Часть 1
12 мая 2020 г. в 12:13
Она говорила, что русское «здравствуй» имеет особый смысл. Не просто приветствие, а пожелание здоровья. Она говорила о потоках энергии, а заряде позитивных мыслей; что здоровье — не только физическое, но и духовное. Она говорила о многих словах и их значениях, на многих языках, и относилась к слову, к самой его сути, серьезно.
Обычно солнечный Рук сегодня с самого утра был затянут тучами. Главарь пиратов был зол. Они, эти туристы, или, правильнее сказать, богатенькие уроды на своих яхтах со шлюхами снова здесь, на его, Вааса, острове. И не было у пирата никакой радости, как прежде. Раньше он всегда получал особое удовольствие, понимая, что пока этих людей не распродали, можно делать все, что душа пожелает: стравливать их друг с другом, смотреть, как они убивают своих, как они думали, друзей, чтобы спасти самих себя. Ваасу было дозволено многое. Главное — оставлять в живых, и только в особых случаях — невредимыми. Гром автоматных очередей, и добро пожаловать на Рук Айленд!
Пираты принимают новый товар — пленников — и ждут, когда начнется сцена. Когда босс пламенно и от души будет привествовать их на своей земле, даст оружие какой-нибудь девице и скажет выбрать, кому из ее друзей жить, а кому нет. Но ничего не происходит. Он стоит.
Ваас видит Ее. Она идёт к нему, смотрит в его глаза с той самой уверенностью и трепетом, как всегда Она смотрела на него. Фигура девушки будто источала свет. Обычно бурный поток мыслей сейчас затмили две: одна часть его мозга старается понять природу этого света, или, вернее, что за дурь вызвала этот эффект, другая усмехается и вспоминает «Властелин колец», где девчонка-эльфийка так же светилась. И снова, как по щелчку, в голове возник рой мыслей, перемешанный бранной руганью, создавая шум в голове Вааса. И он стоял. Она вернулась? И какого черта она светится? Не сказав ни слова, материальное воплощение - или все же иллюзия? - девушки из головы взяло главаря пиратов за руку, все так же смотря ему в глаза. Она видела его злость, удивление, непонимание. Но не говорила ничего.
Она ведёт его на утёс, где они сидели жаркими вечерами. Легкий ветер не мог просочиться сквозь джунгли, но здесь он был всегда. Отсюда видно лагерь Вааса, по вечерам темно-синюю с ярко-оранжевым отражением солнца воду океана и бесконечные заросли джунглей. Она встряхивает тонкую простынь, которую чудом не унёс ветер, и садится не по-турецки, как делала это всегда, а к нему на колени.
Весело поприветствовав своих новых гостей, сидящих в клетках, и объяснив им, что он здесь царь и бог, Ваас уже привычно обернулся в сторону утеса. Она ждет его там. Хотя, впрочем, она любила сидеть там просто так, одна, и уже мозг Вааса додумал, что это их место. И он идет к ней.
Девушка сидит в излюбленной позе лотоса и рассказывает ему о семантике слов в разных языках. Она рассказывает о медитации, о сурья-намаскар и других сложных словах, которые будто только сочинила сама. И Ваас слушает. В его голове приятно тихо. Это именно то, почему он приходил на этот утёс и сидел здесь. Тишина в голове. Ваас стал забывать, что это такое. Хотя и сейчас его отвлекала одна мысль: Ваас вспоминал, что «однажды, когда кто-то втирал мне эту хрень, я «бум» — убил его». Но он не цеплялся за эту мысль, а старался не обращать на неё внимания. Он не понимал, отчего наступала эта тишина. От ее ли глубокого голоса, или рассказов о медитации, или попытка этой самой медитации. Хотя, нет, сидение в одной позе и вынужденно выпрямленная спина, отчего та ужасно болела, не могли стать причиной.
Ваас смотрел на нее, как она сидит на его коленях. Нет, он не желал ее, никогда. Она не была его любовницей, Вааса просто не тянуло к ней в сексуальном характере. Пират видел в ней что-то другое, и иногда он удивлялся, что она и вправду материальна. Она стала его матерью, которая объясняла ему этот мир, стала его верной сестрой, которой у него никогда не было, поддерживающей и успокаивающей. И уже только потом, он видел в ней женщину. И он никогда не поймет, поскольку попросту не способен понять, любит ли он ее.
Он говорит ей «здравствуй». Он не старается произнести это правильно, как она это делала, но это было и не важно. Здесь не было приветствия, ведь он до сих пор не сказал ей ни слова, это был именно тот смысл, о котором она рассказывала. День стал солнечнее.
Снова и снова, эти туристы. И снова, снова, и снова Ваас воспроизводит эту сцену, отдавая свой пистолет недалекому болвану, и смотрит. Каждый раз он вспоминает Цитру, ее предательство. Он вспоминает, как его семья отвернулась от него. И этот самый недалекий болван, недолго думая, убивает своего брата или друга, жену или любовницу, потому что Ваас пообещал ему свободу. Семьи не существует, семья — это якорь, а ты — долбанный Титаник. Он усмехается и отбирает пистолет. Он снова подтвердил свои собственные мысли. А после, взглядом он искал ее. Несмотря на всю ее любовь к миру, она никогда не смотрела на него укоризненно после этих сцен и не объясняла ему основы мироздания и не читала лекции. Это создавало в голове Вааса диссонанс. Ему она объяснила, что в мире природы есть хищник, а есть жертва. А на этом острове нет людей, есть звери. В этом не было ни обвинения, ни упрёка или оскорбления. Был факт. Ваас был доволен. Но сама она понимала его мотивы, видела, что изуродованная его же семьей психика требовала разрядки, знала, что ничто не излечит его искалеченную душу. А потому никогда не противилась ни пыткам плененных, ни убийствам своих же людей.
Она ушла. Ее больше не было утесе. Ее не было нигде. Бабочки больше не садились на ее пальцы. Ветер не колыхал ее заплетенные в неаккуратные косы светлые волосы. Исчезла так же, как и появилась. Спокойный лицом Ваас убил пленников. Не было больше того удовольствия от пыток. Был шум в голове, бардак. И никакая дурь не унимала бесконечный галдёж внутри его черепа. Даже та, что помогала раньше. Хойт дважды прилетал на Северный остров и говорил, что украсит головой Вааса антенну своей машины, продолжи он портить ценный товар.
Ваас стоит на пляже. Зачем? Как? Она приплыла с группой туристов? Пираты знали ее, знали давно, потому учесть стоять на коленях под дулом автомата ей не грозила, и она шла вперёд. Ваас не видел ни пиратов, ни пленников, а только ее. Долбанная эльфийка из «Властелина колец».
Они сидят на тонкой простыне на камнях. Вот оно. Тишина.
Когда-нибудь, когда она будет гулять по этим джунглям, прекрасный иллюзорный свет ее померкнет под лапами голодного зверя. И тогда Ваас посмотрит на то, что когда-то было ее лицом, и поймет, что не может собрать образ ее лица. Она бежит по песочному пляжу, она смеется, светится, она во всем белом. Откуда на этом острове такая одежда? Откуда она на этом острове? Тогда ее образ исчезнет из его головы. Она не существует, она плод убитого наркотиками сознания. Нет, не правда. Вот она, лежит, у неё кровавое месиво вместо лица, ее когда-то белая одежда и светлые выгоревшие на солнце волосы теперь грязные и залиты кровью. В голове снова будет тишина, только не та, желанная, а неумолимо давящая. Он не вспомнит ее лица, голоса. И было ли у неё имя? Или Она — и есть имя? Она была пленницей? Да, была. Но когда это было? Он не будет видеть уже ничего, и убьёт всех пленников и всех пиратов в его лагере, и Хойт повесит его голову на антенну своей машины. Но это будет или не будет не сегодня и не завтра. А пока они сидят рядом, и она снова расскажет ему о сложнопроизносимых вещах, и он будет слушать.