастающаяся с каждым выступлением Гитлера.       Кёнигсберг, Вена, Зеелув - русские нажимают с Востока, а американо-франко-британские войска с Запада. Крах. Разруха. Смерть. Фигуры во сне уже не помещаются в обозримом пространстве, падая и спотыкаясь, они ползли вниз, перебираясь по телам своих мертвых товарищей. Потускневший Железный Крест на груди звонко постукивался обо что-то на его пальто, отмечая каждый тяжелый шаг тихим, но в тоже время оглушительно громким звоном. Одежда превратилась в лохмотья, серые от грязи и пыли. Кожа болезненно-белого цвета была суха и с тихим треском натягивалась каждый раз, когда Фюрер делал движение руками или головой, пытаясь подняться на еще одну ступеньку. Разорванный рот горел болью, отсутствовала нижняя челюсть, и лоскуты кожи со щек болтались, роняя тяжелые капли смолянисто-черной крови.

Берлин.       В эту ночь сон сильно отличался от обычного. Вначале Фюрер долго взбирался по лестнице, наблюдая знакомую картину боли и смерти под аккомпанемент скрежета костей. Однако, в одночасье все изменилось. Фигуры синхронно остановились и повернули свои головы, уставившись окровавленными провалами глаз на него. Мертвецы медленно поднимали свои руки с выставленным указательным пальцем на него, и, когда все завершили этот ритуал, воздух сотряс единый рев многотысячной толпы: "МЫ УМЕРЛИ РАДИ ТЕБЯ. И МЫ ЖДЕМ ТВОЕЙ ОЧЕРЕДИ!". Двое охранников силой держали тело Фюрера в постели, не давая тому биться в истерической агонии. Рука пыталась вырвать у них пистолет, или нож, или хоть что-то, чтобы убить себя. Через четверть часа Адольф успокоился, и велел собрать утром всех офицеров, командующих обороной Берлина.       Собрание в рейхсканцелярии было посвящено тому, как незаметно выбраться из города и сбежать прочь. Лишь Фюрер не принимал в нем участия, понимая, что это бессмысленно, и их везде найдут. Внезапно для него, тени всех присутствующих медленно стали менять свои очертания. Они вытягивались, искажались в невообразимых формах, чтобы затем стечь тяжелыми потоками черной жидкости на пол и принять форму его ночных кошмаров. Десятки фигур стояли вокруг офицеров, но видеть их мог только он. Ближайшие к нему фигуры протянули свои руки, и, ухватившись за одежду, принялись с остервенением рвать ее, обнажая слабую плоть. Потом они принялись и за нее, вырывая по кусочку и уступая место другим. Фюрер кричал, молил о помощи, требовал и плакал. И наконец, все страдания, вся боль и все слезы прекратились.       В кабинете стояла гробовая тишина. Бледные офицеры, повидавшие сотни тысяч смертей, с ужасом смотрели на тело Гитлера. Когда тот неожиданно схватился за голову и начал биться головой об стол, ему попытались помочь, но все оказалось тщетно. Он откусил себе язык, пальцами выдавил себе глаза и разорвал несколько вен и артерий, при этом страшно крича и моля о пощаде. Вскоре, всех офицеров арестовали, а мир облетела весть о том, что Гитлер застрелился в подвале рейхсканцелярии.