Even Thought I Loved

POV Джеджуна Мрачное утро. Что может еще испортить настроение как не это. Ан-нет, кое-что еще может. Дождь. Капли прозрачной воды, скользящие по тонкому стеклу окна, разбивались на крошечные частицы от столкновения с твердой поверхностью. Бурное журчание за окном, будто рядом струится небольшой ручей, немного беспокоило. «Такие погодные условия не к добру», – подумал я, накидывая старую домашнюю кофту на плечи. За окном бушевала стихия, а в доме, как обычно, тихая атмосфера покоя. Джунсу и Ючон разъехались по делам в свои единственные два выходных дня. Мда, жизнь не стоит на месте. Казалось, ничто не разорвет унылую серость этого дня. Казалось… Я взглянул на Джиджи, которая сладко потянулась, прерывая свой спокойный сон. Медленно блуждая взглядом по комнате, наткнулся на тумбу, попутно припоминая, что еще две недели назад хотел разобраться с ней, и осознавая, что и сегодня мне светит только уборка. Ненужные коробки с записями; книги, которые нужно переложить в другое место; кипа исписанных бумаг, небрежно разбросанных на столе. Неспешно отвел глаза снова к окну, ловя себя на мысли, как же приятно слушать легкое постукивание капель дождя за окном. Внезапно мой взор упал на кассету, которую я тут же взял в руки, поглаживая большим пальцем по пластмассовому краю. "Нужно проверить, что это", – вновь промелькнула идея в голове, и я, включив ее, ушел за водой. Дождь не дождь за окном, а жажду утолять нужно. Вернувшись со стаканом воды, поудобнее устроился на полу, опираясь спиной о диван. Все мысли покинули мой расслабленный разум, как только я снова начал вглядываться в незамысловатые рисунки на запотевших от прохладного дождя стеклах. Это продолжалось до тех пор, пока я не расслышал этот до боли родной голос. Голос, который заставил обратить внимание на включенный DVD-плеер и мелькающий экран телевизора. Голос, который, как кажется, можно узнать из сотен тысяч чужих. Голос, который подчиняет себе всех вокруг, хрипло отдаваясь эхом в ушах. Сердце пропускает удар. Второй. Неторопливо поворачиваю голову, всматриваясь в силуэты на ярком дисплее. Мило. На записи два влюбленных идиота, счастливых и верящих в свою мечту. – Эй, снимай давай. Будет что показать детям. Какой у них отец прекрасный был. Пуин-пуин. Сделай смешную рожицу, ну. – Ты уверен, что покажешь? А то детки-то подумают, что у них папаша того, пришибленный был. Звонкий смех и две яркие улыбки, дарящие друг другу тепло. Взгляд опять перемещается на окно, и до меня лишь доносятся негромкие звуки от телевизора, вызывающие легкую ухмылку. – Дурак! Ты мне сейчас камеру сломаешь. А ну-ка сюда подойди! Через пару минут запись на кассете закончилась, но в голове все также звучали отголоски тех легких и веселых диалогов. Больно? Скучаю? Вдруг стук в окно прервал мои размышления. – Кого могло принести сейчас в такую-то погоду? Возле окна никого, но стук повторился, только уже в дверь. – Звонок же есть, зачем стучать-то? Двадцать первый век на дворе. Дверь легонько скрипнула, а сердце пропустило очередной удар. Глаза немного округлились, и я, что есть сил, пытался не выдать своего удивления. "Кто к нам пожаловал. Чон Юнхо собственной персоной", – что-то темное внутри меня дернулось, подавая свой голос и затуманивая своим ядом здравый смысл. – Привет, - тихо проговорил ты. – ... – Можно войти? – снова негромкий вопрос и твой выжидающий взгляд. – Зачем? – осторожно отвечаю я, пытаясь не выдать себя. – Дождь льет как из ведра. А я тут... недалеко был в фото-студии. – ... – До дома мне далеко, вот решил зайти. Вновь мое молчание, но в голове роились сразу тысячи намерений: от таких, как оставить тебя на улице или просто сделать больно, до самых абсурдных впустить тебя, мокрого и дрожащего, и прижать к груди. Прижать и не отпускать. Оглядывая твой внешний вид, понял, что ты ни капельки не изменился. Все тот же беспорядок на голове, все та же родинка над верхней губой, постоянно отвлекающая меня, и глаза все те же, смотрящие с горькой нежностью. Промок до нитки под дождем, словно брошенный котенок: вода стекала с влажных волос, пробегая тонкими струйками по оголенным участкам тела, и одежда уже давно мокрая. Тебе явно холодно, хоть ты стараешься не показать этого, но стучащие от холода зубы говорят о другом. Было бы немного неловко, оставь я тебя здесь, такого несчастного и покинутого. Замерзнешь и заболеешь ведь, и винить же себя буду потом. Холодок с подъезда пробежался по ногам, отрезвляя мое сознание, и я быстро пришел в себя, пропуская тебя внутрь. – Проходи, – глухо проговорил я, захлопывая за тобой массивную дверь. Протискиваясь прямо перед тобой в холле, четко произнес каждое слово, пытаясь не смотреть на тебя: – Ванная прямо и направо. Сухие вещи я принесу. Чай на кухне, – моментально выпаливаю. – Спасибо, – все, что ты можешь мне сказать дрожащим голосом. Выдыхаю. Закрываю глаза. Минута. Пять. Что-то не легче. – Аа! Вещи, – вспоминаю вдруг. Пробегаюсь глазами по своему гардеробу – совсем не то. Точно, Ючон. У тебя такой же размер, как и у него – до сих пор помню. Футболка, штаны – правда, идентичны. Я распахнул дверь в ванную, неслышно проскальзывая внутрь. Облако горячего воздуха обдало лицо, оставляя приятные ощущения. Тихое журчание воды в душе и ... тот самый запах парфюма. Парфюма, подаренного ему четыре года назад. Странно, что я не почувствовал его сразу. Хотя... Все-таки у меня, скорее всего, галлюцинации. Ведь тот парфюм уже и не выпускают, да и закончился он почти, когда мы трое покинули агентство. Вылетая из ванной, я направился на кухню, усаживаясь за стол и протягивая руки к чашке горячего чая, чтобы немного согреться и вновь провалиться в воспоминания. После нашего ухода, я осознал, что мы совершили дурную ошибку, но назад дороги уже не было. Запрет на выступления в шоу и другие трюки бывшей компании – это было слишком жестоко, слишком подло. Хотя по-другому быть не могло, и мы знали, на что шли. Ючон – это человек, вновь собравший нас, несмотря на проблемы со здоровьем, постоянный недосып и мучавшую его астму. Он курил, дымил как паровоз, получал нагоняи от нас, но лишь так он мог немного успокоить свою ненависть и злость, а потом, как неизлечимый больной, кашлял, захлебываясь. После того как начались скандалы, у него случился рецидив, который становился все сильнее и чаще. Было страшно видеть то, как он дышал: ингалятор практически всегда был с ним, и дополнительный у Джунсу. «Вечная мамаша, оберегающая его как собственного ребенка» - как считал сам Ючон, только для Джунсу было все иначе. Слепец, он не замечал, почему Джунсу опекает его ото всего после распада, вытягивает из припадков, сжимает его руку, когда видит, что тому уже очень плохо, и спит рядом, охраняя его сон и боясь повтора приступов. С ужасом вспоминаю о том периоде, когда он потерял отца. Узнав эту новость, Ючон просто вышел из себя, потерял самоконтроль. Бесконечные слезы двадцать четыре часа в сутки на протяжении всей недели сводили его с ума... Когда он летел в Сеул с нами, прервав концертный тур по Южной Америке, Су лишь мог быть просто рядом, тайком присматривая за ним и иногда держа за холодную руку. Ему тоже было больно, безумно больно смотреть на страдания любимого человека – это становится твоим наказанием и проклятием. Нацепив свои стильные очки и заткнув наушниками уши, он весь полет не спускал глаз с Ючона. Было слишком трудно слышать частые приглушенные всхлипы, но еще тяжелее смотреть в опухшие покрасневшие глаза, где пряталась горькая тоска по родному человеку. Ком подкатывал к горлу, и Джунсу так и не смог сдержаться, прижимая голову Ючона к своей груди. Это он заставлял Ючона поесть после трехдневной голодовки, он отвозил Юхвана в больницу, когда тот упал в обморок от истощения, он удерживал Ючона на кладбище, когда тот спрашивал Господа, задыхаясь от крика и слез, почему он сделал это с его отцом. От того, как сам себя мучил Пак, хотелось кричать, кричать от бессилия, что не в состоянии помочь любимому человеку, но Джунсу лишь стискивал зубы, проглатывая накатывающие истерики, чтобы не дать Ючону уйти в себя. Каждая его новая слеза резала сердце на части, словно острый скальпель в умелых руках хирурга. Оба похудевшие, с бледными лицами и красными от вечного недосыпа глазами, они были похожи на мертвецов, правда, все еще живых, как в очередном дешевом американском фильме ужасов. Каждую ночь Ючон засыпал вместе с Джунсу, цепляясь тонкими пальцами за его запястье от страха остаться в одиночестве. И Джунсу не мог его покинуть, нежно поглаживая волосы и плечи, будто успокаивая маленького ребенка, когда тому приснился очередной жуткий кошмар. Он сжимал его в утешающих объятьях, нашептывая на ухо всякую ерунду, чтобы хоть немного отвлечь парня от своих мыслей, и сам засыпал на его плече, прижимаясь к родному телу. Эта слепая любовь и немое обожание трудно было не заметить, но Ючон не видел ее, усугубляя положение Джунсу яркими рассказами о своих частых влюбленностях в очередную красотку или партнершу по сериалу. Иногда мне казалось, что у нашего названного ангела правда есть белоснежные крылья за спиной, безграничное терпение и смирение, чтобы он еще мог дать верный совет или поддержать глупого Ючона в трудную минуту после разрыва. А Джунсу лишь тепло улыбался и молчал, молчал, что любит и как колит сердце, наблюдая за его прогрессирующей болезнью. Молчал, что до смерти боится его потерять и как больно видеть его в окружении этих раскрашенных "монстров" на шпильках. Слова, что он произносил каждое интервью: "Я никогда не пью! Не умею пить!" – были отчасти ложью. Несколько раз мне приходилось привозить его к себе, откачивая после неправильных сочетаний алкоголя, когда Ючон был в разъездах. Тогда он рассказывал мне о своих страхах, и все, что я мог, это уложить непутевого друга в кровать, давая обещание не говорить Ючону ни о чем. Иногда алкоголь он заменял другими парнями, возвращаясь домой подавленным, не смотря мне в глаза и пряча свежие засосы на шее. Так продолжалось изо дня в день – жестокая пытка любовью. В тот раз съемки уже были закончены, но камера продолжала нас снимать. Джунсу явно нервничал, постоянно поглядывая на циферблат своих крутых часов. Встреча, которую он назначил на сегодняшний вечер, должна была состояться два часа назад. Мы с Ючоном травили шутки, пытаясь увлечь и Джунсу, но тот лишь раздраженно фыркнул, тут же опомнившись и притворно улыбаясь на камеру. Я чувствовал, как его тело напряженно и каждое движение фальшиво, но камеры еще включены, а значит нужно выложиться на все сто процентов. Его взгляд, адресованный Ючону, немного злой и недовольный, и я пытался разрядить обстановку, снова рассказывая веселую историю. В этот момент менеджер сообщил о новом решении суда, начиная с порога съемочной площадки кричать, что они снова отложили его. В этот день я снова напился, как и после нашей с тобой встречи на одном из заседаний, утоляя свою тоску и гнев в алкоголе, приятно щекотавшем горло. Тогда я не контролировал себя, оттаскиваемый Джунсу и прикрываемый Ючоном, выговаривая тебе все, что копилось долгое время, и плохо осознавая, что виню тебя во всем том, чего ты не совершал. Ты лишь молчал, утыкаясь взглядом в пол и уводимый за руку Чанмином, зло глядевшим на нашу троицу. После этого случая напиваться после очередного заседания вошло в привычку, и Джунсу снова был рядом, отодвигая мою недопитую бутылку отличнейшего коньяка в сторону и подхватывая меня под руку, чтобы я не разлегся прямо в этом баре. Ючон предпочитал утешаться в объятиях какой-нибудь девушки, поэтому наш милый ангел сопровождал меня, чтобы я не смог натворить никаких глупостей. Уже очнувшись дома после двух часов сна, я огляделся, находя Джунсу в кресле у окна. Кажется, он что-то читал, нацепив мои очки. Заметив мое пробуждение, он лишь улыбнулся, кидая непрочитанный томик на стол и подходя ко мне, чтобы приложить теплую ладонь ко лбу. Не знаю, что тогда нашло на меня, был ли виной затуманенный алкоголем разум или просто мне стало жаль, что он уйдет к себе и будет снова страдать в одиночестве, ожидая возвращения Ючона, но я схватил его за руку, предлагая свою кандидатуру в роли "мучителя". Я немного приподнялся, пока он был в смятении, потянув на себя и увлекая в невесомый и нежный поцелуй, который мы оба ждали, только от других людей. Джунсу совсем не сопротивлялся, лишь зажмурившись и сжимаясь всем телом. Легкие поцелуи перерастали в более требовательные, и казалось, что мы все делаем правильно, только вкус губ был другой, и мы оба это понимали. Вырисовывая языком на его шее замысловатые узоры, слегка посасывая кожу и оставляя на ней розоватые отметины, я пытался успокоить свое бунтующее сердце. В его глазах читалась растерянность, смешанная с непониманием происходящего. И как мы до этого докатились? Мои руки, пробравшиеся под футболку Джунсу, ощущали другое тело, непривычное и неродное, но такое притягательное. В пьяном дурмане я потянулся к ремню, умело справляясь с его пряжкой. Щелчок расстегнувшейся пуговицы на штанах, и тихий всхлип и слезы на глазах вернули меня в реальность. Я тут же убрал руки, быстро моргая и приходя в себя от наваждения. Джунсу закрыл лицо руками, и я притянул его к себе, крепко обнимая за плечи и целуя в висок. – Извини, – почти беззвучно шептал я ему в ухо, а он лишь понимающе кивнул, будто давая понять, что все в порядке. После этого случая прошел почти год, а может и больше, мы просто решили забыть это, списывая все на алкоголь. Ючон ничего так и не узнал, и ситуация с ними так и не прояснилась. Джунсу также страдал от своей любви, а Ючон не замечал его чувств, либо старался не замечать, принимая это за близкую дружбу. Видимо я слишком задумался, вспоминая некоторые случаи из своей жизни без тебя, раз щелчок двери ванной заставил меня вздрогнуть, возвращая в реальность, и вспомнить, что я впустил "нежданного гостя" к нам в дом. Нерешительные шаркающие шаги, и я успеваю заметить, что одежда лежит на нем идеально. "Значит, еще не забыл...", – проносится в подсознании, и несмелая улыбка скользит по моим губам. Усаживаясь напротив меня, парень сжимает свою чашку длинными пальцами, и внезапно, совсем не ожидая, что в ней настолько горячая жидкость, опрокидывает на себя. "Бедствие мира, – пролетает в моей голове. – Ходячая катастрофа!!" – АЯЯЯЙ, – громкий возглас ту же разносится по всему дому. Слава Богу, чаю пролилось немного и ничего страшного не случится с его кожей. А вот штаны... Ючон точно меня прибьет! Пришлось снова тащить чистые и сухие брюки и разливать по новой чашке чая. – Сиди тихо и пей чай. Только остуди его сначала. Горячий ведь. Еще раз прольешь, получишь, – отчеканил я, приземляясь на то же место, где сидел ранее. "Словно в старые добрые времена!", – задумываюсь я, наблюдая за твоими неуклюжими действиями. Тишину прерывают лишь капельки дождя, равномерно постукивающие по окну, словно пытаясь добиться нашего внимания. Ты поднимаешь свои грустные глаза и выжидающе смотришь, словно проникая в самую душу. Что ты хочешь увидеть там? Боль? Жалость? Любовь? Все эти чувства притупились под прессом, название которому "время". Или мне так просто кажется? Может, я просто в это отчаянно верю, не желая посмотреть правде в глаза? Ты продолжаешь рассматривать меня в поисках какой-нибудь зацепки, а я в это время смотрю в чашку, будто что-то пытаясь там найти. Дурак. Натянутое молчание, колющее своими острыми иголками, и я не выдерживаю. – Зачем пришел? – спокойный вопрос, словно нет этого напряжения, потухает в тишине. – Я же говорил, что недалеко был, а ... – А по правде? – задаю еще один вопрос, все также утыкаясь в свою чашку и боясь встретиться с твоим взглядом. – Это она и есть... Я дергаюсь, вскидывая глаза и пристально вглядываясь в его лицо. Ему достаточно лишь одного прямого контакта, чтобы сдаться. Слабак. Я мысленно отсчитываю секунды нашего молчания и вдруг слышу неосознанно долгожданный ответ. – Я ... скучал. Слова кажутся нереальными и неверными. Может, это мираж или еще один сдвиг больной фантазии. Ощущение, что вот нет передо мной этого Юнхо. И это все из-за того, что я безумно желал его увидеть, а теперь подавляю в себе эти порывы, опираясь на то, что мы больше никто друг другу. Конец POV ************** – Это и все? – такой неправильный вопрос. До жути неправильный. И Джеджун это понимает, но сдерживать того "высокомерного Дже", что живет внутри него, он больше не в силах. "Идиот!" Вопрос-ответ Дже чуть возмутил гостя, но тот овладел своим раздражением, подавив его и снова с силой стиснув чашку. – Разве тебе этого мало? – еще один вопрос. Уже который час дождь, не переставая, льет как из ведра, и словно где-то совсем недалеко раздаются раскаты грома, эхом накрывая весь Сеул. Очнувшись от действия своих же слов, Юнхо потерял из вида темную макушку Джеджуна, и уставился на его пустую чашку. Хозяин дома поспешно сбежал с кухни, наливая себе в бокал вина и понимая, что пора завязывать с чаем. Юнхо слез со своего стула, направляясь в гостиную, где и застал Дже посреди холла, так и не успевшего дойти до дивана. Словно приросший к поверхности пола, парень, казалось, задумался или же уставился в экран давно выключенного телевизора. "Чокнутый!", – пронеслось в голове Юнхо. Тихие шаги сзади вернули Джеджуна на землю. Удерживая полные бокалы вина в обеих руках, он затих, ощущая медленное приближение Юнхо. Затаившись, словно зверек, который боится нападения хищного зверя, он нервно выдохнул, пытаясь унять бешено скачущее сердце в груди. Все также не осмеливаясь повернуться, он осознал, что "гость" уже стоит у него за спиной, тоже не решаясь подойти вплотную. Джеджун почувствовал этот липкий страх, охватывающий его тело полностью. Ощущая себя загнанным в угол, словно мышонок, не успевший спрятаться от смертельных когтей совы, Дже сжал бокалы сильнее, будто от этого зависело его спасение. А гость все приближался, чувствуя смятение своей «жертвы». А ведь он всегда так делал раньше, стоило им лишь поссориться. Обвивал своими руками его талию и шептал на ушко свои извинения, нежно целуя в висок. Да и Дже раньше сходя с ума от таких его прикосновений, сейчас ожидает их с ужасом. Трус! Он осознал, что Юнхо вот-вот обнимет его сзади, и сердце противится, в то время как тело поддается назад. Тепло, исходящее от некогда любимого человека, задевает его, показывая, что Юнхо подобрался к нему слишком близко. Хватка ладоней на бокале стала еще сильнее, сдавливая хрупкие стенки сосуда, пока не послышался звук разбитого стекла. Бокал приглушенно хрустнул, царапая светлую кожу до крови, смешанной с терпким алым вином. Ранки, оставленные неровными осколками, воспаленно покраснели, начиная кровоточить с большей силой, но Дже это особо не заботило. Он совсем не чувствовал ноющей боли, только страх, дикий и неуправляемый. Страх почувствовать сильные руки на своей талии. Страх услышать тихий шепот, переходящий в невесомые поцелуи. Страх поддаться чувствам, которые, по его мнению, уже были подавлены, похоронены, закопаны далеко в сердце. Белый пушистый ковер покрывается бурыми пятнами от вина вперемешку с кровью, которые будет очень сложно оттереть потом, спустя некоторое время. Боль начинает постепенно подступать, а лицо Дже все такое же застывшее. – Что ты творишь? – срывается с губ гостя. ************** POV Джеджуна Ты просто садишься на диван, ранее найдя аптечку в ванной, и тянешь за локоть, чтобы я присел тоже. Твое тихое «Джеджун-а», словно боишься спугнуть меня, ворваться в мой маленький мирок, и больше ни слова. Простые приятели так не произносят мое имя, да и разве ты мне просто знакомый? Боль подкрадывается незаметно, и я тихо вздыхаю, когда ты проводишь ватой с антисептиком по коже, на которой виднелись неглубокие порезы. Понимая, что боль не прекращается, ты осторожно дуешь на мои ладони, боясь причинить мне еще больше мучений. Закончив обработку, Юнхо пересел на пол напротив меня. Минут десять прошло, а ты все также молчишь. Замер будто в ожидании чего-то. Может быть, чуда? – Если хочешь, я просто уйду... – предлагаешь ты и даже привстаешь, словно показывая, что готов сорваться в любую минуту. Мне кажется, что я уже не могу совладать с собой – сущность вырывается наружу. Но сущность ли? Или простая обида? И скорее всего на себя. В полной тишине мы слышим только очередные раскаты грома и звонкий стук капель о подоконник. "К чему эта драма?", – мысленно спрашиваю себя. Ты неторопливо поворачиваешься и смотришь прямо мне в глаза. Уже нет того смущения, что было чуть ранее – я просто устал. Минутный зрительный контакт перерастает в игру "Кто сломается быстрее?", и ты, как всегда, побеждаешь, но лишь на мгновение. – Уходи, – решительно глядя на тебя, выдаю я. На твоем лице читается непонимание и неуверенность, а еще страх и сомнения. Думаешь, я не изучил тебя за столько лет? Думаешь, не выучил все твои эмоции? Я уже могу предугадать, что случится дальше. С грустной ухмылкой на губах, ты собираешься меня покинуть, совсем не понимая, что я просто блефую. В тот раз ты отпустил меня, а в этот раз я тебя отпускаю. Жизненный урок повторяется, и видимо теперь навсегда, а перед глазами снова мелькают моменты нашей последней встречи несколько лет назад. – Зачем вы уходите? Вы ведь знаете, что это конец всему? – Так нужно, Мин. – Джеджун, мать твою, я уже даже не посмотрю на то, что ты мой хён. Слышишь меня? Вы гробите и нашу и свою жизнь. К черту карьеру, как ты можешь оставить его и просто уйти? – Он не хочет уйти с нами. А это означает, что он сам меня отпускает. – Дже устало взглянул на младшего, тут же переводя глаза вглубь комнаты, на сидящего в кресле Юнхо, безмолвно наблюдающего за ребятами. – Отпускаешь ведь? – последний вопрос был задан лидеру с ноткой нарастающей истерики от его безучастности. – Молчание – знак согласия, – прошептал Джеджун, поджимая губы. – Дже, если вы это сделаете, вы больше никогда нас не увидите, и я об этом позабочусь. Можешь даже и не искать больше встреч. Я не позволю тебе больше издеваться над нами таким способом. Угрозы, которые доносились из уст Чанмина, были серьезными, и мы все это прекрасно осознавали. Макнэ всегда оберегал тех, кого сильно любил, а сейчас его любимые люди уходят, оставляя глубокие шрамы на сердце. – Ты меня слышишь? – он хватает меня за футболку и прижимает к стене. – Это последний раз, когда ты видишь нас вживую, – повторил свои слова Мин. Меня словно током тогда ударило. И все. Я понял, что обратной дороги теперь точно нет. Юнхо смотрел куда-то в сторону, ни разу не взглянув на своих теперь уже бывших одногруппников. Он старался быть сильным. Старался...Тогда он долго умолял меня одуматься и не губить наше будущее. Я знал, что спустя час-два после нашего ухода он запрется у себя в комнате и вряд ли скоро выйдет, не будет есть и пить. И лишь непрекращающиеся слезы на его бледном лице и едкий табачный запах от одежды смогут доказать, что он еще живой. Неважно сколько времени пройдет: день, неделя или год. Всегда. Эта квартира будет напоминать ему о нас, он замкнется в себе, хоть и будет старательно улыбаться для публики и даже для нашего младшего. С Чанмином он не пропадет, он его согреет. Да только холод, что слишком глубоко в сердце, растопить не удастся. Замерзшие чувства не спасти. Тогда после ухода я напивался вусмерть, до потери пульса, пытаясь выкинуть из памяти родные лица. Тщетно. Невозможно. Будто пытаешься забыть, как дышать. Нереально. Думал, что мы хоть и будем оба страдать из-за этих ненормальных чувств, но в конечном итоге со временем успокоимся и пойдем дальше. По крайней мере, я надеялся. После очередной рюмки спиртного я слишком хотел ощутить тепло. Твое тепло. Но моя гордость и заботливость не позволяли приблизиться к тебе ни на шаг в страхе навредить, воскресить старые воспоминания и ранить еще больше. Твой визит не случаен, и мы оба это знаем. Я чувствую, что ты тоже запутался во всем. Или нет? – Вещи... – Я знаю. Ты перебиваешь меня, не давая вставить и слова. Придурок. Задеваешь меня специально, чтобы я позлился. Или это мои выдумки? Быстро собираешься и уже на выходе останавливаешься, словно что-то забыл или хотел кое-что сказать. А я робею, наблюдая за твоими действиями. Ты тянешься к ручке двери, но застываешь. – Я больше не приду... – Знаю. Говоришь, повернувшись ко мне спиной, опасаясь смотреть мне в глаза, ибо понимаешь, что слишком больно нам обоим, но никто даже не попытается остановить эту боль. Два труса. – Это все? – вновь задаю этот вопрос, пытаясь быстрее прекратить дальнейшее времяпрепровождение с тобой. Опять молчишь, хоть и хочешь что-то сказать. Боишься? Снова? – Я...я... Не перебиваю, а ты прикрываешь глаза, пряча их под длинными ресницами. Стыдно? – Люблю тебя, – фраза, которая проносится эхом в моей голове. Фраза, которая смогла бы меня тогда удержать... Фраза, которая прозвучала настолько правдоподобно, что я полностью верю в эту "чушь". Это чувство должно было пройти, ведь столько воды утекло. – Я все еще люблю тебя, – второй удар в сердце. Твои слова утопают в вязкой тишине, и молния вдруг освещает темную комнату, сверкая на фоне темных облаков. Красиво. Мое молчание сводит тебя с ума, а я не могу сломаться. Хочу, но не могу. Ради тебя же. Ради твоего будущего. Ради нас. Ты, не проронив ни слова, выходишь за дверь, тихо прикрывая ее и оставляя меня думать над твоими словами. Пятиминутный тайм-аут. Мозг выключается и перезагружается, словно тарахтящий компьютер старого поколения. И вот в этот момент до меня доходит, какой же я идиот, чтобы настолько убедить себя, что все хорошо и чувств больше не осталось. В памяти снова всплывают моменты из нашего прошлого, наша общая тайна, связывающая пять простых парней. Я сразу вспомнил первые слезы нашего младшего и его хрупкие мальчишеские плечи, нервно подергивающиеся в моих объятиях; солнечную улыбку Джунсу, от которой все вокруг наполняется яркими красками; теплую руку Ючона, сжимающую мою во время объявления нашей очередной победы. И самое главное я вспомнил тебя, того лидера, в которого я некогда влюбился. В голове творился полный бардак, стоило тебе только появиться на пороге моего дома. Я хлопаю себя по лбу, а в голове в такт дождевым каплям долбятся три слова «все еще люблю». "Ты забыл зонтик", - пронеслось у меня в мыслях, и я уже спешу за тобой вдогонку под предлогом забытой вещи. Выбегая под проливной дождь, я даже забыл надеть куртку. Да что там куртку, я выбежал в летней майке, тут же промокшей под таким напором воды. Поправляя соскользнувшую с плеча от быстрого бега влажную ткань, я огляделся, чтобы понять в какую сторону ты направился. Немного запыхавшись, я все также мчался дальше от дома, надеясь, что мой выбор оказался верным. Поскальзываясь на мокром асфальте, я чуть не падал, проклиная наспех натянутые шлепки Ючона. Скорее всего, меня можно было сравнить с промокшим щенком, отчаянно искавшим своих новых хозяев. То ли из-за стихии, то ли из-за того, что я никак не мог тебя найти, из глаз начали капать слезы, и сначала беззвучный рев набирал обороты. – Юнхо-я. Юнхо-я, – всхлипывая, кричал я твое имя, но никто мне не отвечал. Страшно. "Ты не мог меня бросить. Я знаю, ты не мог". Присев на сырой газон от усталости и безысходности, я вдруг заметил знакомую фигуру у дерева напротив. Кто-то сидел на лавочке, опустив свою голову на колени и заткнув уши руками. Дерево оказалось огромным, и, не приглядевшись, как следует, увидеть фигуру было бы непросто. Хотя могучие ветви и укрывали лавку и людей на ней от дождя, какой дурак в разгар стихии будет бродить по улицам и сидеть уже промокшей лавочке. Приближаясь быстрыми шагами к тому месту, я расслышал сквозь шум дождя глухие всхлипы. Руки нервно затряслись, когда я потянулся к твоему плечу, слегка тряхнув его. Мне было достаточно лишь одного прикосновения, чтоб убедиться, кто этот человек. Словно в старом немом кино с замедленной съемкой поднимаешь на меня свои опухшие от слез глаза и недоуменно смотришь. Совсем не ожидал увидеть меня здесь? Я тоже. Я сломался будто стержень старого карандаша, который каждый день использует неумелый художник. Стержень постепенно превращается в хрупкий огрызок и от очередного сильного нажатия рассыпается на мелкие кусочки, становясь непригодным для использования. Так и я. Сломался лишь от одного визита. Сломался. Просто рассыпался. И ты тоже сломался, хотя видимо считал себя сильнее, решившись прийти ко мне. Врал себе же в глаза. А может ты хотел сломаться? Как в тот раз. Удивленный взгляд исчезает, и я замечаю, как ты роняешь слезы, даже не стараясь спрятать их. Зачем делать то, что уже никому не нужно? Слезы катятся по твоим покрасневшим от прохладного ветра щекам, но твои губы растягиваются в улыбке, подаренной мне сквозь боль. А в следующий момент ты просто бросаешься на холодную землю, обнимая мои колени. "Да, ты еще сильнее поломан, чем я". Сломлен и подавлен – мне больно смотреть на тебя такого, слабого и беспомощного. Где тот уверенный и улыбчивый лидер? Куда он делся? Никуда, верно. Тот лидер просто снял с себя маску безразличия к любви. – Джеджун-а... Джеджун-а... Я люблю тебя. Слышишь меня? Люблю. Сейчас ты напоминаешь истеричного больного, и сам не знаешь, что делать. Я опускаюсь на колени и обнимаю тебя, лишая тебя всех горестей и обид и растворяя их в своих слезах. Все резкие слова того вечера, словно и не было этих четырех лет. Проходя через годы, внешне мы меняемся, но чувства не отпустят, не пройдут, если они настоящие. Они будут напоминать нам друг о друге время от времени, и когда-нибудь взорвутся вулканом эмоций. Руки скользят по твоим волосам, а твое дыхание замирает в районе моего уха. – Джеджун-а... Дже-а, – тихо вздыхаешь. – Успокойся, успокойся. Я тут. Я с тобой. Я никуда не уйду. Шепчу всякие глупости, что никогда не брошу тебя и всегда буду рядом, и ты не выдерживаешь, снова начиная реветь, крепче прижимая меня к себе. Может кому-то эта картина покажется странной, когда двое взрослых мужчин, сидящих на мокром асфальте, обнимают друг друга, нашептывая успокаивающие слова. Да еще в разгар стихии, но на улицах ни души и нас просто некому осуждать. – Успокойся, говорю тебе, – срываюсь на негромкий окрик, а голос внезапно хрипит, перерастая в приглушенные всхлипывания, но ты моментально заглушаешь их, отрываясь от меня и даря невесомый поцелуй в губы. Выжидаешь, аккуратно пробуя давно забытый вкус на моих губах, и томно выдыхаешь, опаляя горячим дыханием. А я боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть твою решимость. Второй поцелуй мы смакуем уже вместе, вспоминая, какими желанными могут быть прикосновения любимого человека. Сравниваем прошлое с настоящим. Прошло четыре года, а вкус ни капли не изменился. «Любимый». Неохотно отстраняясь, застываем, рассматривая друг друга, и все слова застревают в горле, тут же забываясь. Сейчас они не так важны. Опускаешь свои глаза, а я оглядываю тебя будто впервые. – Пойдем домой. Если мы еще немного тут задержимся, то точно заболеем. – Угу, – ты смущенно киваешь. Горячая ванна и чай – и мы буквально спасены от лап коварной болезни. Стоило мне ненадолго отвлечься, как ты по привычке тут же засыпаешь на диване. Улыбка мимолетно проскальзывает на моем лице, и я укрываю тебя пледом, поправляя подушку. Кажется, что даже дождь постепенно утихает за окном. Начинается новый день. Новый период в жизни. Скрип шин подъехавшей машины, заставляет напрячься – может соседи вернулись с работы. Отгоняю странные мысли и тихо направляюсь на кухню за вином, чтоб немного расслабить нервы после стресса и обратно ухожу смотреть на этого спящего чудика. Так не хватало вот такого безмятежного Юнхо, у которого во сне открывается рот. Старая привычка и я, как и раньше, дую в открытый рот, чтоб он его закрыл, но он не шевелится. Неожиданно раздается хлопок входной двери, и я подпрыгиваю, резко оборачиваясь. Растерянные взгляды Джунсу и Ючона впиваются сначала в мое опухшее от слез лицо, потом в пораненную руку, дальше в бурое пятно на ковре и спящее чудо на диване. – Что ОН тут делает? – угрюмо спрашивает Ючон, кивая на так и не проснувшегося Юнхо. – Вы что подрались? Он тебя бил? Почему рука перебинтована? Это кровь? – засыпал вопросами Джунсу, мигом подбегая и оглядывая мое «ранение». – А ну-ка поднимай этого мажора. Я ему сейчас надаю по всем заслугам, – крикнул Микки, закатывая рукав. – Успокойся, Ючон. Никто не дрался. Он просто ... спит, – мечтательно завершил я, улыбнувшись и снова посмотрев на это спящее тело. Конец POV ************** Пройдет еще много времени пока Юнхо и Джеджун смогут окончательно помириться; пока Ючон перестанет дуться на лидера, при этом все-таки врезав ему в челюсть, тем самым отпустив все его грехи; пока Чанмин придет в себя после признания Юнхо о том, что он и Джеджун вместе; пока он перестанет проклинать Дже, за то, что взвалил на него тяжелую ношу и спокойно ушел, в то время, как он вытягивал Юнхо из плохих компаний, тратя все время только для того, чтоб привести его в порядок. Джеджун перестанет извиняться со слезами на глазах, услышав, что пережил младший во время их распада и в течение последних лет, и Чанмин, наконец, сможет просто обнять Дже и сказать, что никто не виноват и все было, как должно было быть. Прижимая к себе похудевшего хёна, он будет бормотать, что главное то, что теперь они вместе и их больше никто не разлучит. Пять Богов Востока, собравшихся в одну команду, никогда не предадут ее, больше не оставят, а огромный красный океан, имя которому "Кассиопея", будет с надеждой оберегать их, всегда поддерживая и храня веру.