A table just for 2

Вот и всё, завтра я позвоню своему редактору и скажу ей, что с меня хватит! ХВАТИТ. Я получу скучную работу в правительстве и никогда больше, никогда, не положу свои пальцы на клавиатуру  — подумала она, беря кружку с кофе со стола, в попытке успокоить свои руки, которые жестикулировали очень много, выражая её раздраженное состояние. Она была настолько погружена в свои проблемы, что не заметила доктора с черными волосами, который, похоже, не спал последние три дня. Он думал о том, что она самая красивая личность, которую он видел за всю жизнь, даже с нахмурившимися, сморщенными бровями и сморщенными губами. — Привет?! Гилберт, привет? Как обычно? Земля вызывает Гилберта, парня, который может влюбиться примерно за тридцать секунд, — это был Баш, бариста и гордый владелец кафе, который был не только лучшим другом доктора, но и его братом. — Привет, Баш, как прошёл день? Да, как обычно. Я немного спешу, видимо, в больницу привезли мать, которая рожает тройню без эпидуральной анестезии. Ради всего святого, эти женщины в наше время сумасшедшие, раз желаюют пойти на это, а я вынужден их терпеть. А поскольку у любви есть привилегия таинственным способом организировать вещи, именно в этот момент Энн вышла на балкон, чтобы взять кофе. — Извините, сэр, но вы не должны говорить так о женщинах, — сказала она раздраженным тоном, — но чего я могу ожидать от красивого парня с карими глазами с золотыми крапинками и улыбкой, которая так и КРИЧИТ могу-погубить-тебя, -но-не-буду, -потому-что-я-опаздываю-на-работу, — ядовито закончила она. Он на мгновение открыл рот, и вышел из ступора из-за толчка Баша. — О, извините, это звучит очень не хорошо, я знаю, но я бы никогда не стал говорить о так о женщине. Мой отец поднялся бы из могилы, чтобы избить меня, но я не хочу видеть моего покойного отца, потому что я не фанат привидений, и думаю, я им тоже не нравлюсь, — быстро сказал он, думая об инциденте в тринадцать лет, когда он описался после небольшого шума на кухне. — Позвольте мне объяснить, я окушер-гинеколог в больнице через улицу, не спавший более пяти часов в течении трёх дней, потому что мой босс не позволял мне выходить из больницы. Мои слова могли и прозвучать обидно, но я всего лишь говорил о матерях, которые не хотят принять лекарство для безболезненного рождения. Никакой ненависти к женщинам с моей стороны. Себастьян, мой кофе готов? Мне нужно идти, я помогаю доктору Уорду в послеродовой. — Да, мальчик с карими глазами, у которого самая прекрасная улыбка, которую когда-либо видела дорогая Энн, твой кофе готов. Ты можешь заплатить позже или вообще никогда, как ты обычно и делаешь. НО ты будешь сидеть с Делли в эти выходные, так как я собираюсь угостить Мэри обедом у «Эмилио». — Тогда увидимся в единственный день на этой неделе, когда я буду спать больше трёх часов. Тебе действительно повезло, что я так сильно люблю свою племянницу. Здесь Энн поняла, что: 1. Её высмеивал любимый бариста, у которого, кажется, нет ни капли стыда. 2. Она была красной от смущения. 3. У неё колотилось сердце. Энн не извинилась перед прекрасным мужчиной, который смотрел на неё. Я должна извиняться перед тобой, … — начала она. Гилберт, — подсказал Баш. Да, Гилберт, я должна извиниться. Я только предположила, и это было неправильно с моей стороны. У меня просто писательский кризис, поэтому я так себя повела. Я не должна была ничего говорить, извини. Он просто улыбнулся, кивнул и ушел, явно забыв о кофе. Баш взял его и передал Энн, сказав: — Ну, ты хотела добавки, а я не трачу кофе из-за парня, которого отвлекла любовь всей его жизни. — Спасибо, Баш, обещаю, я заплачу. Позже на этой неделе, когда Гилберт забрал свою племянницу из дома её родителей, он спросил у Баша, была ли рыжеволосая девушка в кафе. Она там была. Позже, когда он прогуливался с Делли, нашел небольшой книжный магазин, в котором купил блокнот для той же девушки. Затем он отдал его Башу и сказал, что сделал это только из жалости, она выглядела несчастной из-за кризиса. В следующий вторник Баш увидел её, и после третьей чашки и ссоры он дал ей блокнот и чашку чая, потому что она сказала, что в следующий раз, когда он попытается предложить ей кофе без кофеина, она никогда не вернется. Но оба знали, что это ложь. Энн взяла небольшой пустой блокнот и почувствовала прилив вдохновения. Частично потому, что Баш сказал, кто его купил — её черноволосый поклонник. Не прошло и двух недель с момента их первой встречи, когда они снова увидели друг друга, и после напряженного момента, неловкого молчания она спросила его, смогут они как-нибудь ещё встретиться? И он сказал «да», только через несколько секунд осознав, что его могут в любой момент вызвать в больницу. Они обменялись телефонами, и он набрался смелости, чтобы написать ей, что им, возможно, придется перенести встречу, ведь он должен быть в периметре больницы. — Чепуха, мы можем есть и разговаривать у меня дома, я живу в пяти минутах ходьбы от больницы, — ответила Энн. «Это свидание» они назначили на 19:38. Наступила суббота, и вместе с ней Гилберт пришёл к Энн с вином, которое он не собирался пить. — Здравствуй. Я принес выпивку, но я не могу пить сегодня. Я на вызове, извини — Привет, Гилберт, заходи. И, пожалуйста, сними обувь возле двери. — И так, я пригласила тебя сюда, потому что хотела поблагодарить за блокнот. Он сотворил чудеса с моим воображением, и я думаю, что никогда больше не напишу на компьютере. Слова, кажется, просто вытекают из моего разума, моих пальцев, переходя к ручке. Ощущение потрясающее. Как будто я колдую! Я чувствую сейчас больше вдохновения, чем когда-либо. Этот изысканный порыв, который ты чувствуешь, когда знаешь, что делаешь правильно, хм… как… как будто ты чувствуешь, что твоя судьба никогда не была в твоих руках, а запланирована вселенной. Чувство бессилия и все же удовлетворение — потрясающее чувство!!! Гилберт смотрел на Энн. Её щеки слегка покраснели от возбуждения, её руки танцевали вокруг тела, а зеленое платье струилось, когда она двигалась, и он подумал: Мне нужно уйти отсюда, прежде чем я приму ужасное решение и попытаюсь поцеловать её, ведь я знаю её только три недели, но я готов сказать, что я люблю Энн просто по выражению её лица, когда она говорит о чем-то, что ей нравится, или по её необъяснимо длинным сообщениям, которые всегда говорят больше, чем я просил. — Извини за бессвязную болтовню, я просто чувствую, что ты изменил мою жизнь — Нет, пожалуйста (пожалуйста) продолжай говорить. И так… о чем ты вообще пишешь? — Я пишу о мире, чувствах и людях, которые чувствуют слишком много. Короче говоря, я пишу романы. Минуты проходят слишком быстро, прежде чем они замечают, что сидят на ковре, а она пьет вино из кружки (в то время, когда Энн наливала напиток не нашла подходящий стакан), а он пьет апельсиновый сок. Гилберт получает звонок около двух часов ночи и раздраженно уходит к пациенту, чувствуя, что минут, которые они провели вместе, было недостаточно. Три часа спустя, когда он снова может выйти из больницы, Гилберт думает о том, чтобы позвонить ей и встретиться с снова, но не решается, хотя отчаянно хотел снова увидеть Энн с уютным одеялом и кружкой вина в руке. Он не хотел казаться отчаянным и испортить всё. Прошли недели, и они стали часто встречаться у нее дома и часами разговаривать — иногда он мог оставаться и выпивать, иногда нет. Он наслаждался всеми встречами, но вместе с этим начинал терять надежду на то, чтобы быть чем-то большим для неё. Он даже готов умереть, чтобы поцеловать её розовые губы (и сделать немного больше, чем это), но она послала так много смешанных сигналов, и он не стал бы (не мог) рисковать дружбой, которую они создали, спрашивая ее: эй, могу я поцеловать тебя? или коснуться твоих волос? или твоих рук? Потому что, честно говоря, это то, что я хочу больше всего на свете, и мне становится немного трудно дышать, когда я рядом с тобой. К сожалению, сегодня вечером он снова был на вызове и вынужден покинуть её около одиннадцати часов вечера, сожалея о каждом моменте, проведенном с мечтой стать врачом. Почему он не стал бухгалтером? В три часа ночи он возвращался домой, а Энн ходила по дому, который теперь пах как он — древесный и с оттенком цитрусовых. Девушка почти закончила заполнять второй блокнот, который он подарил ей на прошлой неделе, с историей, что её издатель будет любить так же сильно, как и историю, написанную молодым автором в самом первом блокноте, который ей дал Гилберт. Энн думает, что на этой неделе она ДОЛЖНА поговорить с ним. Эти чувства внутри нее съедали заживо. Она была взволнована и едва могла существовать, не думая о нем, и даже если бы она не могла быть с Гилбертом, то рыжая всё равно будет настаивать на том, чтобы оставаться друзьями, несмотря на ее явные чувства к нему. Зазвонил телефон. Это был Гилберт. Он спрашивал, может ли придти к ней, хотя сейчас только четыре утра. Энн тайно поблагодарила всех богов, о которых только могла подумать, и начала немного подпрыгивать. Она не уверена, посылала ли вселенная ей сообщение, чтобы поговорить с ним, или вино пробралось в мозг. В пять часов утра он был у нее дома, снимал обувь возле двери и говорил, что ей не нужно его кормить. В любом случае, она накрыла стол для двоих и приготовила завтрак, думая, как раскрыть чувства. Разогрев свои знаменитые лепешки (семейный рецепт), и попросив Гилберта сесть на стул перед ней, Энн решилась признаться в своей любовь к нему каким-то бредом: — Что ж, тебе не нужно ничего делать, ты можешь потратить время, чтобы ответить или убежать из моего дома, но мне просто нужно снять камень с плеч, — она пожала плечами, а потом продолжила: — Знаешь, я никогда не думала, что быстро влюблюсь, потому что была уверена: со всеми своими романтическими произведениями у меня выработался иммунитет от любви. Но, похоже, что в самый первый момент, когда ты вошёл в мой дом, меня не стало. Ты вошел в мою жизнь и заставил мою голову работать таким восхитительным и странным способом… Я чувствую себя в разы лучше, по крайней мере, в десять раз больше, чем раньше. Когда ты рядом и смотришь на меня, я изо всех сил пытаюсь поговорить, то есть привести слова в порядок, прежде чем я скажу; я очень хороша в словах, Гил, я ведь писатель, и даже очень хороший. Это еще не всё! Когда ты смотришь мне в глаза, вдохновение просто проходит кругом над моим мозгом, и я могу думать обо всех сценариях, в которых могу нас видеть, обо всех сценариях, которые могла бы написать и о нас, и о других людях, потому что ты даешь мне так много радости, что я чувствую необходимость дать это другим. Поэтому я всегда могу приготовить тебе завтрак, а ты можешь стать моей музой. После признания, он берет её за руку, смотрит своими сердечными глазами, подходит и целует со всеми чувствами, которые он испытывает. Это не самый лучший поцелуй в мире, потому что зубы стучат, а дрожат руки, но он кажется правильным, и это действительно похоже на лучший поцелуй в мире.