***
— Вот чёрт, — с раздражением говорит Минхо, в очередной раз наклоняясь за связкой ключей, которая так и норовила оказаться на земле. На улице вообще-то не май месяц, зима стоит холодная, ветреная. У Ли пальцы онемели и еле шевелятся: забыл перчатки дома, а теперь отдувается. Он стукнул бы себя по лбу, да отвлекаться не хочется — ему практически жизненно необходимо оказаться в тепле. — Не задался день, да? Минхо поворачивается на голос, явно обращающийся к нему, и слегка приподнимает одну бровь, когда видит говорящего: тот стоит в джинсовой куртке поверх черной толстовки и ярко-фиолетовых спортивках с тремя жёлтыми полосками по бокам и улыбается так ярко, что Ли удивляется, как у него скулы не сводит. Минхо молчит, не отвечая, и не понимает, откуда такое бесстрашие у этого парня в середине января. Человек напротив тушуется из-за такой реакции и спешит представиться. — Меня зовут Бан Чан, — он протягивает руку, — Приятно познакомиться. — Ли Минхо, — говорит он, пожимая руку и удивляясь контрасту температур — казалось, что Чан и вовсе холода не чувствует, — Я тебя здесь раньше не видел. — Ах, да! Я заехал сегодня в этот дом, — он рукой показывает на серую многоэтажку напротив дома Минхо, — Успел только разгрузиться да в магазин сходить. Чан приподнимает пакет с продуктами, продолжая улыбаться. Обычно Минхо чувствует себя неловко и скованно, когда к нему подходят незнакомцы, из-за чего ему приходится изображать безразличие и отстранённость, чтобы нежелательное общение поскорее оборвалось. Однако сегодня он почему-то слегка приподнимает уголки губ, заражаясь чужой улыбкой. Внезапный порыв ветра заставляет Минхо поёжиться и сморщить свой нос — Чан на это мило удивляется и спешно прощается, бурча что-то о том, что не смеет больше его задерживать и заставлять стоять на холоде. Минхо сдержанно улыбается, смотря на удаляющуюся фигуру, а потом спешит пробраться в подъезд.***
Джисон снова подаёт Минхо стакан с водой, и старший выпивает таблетку от аллергии, глотая после неё ещё одну — для смягчения симптомов болезни. Горло до сих пор першит, поэтому говорит он с небольшой хрипотцой. — Так я впервые встретился с хёном, — рассказывает Ли, — Я не думаю, что это была любовь с первого взгляда. Я в такое не верю, но… он был достаточно мил и дружелюбен, да и встречались мы на удивление часто после того случая, — он вздыхает, вновь откидываясь головой на бортик кровати, — Разговор всегда шёл легко и комфортно, а вы знаете, как мне тяжело говорить с малознакомыми людьми… Так что, — тянет он, — мне не составило труда влюбиться. — А где вы виделись? Он первым начинал разговор? Хёнджин спрашивает из чистого любопытства. Ему интересно, каким образом Чан смог разрушить тот социальный барьер, который возвёл вокруг себя Минхо. Старший никогда не интересовался ничем, кроме учёбы и собственных хобби, а редкое дружелюбие он проявлял только с близкими ему людьми, что никогда не касалось незнакомцев — в таких случаях забота и доброта превращались в безэмоциональность и скуку. — Чаще всего мы сталкивались на автобусных остановках и в кафе на параллельной улице, — говорит Минхо и быстро добавляет, — то, что на углу, рядом с зоомагазином, думаю, вы помните. Джисон и Хёнджин кивают. Естественно они помнят, старший работает в магазине каждое лето, а на обеденном перерыве они часто встречаются в том кафе. И ни для кого не секрет, что Минхо часто заходит туда после трудных пар, чтобы отдохнуть и заесть вкусным пирожным стресс. — Неужели вы так быстро смогли подружиться? — спрашивает Джисон, посматривая на Хёнджина. Кажется, их одолевают одни и те же мысли, а также дикое желание помочь их хёну. Они надеются, что тот хотя бы сможет им выговориться и облегчить свою ношу, получив поддержку. — Да, наверное, — неуверенно говорит Минхо, — мы просто быстро нашли общий язык…***
Минхо стоит на остановке в ожидании автобуса, прислонившись спиной к конструкции тента, который хоть и немного, но спасает от холодного ветра. Прошло уже больше пятнадцати минут, а автобус всё никак не приезжает. Это порядком раздражает Ли, потому что он голоден, изморён парами и тренировкой в зале. Ноги гудят, а присесть некуда — подростки сломали лавочку на остановке несколько недель назад. Он разочарованно выдыхает, наблюдая за клубком пара, и хмурится. — Замёрз? Минхо поворачивает голову на знакомый голос. Рядом с ним, под тентом, стоит его недавний знакомый — тот самый странный парень Чан, который совсем не боится холода. Его сегодняшний вид ничем не отличается от того дня, исключением стала только гитара за спиной, которая, как кажется Минхо, укутана даже больше, чем сам парень. — Да, — Ли шмыгает носом, — А тебе, что, совсем не холодно? Чан простодушно смеётся. — Только щёки немного покалывает, — отвечает с неизменной улыбкой и оглядывает Минхо с головы до ног. Бан ещё издалека заметил знакомую пуховую куртку, поэтому решил отложить пешую прогулку на потом, а сейчас подойти и пообщаться со своим закутанным, хмурым соседом. Какое-то время они просто стоят в тишине. Минхо не знает, что ему ответить, поэтому просто молчит, мысленно благодаря Чана — тот закрывает его от ветра. Бан сам начинает разговор. Ну практически… Он напевает себе под нос какую-то мелодию, забавно качая головой и только спустя время замечая, что за ним наблюдают. — Нравится? — Неплохо, — кивает Минхо, — Что это за песня? — У неё пока что нет текста, — Чан совсем немного смущается, потирая ладонью шею, — я написал только мелодию. Ли удивляется, но старается не подавать виду. Его новый сосед оказывается определённо талантливым человеком. В голове Минхо теперь крутится приставучий мотив; такая запоминающаяся музыка обычно становится популярной. Он обращает внимание на гитару позади парня и думает, что картинка играющего на ней Чана кажется правильной. — Я бы послушал её завершённой, — говорит Минхо, смотря как быстро расцветает чужая широкая улыбка с ямочками. — Я обязательно дам тебе её послушать. Вскоре подъезжает автобус. Они оба садятся в него, продолжая разговаривать о предпочтениях в музыке и задавая общие вопросы. Именно тогда Минхо узнаёт, что Чан для него хён (парень старше его на год). И хоть Бан говорит, что Ли не обязательно придерживаться с ним подобных правил, младший всё равно упорно называет его «Чан-хён» и никак иначе. Автобусная остановка становится местом встреч на протяжении двух месяцев. Они видятся как минимум три раза в неделю: по понедельникам, четвергам и пятницам, когда их расписание совпадает. Разговоры ведутся обычно непринуждённые, каждый делится чем-то своим, а потом тема может плавно перетечь в любое русло. И сорок минут дороги до дома пролетают незаметно для обоих. — Сегодня на удивление тепло, — говорит Чан, присаживаясь рядом с Минхо на изрисованную надписями лавочку. Её совсем недавно починили, а подростки уже успели оставить свой след. Ли тогда долго ругался на невоспитанную малышню под тихое хихиканье со стороны Чана. — Близится апрель, давно пора, — Минхо холод не любит, он уже давно ждёт тёплую погоду, не уставая это повторять при каждой встрече. Чан на его ворчание как всегда хихикает и передаёт Ли свой телефон с наушниками. Младший без вопросов принимает его и втыкает наушники. Это их обычный ритуал на случай, если старший хочет поделиться с Минхо новой композицией его авторства. Он включает трек и закрывает глаза. Мягкая мелодия поглощает его, и он полностью отдаётся музыке и приятному, глубокому голосу. Его воображение рисует перед ним картинку развивающихся ветвей цветущей сакуры и солнечных лучей, пробивающихся сквозь розовые цветы. Это странным образом успокаивает и заставляет улыбнуться. Когда трек заканчивается, Минхо с неохотой отдаёт телефон Чану. — Мне очень понравилось, хён, — мягкая улыбка и похвала вызывают на чужом лице искристый взгляд и широкую улыбку. Чан счастлив, это видно невооружённым взглядом. Минхо на такой щенячий восторг лишь фыркает, — Я представлял сакуру. Чан улыбается мягко и не отрывает взгляд от Минхо. Он смотрит долго и внимательно, и младшему кажется, что он что-то упускает, но совсем не понимает что. Старший скидывает по просьбе Ли эту песню ему в мессенджер. И всю следующую неделю Минхо не может перестать её слушать: его завораживает абсолютно всё, начиная от красивой лирики и заканчивая мелодичным перебором гитары. Эта песня успокаивала его ровно до начала следующего месяца, когда он решил сходить в торговый центр за подарком родителям на их годовщину. Это было воскресенье, поэтому Минхо, никуда не торопясь, заходил в каждый приглянувшийся ему магазин, пока не натолкнулся взглядом на знакомую широкую спину. Чан шёл не один. На его руке повисла небольшого роста девушка, вместе с которой они задорно смеялись и что-то громко обсуждали. Она определённо была красива и привлекательна: длинные чёрные волосы, собранные в смешно подпрыгивающий хвостик, большие глаза и стильный внешний вид. Минхо ощутил покалывание у себя в груди, когда девушка звонко чмокнула Чана в щёку. Если до этого момента Ли ещё раздумывал окликнуть друга, то сейчас это желание полностью пропало. Он сам не понимал своих собственных эмоций, и от этого становилось лишь сложнее. Что-то здесь было не так, и Минхо задумался бы об этом всерьёз, если бы не странная тяжесть в груди. Минхо почувствовал, что ему плохо.***
— В тот день я откашлял свой первый лепесток сирени, — говорит Минхо, — И хоть после я узнал, что это была его сестра, процесс был уже запущен, а болезнь начала прогрессировать, — Ли вспоминает тот день с ужасом. Ему было страшно. Безумно страшно за свою жизнь. А вместе с этим на него навалилось осознание собственных чувств — ханахаки врать не умеет, он был влюблён. Минхо чувствовал себя беспомощным заложником обстоятельств. Ханахаки — болезнь наследственная. И он знал, что может быть подвержен её влиянию, поэтому всегда старался быть аккуратным. Его бабушка в молодости переболела ханахаки, влюбившись без памяти в своего будущего мужа — дедушку Минхо, который оказался достаточно добрым человеком для того, чтобы попробовать начать отношения с влюбившейся в него девушкой и попытаться избежать подрывающей иммунитет операции. Впоследствии они стали полноценной парой, историей которой восхищался в детстве Минхо. И с одной стороны он был готов к тому, что и он сам может попасть в такую же ситуацию, что и бабушка, но с другой — столкнувшись с реальностью лицом к лицу, Минхо понял, что всё может оказаться плачевнее — его возлюбленный может не ответить на чувства взаимностью. Ухудшало ситуацию то, что Чан любил цветы сирени. Когда поражение лёгких достигло определённого уровня, а скапливаемая пыльца начала не только засорять альвеолы, но и вызывать аллергию, жизнь Минхо изменилась кардинально — ему приходилось пить сложный курс противоаллергенных таблеток, чтобы существовать, как обычный человек, а не ходячий сопливый мертвец с цветами в груди. — Получается, ты болеешь уже больше полутора месяцев? — спрашивает Джисон, и Хёнджин сразу же подхватывает его вопрос своим, — Сколько процентов поражения? Минхо грустно улыбается им, пряча взгляд за чёлкой, из-за чего у младших сердце колет настолько сильно, что слёзы на глаза наворачиваются. — Тридцать пять. Хван не сдерживает шокированный вздох и собственные слёзы. При шестидесяти процентах некоторые уже умирают. Минхо перевалил за половину от этой цифры. И Хёнджин не может поверить в это. За столь маленький срок болезнь прогрессирует слишком быстро. У Минхо осталось так мало времени… Он может умереть совсем скоро. — Почему ты не сказал нам раньше?! Хёнджин повышает голос, срывая его в конце предложения и захлёбываясь слезами. Он тянется к Минхо в попытках достучаться до отвернувшегося парня. Руки притихшего Джисона пытаются его угомонить и посадить обратно на место, но тот отчаянно пытается дотронуться до хёна. А вдруг это последний раз, когда он может это сделать? — Отпусти меня! — кричит он, всё же вырываясь и крепко обнимая Минхо дрожащими руками. Минхо позволяет ему это и даже сам обнимает младшего — он не ругается, прекрасно понимая, что чувствует Хёнджин. Джисон, пытавшийся сохранить ясность ума и не дать слезам скатиться вниз, подползает ближе и присоединяется к объятьям. Какое-то время в комнате раздаётся только звук громких всхлипов, но Хан нарушает его, когда они с Хёнджином слегка успокаиваются. Ему не хотелось бы тревожить Минхо лишний раз вопросами, но он просто не может молчать. Страх за друга куда сильнее. — Ты ведь был у доктора? — Конечно, — Минхо поглаживает по голове шмыгающих и прижавшихся к нему по бокам младших и мягко перебирает их локоны, — Я пошёл в больницу практически сразу. На следующий день после случившегося. Доктор Ким прописал мне лекарства, которые я сейчас принимаю. — Он предлагал операцию? — Да, либо признание, либо операция, — повисает небольшая пауза, — но я не хочу делать ни то, ни другое. Хван сразу же начинает возникать и поднимать голову, но Минхо быстро возвращает его обратно на своё плечо, крепко удерживая рукой и закрывая его рот ладонью. Они с Джисоном хихикают над его попытками выбраться, а когда тот успокаивается, Минхо продолжает. — Я пока что не хочу это делать. Пойми, через одиннадцать дней экзамены, я не могу позволять себе отвлекаться на что-то другое. — Да ты шутишь! — взрывается Хёнджин, — Это могут быть твои последние экзамены! Как ты можешь ставить учёбу выше твоего собственного здоровья? — Я живучий. Не умру, пока сам этого не захочу, — усмехается Минхо. Но шутку ни один из младших не оценивает, и тогда он вынужденно продолжает, — Пожалуйста, не наседайте на меня. Ладно? Просто пообещайте мне это. Я принял решение, и оно окончательное. Сразу после экзаменов я признаюсь хёну, и если это не сработает, то сделаю операцию. Младшие не соглашались со столь сомнительным заявлением три дня. Они пытались спорить с упёртым старшим и пытаться убедить его принять решение как можно скорее. Это давило на всех них. И только после приступа кашля Минхо во время очередной промывающей мозг лекции, Хёнджин с Джисоном со скрипом согласились потерпеть. Однако лучше не становилось, потому что теперь они обращались с ним, как с хрустальным, что изрядно раздражало Минхо. Они не давали мыть посуду, заниматься уборкой, загоняли спать как можно раньше и старались проверять его каждые десять минут, сильно пугаясь, когда хён долго принимал душ. Именно по этой причине Минхо не хотел им рассказывать о своей болезни. Чем больше заботы его окружало, тем сильнее ощущалась приближающаяся смерть. Она тенью нависала над ним и угнетала картинками безрадостного будущего. Страх всё потерять казался невыносимым. Если быть честным, то Минхо устал. С каждым днём он чувствует, как ему становится всё хуже и хуже. А грядущие экзамены и распустившиеся на улице цветы сирени ни капельки не помогают уменьшить его душевные и физические терзания. Собственное существование давит тяжёлым грузом на плечи, заставляя Ли усомниться в правильности своего выбора. Он уже не знает, за что борется и за что страдает. Это кажется каким-то не заканчивающимся кошмаром, который преследует его день за днём. О причине жить Минхо вспоминает только по понедельникам, четвергам и пятницам.***
Чан узнаёт о болезни Минхо неожиданно. Всему виной автобус и поднявшийся из-за торможения клубок пыли, который заставляет младшего чихнуть. Бан уже открывает рот, чтобы сказать «Будь здоров», но не успевает — его перебивает сильный и грубый кашель, вынуждающий Минхо согнуться пополам. — Минхо? Минхо, с тобой всё в порядке? — Чан обеспокоенно вьётся вокруг отвернувшегося младшего и дико пугается, когда краем глаза видит нежно-розовые лепестки в руках Ли, — Это же… — Н-не обращай внимания, хён… Такое бывает, всё в порядке, — Минхо вытирает рукавом свой рот и наконец-то поворачивается к Чану. Лепестки падают на асфальт вокруг него, а красные от аллергии глаза смотрят с волнением. Старший выглядит побито и загнанно, его переполняет страх и отчаяние, что видно по заломленным в удивлении бровям и расширенным глазам. Ли вскрикивает, когда Бан внезапно хватает его за плечи. — Это совсем не в порядке, Минхо, — дрожащим голосом говорит старший, он до сих пор не может прийти в себя, — К-как давно? Ли пытается отвернуться от Чана, уйти от вопроса, но не выходит — хён держит крепко, не давая сбежать. — Два месяца, — Бан удивленно поднимает брови, а потом закусывает губу практически до крови. Новость о болезни Минхо поражает его до глубины души, и, глядя на зажатого младшего, он сам не уверен, что способен продолжать разговор в подобном русле, что уж говорить о паникующем Минхо. Положение спасает подъехавший автобус. Они заходят в него и отвлекаются на оплату проезда. И только тогда, когда они усаживаются на свободные места, повисает неловкая тишина, которую спешит развеять нервничающий Чан. Он увлекает Минхо в разговор на тему приближающихся экзаменов, в чем младший, старающийся скрыть свою тревогу, поддерживает его. Между ними впервые висела подобная тяжёлая и давящая атмосфера, которая определённо разочаровывала обоих. Уже ближе к их домам Чан тянет Минхо за руку и просит на минутку остановиться. Младший кивает и ждёт, когда старший начнёт говорить. — Прогуляешься сегодня со мной? По набережной, — с надеждой и толикой страха спрашивает Чан, — Вечером, часов в семь. Как тебе? Минхо удивляется такому предложению, но кивает, соглашаясь. Чан вымученно, но радостно улыбается. До встречи оставалось чуть больше получаса, которые Минхо в суматохе тратит на быстрый ужин и смену одежды на более тёплую. Он выходит из дома, ужасно волнуясь — его руки трясутся и не слушаются. Когда он закрывает дверь в квартиру, ключи падают, и это заставляет его вспомнить его первую встречу с Чаном. Он невольно улыбается. Минхо выходит из подъезда ровно в назначенное время, сразу же натыкаясь на сидящего на лавочке Чана, который, кажется, домой не заходил. Поздоровавшись, они неспешно начинают свой путь в сторону набережной, разговаривая друг с другом так легко, словно недавнего инцидента и вовсе не было. Они заходят в их любимую кофейню, решая выпить что-нибудь освежающее, и пока Чан стоит в очереди, Минхо отписывается друзьям о том, что вышел на прогулку, чтобы они его не теряли и не волновались. Лёгкий ветерок, прохладный напиток и приятная компания позволяют Минхо впервые за всё это время дышать спокойно. Его не беспокоят боли в груди и зуд в горле, он просто гуляет рядом со своим возлюбленным и наслаждается моментом. Он хочет подробно запомнить момент своего счастья на случай, если через три дня, когда завершится его последний экзамен, горе-признание окажется неудачным. Минхо мотает головой, отгоняя мысли. — Что-то не так? — спрашивает Чан, замечая этот жест и слегка наклоняя голову вбок. — Нет, всё в порядке, — улыбается Минхо. Чан мрачнеет. — Если это «всё в порядке» такое же, как и «всё в порядке» на остановке, то тебе лучше забрать свои слова назад, Минхо. Чан останавливается, выкидывает стаканчик из-под допитого апельсинового фреша и руками облокачивается о перила, всматриваясь в блики воды на поверхности реки. Минхо пристраивается по левую руку от него и замирает в ожидании. — Я опоздал, — начинает он, — Я никогда не был особенно пунктуальным, но обычно мне это всегда прощали. В этот раз я сам себя простить не могу. Чан глубоко вздыхает и переводит взгляд на Минхо. Он выпрямляется и смотрит прямо ему в глаза, нервно кусая губу, но не теряя уверенности. — Минхо, ты мне нравишься. По-настоящему нравишься, — говорит он, пока у Минхо сердце на части разрывается. Он не может поверить своим собственным ушам. Ему кажется, что организм, переутомлённый болезнью, издевается над ним, показывая ему желанную картинку. — Я был слишком самоуверен, — продолжает Чан, — Я думал, что смогу привлечь твоё внимание, думал, что смогу показать свои чувства незначительными жестами… Я надеялся, что ты поймёшь, — он грустно хмыкает, переводя глаза обратно на реку, — Я такой дурак. Надо было действовать решительнее, — последнее предложение он говорит почти шепотом, едва различимо, но достаточно громко, чтобы воспалённое сознание Минхо уловило это. — Пожалуйста, прости меня за то, что я выливаю на тебя сейчас свои чувства. Это абсолютно нечестно по отношению к тебе, ведь ты влюблён в другого. Но… Я не могу поступить иначе, ведь чувствую, что больше у меня не будет такой возможности, — Чан поворачивается лицом к Минхо, но не смеет смотреть ему в глаза, — Человек, которого ты любишь, абсолютный дурак, раз не замечает твоих чувств. Ты прелестный человек, Минхо, невероятно добрый и понимающий. Я, честно, завидую твоему возлюбленному… Я так влюблён в тебя… — пауза, — Прости меня за это… Чан поднимает голову, решаясь посмотреть на реакцию Минхо, и застывает в удивлении. Тот стоит, счастливо и вымученно улыбаясь, пока по его лицу текут слёзы. Слёзы облегчения и счастья. Грудь Минхо разрывается в мощном сердцебиении — он практически забыл, как дышать. Минхо открывает рот, чтобы признаться Чану во взаимности, и делает вздох, набирая кислород в лёгкие. Это срабатывает как катализатор. Он чувствует резкую, знакомую боль, двигающуюся от лёгких до горла, и сгибается в тяжелейшем приступе кашля. Цветы сирени импульсивно выталкиваются, раздирая горло. На лепестках розового цвета Минхо впервые видит кровь. У Чана начинается паника: кашель Минхо не прекращается ни на секунду, младший еле-еле дышит, а из его красных глаз капают слёзы. Он, сидя на корточках, пытается поддержать Ли за спину, пребывая в абсолютном шоке от вида крови и состояния младшего, пока кто-то не кричит ему вызвать скорую. Это вырывает его из транса, и он быстро набирает необходимый номер, стараясь как можно точнее назвать адрес — они на набережной, и сделать это сложно. Чану остаётся лишь молиться, чтобы скорая быстро их нашла. Этот кошмар продолжался десять минут, пока не приехала скорая. К этому времени горстка кровавых лепестков сирени была размером с небольшую миску, что сильно пугало Чана. Пока они ехали, Чан ни на секунду не прекращал гладить по голове и спине младшего, который до сих пор выкашливал лепестки сирени и полноценные цветы — это, казалось, никогда не закончится, и Минхо чувствовал, что теряет сознание. Ли испытывал смешанные чувства: он в прямом смысле задыхался от радости и не знал, как на это реагировать. Он прекрасно понимал, чем вызван приступ. После признания его возлюбленного во взаимности организм Минхо, как и в случае бабушки, самостоятельно начинает избавляться от лепестков сирени, застрявших в его лёгких. Болезнь ханахаки своё отслужила, в цветах больше нет необходимости. Перед тем, как потерять сознание, Минхо что-то бормочет в увеличившихся перерывах между приступами кашля, и Чан уже откровенно рыдает, сжимая руку провалившегося в сон Минхо. В следующий раз, когда младший приходит в себя, он ощущает себя лежащим на чём-то мягком. Горло у него нестерпимо болит, а любой звук, который пытается издать Минхо, превращается в хрип. Это как раз и будит Чана, сидевшего всё это время рядом, он видит, как медленно открывает глаза младший, и сразу же нажимает на кнопку вызова врача. Во время осмотра Бану присутствовать не дают, меж тем медсестра за пределами палаты Минхо пытается успокоить Чана и рассказать ему, что случилось с пациентом. В определённый момент рассказа он застывает, как вкопанный, а медсестра, понявшая, в чём дело, ведёт его в палату. Доктор как раз заканчивает осмотр. Он передаёт девушке планшет и выходит из комнаты на следующий вызов, желая Минхо скорейшего выздоровления. — Что ж, пациент Ли, мы выпишем вам специальные лекарства, которые вам необходимо будет принимать каждый день по три раза после еды. Они помогут вам восстановить ваше горло и вывести остаточные лепестки из ваших лёгких. Советую вам есть только жидкую пищу, пюре или перемолотые варёные фрукты, чтобы не царапать лишний раз повреждённые стенки горла. Медсестра что-то пишет в планшете, вставляет его в специальную нишу рядом с кроватью, а потом передаёт листок с названиями лекарств Чану. — Нам удалось обойтись без хирургического вмешательства, так как вы смогли самостоятельно избавиться от большего количества цветов, поэтому вы можете поехать сегодня домой. Она получает слабый кивок от Минхо, желает ему здоровья и оставляет их одних, выходя из палаты и напоследок бросая выразительный взгляд на Чана. Повисает тишина. Чан смотрит на Минхо красными, опухшими глазами. Он протягивает дрожащие руки к Минхо и помогает тому сесть удобнее, подаёт ему воду, а потом убирает практически пустой стакан на тумбочку. — Прости, мне пришлось залезть в твой телефон. Я написал твоим друзьям, что ты в больнице. Они порывались приехать, но, когда узнали, что ты со мной, то успокоились и пообещали оторвать мне кое-что при встрече, — Чан пропускает смешок, — Они знали, да? Минхо, которому всё ещё невыносимо говорить, просто кивает, что вполне устраивает Чана. Он всё понимает. — Тебе рассказал доктор о том, что произошло? — кивок, — И ты помнишь всё, что случилось до? — снова кивок. Разговор выходит странным, но при этом необычно уютным. Они оба улыбаются друг другу — ни у кого душа не болит. Все уже обо всём знают, и все знают о чувствах друг друга. Осталось только покончить с формальностями. Чан берёт его руку, поглаживая ладонь, и целует тыльную сторону, продолжительно прижимаясь губами. Он переходит на пальцы, нежно целуя каждый, пока красный от смущения Минхо наблюдает за этой картиной, не смея шевелиться. Чан поднимает взгляд на Минхо, последний раз целует руку младшего и улыбается его коронной, широкой улыбкой. — Ты будешь со мной встречаться, Минхо? Ли улыбается и практически плачет, не веря в собственное счастье после всей той боли, что ему пришлось пережить. Минхо, не задумываясь, отвечает хриплым голосом, но с мягким выражением лица. — Да.