Правильно

Воздух кошмара кружит голову. Когда странный человек в не менее странной клетке на голове начинает убегать, не остается ничего, кроме охотничьего азарта. Коридоры бесконечны, похожи один на другой и лестницы, эти чертовы лестницы. Здесь везде туман и марионетки. В голове болезненно пусто, ни единой мысли. Только что-то веселое и злое поднимает свою голову. Добыча не выглядит ни сильной, ни опасной. Долговязый и тощий человек в студенческих одеждах бежит быстро. Сильная и опасная добыча так не убегает. Охотнице даже слишком весело. Как он вообще бегает с этой клеткой? Смех рвется наружу и вторит неуместному вою. Охотница следует за ученым беспрерывно, огибая марионеток, уворачиваясь от ударов и спотыкаясь в тумане. Когда он спрыгивает с балкона на этаж ниже, суматошная погоня заканчивается. Она сбивает его с ног, буквально падая на голову. Хватается за его мантию и эту дурацкую клетку. Дышит загнанно и убито. Кашляет и ей кажется, что внутри теперь одно сплошное месиво. Дышать больно и громко. Охотница приставляет нож к горлу жертвы, чертовски быстрой и крикливой. Такой слабый, кто бы только подумал? Кровь глухо и громко стучит у нее в висках. Вспомнить бы теперь, как правильно дышать. У него не завязаны шнурки на драных ботинках. Как он вообще, черт возьми, так долго от нее убегал? Кудрявые темные волосы спутались, прилипли ко лбу. Миколаш не задыхается, смотрит на нее почти что беззаботно из-за прутьев клетки. В жутких бледных глазах нет ни тени страха. - Убьешь меня, охотница? - Губы растягиваются в безумной улыбке. Острие меча в непосредственной близости от горла ничуть Миколаша не пугает. Кажется, ему весело. Ну что за ублюдок... Она медлит. Он же, кажется, просто убегал, так? Охотники должны убивать чудовищ, а не слабых и странных людей. Что толку от лишней крови, тем более такой бестолковой. Медлить опасно в кошмаре. Миколаш смеется хриплым лающим смехом. Ну, хоть не воет, собака. Руки у него длинные и костлявые, а пальцы узловатые. Эти чертовы руки он кладет ей куда-то на талию. Она вздрагивает нервно, судорожно и ей мерзко от этого. Охотник не должен быть трусом. Рука с клинком дергается и скользит ему по щеке. Металлическим лязгом железо встречает железо. Кровь течет за ворот. Больно и холодно, а руки у нее теплые. Не реагируя на рану, Миколаш тянется к этому теплу. Непривычному и чужому. Все кажется таким, правильным? Он говорит что-то про охотников, про космос, смеясь болезненно и надрывно. Ей так хочется, чтобы он наконец замолчал. И так хочется этой дурацкой крови. Кто бы только подумал? Пустота пульсирует в голове и зовет. Многоголосье отдается эхом и терзает остатки разума. Успокоительное здесь уже не поможет. Руки у него по-мертвому ледяные. Охотнице почти что кажется, что он пытается быть аккуратным. Эти попытки обречены, а ей хочется смеяться от холода рук у себя на ребрах. Охотница не пытается даже, слизывает кровь и кусает губы. Они, тонкие и потрескавшиеся, кривятся в усмешке. Руки проходятся по позвоночнику, гладят ее шершавыми пальцами по спине. Можно это считать объятиями? Все так почти по-человечески, что даже смешно. Когда началась охота, от людей в них ничего не осталось. Когда Миколаш нависает над ней, она на секунду только понимает и осознает. И решает, что все это не имеет значения, пока он неуклюже гладит ее по волосам и касается губами ключицы. Это все слишком тепло и правильно, чтобы ей было не плевать. Пустота продолжает звать ее тихим голосом до боли в барабанных перепонках. Кровь капает на лицо. Чего только не случается в кошмарах.