Смотрю помутнёнными глазами Словно в зеркало, в котором не могу узнать себя. Нет выхода и указателей. Я пытаюсь поверить в то, Что нахожусь в осознанном сновидении, Это выглядит так, будто существует другой мир.
— Фрай? Фрай! Фрай вздрогнул и обернулся. Рядом стоял Вуд, внимательно смотревший ему прямо в глаза. Свет от костра бросал неровные тени, так что сложно было понять, был ли Вуд раздражён или обеспокоен. Фрая бы не удивило ни первое, ни второе. — Да? — Ты… в порядке? Голос Вуда был мягок, словно он говорил с маленьким ребёнком. В любое другое время это оскорбило бы Фрая, но сейчас всё происходящее окутывалось дымкой тумана — почти такого же, какой окружал их лагерь в реальности. Мысли застилались плотной серой пеленой, и больше всего на свете хотелось закрыть глаза, заснуть и забыться хотя бы на короткое время. Мир воспринимался иллюзорным, ненастоящим. Фрай знал, что это называлось дереализацией и что она могла возникать из-за постоянного недосыпа, усталости и стресса… из-за того, во что превратилась его жизнь. Но это было уже неважно. Фраю было плевать на всё, что с ним происходило. Он хотел исчезнуть. — В полном. — Тогда… может, тебе сходить умыться? — Зачем? Фрай равнодушно оглядел себя. Руки были испачканы, но он знал, что на них были совсем не следы от пороха и грязи. Его ладони были покрыты запёкшейся кровью, и до сих пор казалось, что она свежая и липкая, хотя прошло уже несколько часов. Наверное. Ощущение времени тоже притупилось, минуты растягивались на часы, а те пролетали как одно мгновение. Фрай будто попал в сюрреалистический фильм неумелого режиссёра, который сам не знал, что должно было произойти дальше. — Фрай?.. Вуд принялся тормошить его за плечо, но Фрай не реагировал. Он чувствовал прикосновения чужих рук, но они казались невесомыми, далёкими, ненастоящими, как и мир вокруг. Он всё равно был абсолютно один, независимо от того, находился ли кто-то рядом. — Давай-ка мы пойдём вместе к ручью. Слышишь, вставай. Вот так, осторожнее. Вуд аккуратно приподнял Фрая и заставил встать. Казалось, что это не вызвало у Вуда никаких трудностей… да, наверное, так и было. Фрай всегда был слишком тощим, за что его постоянно дразнили, а в последнее время почти перестал есть. Кусок не лез в горло, и приходилось впихивать в себя хоть что-то, чтобы оставались силы идти вперёд. Только зачем? — Вот так. Вуд взял руки Фрая в свои и принялся бережно смывать с них кровь. Нечаянно он задел свежий шрам, и Фрай невольно зашипел от боли. Он даже не заметил, как получил ранение — выяснилось, что такое возможно. Просто в какой-то момент посмотрел на руку и увидел глубокий уродливый порез. Забавно. Раньше он боялся боли, а теперь бегал под пулями врагов и раздавал им очереди прямо в лицо… или что там у них было под противогазами. Его можно было бы назвать героем, но Фрай себя таковым не считал. Он был всего лишь неудачником, случайно оказавшимся в самой мясорубке и каким-то чудом до сих пор остававшимся в живых. Чёртов счастливчик. Ледяная вода вызывала мурашки по коже, колола острыми иглами, заставляя возвращаться к действительности. Она смывала кровь, капля за каплей, и скоро ладони Фрая стали чистыми. Но лишь внешне — он по-прежнему чувствовал кровь на своей коже. От этого нельзя было отмыться простой водой. — Ну вот, хорошо. Теперь всё будет отлично. Тон Вуда был преувеличенно бодр, и Фрай знал, что он сам не верил в свои слова. Всё не могло стать хорошо. В какой-то момент что-то непоправимо сломалось, и с каждым днём разбивалось, крошилось на всё более мелкие части. Фрай не мог починить это. У него не было сил и желания говорить, поэтому он просто кивнул, надеясь, что Вуд от него отстанет. Но тот продолжал сидеть рядом, неестественно улыбаться и пытаться поддержать так и не складывающийся диалог. Наверное, Вуд ждал, что Фрай что-то ответит, но он продолжал молчать. Тепло от костра не доставало до того места, где они оба сидели, и скоро Фрай почувствовал, что начал замерзать. Ему всегда было холодно в этом проклятом краю, и по ночам он отчаянно кутался в тонкое одеяло, пытаясь согреться. Начинал душить кашель, но Фрай заглушал его рукавом, одеялом, чем угодно, лишь бы не услышали остальные. Они и без того считали его бесполезным. — Фрай?.. Фрай сонно моргнул и посмотрел на Вуда, который тормошил его за плечо. Он… успел заснуть? Всё вокруг расплывалось перед глазами, словно он был без очков. Быть полуслепым на войне — настоящая пытка, но Фрай старался не жаловаться. Наверное, ему даже повезло, что он не видел всех ужасов, окружающих их. — Слушай… я волнуюсь за тебя. Мы все волнуемся. Тревога, столь явно звучавшая в голосе Вуда, заставила что-то дрогнуть внутри. Фрай перевёл взгляд на свои чистые ладони и вдруг как наяву увидел на них кровь, остатки чужих внутренностей и мышц. Он рефлекторно принялся пытаться оттереть всё это, хоть и понимал, что порождено оно было всего лишь его больным мозгом. Но от осознания было не легче. — Спокойно… спокойно. Вуд взял его дрожащие руки в свои, не давая Фраю продолжать эти бессмысленные действия. Фрай не стал сопротивляться. Он отвернулся и принялся смотреть на реку: спокойные волны лениво набегали одна на другую. Раньше он любил наблюдать за водой, за её размеренным движением. Это успокаивало. Сейчас же он думал лишь о том, что если в реке было мёртвое тело, в темноте он бы его не разглядел. Еще один небольшой повод для радости. Фрай помнил, как их преподаватель по актёрскому мастерству учил искать хорошее даже в самой дерьмовой ситуации. Мистер Картер обожал «Поллианну» и цитировал её при каждом удобном случае, пока у его студентов не появилась неприязнь к этой наивной детской книге. Однако нелюбовь прошла, а привычка искать позитив осталась… знал бы мистер Картер, насколько бесполезной она была, когда выбирать приходилось между плохим и очень плохим. Умрёт он сегодня или завтра? Поможет ли кому-то или закончит наконец своё бесполезное существование? Фрай поёжился. Ледяной ветер задувал всё злей, и нужно было возвращаться обратно к костру. Но Фрай не мог. Он не хотел снова видеть брошенные на него искоса взгляды, слышать перешептывания, чувствовать гнетущее, невыносимое чувство вины, которое тяжёлым камнем лежало на груди и мешало дышать. — Ты ни в чём не виноват. Вуд словно прочитал его мысли, и от этого становилось жутко, хотя он наверняка всё понял по выражению его лица. Фраю всегда говорили, что он не умел скрывать эмоций. Он зажмурился и помотал головой. Ему не нужна была противная, неискренняя жалость, от которой лишь тошнило. Он знал, что не справился. Что подвёл всех. Что должен был сделать гораздо больше. Что был просто ничтожеством. — Ты бы не смог его спасти. Фрай, ты же врач, ты должен понимать… Фрай выдернул свои руки из хватки Вуда и отстранился. Он старался не смотреть на друга, зная, что увидел бы в его глазах одно лишь заслуженное презрение. Его потрясывало. Стоило закрыть глаза — как он снова видел того парня. Простого деревенского мальчишку немногим старше себя. Рыжего, вихрастого и очень-очень бледного. Видел бомбу под его левой ногой. Огромные серые глаза, ужас в которых был виден даже на расстоянии. Тик. Так. Тик. Так. Пять секунд до взрыва. «Я всё равно не успею». «Он уже мертвец». «Не стоит и пытаться». «Я не хочу умирать». Он струсил, позорно струсил, решив сбежать и спасти свою жалкую жизнь. Даже уже сделал первый шаг, как вдруг что-то заставило его остановиться. Уже потом, анализируя, Фрай решил, что это было раскаяние, какая-то внезапная смелость, попытка сделать что-то правильное. Но тогда он обо всём этом не думал. Он просто бросился вперёд, зная, что не успеет. Он ещё увидел брошенный на него взгляд, полный дикого ужаса, прежде чем бомба взорвалась. Наступившая после тишина казалась оглушительно громкой. В воздухе воняло гарью и кровью. Фрай лежал за земле, уткнувшись носом прямо в грязь, и пытался дышать. Удар выбил весь воздух из лёгких и больно было даже пошевелиться. Но это было намного лучше, чем подниматься и смотреть на то, что осталось от парня. Фрай был врачом, но не так много успел повидать за свою недолгую службу. Подобное он видел впервые. Мальчишка был жив. Руки Фрая дрожали, когда он пытался собрать разорванную плоть обратно, сшить разодранные куски, залатать то, что починить было невозможно. Он пытался спасти паренька на протяжении нескольких часов, понимая, что лишь оттягивал неизбежное. Но стоило лишь посмотреть на бескровно-белое лицо, серые широко распахнутые глаза, как приходило понимание, что оставить своего пациента Фрай просто не мог. Тот умер почти через четыре часа после случившегося. Фрай ещё около часа сидел в палатке возле его тела. Сил выйти уже не оставалось. Это была его первая настоящая операция, первый пациент… первая потеря. Фрай совсем недавно выпустился из медицинского университета. Лучший студент, отличник с перспективами блестящей карьеры, он волею судьбы оказался в боевом отряде среди настоящих солдат. После смерти отца Фрай не знал, куда деваться и как заглушить боль потери и чувство собственной бесполезности, оттого и пошёл в армию. Отец всегда считал его неудачником, не воспринимал как мужчину. Фрай всю жизнь пытался доказать ему что-то, но так и не успел. Наверное, отец всё-таки был прав. — Слушай… Коннер, конечно, не хочет в этом признаваться, но, кажется, чувствует она себя неважно. Ты мог бы осмотреть её? Фрай молча кивнул. Он знал, что туман действовал на них всех, медленно убивая каждый день. Вуд недавно расчесал себе руку до крови и пришлось вырезать часть омертвевшей плоти. Спасать её уже было поздно. К счастью, настолько сильно заражение больше не заходило ни у кого, но Коннер в последнее время действительно выглядела нездоровой. Фрай опасался её, и она недолюбливала его в ответ, презрительно усмехаясь и называя «слабаком». Но он был врачом, а ей было плохо, и Коннер нехотя разрешила себя осмотреть. Туман проник в неё глубоко, оставляя после себя уродливые отметины на коже, но ничего непоправимого не успело произойти. Пока. Фрай не стал бы загадывать даже на не очень отдалённое будущее. Он снова вздрогнул и зябко обхватил плечи руками. Холодно. Больше внутри, чем снаружи, несмотря на пронизывающий ветер, но Фрай не знал, чем можно согреть замерзающую душу. Для тела хотя бы можно было найти тёплую одежду. Вуд же сидел прямо на земле, словно не испытывая никаких неудобств. Он всегда был крепким, Фрай прекрасно помнил, как один раз на тренировке он вылил на себя целое ведро ледяной воды, а затем выбежал на улицу, прямо под хлопья падающего снега. Фрай бы точно подхватил воспаление лёгких, а Вуд на следующий день даже ни разу не чихнул. Просто супергерой. Фрай поджал к себе ноги и уставился на реку. Быстро стемнело, и разглядеть что-то становилось всё труднее. Скоро на их лагерь должна была опуститься ночь, но Фрай не хотел уходить. Он был готов просидеть здесь до утра, слушая завывания ветра и плеск волн. Даже птицы не пели в этом проклятом месте. — А как… как ты думаешь… — Вуд неожиданно наклонился совсем близко, и Фрай мог учуять вонь табака из его рта. Вуд бросил курить ещё до зачисления в армию, но начал снова сразу после крушения. Фрай не мог его в этом винить — он бы и сам с удовольствием успокоил нервы сигаретой, если бы вкус дыма не был для него столь мерзким. — Мы… сможем выбраться отсюда? Фрай неопределённо дёрнул плечом. Откуда ему было знать? Они могли умереть в любой момент. Даже сейчас, возле этой самой реки кто-то, прячущийся в кустах, легко мог расстрелять их или бросить гранату и закончить этот бесконечный и бессмысленный разговор. — Я в том смысле, что вот нам повезёт. Мы сбежим. Вернёмся домой. А… что дальше? Мы знаем, как этот туман действует на безликих. На животных. На… на нас, — Вуд погладил себя по перебинтованной руке и передёрнул плечами. — А что если мы принесём с собой эту гадость? Заразим близких, друзей, соседей, всех вокруг… эта же гадость у нас внутри. Как же тогда… мы, что же… получается, мы не можем вернуться? Фрай невольно повернулся к Вуду. Сонное оцепенение будто бы спало на короткое мгновение, неприятные, страшные мысли проснулись и снова зацарапались внутри головы. Он уже думал об этом. Слишком много думал. — Фрай, ты… ты врач. Что ты думаешь? В голосе Вуда звучала неприкрытая надежда, и сердце Фрая сжалось. Он не мог сказать ему о том, о чём размышлял каждую ночь, подолгу не смыкая глаз и таращась в потолок. О том, что было слишком поздно. О том, что им нельзя было возвращаться. Фрай не понимал, как именно действовал туман, но знал, что рано или поздно он необратимо менял личность, делая носителя агрессивным и заставляя его сходить с ума. Туман проникал в лёгкие, разрушая их изнутри, он вгрызался в плоть, деформируя её и заставляя противогаз становиться с ней одним целым. Фрай знал, как выглядели безликие без своих масок и очень хотел бы забыть это ужасное зрелище. Он чувствовал влияние тумана и на себя. Медленное, разрушительное и страшное в своей неотвратимости. Видел отвратительные наросты на коже, ощущал затруднённость дыхания, страдал от непрекращающихся кошмаров по ночам. И ничего не мог сделать. Ничего. Туман был слишком глубоко в каждом из них, чтобы они могли рисковать и возвращаться. Но Фрай не делился ни с кем своими мыслями, лишь иногда высказывал робкие опасения, не больше. Он не хотел, чтобы кто-то чувствовал ту же огромную пустоту внутри, что и он. Чтобы кто-то терял надежду. — Я… — собственный голос казался чужим. — Я думаю, что нам стоит хотя бы попробовать. Фрай ненавидел себя за малодушие и за то, что приходилось врать. Но, в конце концов, что он, ещё вчерашний студент мог знать о том, как действовал туман? Он мог выветриться из их организмов без следа. Они могли бы создать лекарство, попытаться сбежать до того, как это вещество бы их убило. Они… Фрай знал, что они ничего не могли сделать. Но Вуду знать об этом было совершенно необязательно. — Ты так думаешь? Фрай лишь снова кивнул. Говорить что-либо не хотелось. Вуд тоже решил не отвечать. Они помолчали какое-то время, пока Фрай не почувствовал прикосновение к своей щеке. Чужое грубое вторжение заставило отшатнуться. Фрай совсем не любил, когда его трогали, и дело было даже не в боязни испачкаться, хотя его часто и дразнили за это чистюлей. Нет, Фрай не терпел проникновения в собственное личное пространство, нарушив которое, человек оставлял его беззащитным. Это было неприятно. Страшно. Фрай предпочитал держаться от остальных на расстоянии. — Ты же совсем холодный! Фрай хотел ответить что-то язвительное в ответ, но не стал. Он слишком устал, замёрз и был зол: в таком состоянии легко ляпнуть что-то, что испортило бы отношения между ним и Вудом. Фрай этого не желал. Вуд ему нравился, хоть и общались они нечасто. Из выживших членов отряда Фрай был ближе всего к Шерману, который в последнее время отчего-то сторонился его. Фрай не спрашивал. Наверное, потому что совсем не желал услышать ответ. — Давай вернёмся обратно в лагерь? Нам совсем не нужно, чтобы ты здесь замёрз до смерти. — Может, так было бы лучше для всех, — не сдержался Фрай. Он не хотел говорить это вслух, но слова словно вырвались сами собой. Плевать. Вуд, может, и обратил внимание, но скоро в любом случае бы забыл. Все и так считали Фрая слишком драматичным и любящим нагнетать обстановку, чтобы воспринимать всерьёз. — Ты о чём? — Ни о чём. Фрай резко поднялся, стараясь не обращать внимания на по-прежнему находившегося слишком близко Вуда. Это было несложно: мир продолжал мерцать, погружаясь в толстую пелену иллюзорного морока, пытающегося скрыть боль и отчаяние. Разум старался сбежать, забыть обо всём этом кошмаре хотя бы на время. — Нет, подожди. Вуд легко коснулся его запястья, и Фрай снова отстранился. Ему нужно было побыть одному, хоть одиночество и медленно съедало его изнутри. А Вуд слишком мешал, слишком наседал, слишком делал вид, что ему не всё равно. Фраю даже хотелось в это верить. — Ты… хочешь умереть? Вопрос был прямым, и Фрай решил, что уклоняться от ответа бессмысленно. В конце концов, это ничего бы не изменило. — Да. — Ты… что? Фрай лишь криво усмехнулся уголками губ. Стоило ли удивляться тому, что он хотел смерти? Это было логичным завершением пьесы, в которой он играл: маленькая королева драмы, что постоянно страдает и надоедает всем. Глупая, никчёмная роль, которую не хотел брать больше никто. — Ты не бойся, я не собираюсь вскрываться там или топиться, хоть и хочется. Следить за мной не нужно. И вообще… — Фрай! От громкого окрика Фрай даже поёжился. Вуд смотрел свирепо, и от его гнева становилось не по себе. Он словно снова был маленьким ребёнком перед орущим на него отцом. — Ты сошёл с ума? Фрай хотел бы ответить, но подкрадывалось противное, ненавистное чувство собственной слабости, беспомощности, от которого опускались руки и сжималось что-то в горле, мешая говорить. Трус. — Ты хоть… ты хоть подумал обо всех нас? О своём долге? О том, что ты не можешь умереть, когда мы в такой заднице, когда… — Вот только об этом я и думаю! — Фрай взорвался. Ему было плевать, услышит ли его кто-то ещё из лагеря. Он был слишком зол. Слишком устал от этого всего. — Только поэтому я ещё не бросился на ближайшую бомбу, так как помню об этом чёртовом долге! Мы должны идти вперёд, должны убивать людей… хотя это бессмысленно. Ты знаешь, зачем нас послали сюда? Что мы вообще здесь делаем? А, Вуд? Вот и я не знаю. Нас отправили в самое пекло и даже не объяснили, почему. Почему именно мы? Потому что нас не жалко? Потому что мы всё равно не справимся и некому будет разболтать? Потому что мы… не вернёмся? Я помню о своём долге, Вуд. Когда ложусь спать и когда просыпаюсь, когда вдыхаю этот проклятый туман, когда своими руками убиваю кого-то… я всё прекрасно помню, хотя очень бы хотел забыть. Я… не хочу об этом говорить. Уйди. Пожалуйста. Фрай снова сел, стараясь игнорировать ледяной холод, который шёл из земли и проникал в каждую клеточку тела. Возвращаться в лагерь прямо сейчас он не собирался. Лучше уж замёрзнуть и сдохнуть прямо здесь. «Хотя мне же нельзя умирать». Эта мысль показалась даже забавной, и Фрай с трудом удержался от нервной улыбки. Он и без того наверняка выглядел в глазах Вуда настоящим психом. Он закрыл глаза и закашлялся. Было слишком холодно. Он замерзал. Фрай почти заснул, когда ощутил, что его трясли, причем довольно сильно. Он с неохотой разлепил глаза и недовольно уставился на Вуда. Тот смотрел с тревогой, но не это привлекло внимание Фрая. В руках Вуд держал… одеяло? Фрай хотел спросить, зачем, но горло, сжатое острыми колючками, не слушалось. Он смог произнести что-то, лишь отдалённо напоминающее слова — какой-то жалкий хрип. Неужели всё-таки заболел? На плечи легло что-то тяжёлое и восхитительно тёплое. Фрай прижался к ткани щекой и не смог удержаться от вздоха облегчения. Одеяло было почти горячим, и тепло приятными мурашками разбегалось по замёрзшему организму. Сразу стало клонить в сон, но Фрай вместо этого постарался выпрямиться и поймать взгляд суетившегося Вуда. «Зачем?» У него так и не получилось произнести это простое слово, но Вуд его понял. Он как-то сгорбился, помрачнел и сел рядом, поправляя одеяло. Говорить он начал не сразу, Фрай даже успел задремать. — Ты… прости меня. Я не хотел на тебя кричать, просто… не ожидал того, что ты сказал, совсем не ожидал. Ты… всегда в стороне держишься, кое-кто тебя выскочкой, нос задирающей, считает… но не я. Да я не об этом хотел сказать, — Вуд тяжело вздохнул. Он был совсем молод, но в неровном свете фонаря, который он тоже принёс с собой, выглядел намного старше. — Ты ведь прав, Фрай. Мы не знаем, зачем нас сюда послали. Знали ли там, наверху, о том кошмаре, что здесь творится. Я бы хотел думать, что не знали… иначе становится слишком страшно. Если… если мы не выберемся, они же могут послать ещё солдат, таких же молодых и зелёных, как мы с тобой. Я бы… я бы не хотел, чтобы кто-то ещё проходил через весь этот ужас. Фрай кивнул. Он не знал, что говорить, да и всё равно не мог сейчас этого сделать. Хотя он в любом случае был отвратителен во всём, что касалось поддержки другого человека. — Я всё чаще думаю о том, что мы уже не выберемся отсюда. Что моя Лиззи меня не дождётся. Что никто о нас не вспомнит — мало ли солдат гибнет далеко от дома в бесконечном количестве сражений? И… становится страшно. И очень тоскливо. Но, Фрай, Господи… если и умирать, то всем вместе, зная, что погиб не за просто так, что… неважно. Но не так. Неужели ты бы… мог? Фрай вместо слов снова кивнул. В горле опять запершило, но на этот раз совсем не от простуды. Он привык к этим мыслям, тёмным и пугающим, но открывать их кому-то было очень жутко. Он будто бы расписывался под тем, что являлся полнейшим трусом, и от этого становилось гадко на душе. Лучше бы он промолчал. Лучше бы умер рано или поздно, не мешая никому. Лучше бы… он не успел закончить мысль, так как Вуд внезапно сильно хлопнул его по плечу, заставив подскочить. — Перестань думать обо всём этом. Прошу. Возможностей умереть у тебя ещё будет впереди предостаточно, уж ты мне поверь. А пока… живи. Ты — хороший человек, Фрай. Немного нудный, но хороший. И… я рад, что меня зашвырнуло в эту дыру вместе с тобой. Ты… помог мне после того, как этот мясник Кинг хотел оставить меня без руки. Ты выжил в плену у этих мразей и даже не вспоминал об этом, хотя там наверняка было очень страшно. Ты всегда рядом и готов помочь, и мне спокойнее идти под пули, когда я знаю, что со мной такой умелый врач. Не знаю, зачем ты в армию пошёл, в больницах ты был бы нарасхват. И… парню тому повезло. Которого ты спасти пытался. Он перед смертью рядом с собой человеческое лицо видел. Это намного лучше, чем умереть одному. Ты думаешь, что не герой… а сам на бомбу прыгнуть хотел. Трусы так не поступают. Фрай опустил голову, чтобы скрыть предательские слёзы. Он совсем не считал себя храбрецом, а сейчас — особенно. Настоящие мужчины не плачут, никогда. Он прекрасно помнил тон отца, которым он повторял вновь и вновь эту фразу, наблюдая за хнычущим из-за разодранной коленки сыном. Фрай-плакса. Фрай-слабак. Не герой. Совсем не герой. — И… ты один из немногих, кто искренне хочет помочь людям. Я знаю, тебе совсем не нравится, что большинство хочет сбежать. Как и мне. Мы ответственны за местных, они… они не выживут, если мы им не поможем. Я не справлюсь без тебя, Фрай. Мне нужна твоя помощь. Спасём всех, а? Два англичанина, чёрт его знает где, на границе мира… похоже на сказку, правда? У которой вряд ли будет хороший конец. Но Фрай не стал говорить это вслух. Вуд был хорошим парнем, который заслужил право на надежду, пусть и совсем призрачную. В конце концов, ничего больше у них не оставалось. В Бога Фрай не верил, в отличие от Шермана, с которым они порой об этом спорили. Спасти их было некому, кроме них самих, а Фрай очень сомневался в том, что у них это получится. — Так что… договорились? Не будешь пока умирать? А как всё это кончится, я могу тебя лично застрелить, если, конечно, ты пожелаешь. Фрай улыбнулся. Вуд обладал отличным чувством юмора, которое не пропадало даже в самых невесёлых ситуациях. Полезное качество. — Кстати, я говорил тебе, как попал в армию? Это совершенно невероятная история, уж поверь. Только давай до костра доберёмся, а то я бы не хотел, чтобы ты замёрз насмерть до конца моего рассказа, это было бы слишком обидно. Меня и так мало кто слушает. Так вот… я как-то шёл и вдруг увидел, как один… Вуд говорил долго, и большую часть Фрай прослушал. Ему было почти что хорошо, впервые за последнее время. Вуд не делал ничего особенного, просто трепался о разных вещах, но именно это и помогало. Не думать о смерти, войне и крови на своих руках хотя бы очень короткое мгновение… это было прекрасно. Фрай знал, что утром кошмар, что наполнял его разум и сердце, должен был вернуться, но пока наслаждался возможностью дышать без невыносимой тяжести внутри. Просто снова быть живым. Хотя бы недолго.***
Через неделю они выбрались из этого проклятого места. Пешком. Вуд практически отморозил себе правую ногу, и Фрай помогал ему идти. Они не потеряли ни одного бойца, но лишились чего-то важного внутри, что вернуть было бы очень сложно. Фрай знал, что они никогда не забудут то, что пережили. Что пустые глазницы врагов в противогазах будут преследовать их по ночам. Что кровь тех, кого пришлось убить, навсегда останется у них на руках. Что первые седые волосы, которые Фрай нашёл у себя, будут напоминать о том, чему он был свидетелем. Что эти бесконечные несколько дней в туманной далёкой деревушке будут преследовать каждого из их маленького отряда до конца дней. Но также он знал и то, что смог. Справился. Он выбрался живым из самого настоящего Ада. И что он был не один. Больше нет. Через день после возвращения домой в дверь Фрая кто-то робко постучался. Открыв, Фрай увидел перед собой Вуда — худого, маленького, улыбающегося как обычно. Лишь что-то, спрятанное глубоко внутри весёлых глаз и что мог увидеть лишь Фрай, говорило о том, что Вуд тоже изменился. Что в душе его что-то сломалось и что он ещё долго будет пытаться починить это. Если, конечно, когда-либо сможет. — Проходи. — Спасибо. Он впустил Вуда и закрыл за ним дверь на все засовы. Ему по-прежнему казалось, что туман никуда не ушёл и продолжал преследовать его, неотступно, днём и ночью. Фрай знал, что это просто остатки пережитого кошмара, но легче от этого не становилось. Иногда он не чувствовал себя в безопасности даже в собственном доме. — Я же сказал, что мы справимся. Два англичанина, а? Ты сомневался, Фрай. Признай же, что сомневался. — Сомневался. Фрай покачал головой, а затем неожиданно усмехнулся. Он даже не забыл, как это делалось. Удивительно. Рядом с Вудом всё казалось намного более простым, чем оно воспринималось в одиночестве. Наверное, стоило приглашать его чаще. — А я верил, — Вуд улыбнулся и подкрутил усы. — Верил, дьявол его побери. Что мы вернёмся, сядем вот так в гостиной и будем пить чай. А часы будут бить, напоминая о том, что уже вечер и что пора зажигать лампу. Мы подойдём к окну, посмотрим на луну, улыбнёмся и… Вуд осторожно поправил одеяло на крепко спавшем Фрае. Тот отключился где-то на середине монолога, но Вуд продолжал говорить в пустоту, слушая лишь свой собственный голос. Он не хотел уходить и оставлять Фрая одного. Не хотел ложиться спать и вновь видеть то, о чём даже не хотелось думать. Глаза слипались, но Вуд упорно продолжал сидеть и рассказывать о том, как пошёл в армию, как надеялся, что тем самым что-то изменит. Как Лиззи провожала его, какими жаркими были её объятия и поцелуи… наверное, он сам почти задремал, так как в итоге начал сползать по стволу дерева, к которому был прислонён. Пришлось снова устраиваться поудобнее. Фрай продолжал спать, улыбаясь каким-то своим мыслям. Наверное, ему снилось что-то хорошее. Вуд улыбнулся краешком губ, спрятал замерзающие руки в карманы и посмотрел на начинавшее белеть небо. Скоро рассвет. Скоро должен был настать новый день, полный ужасов, крови и смертей. Вуд снова посмотрел на улыбающегося Фрая. Хорошо, что хоть один из них был счастлив, пусть даже во сне. Не стоило его будить. Завтра могло и не наступить.Так много разрухи в моём мире, который я скрываю. Потерян в собственных мыслях, шагаю сразу с уступа. Прямо в бездну. Неужели я уже мёртв? Three Days Grace. The Abyss