Над могилой моей не плачь, Я не там, я не сплю, поверь, Я в ветрах, несущихся вскачь, Я в снегах, заметающих дверь. Над колосьями спелой ржи Я дождем над тобой прольюсь, Ты проснешься, и утром в тиши Свежим ветром к тебе ворвусь, В крыльях птиц, улетающих вдаль. Я — звезды мерцающий свет; Над могилой моей не рыдай — Я — не умер, меня там нет…*
Он ощущает это в одно мгновение. Страх. Панику. Боль. И… пустоту. Убивающую, всепоглощающую пустоту. Она засасывает и не отпускает. Перехватывает горло в спазме, не дает сделать вдох. От нехватки кислорода в глазах темнеет, а в ушах слышится только громкий и слишком быстрый стук загнанного сердца. Демон покачивается и едва не падает на каменный пол в одном из многочисленных коридоров. Спасает только близость шершавой, холодной стены. У него трясутся руки. Рыжий знает, что Его нет. Больше нет. Но поверить в это не может. Демоны не мечтают, они действуют. Крик. Резкий, громкий. Оповещающий: что-то случилось. Он, опираясь на стены, ковыляет к выходу на улицу, где уже столпился народ. Первое, что он ощущает — это ветер. Ветер, который полностью пронизан запахом крови. Сладкой, с примесью ванили. Его крови. Демон знает, он знает все о Нем. Он пробирается через толпу, грубо расталкивая всех, кто попадается на пути. Первое, что он видит — это Он. Сэми. Его Сэми. Его личный ангелочек. Тот, кто еще сегодня утром будил не выспавшегося демона в его собственной постели. Тот, кто сегодня ночью дарил ему свои стоны и отдавался как в последний раз… В их последний раз. Ади упал на колени рядом с его ангелом. Сначала ему показалось, что его малыш просто спит, что он решил прилечь, отдохнуть после изматывающего дня на мягкую травку. Но нет. Кровь. Очень много. Бледное, умиротворенное лицо было в мелких капельках крови. Белая рубашка, которую Ади сам застегивал перед зеркалом под внимательным ласковым взглядом своего мальчика. Кипельно-белые, чисто ангельские крылья раскинуты, будто в полете. Можно было представить, что Сэми смотрел в небо и хотел взлететь, но все мечты о том, что это шутка или розыгрыш омрачались тем, что мягкие и пушистые крылья, которые Ади так любил гладить, и которые были одной из самых чувствительных зон мальчика, быстро пропитывались алой кровью. Демон не мог сдержать слезы. Его мальчика больше нет. Он никогда ему не улыбнется, не посмотрит на него своими не по-ангельски хитрыми глазами, не прижмется ночью, ища тепла у всегда горячего демона. Больше никогда не будет звонкого смеха, от звука которого сердце в груди у Ади сначала на мгновение останавливалось, а потом неслось вскачь. Больше не будет ласковых, немного боязливых, а от того и осторожных, прикосновений и горячих, страстных поцелуев, или слащаво-нежных тайных свиданий на самой высокой крыше ночью и рассматривания звезд на чернильном небе. Ничего не будет как прежде. Ади теперь станет совсем другим. Раньше они были вдвоем, теперь же он остался один. Он даже ночью, смотря на своего милого спящего ангелочка, представлял, как они выпустятся из школы, как будут жить вместе несмотря на все запреты, как, может быть, когда-нибудь они решаться завести себе детей. Двоих. Демона и ангела. Он хотел этого. Сэми никогда не был для него игрушкой. С самого первого дня их знакомства, он не мог не смотреть на Него, не мог перестать думать о Нем, позже не мог оторваться от Него. И вот теперь он держит на руках окровавленное тело своего возлюбленного. Из горла вырывается задушенный крик. Крик дикого зверя, который потерял все, которого подстрелили браконьеры и оставили медленно и мучительно умирать. Именно это он чувствовал. Смерть. Ту, которая забрала Его, и которая уже стоит за спиной Ади. Дышит ему в шею и, почти, положила на него свои костлявые руки. Он словно наяву ощущал сладковато-приторный запах тления, который перебивал даже запах крови. Вокруг была полная тишина. Все что-то шептали, звали на помощь, Геральд что-то говорил всем и ему в частности. Но Ади слышал только тишину. Она давила. Краски жизни стерлись, он больше не воспринимал цвета, кроме тех, что были запечатлены на Сэми. Ох, его маленький милый Сэми. Почему он? Ади даже не понял, что его начали оттаскивать от парня. Они пытались отнять даже то, что у демона осталось. Тело его ангела. Его возлюбленного ангела. Того, кто дал ему смысл. Кто, дал ему цель в жизни. В бесконечной жизни. Этой целью и ориентиром был сам ангел. Но теперь ничего не осталось. НИ-ЧЕ-ГО. Он пришел в себя уже в комнате, в их общей комнате. Ему что-то пытались сказать, пытались как-то успокоить. А ему нужно было только одно — одиночество. Ему нужно было в наедине с собой оплакать любовь, которая в данный момент была вся в собственной крови, которая больше никогда не придет в эту комнату, не ляжет в эту кровать, белье которой пропиталось запахом ванили, которой всегда пахли темные волосы Сэми. Он на автомате отвечал своим подругам и пришел в себя только, когда захлопнулась с тихим щелчком дверь. И он смог выплеснуть все свои чувства наружу. Разбитые в кровь костяшки не причиняли абсолютно никакой боли. Слезы, непрерывным потоком льющиеся из глаз, застилали взгляд. Они стягивали кожу на лице, попадали на губы, из-за них во рту было слишком много соли. Но все это было не важно. В один момент он перестал хоть что-то чувствовать. Как будто с кровью ангела вытекала и демоническая жизнь. Здесь все напоминало о Нем. О его Сэми. О его ласковом мальчике, который так охотно подставлялся под грубые ласки своего собственного демона. Ади отдал свое сердце, душу и жизнь в хрупкие руки. И у демона все это забрали в одно мгновенье. Парень отчаянно взвыл. Рыдания не давали пробиться воздуху в легкие, чтобы они могли наполниться живительным кислородом. Все его тело сотрясала крупная дрожь. Ноги не держали, и Ади облокотился на письменный стол, чтобы немного отдышаться, но сделал только хуже, когда увидел на столе несколько листков, исписанных идеальным каллиграфическим почерком. Это были стихи. Странно, что они просто так лежат на видном месте, это было единственным, что ангел всегда скрывал. Как бы Ади ни просил и ни требовал, Сэми никогда не соглашался показать их. А потом демон и не стал больше лезть, Сэми ведь когда-нибудь сам бы решился. И, кажется, время пришло. Прости меня, любимый, будет больно, Я знаю, что уйду, я видел сон: Лечу я в бездну быстро, бесконтрольно, В ушах гремит набатом страшный звон… Скажи мне, можно ангелу бояться, Что высота погубит жизнь его? Как долго я смогу сопротивляться И клясть в безумьи Бога своего? Лишь об одном жалею бесконечно, Что не успел, не смог тебя обнять, Я, кажется, весь твой, и твой навечно. Мой милый, мой родной, ты должен знать, Когда я упаду безвольной куклой, Хрустальный взор уставив в небосвод, Я буду думать лишь о коже смуглой И видеть золотых волос восход. Прости меня, любимый, будет больно, Прошу, не плачь, я не достоин слез, Со смертью роком венчанный невольно, Я буду ждать тебя в стране прекрасных грёз Он знал. Его ангел все знал. Но ничего не сказал. Ади смог бы Его защитить, смог бы уберечь, да он спрятал бы Сэми в самом скрытном гроте Ада, главное чтобы его мальчик был жив и здоров. Не уберег. Не защитил. Недостоин. Взяв свой кинжал, который, как бы в насмешку судьбы, ему подарил Сэми на день рождения. Красивый, изящный, но очень острый и оттого действительно опасный. Это и было нужно. Ади в последний раз перечитал стихотворение и в последний раз посмотрел на небо, в которое он никогда бы не смог подняться без своего ангела. Недрогнувшей рукой, без каких-либо сомнений демон резко ввел острое лезвие себе в горло, ощущая только теплую кровь, выливающуюся из глубокой смертельной раны, и спокойствие. И надежду. Надежду на то, что, может быть, в следующей жизни у них все получится. И они будут счастливы. Но не сейчас. И не здесь. Ощутив свинцовую слабость, Ади опустил голову на прощальные страницы и закрыл свои зеленые глаза. Навсегда.***
Первое, что ощутил Ади, вновь был ветер. Но теперь он был пропитан запахом выпечки с ванилью и мягким ароматом роз. Вместо криков ужаса, шепотков и звука своих собственных рыданий он услышал заливистый смех. А вместо холодной промерзлой ночи — яркое жаркое солнце, ослепившее демона в первое мгновенье. Сморгнув набежавшие от рези в глазах слезы, Ади увидел большой уютный дом, по которому вились лианами венчики красных роз, впереди была огромная зеленая лужайка, на которой резвились двое маленьких детей — девочка с медными кудряшками и белыми маленькими крылышками, и мальчик с зелеными глазами, как у девочки, но с темной шевелюрой и такими же темными крыльями. Они были одного возраста и с одинаковыми улыбками. Как у Него, как у Сэми. Детки бегали и явно что-то искали, или кого-то. Когда Ади решил подойти ближе, то из зеленых пышных кустов, посаженных рядом с маленьким белым заборчиком, с криком «Бу!» выпрыгнул Он. Сэми. Живой. Здоровый. Счастливый. Дети, вскрикнув от мимолетного испуга «папа», залились громким веселым смехом, который тут же был подхвачен и самим ангелом. Сэми. То ли демон это сказал вслух, то ли ангел сам его почувствовал, но Он обернулся и посмотрел своими невозможно голубыми глазами на рыжего демона, и сказав что-то малышам, от чего они не оборачиваясь побежали наперегонки с громким смехом в дом, Сэми, его Сэми, не спеша подошел к демону, который от переполняющих его чувств, не мог произнести ни одного внятного слова. Ангел улыбнулся той самой улыбкой, которая в день знакомства покорила демона. И тихо произнес, дотрагиваясь теплыми, живыми пальцами до щеки демона: «Ты пришел. Я ждал тебя, — и с грустью в глазах добавил, — Правда, я ждал тебя гораздо позже… Намного позже. Зачем?» «Я не могу быть без тебя, мой Сэми. Ты тот, ради кого я дышу и живу. Без тебя это была бы не жизнь, любовь моя». «Я знаю, любимый, знаю. Но теперь мы вместе. Навсегда» Навсегда. Было ли это наказание Шепфы за самоубийство и воспаленная фантазия убитого горем мозга, было это взаправду… не важно. Они были вместе. И навсегда.