Я целую лепестки сакуры, упавшие на твои щеки

      Все сводилось к тому, что в прошлой своей жизни Кёичиро Хиираги провинился перед богами в чем-то серьезном, и теперь ему приходилось расплачиваться за свои прегрешения. Объяснить иначе, чем он заслужил свою судьбу, он не мог. Круговорот событий, в который его затянуло. Обреченный. С самого рождения он уже был обречен быть проклятым дважды: сначала тем, что родился омегой в мужском теле, затем уже по-настоящему, обретя способность видеть не упокоенные души умерших.       Первое было восприятием субъективным, ведь родители никакого различия между сыном-омегой и дочерью-альфой не проводили. Да что там, сама мать, наследница рода Хиираги, была альфой, супруг же был принятым в семью бетой. Такое было частой практикой, объединяться под фамилией наиболее сильного клана. Сильного и с точки зрения материальной, и по крови. В роду отца не было ни альф, ни даже омег, Хиигари же на протяжении всей истории своего существования хвастались удивительно сильными и смышлеными представительницами. И что с того, что первенец проявил у себя иной тип, нежели у родителей? Мать радовалась возможности воспитать юного омегу, дать ему полноценное образование, никто в семье и не помышлял о том, чтобы жизнь Кёичиро ограничилась старшей школой и скоропостижным браком. Глупый пережиток прошлого. Но так считали все другие, посмеиваясь над главой города, спасовавшего перед напором жены. А ведь взять его сынишку под свое крыло желали бы многие живущие и тут, и в соседнем городке уважаемые люди. Предложения или намеки на таковые сыпались постоянно.       Кёичиро привык к ним, беззлобно улыбаясь на очередной сальный комплимент, летевший в его сторону. С годами черты лица и фигуры становились все плавнее и женственнее, голос не собирался ломаться и грубеть из-за не хватки тестостерона. Милый.Это самый безобидный и целомудренный комплимент, которым его встречали сверстники-подростки. Но все же никто не переходил границы, его врожденную слабость компенсировала слабость приобретенная. Благодаря едва не убившей его болезни, он смог без проблем доучиться, не попадая в те неловкие положения, которые как минимум раз-два в месяц случались с омегами-погодками.       С тринадцати лет его тело, едва оправившееся после заразы, окутывал запах вишни, не сладкий, а как у какой-нибудь настойки, немного прогорклый. Винили в этом остаток недомогания, видимо, сильно повлиявший на юное и несозревшее на тот момент тело. Запах не стал мерзким, как у безнадежно больного, все-таки Кёичиро удалось выздороветь полностью, это был просто странный оттенок, слишком взрослый и сложный, чтобы привлекать мальчишек его возраста. Мужчины же старше на ребенка смотреть даже не помышляли. Таким образом, он уже умудрился выпасть из общего поля зрения, не попадать под чье-то внимание. Раз родители не настаивали на браке, то и он сам решил не торопиться задумываться над этим вопросом… Было еще кое-что. После болезни так и не начались течки. Тело осталось… недозрелым? Нет. На свой возраст он выглядел, бедра округлились и приобрели положенный им изгиб, немного сглаженный твердыми мышцами — результатом силовых тренировок по владению мечом. Теми же упражнениями подтянулся живот, вместо прослойки жирка, которому следовало оберегать будущий плод, там креп пресс. Такой подготовке могли позавидовать некоторые альфы. Грудь, выступавшую не как у женщины, но все-таки немного набухшую и слишком чувствительную, приходилось утягивать бинтами, уберегая себя от тех же случайных ударов на занятиях.       Это тело не стремилось к беременности и родам, вопреки всему. Вопреки даже половым и внутренним органам.       Внешне все было в порядке. И все-таки плотская тяга никак не трогала его тело, минул пятнадцатый, шестнадцатый года, позади осталась школа. Благодаря родителям он смог поступить в токийский университет, несказанная удача для такого простого провинциального парня. В столицу он прибыл с четкими убеждениями о своей дальнейшей жизни, не было в душе ни малейшего колебания. Если так сложилось, он должен пользоваться всеми возможностями: например, ему не приходилось отбиваться от озабоченных мужланов, что оставляло больше свободного времени и спокойствия. Меньше переживаний и нервов, как он полагал. Нужно следовать плану.       Во-первых, он отучится на сельскохозяйственном факультете с отличием и вернется сыном гордого за своего отпрыска отца. Во-вторых, он никогда не свяжет себя узами брака, так как протестовала сама натура. Кёичиро много раз задумывался о том, что же происходило с ним, прислушивался к себе. Видимо, болезнь убила все репродуктивное в его чреве, а раз так, то кому нужен омега без способности выносить и родить ребенка, наследника?       Зато он пригодится на Родине, дома, полностью воздаст почет своим родителям, вложившим столько усилий в его воспитание. Примерный старший сын. Никакого беспокойства он, вынужденный жить под маской беты, не чувствовал. По крайней мере, искренне пытался себя в этом убедить.       А потом случилось все остальное.       Отправной точкой стала стычка военных с мужчиной, на поясе которого, в специальных креплениях на одежде, теряясь в ее складках, сверкали сталью пять мечей. Это должно было не оставить никаких сомнений в его мастерстве как воина, мечи не походили на любимые безделушки. И все-таки людей в форме было разительно больше. Разумеется, он вмешался: как можно было смотреть на такую неравную битву? Любой человек, с малейшим представлением о чести поступил бы точно также, встав на сторону незнакомца, находившегося в меньшинстве. Они практически расчистили себе путь, когда появился генерал-майор Сенге.       Стоило признать, что от присутствия майора Татэбаяси выбило из колеи, от всего его отряда, использовавшего темную, непростительную магию. Это настолько противоречило законом здравого смысла, законам природы и мироздания, что ком тошноты подкатывал к горлу, стоило только вспомнить обезображенную мертвечину, подчиненную воле братьев-близнецов. Сенге отлично дополнил картину, стал завершающим кошмарным штрихом к новой картине мира, открывшейся Кё. Побег все-таки удался, благодаря Сигурэ и Мисаки, от усталости и шока он почти что не стоял на ногах.       Как он добрался до дома? Как разрешил в итоге втянуть себя во все это? Потому что никакого выбора не было, только иллюзия его наличия. Если бы Кёичиро предпочел бы не вмешиваться, остался бы в стороне, он точно также бы вопрошал себя: «Как я мог допустить крах священной Японии? Как я мог положить начало погружению мира во тьму?» Значит, все правильно. Так и нужно было поступать, обретя совершенно неожиданных союзников.       Все началось с того, что он примкнул к отряду Татэбаяси Кая, сдружился с Каору, который в какой-то момент явно определил его для себя как еще одного старшего брата, с Токито, Юмой. Оказалось, военные не представляли собой зло во плоти, как подумалось ему изначально, а были смелыми людьми, положившими жизни во благо своего государства. Шаг за шагом распутывался сложный клубок: одержимая, безумная Императрица, заточенный по ее приказу Сын Неба и второй сын, существование которого хранилось в строжайшей тайне. Змея была повержена. Сошла с ума окончательно, поняв, насколько тщетными оказались ее старания, и, как только, новый юный правитель сел на трон Кёичиро покинул церемонию. Бежать назад, туда, где второй час длилось сражение Татэбаяси и Сенге. Издалека был слышен звон оружия, не такой ритмичный и стройный, как прежде, в самом начале схватки, но никто не отступал. Воины, настоящие, демонстрировавшие изумительное искусство ведения боя. Кёичиро крикнул, пытаясь привлечь к себе их внимания, но потерпел неудачу. Мужчины продолжали бой. И тогда он решился на самую большую в своей жизни глупость, на еще одну. Какая разница, сколько таких опрометчивых поступков позади? Он-то до сих пор жив, так что интуиции стоило доверять. Как показывала практика.       Он влетел между ними, хватаясь за взмывшие в воздух руки, сжимая тонкие пальцы на предплечьях со всей той силы, что была в его теле.       — Все кончено… Ай! — он почти заработал вывих плеча, когда Сенге вырвался из его хватки, метнув нечитаемый взгляд в сторону горе-студента. Почему? Хиираги пытался понять, что за эмоция была в этих темных глазах. Нет, точно не ненависть, не праведный гнев, не отчаяние человека, чья стратегия вылетела в трубу, чьи идеалы и ценности пошли прахом. — Сын Неба вошел в права Императора, эпоха Таёсе кончилась.       Сенге и Татэбаяси переглянулись. Мучительная минута молчания, как будто они неожиданно научились читать мысли друг друга и сейчас обменивались важнейшей информацией. И вдруг одновременно кивнули, как будто пришли к единственному возможному заключению, договорились о чем-то, и убрали мечи в ножны. Кёичиро едва успел перевести дыхание, как в следующий миг Сенге Иори побледнел до цвета листа бумаги, упав на землю на подкошенных ногах. Как выяснилось уже многим потом, огромнейшая доля от проклятий переходила на него из-за Императрицы, выбравшей его для ритуала. С потерей ее рассудка, ее личности как таковой, проклятья исчезли. Это был момент освобождения.       Это был момент, когда он перестал мучиться от боли, ставшей частью его сути. Но никто не мог и на мгновение предположить такой вариант, по крайней мере, никто из присутствовавших.       Тогда Кёичиро был уверен, что генерал-майор умирает. Например, от какой-нибудь полученной в поединке раны, пусть и оба участвовавших в ней выгляди совершенно целыми и невредимыми. Он не контролировал следующее, просто опустившись рядом, пачкая ладони в грязи. Меч, отозвавшийся необычайно громко родовой магией, копившейся в нем на протяжении десятков лет, был ловко снят с пояса и поднесен к руке замершего Сенге. Он, казалось, не дышал. Изумленный Татэбаяси за спиной тоже. За них всех дышал один Кёичиро, шумно, сбившись, зачесывая непослушные волосы назад.       Он без колебаний порезал левую ладонь Сенге, затем сжав ее в своих руках, то ли собирая струившуюся кровь, то ли пытаясь зажать неожиданно глубокую рану. Он сам не знал, что делает, это инстинкты, нечто безусловное и само собой полагающееся. Ранее не слышимый им голос скулил где-то глубоко-глубоко внутри: делай так, делай, облегчи его страдания. Кай за спиной громко выругался себе под нос, но оттащить теперь уже своего подчиненного не решился. Хиираги задумался, стал бы он делать нечто подобное для Татэбаяси? Нет. Если бы плохо стало ему, что он бы поступил иначе, шестое чувство пока не делилось ответом, как именно, но иначе. Сенге облокотился на него, чудом не повалив обоих, тяжелый, изнеможденный, от чего Кёичиро пошатнулся.       — Вот как… — усмехнулся Иори, поднимая взгляд, но не смотря на своего помощника, игнорируя даже касавшиеся его руки, которые умело нанесли порез без видимых на то причин. Казалось, рана его не тревожила. — Что ж, Татэбаяси, как видишь, я оказался прав. Как всегда… — судя по выражению лица, Сенге вспомнил свое нынешнее положение, в которое он попал из-за слепого доверия указаниям Императрицы и безосновательной жестокости. Ему пришлось поправиться, потому что слишком красноречивая и ироничная усмешка, вырвавшаяся у Татэбаяси выставила его окончательным глупцом. Только глупцы не умеют принимать и подвергать анализу свое положение. — Почти всегда.       Кёичиро нахмурился. Повисшая пауза была совсем другой атмосферы, она не походил на то напряженное молчание, которое всегда заключалось между Сенге и Татэбаяси, оно было лишено жесткости, жажды кровопролития и смерти. Нечто неловкое, странное, совсем чуждое этим двоим на первый взгляд.       — О чем вы? — нерешительно спросил Кёичиро, нахмурившись. И лучше бы он тогда промолчал, не знал ответа на свой вопрос, может быть тогда все сложилось бы иначе (разумеется, нет, но так приятно иногда обманываться, это в самой сути человеческой натуры).       — Ты ведь омега, Кёичиро? Мы никогда не говорили об этом, но все-таки… — Татэбаяси говорил с явной неловкостью, как будто впервые флиртовавший с понравившейся девицей юнец, разве что не краснел. Зато щеки алели у Кёичиро, который низко опустил голову, проглатывая стоявший в горле ком. По телу прошла слабая дрожь. Неужели ему собираются указать на положенное место, не среди бравых вояк, которые теперь будут награждены почестями и отправятся на празднование победы? Теперь отпали услуги в его необыкновенном мече и умении умертвлять души, изгонять тьму, зачищать эту грань между двумя мирами? Все это в прошлом, не так ли? Женщина-альфа еще могла рассчитывать на службу, например, та же Токито, но он… Но он и не хотел облачаться в черную форму! Он просто хотел быть равным им, и это желание — непозволительно много для простолюдина?       Нет, что-то не клеилось, картинка расходилась по швам. Если Кай-сама решил осадить зарвавшегося младшего товарища, ему незачем было соглашаться с какими-то предположениями Сенге. С ним-то они враждовали большую часть своей взрослой сознательной жизни, и сблизиться хоть в чем-то теперь — невозможно. Кёичиро кашлянул. Дело серьезное.       — Омега с таким магическим потенциалом, который оказался раскрыт в юном возрасте. Твоя сила не просто меч, дело в том, как он реагирует на твои способности. Ты — уникальный, — Татэбаяси сделал несколько шагов, и теперь возвышался над ним. Над ними, потому что Сенге все также сидел на земле, разве что устроившись удобнее. Как ни странно, после пущенной крови ему стало заметно легче, даже лицо стало расслабленным и спокойным, как всегда прежде. — Среди магов, альф и омег, внимание обращают не только на половые различия. Ауры. Они должны гармонировать…       — И дополнять друг друга, — хрипло рассмеялся Иори, откинув со лба длинную прядь, взмокшую от пота. — Так дополняли друг друга братья Исэ. И не делай такое лицо, про их связь знают все.       Кёичиро покраснел до кончиков ушей. Разумеется, близость между близнецами была слишком очевидна, но он-то по наивности предполагал, что причиной тому послужила их отдаленность от других людей на протяжении долгого времени, прежде чем попасть к нынешним сослуживцам. Они просто научились цепляться друг за друга. Сейчас, когда Каору умер, уговорив брата отпустить его настрадавшийся на перекрестке миров дух, эта связь стала очевиднее. Каору был омегой, Кахору — альфой, заботившимся о первом изо всех своих сил, свыше этого. Если бы не общая кровь, струившаяся по их венам, не общая утроба, вскормившая их, то они точно были бы в его глазах крепко влюбленной парой. Ауры. Общая, дополняющая, стабилизирующая.       — Или как Токо и ее погибший муж, — кивнул Кай, со все той же неловкостью потирая шею. Кёичиро едва не улыбнулся, потому что помнил, как Каору высмеивал любовную неопытность своего руководителя. Вот и теперь, о таких вещах майор говорить спокойно не мог. — С тобой то же самое.       Сердце в один миг сбилось со своего выровнявшегося ритма, и Кёичиро безмолвно распахнул рот, с которого как будто сорвался тихий вскрик. Что это значило? Не хочет ли Кай-сама сказать ему, что его аура каким-то образом переплелась с аурой Хиираги, образовав то самое целое? Быть не может, боги не могут шутить такие жестокие шутки! Не над добрым и отважным воином, который прошел через столько мук и потерь. Ему нужна жена или даже жених-омега, безо всяческих причуд, способный даровать семью, настоящую. Который окружит его уютом, не своими кошмарами пережитых страданий, навсегда отпечатавшихся в душе. И все же, при чем в таком случае здесь треклятый Сенге? Как будто почувствовав, что мысли Кёичиро метнулись по направлению к нему, он мягко отнял продолжавшие держать его ладонь руки. Глупый, глупый, он-то совсем позабыл об этом, продлевая их соприкосновение неосознанно. Что теперь подумает о нем Татэбаяси? Сенге вдруг поднял залитые кровью руки выше, к своему лицу, сосредоточенно разглядывая алеющие разводы, подсыхавшие крошащейся коркой.       — Да. Осквернил себя чужой кровью, не думая о последствиях. Ты такой самонадеянный. Как думаешь, что заставило тебя сделать это? — Кёичиро отрицательно мотнул головой. Он находился между двумя напряженными мужчинами словно меж двух огней. –Не знаешь? В любом случае. Ты почувствовал это: если моя кровь коснется тебя, это окончательно минимизирует последствия проклятий. Говоря грубо, ты уравновесил мою разорванную на клочки ауру.       О боги и будды, что? Он избранный для Сенге? И, может быть, так свято хранящий подобные узы Татэбаяси все вел к тому, чтобы резюмировать: он передает его в руки законного владельца, того, кому ему начертано подходить по всем представленным стандартам. К тому же, и ранг Сенге ниже, ему проще будет взяться за простолюдина, да, наверное, это такой договор о мире между ними, когда противостояние военных в теперешней Японии потеряло всякий смысл. Но… когда они успели? Не посреди же звона сталкивающихся мечей. Ему не хотелось быть обыкновенной игрушкой для чужой забавы, которую заберут под крыло ради собственного благополучия и увеселения.       Кёичиро всхлипнул, покачнувшись. В сознании что-то потемнело на секунду, и тут же две руки ухватились за его плечи, выравнивая накренившееся тело. Жесткая рука Сенге, сильная и удивительно бережная в этой силе рука Татэбаяси.       И он почувствовал. Это одновременное касание, тепло от него стекло по шее, вниз, по позвоночнику, стягиваясь невидимыми нитями чистой энергии по всему его телу, крутясь, концентрируясь. Такое чувствовал он впервые. Радость? Восторг? Не находивший определение трепет кипел внутри, и все его отголоски уходили куда-то в район солнечного сплетения. Легкость. Даже во сне не было никогда таких сказочных ощущений. Как же так…       — Понял, — смешок Сенге обжог кромку уха, заставив вздрогнуть, дернуться ближе к Татэбаяси, теперь склонившемуся над ним. — Смотри-ка, к тебе он приучен лучше. Сочувствую, но я так просто не отступлюсь.       — Я… я не… то есть… — путаясь в словах, Кёичиро спрятал то краснеющее, то стремительно бледнеющее лицо в ладонях. Одна из них, по-прежнему испачканная, оставила разводы крови Иори на щеке. Много, так много всего, вот бы они просто отстранились и дали ему чуть больше воздуха.       — Ты идеально подходишь мне, — вдруг сказал Татэбаяси, руша все успевшие выстроиться теории, которые взволновали богатое воображение Хиираги. — Ты идеально подходишь нам. И это большая проблема…       — Была. Я было думал, что он успел взять тебя. Но оказывается ты сам по себе пахнешь так… терпко? — Сенге заправил торчащую прядь волос за ухо Кёичиро. — Мы в равных условиях. И я мог бы взять тебя силой, но это все бы испортило. Теперь точно, я ведь думал что так смогу перестроить твое тело на себя. Незадача в том…       — В том, что твоя энергия одинаково реагирует на нас обоих, — отчеканил Татэбаяси, вымучено вздохнув. — Твое тело уже выбрало. Нас двоих, сразу, и пытаться спорить с твоей магией крайне глупо.       — Это значит, что… — Кёичиро никак не мог сформулировать вопрос, мысли разлетелись по разным сторонам, в его голове как будто взорвалась бомба. Гудело в ушах, боль сковала виски, как будто на него надели тесный стальной обруч.       — Это значит, что ты наш, — Каю оставалось только подтвердить слова опередившего его Сенге, таким образом, отказываясь от единоличного права на приглянувшегося ему омегу. Не посылавшее никаких чувственных сигналов тело решило взбеситься к семнадцати годам, определив ему сразу двух партнеров. Сильных альф, один из которых видел нечто невообразимо чарующее и возбуждающее в крови, насилии и увечьях. Как возможно такое попустительство со стороны природы и высших сил? Это так откровенно, так неправильно, ведь если бы он узнал о другой омеге, что решилась бы делить жизнь с двумя представителями другого пола одновременно, то заклеймил бы ее распутной. Теперь таковым был он сам, но отрекаться от этого падения хотелось еще меньше, чем позволить его себе.       — Я… должен предупредить, — и Кёичиро сразу же начал с того, что союз с ним их обоих отнюдь не обрадует, и не только из-за отныне частых вынужденных контактов между собой и отныне полагавшегося им перемирия. — Сказать… Только не здесь, пожалуйста.       — Домой? — одновременно сказали Сенге и Татэбаяси, подразумевая совершенно разные места, принадлежавшие исключительно им самим территории. Такое не подойдет, еще, чего доброго, сцепятся в очередной попытке убить друг друга, и Кёичиро не имел никакой уверенности, что сможет легко усмирить ссору.       — Да. Ко мне. Дом дяди достаточно просторный, чтобы… все обсудить. И там будет нейтральная обстановка. Пожалуйста.       Они согласились. Уступка или желание поддержать. Что ж, у Хиираги было немного времени во время поездки, чтобы притвориться уснувшим от изнеможения и обдумать все. Политические дрязги улажены. Теперь нужно было делать что-то с собственной жизнью, на которую, кажется, во всей своей красе свалилось проклятие третье.       Самым путанным образом ему получилось донести основную мысль двухчасового повествования до сидевших напротив него мужчин. У обоих были нечитаемые лица. Кёичиро успел подготовиться к тому (ложь, ложь, он молился, чтобы такого ни за что не случилось), что альфы рассудят в собственную пользу и покинут его. Почему он так яростно цеплялся за возможность быть с ними? Такого не было раньше, все началось с того прикосновения к его напряженным плечам, как будто сработал пусковой механизм и что-то пришло в движение. Он и сейчас чувствовал все крошечные нюансы их энергии, и, что хуже, переплетение двух запахов. От Сенге шел аромат крепко настоянного черного чая, тонкая грань между наслаждением богатством букетом оттенков и головной болью из-за его интенсивности. От Татэбаяси пахло… однажды Кёичиро взял с полки отца кукурузный бурбон, но так и не решился попробовать без родительского ведома алкоголь. Запах запомнился. Кай-сама был пьянящим и уютным, вызывая в голове образы самых солнечных и беззаботных деньков в родном краю.       — Ни одной течки? За столько лет? — скептично переспросил Сенге. Однако, он верил. Запах Кёичи и правда был не раскрыт, притуплен. Не так пахла половозрелая омега, которая была вынуждена оказаться в обществе двух симпатизировавших ей альф. Он бросил взгляд на хмурого Кая, без стеснения изучая его реакцию. Тот сжал в кулак ладонь и сейчас ее костяшки были плотно прижаты к губам. Он сосредоточенно размышлял о чем-то.       — Я не смогу подарить вам детей. Болезнь… убила во мне все. Так что вам нет нужды мучить себя таким калекой…       — О, замолчи!       Честно сказать, Кёичиро не помнил, кто из них двоих именно его заткнул. Зато помнил, что случилось потом. Поцелуи. Мужчины встали с соседних кресел, одновременно обошли разделявший их столик, после чего оставалось только разместиться на диване по двум сторонам от Хиираги. Поцелуи. В губы, в шею, первый его поцелуй украл Сенге, жадно впившийся в губы, толкнувшийся в него языком, в то время как Татэбаяси терзал мочку уха, спускаясь все ниже. Как они могли делать все это вместе? По ключицам расцвели налившиеся багрянцем четкие узоры, следы мужской страсти, грубых укусов, после которых следовало нежное движение языка. Если Иори поцелуем брал, то Кай стремился вовлечь его в процесс, занять Кёичиро как будто бы игрой, о правилах которой не предупредили заранее. Он посасывал его нижнюю губу, переключался на верхнюю, исследовал рот Кёичиро так вдумчиво и долго, что стал заканчиваться кислород. Когда они оторвались друг от друга, Хиираги уже успел устроиться в объятиях четырех рук, не чувствуя от этого ни дискомфорта, ни стыда. Как будто ему полагалось быть здесь и только здесь.       — Нам нужно уйти, — настоял тогда Татэбаяси, и Сенге нехотя кивнул. Они оба были измотаны, но в большей степени точно также оба боялись не совладать с собой и не дождаться первого истинного животного вожделения своей половины. Так уж вышло, подумал Кёичиро: одна его половина досталась Сенге, вторая — Каю, и ничего не оставалось ему самому.       Оба уловили, как густо распространился по гостиной аромат пьяной вишни, вкусный и многогранный, как элитный парфюм. Совсем не подходят такие ноты трогательному юноше, но то лишь доказательство таящейся внутри него мощи. Этот шлейф усиливался от их ласк и настойчивости, значит, омежья сущность Хиираги была в полном порядке. Могло ли быть так, что организм сам по себе ставил запрет на любые возможности к продолжению рода от испытанного ужаса? Мир стал разом враждебным, населенным злодеями из сказок, злыми и бессмертными. Что мертво во второй раз убивается гораздо сложнее. И вот, почувствовав безопасность, тело наконец-то смогло отпустить себя. Удивительно, но магия способна и на большие чудеса.       — Что нам делать? — спросил Сенге. Они стояли недалеко от дома Кёичиро, готовясь расходиться восвояси. Кё попросил их приходить к нему, вместе, если что-то будет необходимо. Отправляться к кому-либо из них в гости он пока отказывался наотрез, не безосновательно полагая, что без неприятностей такой визит не обойдется. «Мне нужно привыкнуть к вам. Вам — в первую очередь друг к другу».       — Нам? Ждать, — на одном дыхании отозвался Татэбаяси.       Еще месяц тянулась эта заминка, поддерживалось строжайшее табу на переход к чему-то интимному, способному насытить крепнувшую жажду. Держался даже Сенге, насмешливый и грубый, но контролируемый со стороны Кая.       Еще прошел целый месяц, прежде чем Кёичиро проснулся от того самого жара, который должен был стать ему знакомым еще несколько лет назад. Все его тело крутило, мышцы ныли, как после усиленной тренировки, хотя вчера он толком никуда даже не выходил из дома. Из дома Татэбаяси Кая. Неделю назад они приняли решение, что он должен жить по три дня у каждого из альф, заявивших на него свое право, таким образом, приобретая их запах, пропитываясь им насквозь. Такое переплетение ауры и феромонов отпугнуло бы кого угодно, а их тела связывались бы все плотнее. И теперь… Кажется. Да. Определенное. Глупый сломавшийся механизм решил наверстать упущенное, без каких-либо предпосылок к ней, выдав ему утром течку. Отчетливо чувствовалась влага между тесно сжатых бедер.       Скрипнула дверь, и в комнату заглянул учтивый старичок-дворецкий.       — Молодой господин, Кай-сама просил передать, что завтрак стынет. Вы проспали… ох, боже, — он увидел, как, закутанный с головой в одеяло юноша сел на кровати, дрожа всем своим телом. Его лицо залили румянец, неровный и яркий, какой бывает при лихорадке. По губам прошелся кончик языка, совсем неосознанно, просто те так болезненно сохли от его часто горячего дыхания. Дворецкий все понял, быстро кивнув, уж с его-то жизненным опытом отличить течную омегу труда не представляло. — Кай-сама сейчас придет, я позову его. Завтрак принесут сюда. А мне, видимо, предстоит озаботиться организацией детской…       — О нет, нет, не говорите так, — Кёичиро все еще боялся своего тела, и вдруг эта похоть и жажда ласки не имела ничего общего с деторождением? Обычно омеги уже к четырнадцати-пятнадцати годам выучивались обращаться с собой, знали, как приятнее, как проще сгладить проблематичные пару-тройку дней в месяц. Да боже, слушать себя умели и альфы. Некоторые, как его мать, будучи женщинами, даже определяли благоприятные для зачатия периоды, но сам Кёичиро ничего о себе не знал. Совершенно. Как реагировать, кроме как грызть уголок подушки, вжав ладони в матрас, лишь бы устоять от соблазна начать ласкать себя.       Запах Татэбаяси он почувствовал еще в коридоре.       — Сенге будет в течение минут двадцати, нам надо… Дождаться, иначе он попробует снять с меня шкуру за нарушение обещания, — смешок. Само собой, Кай был уверен, что в состоянии дать должный отпор Иори. Он лег рядом с Кёичиро на кровать, обнимая и прижимая к себе со спины. Запах так успокаивал, не отрезвлял, нет, но подавлял порыв метаться из угла в угол. Альфа. Его альфа.       Душно, как же душно. Как такое могло случится? Пока Кёичиро пытался разобраться хоть сколько-нибудь в своем непослушном теле, взбунтовавшимся над уже усвоенным порядком, Кай продолжал шептать что-то ему на ухо. Вслушиваться в слова было бесполезной затеей, все, на чем могло фокусироваться внимание, так это горячее дыхание, тронувшее волосы на затылке. По загривку спустились мурашки. Как подавить это откровенное, пошлое желание, чтобы в него вцепились, чтобы острые зубы прокусили кожу, а челюсти и не думали разжиматься и отпускать? Как принять тот факт, что мысли упорно метались вокруг вопроса, сможет ли тонкая шея уместить на себе два равнозначных укуса, по силе, размеру… Принадлежать двоим. Как низко. Как плохо для такого приличного юноши. Как отвратительно. Как же сейчас плевать.       — Не думал, что это сработает, к тому же так скоро. Впрочем, не то, чтобы я такой герой-любовник, чтобы разбираться в омежьих особенностях, — руки Татэбаяси забрались под юкату, в которой спал Хиираги, пальцы мягко обвели ореолы сосков, чуть надавливая, затем сжались на твердых бусинах сосков. Сжали, оттянули, растерли, и продолжали всю эту сладкую пытку до тех пор, пока Кёичиро не смог больше сдерживать стоны.       — Успел в самый разгар, — с языка бесшумно вошедшего в комнату Сенге буквально сочилась ирония. Раньше бы его появление не заметил бы только Кёичиро, но теперь и сам Кай был так увлечен, что напрочь забыл, для чего нужен слух. Единственно возможной его задачей было слышать это сбитое дыхание парня, почти зажатого им к кровати, неловкие слабые стоны, походившее скорее на мычание. — Жаль, что началась течка все-таки не у меня, было бы больше возможности для веселья…       — Свои пакостные шутки можешь оставить для шлюх, — лицо Татэбаяси исказилось от отвращения, которое он даже и не думал скрывать. Его полный раздражения голос звучал точно через плотный слой ваты, как если бы ей заткнули уши. Что именно он сказал, «шутки» или «штуки»? Если второе, то о чем шла речь? Почему секс, к которому все, очевидно, вело, должен был быть сколько-нибудь интереснее и, как сказал Сенге, веселее у него? Кёичи мог бы догадаться и сам, будь он хоть более-менее в состоянии думать. Он должен быть наслышан об извращенных вкусах Сенге, особенно о его кровавых забавах. Нестрашно, в случае чего, Кай точно не даст его в обиду. Эти двое…       Как бы балансируют друг друга. Быть может, непросто так он объединил их.       — Вот как? То есть ты не находишь, что у нашего Кё-чан есть масса блядских задатков? Посмотри, как он поджал свои ноги, стоило только сравнить его с продажной девкой, — Иори сел на другой край кровати. Теперь Кёичиро оказался зажат между ними, сзади его прижимал Татэбаяси, спереди, если бы он открыл слипшиеся от навернувшихся слез глаза, он бы увидел склонившегося генерала. Одна из его длинных прядок упала на лицо, скользнув щекочущим приятным чувством по щеке, и коснулась губ. Не понимая своих желаний, Хиираги приоткрыл губы, обхватывая жесткие темные волосы, чуть прикусывая их.       Зачем? И почему он плачет? Потому что ему хорошо. Никогда еще не было так хорошо, чтобы тело выворачивало от сладкой истомы, чтобы даже пот, от которого липла к телу вся тонкая одежда, приносил удовольствие. Еще бы дышать. Воздуха не хватало катастрофически.       — Надо же, мальчик показывает норов, — до Кёичиро не сразу дошло, к чему относилось это замечание Иори. Оказалось, он так и не отпустил эту злосчастную прядь. Стоило же Каю в очередной раз особенно удачно схватить его соски, умело провернуть их в мозолистых грубых пальцах, как он дернулся всем телом, оттянув тем самым волосы Сенге. Непозволительно, за такое вполне могла бы влететь пощечина до сих пор облаченной в кожаную перчатку рукой, только вот тот почему-то лишь мягко смеется, тихо, себе под нос. С его стороны это — почти нежность и забота. С вопросом во взгляде, озвучит которые не позволяет пересохшее горло и прилипший к небу язык, Кёичиро посмотрел снизу вверх.       Сенге поднялся, чтобы стянуть с себя военный китель, в который он был облачен до сих пор. Неужели он примчался прямо из своего кабинета? Одетый же в домашнее Татэбаяси помогал тем временем избавиться от одежды самому Хиираги. Он забрался под белье, еще немного, и тот остался бы полностью обнажен. Но тело вздрогнуло, заскулил не сам Кёичиро, а живущая в его теле испуганная, затравленная омега. Его не заставляли, нет, не пробовали брать силой, как простую течную суку, но страх не отступал. И не усиливался, впрочем, замерев на одной отметке, колеблясь.       — Кёичи, — Кай цокнул языком, затем поцеловал открытую и удобно подставленную шею. Раздетый до пояса Иори снова был рядом, снова это чувство западни, когда тебя захватили в свой плен два разгоряченных мужских тела. Чувствовались их мышцы, их желание, терпким мускусным ароматом ударявшее в нос. — Я не идиот, и знаю, что тебе нужно привыкнуть. Мы никуда не спешим.       — Тебе ведь самому нравится. Отпусти себя, — и дальше рассудок Кёичиро действительно сдался, отступил куда-то глубоко в тень бессознательного, уступая место самым неприглядным его желаниям.       Кай спустился по шее поцелуями, остановившись на загривке, чтобы прикусить один выступающий позвонок. В этот самый момент Сенге положил свою тяжелую ладонь на затылок, и вжался, — или, вернее, прижал к себе? — в тело Хиираги, целуя сразу же глубоко, игнорируя, что тот не успел толком вдохнуть. Язык, не встречая сопротивления, толкнулся в открытый рот, зубы лишь слегка надавили на него, будто подразнивая. Губы, нёбо, самую малость заостренные клычки, язык самого Кёичиро. Все это и больше того было в абсолютной власти Сенге, который привык упиваться добычей, такой желанной, настигнутой. Тягучий и медленный поцелуй оставался таким не долго. Язык двигался назад и вперед, толчками, имитируя те самые движения, вгоняя в краску сильнее. Куда больше? От загорающегося желания, от шума собственного сердца в ушах, уже никуда нельзя было скрыться. Одна ладонь генерала была занята, но вторая изучала юношеское тело. Три руки сталкивались между собой, пока ненасытные рты выцеловывали и покрывали бледными следами укусов каждый доступный участок кожи. Неужели двоих может быть так много? Прикосновения путались, сложно стало отличать, где чья рука, без перчаток и невозможности бросить лишний взгляд Кёичиро не мог сказать. Это пальцы Сенге сжали его бедро или пальцы Кая очерчивали выступавшие ребра?       Теперь раздеть его не представляло никакого труда, юката и все под ней исчезло, исчезло вообще все за пределами этой кровати. Кёичиро немного сместили, приподняв, и теперешнее положение стало еще более неловким. Его ноги широко развели, и между них легко устроился Иори. Ловко направив юношу, он вынудил его скрестить лодыжки на своей пояснице. Открыт. Да, они оба не даром военные, раз не сговариваясь так легко планировали свои действия, координировали их. Хотя с чего Кёичиро решил, что они не договорились заранее? То, что у него румянцем заливаются щеки от одной мысли о любовных утехах, не значило, что другие также неловки и стеснительны. Скорее, наоборот.       И да. Сама мысль о том, что они предполагали между собой, как именно возьмут его в первый раз, такая фантастическая и ирреальная мысль, заставляла вскипать от желания кровь. Только вот он не понимал, почему они не могут перейти в горизонтальное положение, почему вместе, вот так, а не как-то иначе. Ему так хотелось как-нибудь лечь, отдавая себя ласкам и страсти, чтобы совсем не концентрироваться на мышцах, поддерживающих его нынешнее положение.       — Я не хочу тебя отпускать, — брошенный Сенге взгляд как бы продолжил реплику: «Не рядом с ним». Никакого по очереди, никаких перерывов. Сейчас оба альфы пытаются засвидетельствовать свою значимость и роль. Что же, в таком случае, он не против. Плыть по течению глупо, но в таком контексте единственно правильное (единственное приятное) решение.       Чьи-то пальцы надавили на вход, мышцы сжались, препятствуя проникновению, из-за чего раздался влажный звук. Смазка и без того стекала на простыни, как будто тело взбесилось после стольких лет отсутствия даже шанса проявить себя. Кай поцеловал его взмокший висок, и надавил снова, теперь уже медленнее, касаясь только внешне. Снаружи Кёичи оказался как будто еще чувствительнее, и это поглаживание как будто находило отголосок в каждой нервной клетке. Голова запрокинулась непроизвольно, от наслаждения и рвущегося из груди сладкого стона, Иори тут же воспользовался этим, наклонившись, чтобы обхватить кадык. Чтобы продолжить пытку укусами и жестокими поцелуями, росписью покрывавшими светлую кожу.       — Расслабься. Это будут только пальцы, тебе не будет больно, — шептал Татэбаяси, пока Кёичиро пытался прислушаться к его словам. Если бы было так просто все контролировать, если бы он хотя бы понимал, что и как работает!       — Ты ведь хочешь нас в себе? Может, даже одновременно, — довольно хмыкнул Иори, поглаживая его ключицы. Рука была так близко к шее, что казалось, он может когда угодно обхватить ее, удушить. Почему любовь, секс, это всегда так беззащитно? — Может, не один раз. Скорее всего. Тебе нужно послушаться Татэбаяси, или мы крайне расстроимся.       Или расстроюсь я, следовало полагать. Не угроза, но что-то близкое к ней. Только Кёичиро было уже не до того, чтобы бояться. Слова Иори подействовали совсем другим образом, на который, скорее всего, тоже был расчет. Перед воображением вырисовывались картинки, яркие образы того, что они могут творить с ним. И ему хотелось этого, правда, обоих одновременно, в любом порядке, в любых позах и, несомненно, больше одного раза. Намного больше.       Чувствуя дрожь во всем теле Кёичиро и смазку, в тот же миг густо капнувшую на пальцы, Кай смог легко протолкнуться в тело. Один палец двигался так свободно, почти не сдерживаемый горячими мышцами, что почти сразу же получилось добавить второй. Кёичи выгнулся практически тугой, едва не соскользнув с его руки, удерживаемый только вовремя обвившим его руками Сенге.       — Я же говорил, что в нем скрывается та еще шлюшка, — самодовольно ответил Иори на брошенный из-за плеча омеги взгляд. Подготовка далась легко, как будто перед ними был вовсе не девственник… Нет, в чистоте этого мальчишки не было никаких сомнений, но очаровывала та слепая страсть, съедающая его тело изнутри. Отдаваться так кому-либо подлинный талант, которым нельзя разбрасываться просто так.       Мужчины медлили. Оттягивали момент проникновения, не желая решать теперь очевидный вопрос. Кёичиро почувствовал это, конечно, будучи так тесно связанным. По его ощущениям их ауры так тесно переплелись сейчас, что нельзя было бы отличить одного от другого при всем старании.       — Вы оба, я хочу вас… вместе, — не думая о последствиях своих желаний, выдавил из себя Кёичиро хриплым и ломавшимся голосом, которым ему полагалось теперь только стонать, а не говорить такие длинные фразы.       — Два члена ты не примешь сейчас при всем старании, — оборвал его Сенге. Они перекинулись взглядами с Татэбаяси. Как будто был какой-то вопрос и ответ, Хиираги не видел этих переглядок, ему было слишком много других чувств и ощущений, чтобы разглядывать что-либо через поддернувшую взгляд пелену навернувшихся слез.       Хорошо. Его без сопротивления и трудностей подняли выше, скрещенные ноги проехались вдоль позвоночника Сенге, пока мужчины прижались ближе. Куда, как? Между ними и прежде не оставалось воздуха, теперь контакт стал мучительной пыткой наслаждением, два равнозначно сильный, несмешивающихся между собой до конца запаха заполнили все существо Кёичиро. Будь это не его первый любовный опыт, то в таком положении они бы действительно могли бы взять его одновременно, раскрывая собой сходившего бы с ума от восторга омегу. Так ярко представал в голове пошлый образ в мыслях Хиираги, который пылал точно от лихорадки, как внутри него исчезали бы два прижатых друг к другу члена. Как от бесконечно приятного ощущения внутри его бы трясло, какой бы сильный экстаз накрыл бы это хрупкое тело, и его бы кидало из стороны в сторону от желания прижаться и к тому, и другому своему обладателю.       Первым вошел Кай, как бы не был возмущен Сенге. Но сдернуть с чужого члена омегу означало так или иначе навредить самому Кёичиро, что в нынешних условиях укрепления их связи недопустимо. Медленно он вошел до конца, и, спустя какие-то там секунды, выскользнул из тела под недовольный возглас Кёичи. Растянутые мышцы сжимались вокруг пустоты, требуя быть заполненными полностью, до такой же приятной тянущей боли, как и секунды назад. Затем вошел Иори. Они… чередовали друг друга? Разные по своей манере, они и сейчас так отлично чувствовались, с еще не совпадающим темпом. Вот Сенге сделал пару глубоких сильных толчков, войдя до самого основания, и покинул истекающее тело. Снова замена, снова, каждый раз проникновение давалось все проще, но и становилось все жестче, Кёичиро чувствовал, как в него вколачивается горячая плоть, обжигавшая собой мягкое податливое нутро, как головка то одного, то другого члена ударяется о вход матки, проникая в ту сокровенную часть, о существовании которой он так надолго позабыл. Это все — часть него. Прошло достаточно времени, прежде чем они приноровились, ритм стал более-менее ровным. Достаточно для того, чтобы Кёичиро успел кончить в первый раз. Но этого недостаточно, все трое теперь понимали, что нужно им, чтобы унять этот животный голод, терзавший их. Целый месяц они как будто сидели на строгой диете, в каком-то праведном аскетизме, и теперь могли удовлетворить свой низменный зов, когда рухнули все барьеры.       Первый кончил Кай. Без узла, тот остался снаружи, пока что этого было бы слишком много для даже для подготовленного Кёичиро. Ему нужно привыкнуть к близости. К тому же, оставался возбужденный до предела Сенге. Его глаза уже не фокусировались, он брал ритмично, глубоко вторгаясь в тело, раскрытое для него, до упора. Чудом он остановился, не дал себе впихнуть узел в тесно сжимавшие его мышцы. Чувствуя уже вторую струю спермы глубоко внутри себя, смешавшуюся с семенем Татэбаяси, Кёичи кончил снова, выгнувшись в сладостной судороге, поджав до хруста пальцы на ногах. Зубы слегка прикусили по неосторожности язык, но он не заметил этого, сжимаясь на Иори, который вовсе не торопился выходить. Этот медленно опадавший член внутри заменял сознанию омеги узел: отчаянное желание не дать мышцам расслабиться, не позволить сперме выплеснуться из себя прежде, чем произошло бы оплодотворение. Ребенок? Сейчас?..       Учеба и светлое будущее были вытраханы из головы млевшего Кёичиро, да и разве могла бы беременность стать проблемой для его судьбы? С такими-то, черт возьми, спутниками, виднейшими альфами под боком.       Нужно было перевести дыхание. Утренние часы медленно перетекли в дневные, немного, и вместо обеда им придется подавать совместный ужин… Если они, конечно, вообще смогут сегодня притронуться к еде, отвлечься от чего-то более всепоглощающего и важного. Кёичиро приподнялся на локтях, мужчины, его мужчины, пометившие его везде и всюду альфы, лежали по обеим сторонам от него. Каждый его бок касался разгоряченного и липкого от смешавшегося пота друг друга тела. Всевышний, какие сводящие с ума запахи заполнили комнату, как ловко они застилали голову своим туманом похоти, отрезая путь к связным мыслям.       Глаза Кёичиро сверкнули шальным блеском, и он облизнулся, в совершенно не свойственной ему манере.       — Еще, — хрипло прошептал он, удивляясь самому себе. Но желание было слишком настойчивым, чтобы ему отказать. — С узлами. Мне нужно узнать, каково это…       Генерал и майор переглянулись, наконец-то они вели себя как взрослые, а не как не поделившие что-то в песочнице мальчишки. Просьба юноши вызвала у них понимающие улыбки, к тому же, бедра обоих, простыни, на которых они лежали, были до сих пор запачканы смазкой, такой густой, в таком количестве, что она никак не высыхала. Омега вошла в свою силу, почувствовать всю свою сущность, и, видимо, изголодалась, будучи долгие годы лишенной заслуженного и полагавшегося ей внимания. Возможно, не так уж и плохо, что они вдвоем, и каждому представиться шанс взять свое. Своего. И раз уж он сам попросил…       Род Сенге и Татэбаяси некстати почти прерывался на своих последних детях. Но никто не думал, что исправить это несчастье получится так скоро.