***
— Так значит способа снять заклятье нет? — Геральт окинул взглядом собеседников. — Будь это болезнью, то может быть. — Хиреадан поправил волосы и задумчиво посмотрел в потолок таверны. — Джинны слишком могущественны и невероятно мало изучены нами. — Трисс сделала глоток чего-то крепкого из кружки и стала рассматривать ведьмака. — Так ли это плохо? Геральт недоумевая, поднял на неё взгляд. — Как и сказал твой друг эльф — это заклятье не какая-то смертельная болезнь, стоит ли так стараться от него избавиться? — Ты права. — Геральт выдержал паузу. — Это намного хуже. — Что ж. — Трисс поджала губы не желая спорить с Ведьмаком, а затем махнула рукой, подзывая девушку с кувшином. — Тебе нужно ещё выпить и расслабиться. Геральт усмехнулся и принял кружку. — Вы слышали историю о словах истинной любви? — После долгого молчания внезапно произнесла Трисс. Хиреадан задумчиво ответил: — Это где от поцелуя лягушка стала принцем? — Нет-нет, это же детские сказки. — Отмахнулась Трисс. — Лютик пел о чем-то подобном. — Не отрывая взгляда от потолка, произнес Геральт. — Мол, признание от чистого сердца в любви снимает чары и недуги. — Он хмыкнул. — Такой же бред, как и история с жабой. — С лягушкой. — Поправил эльф, но ведьмак будто и не услышал. — Прабабка моя говорила. — Протянула чародейка. — Будто видела подобное воочию. Так что может всё не так безнадежно? — А бабка твоя не была ли больна на голову? — Скорее утверждал, чем спрашивал Геральт. — Обижаешь. Она, как и я была чародейкой, да ещё какой! — Трисс застучала короткими ноготками по столу. — Разбиралась там во всяких проклятиях.. — Глупость всё равно. — А если это тот самый шанс? — Хиреадан взглянул на ведьмака. — Безнадежный шанс. — Отрезал он. — Почему же? — Спросили оба. — Будто кто-то способен полюбить мутанта. — Геральт громко поставил кружку на стол. Чародейка и эльф переглянулись, и за столом повисло молчание.***
— Значит, их видели на здешнем кладбище? — Все так. — Старик почесал бороду. — Верст за 5 отсюда. Там дорога как раз лежит, и эти твари никому прохода не дают. — Он потянулся в карман и достал тяжёлый мешочек. — Вот, ведьмак, как и договорились — сто монет за гулей. Геральт кивнул, принимая деньги и вышел во двор в поисках Плотвы. Её он оставил рядом с домом заказчика, так что найти её не составило труда. Однако на сей раз кобыла была не одна. — Геральт! Сколько лет, сколько зим? — Парень радостно помахал ведьмаку, но не перестал гладить Плотву по гриве. — Опять нас свела судьба на приключения, никак иначе. — Лютик. — Тихо произнес ведьмак. — Ты ещё живой. — Я тоже рад тебя видеть. — Бард сделал жест, будто обнимает его, а затем вновь повернулся к лошади. — Так куда мы едем? — Мы? — А ты надеялся отделаться от меня? — Лютик посмотрел в глаза Геральта, ища там недовольство, которое ничуть не пугало, а скорее забавляло его. — Серьезно? Геральт со смешком выдохнул, но не отказал. — Так куда мы все же едем? — Лютика хватило ровно на полчаса тишины. — За гулями. — Ох, трупоеды. — Брезгливо заметил бард. — И куда мы полезем за ними? На кладбище или ещё куда похуже? — Что-то не устраивает — возвращайся. — Ну да и брошу тебя здесь одинешенького на произвол судьбы. А если тебя разодрёт тварь какая? — Смотри чтобы тебя тварь какая не утащила. — Да-да. — Отмахнулся он. — А не спеть ли мне песню? — Нет. — Ну. — Лютик провел по струнам любимой лютни. — Впрочем, я тебя и не спрашивал. — Он усмехнулся. — Как и всегда. — Шепчет ведьмак под нос. Лютик был шумный, болтливый, несносный. Вечно попадал то в одну, то в другую ещё хуже передрягу. Он, как и Йен, часто спорил с Геральтом, но при этом, что бы ни случилось, что бы он ни услышал в свой адрес, никогда не оставлял его одного. Наверное, это Геральту больше всего нравилось в Лютике. Имей чародейка хоть толику его черт, может и не нужна была бы истинная любовь. — Зараза. — Геральт усмехнулся своей мысли. Лютик прекратил петь и вопросительно взглянул на него, но тот ничего больше не сказал. — Остановимся здесь, темнеет. — Произнес Геральт после длительного молчания. Лютик не перечил, понимая, что даже ведьмаку с его особыми глазами, удобнее сражаться, когда видишь хотя бы кончик своего меча. Небольшой костер в центре поляны осветил временный привал. Геральт, оперевшись спиной о ствол дерева, прикрыв глаза дремал, пока Лютик осторожно следил за движением его груди при вздохе, за лёгким дерганьем уставших глаз. Ведьмак резко открыл глаза и взглянул на барда. Очевидно взгляд того не остался незамеченным. — Чего такой хмурый? — Спросил Лютик, отводя в сторону взгляд. Геральт не ответил. — Больше, чем обычно. — Пояснил бард. Геральт вновь промолчал, а затем внезапно произнес: — Помнишь, ты пел о силе истинной любви? Лютик напрягся, но виду не показал. — Наверное. — Натянуто улыбается он. — Столько баллад пишу, все и не упомнишь. — Как считаешь, это правда? — Геральт задумчиво посмотрел на ночное небо. — Может ли любовь спасти от недуга? — А тебе для чего? Геральт вздохнул. — Заклятье джинна. — Кратко ответил он. — Погоди, то самое? — Лютик очень удивился. — Но зачем тебе? — Было глупо загадывать его. — Он сам себе усмехнулся. — Поддался минутному порыву. Бард не ответил, а лишь слабо хлопнул по струнам лютни, вызвав их недовольное дребезжание. — Что думаешь? — Повторил вопрос ведьмак. — Сказки это все, да материал для баллад. — Ответил Лютик. Геральт удивился — верить во всякие небылицы, это то, что было отличительной чертой барда. — Мне казалось ты как раз таки в такой бред и веришь. — То-то, что бред. Если бы все было так, то заклятие и не тронуло бы тебя. — Прошептал Лютик, горько улыбнувшись. До ведьмачьего слуха донеслось каждое слово, и он обернулся к другу, считая, что тот смеется над ним, но Лютик лишь печально склонил голову и, обнимая лютню, напевал что-то понятное только ему. Геральт посмотрел на него ещё несколько секунд, изучая, все ли в порядке, а затем отвернулся и уснул. Утро встретило их лучами-стрелами, которые так и норовили ранить заспанные глаза. Лютик так и не смог уснуть, из-за чего слушал трели проснувшихся птиц в одиночестве. Геральт всё ещё дремал, монолитно расположившись под деревом, бард кинул на него взгляд, а затем направился к Плотве, что так же уже бодрствовала. — И тебе доброго утра. — Он погладил её по холке. Плотва приветливо заржала и склонила голову. Лютику нравилась эта кобыла. Как и полагается для своей роли она имела и характер, и храбрость, да и Плотве определенно нравился Лютик, возможно даже больше, чем настоящий хозяин. — Хотел бы я хоть раз оседлать тебя. Плотва тряхнула головой, как бы в знак одобрения. — Не при живом мне. — Геральт подошел из-за спины незаметно, из-за чего и лошадь, и бард, вздрогнули. — Отправляемся.***
Кладбище окружала непроходимая стена из чертополоха, которую к великой печали Плотвы пришлось медленно преодолевать. Листья и стебель сорняка были густо усеяны шипами, которые нещадно полосовали живот кобыле, из-за чего она вздрагивала. Час спустя в нос им ударил зловонный запах разложившихся трупов, что означало, что где-то недалеко место недавнего ужина гулей. — Ну и видок. — Сказал Лютик, осмотрев кладбище. — Жуткое место. — Жди здесь. — Геральт слез с Плотвы и привязал её неподалеку. — Пойду, осмотрюсь. Лютик, не возражая сел на землю, наблюдая, как ведьмак достает меч из ножен. Геральт скрылся за хлипкой оградой кладбища, и вокруг Лютика воцарилась тишина. Бард скучающе вслушивался в звуки леса, ветра и даже думал достать лютню, пока где-то вдалеке не услышал первый протяжной стон – чудище лишили головы. За стоном последовал другой, чередуясь с металлическим звоном меча. — Немало их там собралось. — Лютик взволнованно заглянул вглубь кладбища. — Всё ведь будет в порядке? Долго смотреть у него не вышло, позади раздалось испуганной ржание Плотвы. Лютик обернулся. Два гуля, почему-то выползшие из леса, обошли кобылу, очевидно очень заинтересовавшись её кровоточащими боками. Один попытался схватить её за круп, но та, извернувшись, сильно лягнула его, заставив недалеко отлететь. Привязь не позволяла ей далеко отходить, из-за чего второй гуль легко обошел её сзади и заскочил на спину, всеми силами пытаясь укусить за шею. Плотва подскочила, стала прыгать, брыкаться, но чудище намертво схватилось в седло. Откинутый до этого гуль поднялся, и разозленный пуще прежнего с новой силой бросился на нее. — Не трожь! В его голову прилетел камень, гуль обернулся и тут же ветвь ели прошлась по морде, царапая глазенки. Существо свирепо зарычало и развернулось, выпрямляясь во весь рост. У Лютика пропало преимущество. Гуль прыгнул на него и повалил на землю, зловонная пасть застыла в нескольких сантиметрах от лица. По искореженной морде текла кровь и вместе со слюнями и остатками съеденных трупов капала на барда. Отвратный запах вытеснил весь кислород из легких, Лютик сделал глубокий вдох и тут же пожалел — к горлу подкатила тошнота. Пасть накинулась на него, но парень удачно перекатился, заставляя гуля впиться клыками в твердую почву. Второе чудище, так же прекратив попытки ранить кобылу бросилось к барду, прыгнуло, разевая пасть, но та так и щелкнула в воздухе — Лютик отскочил вбок, больно ударяясь о ствол дерева. Пошатываясь, справляясь с тошнотой, он попытался бежать, однако нечто схватило за ногу и опрокинуло на землю. Тем нечто был первый гуль. Оба монстра обступили тело, что уже не могло пошевелиться, будучи скованным ужасом безысходности. В их темных маленьких глазах он уже видел свою смерть, от чего от отчаяния всхлипнул и спрятал лицо за руками. Огонь. То о чём Лютик подумал, когда когти вспороли ему живот. Он бы хотел закричать, да дыхание от шока перехватило. «Хрясь!». Нога перестала ощущаться. Из глаз даже не идут слезы, боль глушила боль. С полуоткрытых век, он вновь увидел жуткую пасть над собой, та облизнулась и потянулась к нему. «Хрясь!». «Не мое тело». — Промелькнуло в сознании барда. Перед падением во тьму, он увидел отрубленную голову чудища, которую ведьмак держал в руке, пока протыкал второго. Затем он откинул тела в сторону и поспешно склонился над бардом — Лютик! Но Лютик уже не слышал.***
Открыв глаза, Лютик увидел потолок большой палатки. В крыше было несколько дыр, а свисающие куски ткани мирно покачивались от заходящего в гости ветра. Он с трудом повернул голову и лишь сейчас почувствовал боль, что была, казалось во всем теле сразу. В глазах было неясно, однако это не помешало заметить приближающийся к нему силуэт. — Геральт, он очнулся. — Сообщил приятный голос. «Определенно эльфийский» — Подумал бард, замечая, как к нему приближается ещё кто-то. В голове всё плыло. — Лютик? Лютик ты как? — К койке подсел ведьмак, взволнованно оглядывая перевязанное тело барда. — Как там Плотва? — Идиот. — Геральт хотел стукнуть барда по лбу, но не стал. — Спас ты её и сам чуть не помер. — Ты волновался за меня? — Внезапно спросил бард, смотря на ведьмака затуманенными глазами. — Что? — Бредит он. — Сказал подошедший целитель. — Лихорадит его. — Я в своем уме. — Упорствует Лютик. — Геральт..Геральт. — Внезапно он переходит на шепот. Ведьмак коситься на целителя и тот покидает палатку. — Ну что ещё? — Тот миф и вправду бред. Геральт молчит. — Если бы всё так работало, ты бы не смог и заклятья наложить. — Повторяется он. — Я ведь тебя так давно люблю, по-настоящему. — Голос Лютика становиться все тише, постепенно переходя в бубнёж. Геральт вздрагивает от услышанных слов. — Так почему заклятье всё ещё на тебе? Моя любовь не достаточна искренняя? Геральту показалось, что он слышит хруст. В голове словно перевернулась до этого отвернутое зеркало, позволив ему взглянуть на самого себя. Он заглянул в глаза. Холодно-желтые, пустые, без образов. Но затем Геральт увидел в них яркие лучики, сменяющиеся желтыми лепестками цветов, а в них безмерно красивый сидел парень и улыбался так ярко-ярко. Лютик всё шепчет Геральту, от чего в его груди что-то больно колет, голова наполняется гулом и из неё исчезает последняя мысль о чародейке, пропадает из памяти взгляд холодных необычайных глаз, сменяясь простыми добрыми глазами. Он почувствовал это мгновенно, и одновременно ощущал, будто это длилось целую вечность. По телу пробежала дрожь и исчезла, а вместе с ней пропало и заклятье. — Лютик. — Голос ведьмака надламывается от переполняющей его нежности. Глаза больше не застилает пелена заклятья и перед ним сейчас, тот единственный, желанный. — Можешь оседлать Плотву. — Говорит он и видит, как Лютик улыбается в ответ. Бард закрывает глаза и засыпает, наконец, позволив себе расслабиться. — Люблю. — Тихо произносит Геральт, не видя, что целитель уже давно вернулся в палатку.***
— Я ведь говорила, что моя прабабка не больна на голову. — Чародейка хлопает ведьмака по плечу. — Ты права. — Задумчиво протянул Геральт. — Похоже я здесь единственный слабоумный. Трисс усмехнулась. — Почему же? — Я ведь действительно влюбился в Лютика, в этого несносного барда. — По-моему это весьма романтично. — Улыбнулась чародейка. — А по-моему у тебя тоже слабоумие. — Геральт улыбнулся ей в ответ.