Тени прошлого: непрочитанные страницы ненаписанных глав

      Двое мужчин в золотых доспехах Асгарда вошли в храм. Один из них, тот, что помоложе, был довольно серьёзно ранен — правый глаз пересекал кровавый след, но воин, казалось, даже не замечал увечья. Держа наготове обнажённые мечи, они осмотрелись по сторонам, словно ища кого-то. Храм ответил им звенящей тишиной. Эйнхерии осторожно прошли в центр зала и остановились возле алтарного камня. Потревоженный младенец захныкал и завозился в пелёнках, протягивая к вошедшим синие ручонки. Старший воин перехватил поудобнее эфес меча, но одноглазый воспрещающее отвёл оружие своей рукой: — Это просто ребёнок. Не трать время. Сам сдохнет. Эйнхерий согласно кивнул, опустил клинок и пригляделся внимательнее. — Эй, да это ещё и ублюдок! — и, поймав вопрошающий взгляд, пояснил — Полукровка. Тщедушный такой. Одноглазый подошёл ближе, убрал меч, и заинтересованно взглянул на младенца. Травма мешала ему достаточно хорошо разглядеть его в храмовом полумраке, и мужчина осторожно, через ткань, чтобы не обжечься, поднял маленькое тельце. — А ведь это сын Лафея, — задумчиво протянул он. — Лафея? Ты уверен, мой царь? Один снова окинул ребёнка взглядом и утвердительно кивнул: — Знаки рода. Царь Асгарда осторожно, стараясь не прикасаться, указал на ётунские узоры на лице младенца. Малыш ещё несколько раз хныкнул, распахнул алые глазёнки, уставился на аса и робко улыбнулся. И чем дольше он смотрел на Одина, тем больше менялся его облик: синева кожи сменилась естественным, хотя и немного бледным цветом, а глаза наполнились яркой изумрудной зеленью. Через минуту ребёнка, в руках Одина, уже было невозможно отличить от отпрыска асов, он перестал плакать и лишь беззубо улыбался в лицо ошарашенного воина. Мужчины озадаченно переглянулись. — Что это, Всеотец? — тихо спросил второй воин. — Я не ведаю, Бьёрн, — покачал он головой, — но мне интересно, кто его мать и где она? Эйнхерий отошёл в сторону, оставив царя наедине с его находкой. Один осторожно прикоснулся к розовому тельцу, и малыш немедленно поймал его за палец. Ручонка была тёплой и мягкой. — Мой царь! Один оглянулся. Бьёрн стоял у одной из колонн и рассматривал нечто, лежащее у его ног. Всеотец подошёл ближе. — Кажется, я нашёл ответ на твой вопрос. Лежащая на полу мёртвая женщина была молода и прекрасна. И даже перерезающая горло кровавая рана не могла затмить её холодной надменной красоты, свойственной всем женщинам её племени, такой же, как у той, которую принц Асгарда встретил когда-то давно в лагере, на границе Ётунхейма. Они действительно были похожи, эти две уже мёртвые дочери одного народа, но его женщина давно пала в бою, нить же жизни этой Скульд перерезала не более часа назад. И глаза. Глаза его ведьмы были чёрные (Хеле же достались глаза отца), а у этой они были зелёные, такие же, как у младенца. Но сомнений быть не могло: перед ним лежало тело одной из ведьм Железного леса. Возможно даже последней. Да и кто бы ещё смог выносить ётуна-полукровку? Но мальчика… Мальчик должен был умереть при рождении. И, меж тем, он всё ещё был жив. Один опустился перед трупом на одно колено. Тонкая рука женщины выпросталась из-под плаща и безжизненно лежала на каменном полу. Всеотец, продолжая прижимать к себе дитя, осторожно разжал тонкие пальцы. На бледной ладони мерцал голубой камень. — Это то, о чём я думаю? Голос Бьёрна оторвал царя от раздумий и воспоминаний. Один поднялся и поднёс камень к уцелевшему глазу. — Да, старый друг! Ты прав как никогда: перед нами один из камней бесконечности! — Всеотец довольно улыбнулся в бороду. — Однако, Ётунхейм сегодня являет нам чудеса! — восхитился воин. — Ты даже не представляешь какие! — согласился царь, бросив взгляд на младенца в своих руках, — Идём отсюда! Владыка Асгарда развернулся было к выходу, но Бьёрн остановил его: — Ты возьмёшь его с собой? Ётуна? — он кивнул на ребёнка. — Это всего лишь невинное дитя, — мягко возразил царь, — Я даже не уверен, что он протянет до утра. Если он выживет, это будет ещё одно чудо, и, возможно, посильнее предвечного камня. Но не могу же я бросить его здесь умирать! Один бережно прижал младенца к груди и решительно поспешил к выходу. Бьёрн неодобрительно покачал головой: минутой ранее владыка говорил совсем иное, но уличать своего царя во лжи старый воин не стал, лишь молча последовал за ним.

The end of the part