Всё ещё живы

- Ты здесь? Пытаюсь нащупать твою руку, в ответ ощущаю теплое, несмелое прикосновение. Ты молчишь. Мы оба лежим на земле, слегка соприкасаясь кончиками пальцев, и смотрим в расплывчатое небо. Некогда оно было синим, бездонным, как твои глаза, и так же, как ты - далеким. Но сейчас все изменилось. Яркую мягкость сменили багрово-кровавые отсветы. Небо давит. Низко разбросанные, грязные облака копоти и дыма от пожаров и костров заплутавших путников мутят сознание. Мы находимся на склоне, кажется, только вдвоем, и я, силясь удостовериться в этом, с усилием сажусь. Горячий, неприятный, грязный ветер с запахом пыли, гари и едким ароматом смерти тут же бьет в лицо, забивая нос и рот, мешая сделать вдох. Город горел. Он расстилался у наших ног, такой маленький и беспомощный, а теперь догорал, словно лист бумаги, на который попала случайная искра. Неторопливые языки пламени вальяжно дожирали свою добычу, у которой больше не было шанса. Играючи - безжалостно испепеляли они наши мечты и надежды, страхи и тайны. И казалось, будто и небо, и земля, и вода, и воздух, и даже пресловутые боги, если они существовали когда-либо, все вокруг находилось в бесшабашном огненном плену. Краем уха слышу твой болезненный стон, но не оборачиваюсь, завороженно продолжаю смотреть на игрище смерти. А где-то там, в дали, догорают, а может быть, уже сгорели последние щепки, бывшие некогда штабом Шинсенгуми. Все погибли. Капитан, Окита, Хейске, Сано, Шинпачи, Саннан-сан... А ведь я дышу, меня пронзает резкая, столь нелепая, и такая необходимая сейчас мысль. Проваливаюсь в кровавую бездну, но все равно умудряюсь дышать. Небо тонет в багровых лучах, жаркий ветер с песком и мелкими кусочками камней приносит лишь боль. А я все равно дышу. Я жив. Мы с тобой все еще живы. И теперь я могу без страха, что нас заметят вместе, сжимать твою ладонь. И мы еще можем сопротивляться этой огненной власти, правда, Хаджиме-кун?