Последнее фото

      Портреты живут. Портреты дышат. Портреты любят. Портреты даже мстят и убивают… И, равнодушно улыбаясь кончиками губ, смотрят остекленевшим взглядом на трупы. Брызги чужой крови сохнут на старом полотне, а время трещинками разбегается по масляной краске, наложенной толстыми мазками… Ведь в картины художник вкладывает душу, мастерство, интуитивно переносит на холст истинную сущность позирующего… А что фото? Да, это точное отражение человека. Но — какая ирония! — прямо пропорционально такое же бездушное. Щелк! Прошла всего секунда — а тысяча снимков летят в Интернет. Щелк! Еще тысяча.       Но… если фото в единственном экземпляре? Если фото дышит незримой близостью смерти? Если оно старое и черно-белое, словно немое кино? Что ж, старым в доме Бобби было абсолютно все.       Дом пропах старинными книгами и спиртом… Хотя не так. «Дом» промах старинными книгами и спиртом. Потому что… Потому что только тут ворчливо обласкают «балбесами» и угостят пивом со святой водой. Только тут без усилий раздобудешь нужное заклинание и найдешь поддержку. Это обитель знаний, кров и помощь для юных — и не очень — охотников. А для самого хозяина — личный райский уголок. Вместе с ним среди жутких древних фолиантов живут еще воспоминания, болезненно согревающие уставшую душу. О легких шагах, о женском голосе, о — до смешного — повседневных хлопотах… И эту память не стер ни выстрел, ни след из серы, ни быт охотника.       Ничего. Расплата за все горе близко… Завтра. Охота на Люцифера официально открыта.       Люди нервно смеялись. Вроде искренно, но напряженно. Натянутые нервы звенели, аккомпанируя мыслям Дина, тихому шепоту Джо и звону очередной рюмки в руке Кастиэля… Легкий, как летний ветерок, смех прервался щелчком фотоаппарата. Последняя ночь.       Последняя ночь. Как ты угадала, Джо… Дерзкая. Храбрая. Славная. Ты выбрала дорогу отца, милая девочка, но кто же знал, что она так скоро прервется? Никто не знал, даже адские гончие: они просто хотели крови. А ты будто..? Нет, но чувствовала и не сказала Дину правду. И вот в камеру смотрят безгранично грустные глаза. Голова наклонена, в этом наклоне вечный вопрос: «Почему?». Почему ты должна умирать? Ты так молода… Завтра.       Рука Джо лежит на плече Бобби. На его голове извечная кепка, закрывающая глаза. Какие они, старик? Руки судорожно вцепляются в колеса коляски, а в мыслях безысходная злость. Ты тоже чуешь судьбу, ты боишься отпускать близких людей. Да, черт возьми, их и не остановишь, но можно ведь пойти с ними! Можно бы было… Проклятые ноги. Тебе остается лишь скрепя сердце смотреть, как ребята уходят на войну, волноваться в одиночестве средь бесконечных книг и мучиться кошмарами о черноглазых мальчишках Джона. Ты же не просто так делал этот снимок, а, Бобби?       Рядом стоит Эллен. Не улыбается. Но и не рыдает. Тебя так просто не сломить… Ты будешь рыдать завтра, когда все уйдут, когда рядом затихнет мертвая дочь, когда между тобой и рычащей погибелью останутся лишь цепь и хрупкая дверь. И кнопка в руке. Взрыв, огонь, боль, металл и соль… Ты сожмешь эту чертову кнопку, как сейчас ты сжимаешь кулак. Ты стоишь прямо, не сутулясь… Земля зовет, что поделать, Апокалипсис. И надо бороться… До самого конца. Как борются до конца ВСЕ охотники. Как боролся твой Билл. До смерти.       Сзади каланчой возвышается Сэм. Брови домиком, слегка щенячий взгляд… Без него ты не ты, Сэм Винчестер. Один уголок рта приподнят вверх — ты всегда так странно и мимолетно улыбаешься… Искренняя долгая и теплая улыбка осталась с Джесс и отцом, да? На плечи давят проблемы и печали. Ты знаешь про сосуд, ты знаешь… Но не говоришь, что придется согласиться. Осознаешь ли ты, какой ценой придется расплатиться за вечное заточение Дьявола? Интуитивно, но умело скрываешь от Дина. Как вам, Винчестерам, не надоели эти игры…       Сжатая рука покоится на плече Каса. Ангел. Ангел, не понимающий этих странных людских технологий, в том числе фотоаппаратов. Вот и стоит он, смешно приподняв голову, как каменный истукан со сдвинутым набок галстуком. Но в глазах читается понимание всего этого… Медлительный, флегматичный, ты всегда философствовал в душе, и единственный понимаешь, что сейчас творится. Но, увы, даже ангелу не предсказать, кого вы потеряете. Знаешь лишь, что они умрут. Все. И скорее рано, чем поздно. А ты останешься один. Если и тебя не прирежут свои же, оставив на земле копоть сгоревших крыльев. Поэтому ты понимаешь Бобби. Ты понимаешь Дина. Ты понимаешь… их всех. Не всех людей, а именно этих… родных.       А еще стоит Дин, по-братски обняв Джо и Сэма. А в глазах, глядящих исподлобья, тоже горит вопрос. «Ты готова, архангельская задница, к смерти?». Ты уверен в Кольте, он не подведет! В тебе проснулся тот, ранний Дин. Не тот, что непомерно усталый и злобный после Ада, а другой, верящий в верную пулю, рок-н-ролл и быструю Импалу. Ты будешь бороться до конца, чего бы это ни стоило. Ради Сэмми, младшего братика. Ради Бобби, заменившего отца. Ради Каса, который стал другом. Ради боевой Эллен. Ради Джо…       …Сгорает «старая» фотография. Черно-белая, но сделанная вчера. Гудит потрепанный телевизор, дикторша вещает об ураганах в Карфагене. Языки пламени лижут края фото, сминая снимок. А три пары глаз безмолвно наблюдают. На зрачках пляшут рыжие блики, и в них невыразимое чувство потери и утраты. А три пары глаз все безмолвно наблюдают, как делали много раз. Ведь есть у охотников один обычай — сжигать тела. А здесь…       Лицо Джо теперь кажется укоризненным, а Эллен жалостливо приподнимает брови.В горьком молчании повисают невысказанные извинения. Не уберегли. Выпустили Смерть…       Началась охота. Вместе с фото сгорели мечты на счастливый конец. Да и был ли он у этой сказки?