CHVRCHES — Forever
Наверное, если задуматься об этом по-настоящему глубоко, то можно понять, что людей не поделишь на плохих и хороших. Кто-то может не совершать никакого зла, но и добра не совершать, считается ли он хорошим человеком? Кто-то может отдавать миллионы на благотворительность, но потом приходить домой и избивать свою жену, можно ли считать хорошим его? Если человек врывается в магазин в маске и с пистолетом с требованием вытаскивать деньги из кассы, а потом отдает эти деньги в больницу на лечение матери, считается ли он плохим? Эти грани такие сложные, такие многослойные, и, если углубляться в размышления, можно впасть в депрессию. Наверное, где-то в мире и есть люди, которые и вправду просто бесконечно добрые. Они не пинают уличных собак, они всегда дают мелочь попрошайкам, они не ругаются с родителями, помогают пожилым перейти дорогу. Может, такие действительно существуют. Тэхен их не встречал. Сам Тэхен не считает себя хорошим, но знает, что он не плохой. Никогда он не совершал ни для кого бескорыстно добрых поступков, о которых долго говорили бы, рассказывали детям и всем друзьям — «этот парень сделал для меня то, что еще ни разу никто не делал!». Но он никому не причинял серьезного зла, о котором они могли бы вспомнить даже на пороге смерти. Он такой… серый персонаж не самой интересной истории. Знает, что пройдет свой долгий скучный путь, шаг за шагом, не оставив после себя ничего великого и ничего ужасного, и это его не тревожит, это ему, возможно, даже нравится. Миллиарды и миллиарды точно так же идут своим путем, не гоняясь за высотами, которые задали великие ученые, талантливые писатели, гениальные полководцы и легендарные преступники. Тэхен не переоценивает себя. Его жизнь — просто песчинка в огромной пустыне Вселенной, и вот это уже точно те вещи, о которых не стоит думать, если не хочешь, чтобы и без того вялая мотивация совсем исчезла. Потому что, если задумываться об этом, можно понять, что все твои поступки — не важны, все достижения — бесполезны, и вообще от тебя никакого толку, так что да, ты можешь украсть эту пачку сигарет из магазина, бог не станет на тебя злиться, ему нет дела до твоих дешевых сигарет, этого всеми забытого магазина и тебя самого. Тэхен выдыхает дым в небо. Так быть не должно, но эти мысли его утешают. Значит, он может продолжать говорить «нет», когда от него хотят услышать «да» и не заебываться тем, что ранит нежную душу просящего. Значит, он может забить на свой сраный университет, пропускать пары и не грузиться с этой «обязательной благотворительной работой», потому что… Хотя тут лучше притормозить — вылететь из университета он успеет всегда. Тэхен тушит сигарету о стену дома, за которым стоял, и идет к дороге, выбрасывая окурок в первую попавшуюся мусорку (потому что он, может, и не самый хороший человек, но об экологии заботится) и зажевывая неприятный горький привкус во рту арбузной жвачкой (ладно, не так уж и заботится). Он приходит на остановку, на которой его уже ждет Чимин, здоровается с ним, плюхаясь на узкую скамейку и вытягивая длинные ноги. Чимин занят перепиской, поэтому не обращает на него внимания, но хватает за руку, когда подходит нужный автобус. — Нам нужно кое-кого подождать, — говорит он, не отрываясь от телефона. Тэхен недовольно супится, падая обратно. — Не помню, чтобы ты меня об этом предупреждал, — ворчит он, показательно зевая, и Чимин закатывает глаза, блокируя, наконец, свой телефон, который Тэхен прожигает недовольным взглядом, как будто он нанес ему психологическую травму. — Это решилось в последний момент, — Чимин принюхивается и морщит нос. — Опять курил эти дешманские сигареты? Тэхен разводит руками. — У меня нет денег на дорогие. — Что ты мне тут чешешь, — фыркает Чимин, пиная его по носку кроссовок. — Ты все равно их пиздишь. — Это не отменяет того факта, что у меня нет денег на дорогие, — со смешком парирует Тэхен, а потом опускает взгляд на наручные часы. — Слушай, кого мы ждем-то хоть? Все веселье же пропустим. — Чонгука, — Чимин достает телефон, проверяя уведомления. — Я тебе про него рассказывал. Он уже почти здесь. — Да что ты говоришь, — язвит Тэхен, показательно оглядывая пустынную улицу. — Где? Может, вон за тем деревом спрятался? Или за этим стендом? Чимин смотрит на него с упреком, но на Тэхена этот «твоя-мама-тебя-не-воспитала-поэтому-этим-занимаюсь-я» взгляд не действует. Но они знакомы очень много лет, и Чимин знает, что отвечать на его колкие замечания себе дороже, поэтому вместо этого он переводит тему — всегда действует безотказно. — Ты, кстати, готов к завтрашней работе в центре поддержки? — Чимин поворачивает голову к нему, и Тэхен раздраженно вздыхает. Мысли об этом сраном обязательном волонтерстве портят ему настроение в одиннадцати случаях из десяти. — До сих пор придумываю варианты побега. Если он встретит взгляд Чимина, то сможет прочитать в нем «ведешь себя как малый ребенок», поэтому он не встречает взгляд Чимина, буравя вместо этого точку в асфальте. На улице смеркается, и от этого все становится серо-голубое, как будто на мир наложили фильтр, лето окончательно вступило в свои права, и воздух сладкий, пропитанный свободой. Был бы пропитанный, если бы не работа, к которой он приступит завтра. — Нет, серьезно, — выпаливает он вдруг, и Чимин подавляет тяжелый вздох — ну, началось. — Как ты мог добровольно согласиться на это дерьмо, скажи мне? Чимин молчит, потому что знает, что Тэхен еще не закончил. Да и вряд ли на него подействуют какие-то слова, убеждения. Он просто ленивый засранец и не хочет работать — против такого нет аргументов. — Мало того, что там в такой атмосфере самому сдохнуть хочется, так можно подумать, это как-то спасает тех, кто туда ходит, — порывисто взмахнув руками, продолжает он. — Они все равно умрут, так как им может помочь то, что они слушают тех, кто точно так же умрет? Чимин пораженно приоткрывает рот. — Ну ты и… — …мудак, — раздается голос за их спинами. Тэхен каменеет, думая, что ему послышалось, а потом медленно оборачивается. Дело в том, что, да, Тэхен мог признать, что он иногда циничен сверх меры, немного лицемерен, возможно, обладает языком без костей, кто из нас не без греха? Но это не значит, что он, мать вашу, готов просто так выслушивать оскорбления в свою сторону от того, кого впервые видит. Рядом с остановкой стоит парень, и первое, что привлекает внимание, — это его огромные глаза. Сейчас они ярко сверкают от презрения, резко выделяясь на маленьком светлом лице, обрамленном волнистыми каштановыми волосами. Паренек одет в узкие джинсы и огромную толстовку нежно-голубого цвета, из-за которой кажется почти крошечным, несмотря на то, что ростом, наверное, с Тэхена. Он симпатичный, милый. Но это, конечно, не важно. Гораздо важнее то, что он ему уже не нравится. — А ты еще кто такой? — Тэхен поднимается, сводя брови к переносице. — Не хочешь забрать свои слова назад? Парень задирает подбородок, на его лице появляется выражение упрямства. — А ты? — с вызовом выплевывает он. — Я сказал правду, — цедит Тэхен, и парнишка зло усмехается. — Я тоже. Тэхен краснеет от раздражения, делая еще один шаг ему навстречу, но тот даже не вздрагивает. — Охуел? — сквозь зубы рычит он, и мальчишка, черт возьми, показывает ему язык. Чимин вдруг встает между ними, не давая Тэхену податься вперед, и натянуто улыбается. — Ну, эм… — он неловко потирает заднюю часть шеи, переводя взгляд с одного на другого. — Тэхен, познакомься. Это Чонгук.***
Так начинается история их ненависти. Ладно, возможно, с ненавистью Тэхен погорячился, но то, что Чонгук его страшно раздражает, нельзя отрицать. Когда Тэхен пришел в центр по поддержке смертельно больных, он столкнулся там с Чонгуком, который, вроде как, тоже там работает, а после работы они с Чимином обычно ходят гулять, и Чимин всегда зовет Чонгука с собой, не обращая внимания на стенания Тэхена. Тэхен понятия не имеет, каким образом Чонгук стал неотъемлемой частью их компании, серьезно. Его об этом вообще не спросили, а ему, между прочим, есть, что сказать. Но Чимин слушать не желает, призывая Тэхена усмирить уже свое тупое упрямство, поэтому Тэхен вымещает раздражение на причине этого самого раздражения, и постепенно… Постепенно он начинает к этому привыкать. Даже несмотря на то, что они с Чонгуком грызутся как две собаки, цепляясь друг к другу по поводу и без, даже несмотря на то, что Тэхен иногда с тоской вспоминает те дни, когда этого злобного упыря не было в его спокойной, скучной, мирной жизни. — В штанах твоих упырь, — фыркает Чонгук, когда Тэхен озвучивает это, валяясь на потрепанном диване, который они с Чимином притащили с мусорки пару лет назад, в своем гараже. Тэхен не помнит, чтобы вообще приглашал Чонгука внутрь («разве упыри могут войти в дом без приглашения?» «это правило для вампиров, а не для упырей, тупица» «так значит ты признаешь, что ты упырь?»), но вот он здесь. Сидит на железном баке из-под бензина, оклеенном картинками, вырезанными из порно-журнала, и с отвращением их разглядывает, свесив голову. Чимин возится возле холодильника, звеня бутылками пива и колы. — А ты только и думаешь о том, что у меня в штанах, — лениво отвечает ему Тэхен, уже скорее по привычке. Отвечать колкостью на колкость получается на автомате, в их словах не осталось той острой неприязни, которая была в самом начале. Просто теперь они не умеют общаться по-другому. Да и смысла нет что-то менять. Кто ему Чонгук? Как только закончится практика в сраном центре, он исчезнет из их жизней. По крайней мере, Тэхен на это надеется. Чонгук открывает рот, чтобы ответить, но Чимин вмешивается, абсолютно равнодушный к их перепалкам: — Чонгук, тебе колу или пиво? Чонгук вдруг мнется, натягивая на пальцы рукава яично-желтой толстовки. Тэхену так интересно, неужели ему не жарко? Сам он в коротких шортах и свободной футболке чувствует себя так, словно его жарят на костре, и даже старенький гудящий вентилятор, направленный на него, не помогает. — Хен, а нет сока? — Это тебе что, магазин? — не может не вставить Тэхен, приподнимаясь на локтях и глядя на него. — Сходи да купи. Чимин закатывает глаза, кидая в него жестяную банку с пивом. Он не успевает ее поймать, и она больно бьет его по руке. Тэхен охает, а Чонгук смеется, зарабатывая от старшего уничижительный взгляд. Он только фыркает, потому что, ну, Чонгук смеется очень редко, не улыбается почти, а смех у него миленький, он даже рот ладонью прикрывает, как смущенная девочка, поэтому Тэхен благородно не затыкает его. — Есть яблочный, но я не знаю, сколько он лежал у Тэ в холодильнике, — извиняющимся тоном говорит Чимин, подавая ему бумажную коробочку сока. — Спасибо, — тихо отвечает Чонгук, с шуршанием отрывая трубочку и освобождая ее из упаковки. Он становится похож на школьника, когда засовывает ее в рот, обхватывая упаковку двумя руками и смешно надувая губы. Тэхен смотрит на него, прищурившись, пока открывает свою банку и делает большой глоток. Чонгук, конечно же, замечает его взгляд, потому что их внимание будто постоянно приковано друг к другу — что он скажет, что сделает, как посмотрит, чтобы всегда успеть ответить, чтобы держать оборону. — Что? — он вскидывает брови. На губах Тэхена появляется ухмылка, не предвещающая ничего хорошего. Чимин, сидящий на низком деревянном ящике, стонет и опускает голову. — Ты не пьешь алкоголь и газировку. — Удивительно сложное умозаключение для того, у кого всего одна извилина, — фыркает Чонгук, снова присасываясь к своей трубочке. — Особенно с учетом того, что я только что отказался от пива и колы. Но Тэхен пропускает это мимо ушей, задавая волнующий его вопрос: — Почему? Чимин напрягается, переводя взгляд с Тэхена на Чонгука, чуть сконфуженного и беспомощно поджавшего ноги к груди. — Нет, серьезно, — продолжает он, принимая сидячее положение. — Ты единственный каждый раз отказываешься от алкоголя и газировки из всех, кого я знаю. Это странно. — Значит, ты знаешь мало людей, — язвит Чонгук. Возможно, это правда, но это не имеет к делу никакого отношения. Тэхен заметил это еще в самый первый раз, когда они втроем пришли на вечеринку к Сынчолю, и Чонгук отказался от водки с вишневым соком, потом от мохито, потом от простого спрайта, и весь вечер пил только воду из бутылки, которую принес с собой. Нет, конечно, Тэхен не осуждает, но когда все вокруг отрываются, празднуя лето и пользуясь сполна пробником свободной жизни, такие люди выглядят странно. Зачем он вообще тогда пошел с ними? С тех пор Тэхен замечал это каждый раз. Когда они заходили в кафе, им с Чимином приносили высокие стаканы с холодной колой, кубики льда просвечивали сквозь напиток, конденсат скатывался по стенкам, и можно было поверить в бога после первого же глотка, а Чонгук давился своим противным кисловатым апельсиновым соком и делал вид, что ему совсем не завидно. И вот сейчас снова. Тэхен почти уверен, что яблочный сок, который, наверное, лежал в холодильнике с тех пор, как этот самый холодильник купили (сделал это, кстати, дед Тэхена), по вкусу напоминает мочу, но Чонгук безропотно пьет, отказавшись от живительных напитков. И Тэхену… возможно, ему стоит просто уделять Чонгуку поменьше внимания. Но он не может. Это получается само собой. Сейчас лето, заняться нечем, а Чонгук — новое лицо. И он до сих пор почти ничего о нем не знает, кроме того, что тот его бесит. — Что, — он насмешливо улыбается, — мамочка не разрешает? — Тэхен! — охает Чимин возмущенно, пиная его по ноге, но Тэхен уже и сам понимает, что сморозил что-то не то, судя по лицу Чонгука. Он опускает взгляд, тоненькие пальцы крепче стискивают коробочку с соком, и он судорожно вздыхает, прежде чем ответить. — Моя мамочка, по крайней мере, не вырастила из меня козла, — сдавленно отвечает он, и Тэхен прищуривается. — О, Чонгукки, — вкрадчиво проговаривает он, — да ты себе льстишь. Все происходит за долю секунды — Чонгук размахивается, Чимин изумленно распахивает глаза, и не успевшему среагировать Тэхену прилетает упаковкой сока по груди. Она лопается, и липкая жидкость расползается по любимой тэхеновой футболке желтым пятном. Тэхен замирает, и его взгляд темнеет. Чимин ошарашенно открывает рот, пока Чонгук, испугавшись того, что сам сделал, медленно сползает с бака и отступает к выходу, огромными глазами неотрывно следя за Тэхеном, как олененок, наблюдающий за подкрадывающимся хищником. И вместо того, чтобы извиниться, он делает фатальную ошибку. — Выглядит так, как будто кто-то нассал, — тонким голосом блеет он, собрав, видимо, остатки своей смелости в кулак, и Тэхен багровеет от злости. — Ты сейчас сдохнешь, малой, — рычит он, бросаясь на Чонгука, и тот взвизгивает, выбегая из гаража. Тэхен нагоняет его быстро — он не успевает пробежать даже нескольких метров. Тэхен хватает его за руку, дергая на себя, и тот теряет равновесие. Он притягивает его почти вплотную, ослепленный своей злостью, потому что футболка начала высыхать и противно липнуть к груди. — Ты знаешь, я мог бы тебя избить прямо сейчас, — цедит он в его волосы. Он сжимает пальцы на его руках крепче, невольно подмечая, какие они хрупкие под огромными рукавами толстовки. Чонгук в этот момент поднимает голову, и Тэхен мгновенно теряется, разжимая пальцы и делая шаг назад. — У тебя… у тебя кровь из носа идет… Чонгук подносит дрожащую ладонь к лицу, прикасаясь к алой дорожке, текущей из носа, и переводит на Тэхена помутившийся взгляд. — Мне плохо, — хрипит он, по инерции хватаясь за его руки, чтобы не упасть. Тэхену становится страшно, и он оглядывается, словно надеясь найти ответ на пустынной пыльной улице. — Какого черта, — выдыхает он, когда Чонгук наваливается на него. Он оборачивается, находя взглядом открытую дверь гаража. — Чимин! Чонгук заметно вздрагивает от громкого крика, и Тэхену приходится приобнять его за талию, чтобы он не упал. Кровь капает на его футболку, от близости становится неловко, но все, о чем он может думать, это почему Чонгука так трясет, почему его сердце бьется быстро и почему он дышит так, словно вот-вот перестанет. Чимин выглядывает из-за двери гаража, но, увидев, что происходит, тут же бежит к ним, его лицо перекошено от испуга и злости. — Ты ударил его? — орет Чимин, когда добирается до них и отталкивает Тэхена. — Зачем ты ударил его, придурок?! Тэхен так теряется, что не может даже ответить нормально. Он только хлопает глазами, глядя на то, как Чимин прижимает ослабшего Чонгука к себе, одной рукой доставая телефон. — Эй, Чонгук, Чонгукки, тихо, — бормочет он, набирая номер. — Сейчас приедет скорая, подожди немного, хорошо? Они проходят мимо замершего посреди дороги Тэхена к гаражу, и Чимин оборачивается, прожигая его темным взглядом. — С тобой потом поговорим. Где-то спустя два часа, которые Тэхен проводит, сидя на низкой скамейке, возле двери гаража, Чимин возвращается из больницы. Он один, Чонгука с ним нет. Тэхен вскакивает со своего места, глядя на друга с беспокойством и неуверенностью. Чимин проходит мимо него, падая на скамейку и проводя ладонью по усталому лицу. Тэхен мнется, но потом садится рядом с ним. — Чимин, я не бил его, — тихо начинает он. — Клянусь, я только догнал его, и у него… — Я знаю, — перебивает Чимин, кладя ладонь на голую коленку Тэхена и ободряюще сжимая. — Я знаю, Тэхен, он мне рассказал. Воцаряется молчание, и Тэхен почему-то чувствует себя неловко. Он хочет спросить о Чонгуке, он переживает за него, как бы ни старался это отрицать. Чимин замечает его метания, конечно же, он замечает. — Да ладно тебе, — знающе улыбается он, но улыбка получается слабая, какая-то грустная. — Спроси, если хочешь. Тэхен устремляет хмурый взгляд на дорогу и складывает руки на груди. — С Чонгуком все хорошо? — бурчит он нехотя. Чимин хлопает его по той же коленке и встает. — Все хорошо. Я кофту заберу и домой пойду, окей? Поздно уже. Чимин уходит, а Тэхен продолжает сидеть у дверей гаража, глядя на свои смуглые ладони. Впервые за долгие годы их с Чимином дружбы Тэхен подозревает, что тот ему солгал.***
Чимин приносит на подносе три больших бургера, зеленый салат для Чонгука, молочные коктейли и картошку фри. Чонгук радостно хлопает в ладоши, сияющими глазами глядя на Чимина, и Тэхена это почему-то бесит. Он хватает с подноса свой бургер, с шумом разворачивая бумажную упаковку, и вгрызается в мягкую булку. После того случая со скорой прошло около двух недель, и если поначалу Тэхен был настороже, опасаясь, что Чонгуку снова станет плохо, то потом привык. Похоже, это был единичный случай. Наверное, мальчик просто перегрелся в своей дурацкой толстовке. Тэхен искренне не догоняет, зачем тупица их носит, очевидно же, что не фигуру скрывает, потому что джинсам в облипочку не изменяет, но пока у него хватает ума не спрашивать об этом. Чимин садится, ероша Чонгуку волосы, и тот широко улыбается, заставляя Тэхена скривиться, но никто не обращает на него внимания. Тэхен не знает, что ему не нравится. Не может объяснить. То, что Чонгук так улыбается? Или то, что он улыбается не ему? — Итак, — громко говорит он, потому что ему не нравится, когда на него не обращают внимание. — Чиминни, ты расскажешь нам о той красотке, с которой познакомился на пляже? Чимин таинственно ухмыляется, отпивая коктейль и откидываясь на спинку кресла. Глаза Чонгука, наполненные детским восхищением, следят за каждым его движением, и наблюдающий за этим Тэхен чуть ли не зубами скрипит от злости. Это его так бесит. Просто он привык к тому, что Чонгук всегда цепляется к нему, но в последнее время он стал более терпеливым и на подколки Тэхена реагирует только закатыванием глаз, и если раньше Тэхен только мечтал о таком, то теперь это его только больше бесит. Хочется ужалить посильнее, найти слабое место, вывести Чонгука из этого состояния равнодушия, даже если это означает снова начать с ним грызться. Тэхена бесит, что Чонгук к нему равнодушен. — Ну, мы встретились пару раз, — начинает Чимин, помешивая коктейль трубочкой, — а вчера поехали к ней. Ее родителей не было дома. Тэхен присвистывает, а Чонгук открывает рот. Глаза Чимина довольно блестят, и он кусает полные губы, грозящие растянуться в улыбку. — Офигеть! И как она? Давай подробности! — требует Тэхен, мгновенно забывая о всяких чонгуках и взволнованно подаваясь вперед, но чонгуки не терпят игнорирования и сразу дают о себе знать. — Не надо подробностей, хен, — робко просит он, и его щеки покрываются легким румянцем. — Ой, милашка! — пищит Чимин, сжимая его щеки ладонями и улыбаясь. — Мой ребенок такая милашка! Чонгук жалобно скашивает глаза на Тэхена, умоляя его о помощи, но тот только фыркает, снова откусывая свой бургер. Чимин, закончив умиляться, все-таки рассказывает о том, как это прошло, но о подробностях по просьбе Чонгука умалчивает. Они какое-то время обсуждают его девушку, потом говорят о пляжной вечеринке, которая должна пройти в ночь с субботы на воскресенье, потом Чимин заводит разговор о своем волонтерстве, и Тэхен снова включает режим недовольного на весь мир деда. Ему по-прежнему не нравится это волонтерство, но не потому, что работа в центре тяжелая или скучная, вовсе нет. Возможно, именно так он объясняет свое нежелание ходить туда друзьям, но сам понимает, что причина в другом. Ему сложно смотреть на этих людей. На людей, которым осталось несколько месяцев, или год, или пару лет. На людей, в амбулаторных картах которых написан смертельный диагноз, который не победить, от которого не убежать, который стал приговором для них и для их семей. От этого становится тесно в груди, и он невольно испытывает стыд за то, что, будучи абсолютно здоровым, не имеет никаких целей в жизни, никакой мечты, никаких достижений. Когда эти люди говорят о том, что бы хотели сделать, будь у них чуть больше времени, Тэхену становится мучительно горько, потому что времени у него полно, но он совсем ничего не хочет делать. Если он задумывается об этом, на душе появляется тяжелое чувство, а когда он в центре, он думает об этом постоянно, и тяжелое чувство не отпускает. Тэхен, если разобраться, просто жалок. Бегает от своей совести, от своих чувств, прячется от реальной жизни и защищается сарказмом и цинизмом, как будто имеет право на то, чтобы быть циником. Как будто он был знаком с трудностями, которые можно не пережить. Чонгук начинает разворачивать бургер только после того, как съедает свой салат. Он расправляет упаковку на столе, кладя на нее булку, а потом поднимает верхний слой, осторожно вытаскивая котлету и подталкивая ее в сторону Чимина, который без вопросов берет ее и откусывает, как будто это обычное дело. Тэхен наблюдает за его манипуляциями со скептическим лицом, и Чонгук замечает это и тут же подбирается, с вызовом вздергивая подбородок. — Что? — Это я должен спросить, — хмыкает Тэхен, красноречиво глядя на то, как Чонгук накрывает подобие бургера булкой, крепко ее прижимает и откусывает, злобно жуя. — Ты вынул котлету из бургера. — Поразительная наблюдательность. — Смысл бургера в котлете, — тоном мудреца заявляет Тэхен. — Неправда, — возражает Чонгук. — Смысла нет ни в чем. И уж тем более его нет в бургерной котлете. Тэхен переводит взгляд на Чимина, занятого перепиской со своей девушкой и не обращающего на них ни малейшего внимания. — Он вынул котлету из бургера, — говорит он ему, как будто это событие государственной важности. — Потому что он вегетарианец, — отрешенно отвечает Чимин, не отрываясь от своего телефона, и у Тэхена отваливается челюсть. — Ты вегетарианец? — ошарашенно переспрашивает он уже у Чонгука, и тот, давно привыкший, что за каждым вопросом Тэхена следует язвительный комментарий от него же, напряженно кивает. Они часто ели в кафе, но он не фокусировался на том, что Чонгук заказывает. Не замечал, что Чонгук действительно не заказывал мяса. Никогда. Тэхен хлопает ресницами, а потом фыркает, вложив в это фырканье столько яда, что, прикуси он язык, сам бы отравился. — Просто поразительно. Чонгук знает, что обязательно пожалеет, но все-таки интересуется: — Что поразительно? — Ты не куришь, не пьешь, не ешь вредную еду, вегетарианец. Вряд ли ты вампир, конечно, для Эдварда Каллена внешностью не вышел… — перечисляет Тэхен, подпирая щеку кулаком и окуная картошку фри в кетчуп. — … у тебя нездоровая зацикленность на вампирах, — бормочет Чимин себе под нос, но Тэхен игнорирует его. — Могу поспорить, ты еще и по утрам бегаешь, да? Пьешь три литра воды в день, ложишься спать в десять вечера… — …я каждый день гуляю с вами до одиннадцати, — вставляет Чонгук неуверенно, но Тэхен и его слова пропускает мимо ушей. — Планируешь дожить до ста? — насмешливо заканчивает он. — Не боишься, что жить надоест? Чимин поднимает взгляд от телефона, хмуро глядя на Тэхена. Атмосфера за столом неуловимо меняется после его слов, и Тэхен невольно напрягается. Он ожидает, что Чонгук съязвит в ответ, но тот смотрит на свой бургер, зажатый в обеих ладонях, и громко сглатывает. У Тэхена появляется неприятное чувство, что он пнул беззащитного котенка. — Хотел бы я, — тихо проговаривает он, — дожить до ста. Тэхену прилетает такой мощный удар по голени, заставляющий отвлечься от этой странной фразы, что он охает, сгибаясь и потирая пострадавшее место ладонью. Красноречивый взгляд Чимина говорит ему заткнуться прямо сейчас, и Тэхен сцепляет зубы. Не из-за Чимина, конечно, а потому что и сам понимает, что наговорил лишнего. — В любом случае, — нарочито бодрым голосом начинает Чимин, чтобы скорее замять ситуацию, — давайте обсудим план проведения викторины завтра в центре! Тэхен смотрит на него с подозрением, но Чонгук, обрадованный переменой темы, с энтузиазмом подхватывает обсуждение, принимаясь подкидывать идеи, и Тэхену ничего не остается, кроме как поддаться общей волне. О фразе Чонгука он благополучно забывает.***
— Слушай, надо поговорить, — начинает Чимин, когда они идут с пляжа. Мокрые босые ступни утопают в песке, и Тэхен сильно жалеет, что выбрал сегодня кеды, а не сланцы — ощущения будут адовые, когда он наденет обувь. Чонгука с ними не было, и его отсутствие ощущалось сильнее, чем Тэхену хотелось признать. Он уже привык к тому, что парень всегда вместе с ними, и без него чего-то словно заметно не хватает. Как не хватало бы руки, например. Или ноги. Или Тэхен уже окончательно поехал. — Слушаю, — с готовностью отвечает он. У него хорошее настроение — он любит море, любит лето, любит проводить время с Чимином — сегодня он выбил джек-пот. — Это насчет Чонгука, — сразу предупреждает Чимин. Хорошее настроение? Забудьте. — Он здесь, даже когда его нет, — раздраженно цедит Тэхен, и Чимин смотрит на него как-то устало. — Вот об этом я и хотел поговорить. Тэхен, ты же не такой противный… — Ну, спасибо, — язвит Тэхен. — …тогда почему ты ведешь себя с ним так? — Как? — Как говно, — рявкает Чимин, заставляя Тэхена вздрогнуть. Чимин немного старше него, и обычно мягкий и смешливый, но иногда, конечно, хорошо ощущалось, кто тут хен. — Чонгук — ранимый и впечатлительный. Это тебя не задевает то, что он говорит, а он потом долго грузится над каждой твоей тупой фразой, не понимая, что ты сморозил это просто потому, что у тебя отсутствует фильтр между мозгом и языком. — Он буквально назвал меня мудаком еще до того, как мы заговорили! — возмущается Тэхен, со злости пиная песок. — А напомнить тебе, из-за чего? — с готовностью парирует Чимин, но потом его голос смягчается. — Слушай, Тэхен, я ведь знаю, какой ты. И я знаю, что на самом деле ты не ненавидишь Чонгука так сильно, как хочешь это показать. Но он… ты и вправду делаешь ему больно. Пожалуйста, будь мягче. Тэхен пристыженно замолкает, глядя себе под ноги, и Чимин толкает его плечом. — Постараешься? Тэхен кивает. — Я постараюсь. После этого он действительно начинает стараться. Он не привык сдерживать свой яд, поэтому обычно окружал себя людьми, которые обладали противоядием, как Чимин, например, но, раз Чонгук не собирался никуда деваться, ему нужно было находить с ним общий язык, поэтому они, по мнению Тэхена, из состояния войны перешли в состояние хрупкого перемирия. Он не уверен, что Чонгук догадывается об этих всех военных статусах между ними, но Чонгук никогда первый и не лез к нему, обычно только защищался. Конечно, иногда они все равно переругиваются, но Тэхен следит за тем, чтобы из его рта не вылетало ничего откровенно оскорбительного. Из-за того, что он стал меньше говорить (гадостей), он начинает присматриваться к Чонгуку получше и замечать то, чего не видел раньше. Чонгук, на самом деле, довольно тихий, но если какая-то тема его интересует, то он очень жарко спорит, доказывая что-то или объясняя. Еще у Чонгука дома наверняка целая коллекция этих толстовок всех существующих пастельных цветов — серьезно, он каждый день в разных, Тэхен даже выбрал свои любимые (желтая с Гудетамой и серая с Тоторо). Тэхен видел его в футболках всего пару раз, когда Чимину вечерами удавалось уговорить его выбраться с ними на пляж, потому что днем он туда обычно не ходил. И, возможно, он пялился на его молочные, как у Белоснежки, чтоб ее, руки дольше, чем мог признать. Чонгук очень мало ест и редко смеется, но если его удается рассмешить, то его смех стоит всех усилий. Он правильный до скрипа зубов, и один раз, когда Тэхен при нем стащил несколько упаковок мармеладных мишек из магазина, он смотрел на него таким укоризненным взглядом, что Тэхен не выдержал и отдал этих мишек детям, играющим на площадке одного из дворов. Каждый раз, как они смотрели грустные фильмы, собираясь у Чимина дома, и Тэхен рыдал, не испытывая из-за этого ни капли стыда («стыдиться должен тот, кто не плачет, когда хозяин Хатико умирает»), Чонгук оставался невозмутимым. «Подумаешь, драма, — холодно комментировал он. — В жизни драмы больше». Тэхена удивляло это не потому, что Чонгука не трогала смерть хозяина Хатико (Чимин тоже не плакал, но то, что у Чимина нет души, уже давно известный факт), а то, что Чонгук похож на человека, который станет плакать даже над убитым пауком. А Тэхена вообще редко что удивляло, поэтому после этого Чонгук из статуса не очень близкого знакомого перешел в статус очень далекого друга, опять же, даже не подозревая об этом. В один из дней, когда они договариваются съездить на выставку цветов, которая недавно открылась у них в городе, потому что Чимин хотел присмотреть подарок своей девушке, Тэхен сильно ругается с родителями перед уходом. Он по классике громко хлопает дверью на прощание, отключает телефон и не знает, как успокоить бурлящую в груди злость. Ему бы лучше отказаться от похода с ребятами, потому что, если он злой, он обязательно найдет способ испортить всем настроение, но он поступает эгоистично и не отменяет встречу. Он идет к остановке, на которой они должны сесть на нужный автобус, очень надеясь, что Чимин сможет его как-нибудь отвлечь. Возле остановки он замедляет шаг, замечая, что Чонгук с Чимином уже там. — Ты не говорил ему? — доносится до него голос Чонгука, и он замирает. — Неа, — тут же отвечает Чимин, ковыряя носком кроссовка асфальт. — А должен был? Чонгук быстро-быстро качает головой, отчего его волосы взлетают вокруг головы. Немудрено понять, что говорят они о нем. Это только сильнее его злит. — Не стоит ему знать. — Не стоит знать чего? — холодно осведомляется он, и Чонгук вздрагивает, оборачиваясь и вылупляя на него испуганные глазищи. Он переводит взгляд на Чимина, явно ища у него помощи, и тот встает, кивая в сторону дороги. — Автобус наш подъезжает. Вперед. Он первым идет к нему, заходя в распахнутые двери, и Чонгук, бросив на Тэхена полный сожаления взгляд, шмыгает за ним. Тэхен стискивает зубы, чувствуя себя оставленным за бортом, когда следует за ними. Чимин всегда был его лучшим другом, но вот появляется Чонгук, и у них с Чимином обнаруживаются какие-то секреты от него, от Тэхена. И как он должен на это реагировать? Если бы это было аниме, Тэхен бы источал черную ауру. Чимин садится рядом с какой-то бабулей, а Чонгук садится у окна, с ожиданием и надеждой глядя на Тэхена, который проходит мимо него, с показательным видом усаживаясь возле мужчины и жалея об этом секунд через пять, потому что от мужчины воняет чесноком так, словно тот решил в одиночку справиться с кланом Вольтури, не меньше. Возможно, ему и вправду не стоило так часто пересматривать «Сумерки». Чонгук поникает, отворачиваясь к окну, но Тэхен делает вид, что ему все равно. Он достает телефон и наушники и до конца поездки погружается в свой мир, в котором нет друзей, имеющих от него тайны, и в котором очень сильно пахнет сраным чесноком. Прогулка по выставке получается короткой — Чимин чувствует накаленную атмосферу и старается справиться с покупками как можно быстрее. Его усилия оказываются тщетными. Тэхен не помнит, из-за чего они начали ругаться, но вот они идут в сумерках по пустынной улочке к остановке, которая находится чуть дальше, а вот они с Чимином стоят друг напротив друга, надрывая глотки. В этом виноват Тэхен. Он что-то сказал, Чимин не выдержал и ответил, Тэхен прицепился, и слово за слово разгорелась ссора. Чонгук стоит между ними, переводя испуганный взгляд с одного на другого и понятия не имея, что ему делать, — впервые он оказывается свидетелем, а не участником перепалки Тэхена. — Прекрати жаловаться на свою жизнь! — рявкает Чимин, подходя к другу почти вплотную. Он ниже Тэхена, но это даже не заметно — его глаза зло полыхают, рот искривлен от едва сдерживаемой ярости, и Чимин выглядит каким угодно, только не безобидным. Он больно тычет Тэхена в грудь после каждого слова. — Прекрати, черт бы тебя побрал! Ты счастливый сукин сын, тебе не на что жаловаться, ты слышишь? Даже родители ругаются с тобой, только когда ты ведешь себя откровенно по-уебански. Тебе, блять, не на что жаловаться! И если Чонгук бы не посмел сказать такому Чимину и слова, то Тэхен его ни капли не боится. Он так же зол, так же раздражен, он чувствует себя одиноко, ему кажется, что на него всем плевать, и это сводит с ума. Это, блять, сводит его с ума. — Да что ты знаешь о моей жизни? — цедит он. — Мне нахрен такая жизнь не сдалась! Да ты понятия не имеешь, как часто я думаю о том, что лучше было бы сдохнуть! Чимин прищуривает глаза и открывает рот, чтобы ответить, но ответ доносится со стороны Чонгука. — Не смей так говорить, — чеканит он. — Ты понятия не имеешь, что это значит. Ты говоришь, что хочешь умереть, но если смерть действительно будет рядом, ты изо всех сил будешь цепляться за жизнь. Тэхен удивленно приоткрывает рот, и Чонгук продолжает: — Ты ведешь себя так, словно у тебя есть десять запасных жизней, но это не так. После смерти у тебя ничего не будет. Никакого второго шанса. Чимин качает головой, отворачиваясь, а Тэхен быстро справляется с растерянностью. Под тяжелым взглядом Чонгука он чувствует себя неразумным мальчишкой, и ему не нравится это чувство. — Не вмешивайся, — рычит он, каждое слово пропитано ненавистью. — Ты, со своей гребаной правильной жизнью, не лезь ко мне, понятно? Ты-то, наверное, никогда не думал о смерти. Ты, наверное, и вправду планируешь жить до ста, стать каким-нибудь филантропом или хрен знает кем еще, надеешься, что сможешь изменить кого-то вроде меня своими умными речами, но знаешь что? Пошел ты нахрен. — Я не надеюсь тебя изменить, — голос Чонгука звенит, а глаза блестят — то ли от слез, то ли от злости. — Просто не говори об этом так легко. Смерть — это не легко. — Да срать мне! — взрывается Тэхен, белая пелена ярости застилает разум, не дает мыслить адекватно. — Господи, мне срать, сдохну ли я, сдохнешь ли ты… — он осекается, понимая, что сказал лишнее. Сказал не то, что хотел. Чонгук распахивает глаза и вздрагивает, как от тяжелой пощечины. — Вот как, — выдыхает он, делая шаг назад, а потом еще один, и еще. А потом он разворачивается, срываясь на бег, и его маленькая фигура исчезает в темноте. Тэхен поворачивается к Чимину, собираясь вслух повторить бесполезное «я не хотел», как ему прилетает жесткий удар в скулу. Чимин хватает его за ворот джинсовки, притягивая к себе, пока Тэхен пытается справиться со звоном в ушах. — Ты извинишься перед ним, — цедит он в его лицо. — Ты, блять, перед ним на колени встанешь, если он попросит. Ты сделаешь что угодно, чтобы он простил тебя за то, что ты только что тут сказал, мудак. Тэхен смотрит на него широко распахнутыми глазами, вцепляясь в его запястья. — Потому что Чонгук и вправду умирает, — безжалостно заканчивает Чимин, с силой отталкивая Тэхена от себя, и Тэхен пошатывается, падая на землю, но так и не находя в себе сил подняться.***
— Дай-ка я угадаю, — Чонгук выходит на крыльцо своего дома, спускается на одну ступеньку и садится рядом с Тэхеном, кладя ладони на колени. На нем сейчас шорты и майка, и Тэхен впервые видит так много его кожи. — Чимин тебе все рассказал, и ты, мучимый совестью, пришел молить о моем прощении. У Чонгука длинный белый шрам вдоль голени, маленькая татуировка в виде звездочки на щиколотке и синяки на сгибе локтей. — Как ты узнал, что я пришел? — глухо спрашивает Тэхен. Он смотрит на скучные черные шорты, сланцы, смотрит на тонкие сцепленные пальцы и хрупкие крылья ключиц, но не может заставить себя посмотреть в глаза, хотя знает, что Чонгук смотрит прямо в его лицо. — Двадцать минут смотрел на тебя из окна. Ты трус, ты в курсе? Тэхен хмыкает и кивает. — Ага. Они молчат некоторое время. Вина ощущается иголками под кожей, и Тэхен даже не пытается с ней справиться. То, что он сказал, было непростительно, и то, что это вышло случайно, его не оправдывает. — Я бы в любом случае извинился, — вдруг говорит он и, набравшись смелости, встречает взгляд Чонгука. Он жалеет об этом мгновенно — отвести его уже не получается. — И я прошу прощения. Мне жаль, Чонгук. Я и вправду жалею о своих словах. У Чонгука красивые глаза, добрые. Он смотрит на Тэхена понимающе, в нем нет ненависти. Тэхен впервые видит его настолько близко, и от этого почему-то ток бежит вверх по позвоночнику. Чонгук, если честно, похож на фею — от него исходит свет, который Тэхен так старательно пытался погасить все это время. — Я прощаю тебя, — легко говорит он, и это не просто слова, Чонгук действительно простил его. Вот так просто. Вопрос, из-за которого Тэхен не спал всю ночь, срывается на автомате: — То, что сказал Чимин, — правда? Чонгук усмехается, и в его глазах появляется усталость. Он первым отворачивается, переводя взгляд на тихую дорогу перед ними. — Смотря что он тебе сказал. — Что ты умираешь, — слова больно царапают горло, и Тэхен застывает в ожидании ответа. — Ну, он не соврал, — Чонгук улыбается с показной беззаботностью, цепляя ногтем корочку от ранки на коленке, и Тэхен всего на мгновение верит, что все хорошо, и Чимин соврал, только чтобы надавить на его совесть, — мы все медленно умираем. Тэхен со свистом выдыхает, чувствуя себя так, словно его больно ударили в грудь. И он все понимает. Сразу все понимает. Чимин не врал ему. — От чего? — У меня рак, — спокойно говорит Чонгук, и Тэхену… Ему хочется кричать от того, как звучит его голос. Он звучит смиренно. Он звучит так, как будто Чонгук давно все принял. Как будто уже сдался смерти. Тэхен не хочет верить, не хочет, не хочет. — Я не… — Тэхен пытается подобрать что-то, какие-то слова, но не может. Его пальцы немного дрожат, и это страшно. Ему по-настоящему страшно. Он не думал, что так может быть. Что так может быть, у того, кто ему… У того, кто ему дорог. — Я не знаю, что сказать, правда, — обессиленно выдыхает он, зарываясь пальцами в волосы и больно оттягивая пряди, чтобы привести себя в чувство. Сердце так колотится, и кажется, будто мир расходится под ногами, а Чонгук совершенно умиротворен рядом с ним. Словно сказал обычную вещь. Погода сегодня хорошая. Я не успел позавтракать. Я не сдал проект по основам безопасности. У меня рак. Тэхена тошнит. — Что говорят в таких случаях? — снова пытается Тэхен. — Мне не жаль, я не хочу тебя жалеть. Я не буду тебя жалеть, ты же сильный, так? Ты справишься. Какой смысл тебя жалеть? В центре нам говорили, что вас нельзя жалеть, и я… Я не… — слова превращаются в невнятную мешанину, путаются, вырываются хрипами, Тэхен не может думать ясно, не может осознать, и это кажется слишком странным. Все кажется слишком странным. Чонгуку же всего девятнадцать. Те, кому всего девятнадцать, не умирают. Они только начинают жить. — Тэхен, — Чонгук накрывает его ладонь своей, убирая руку от головы, аккуратно приглаживая волнистые мягкие пряди, и заглядывает в глаза, а потом грустно улыбается. — Не плачь. — О, — вырывается у Тэхена, когда он понимает, что действительно плачет, — все щеки мокрые, какой стыд. Во взгляде Чонгука так много понимания, так много нежности, и это не успокаивает, от этого только сильнее хочется плакать. Наверняка это не первый раз, когда он видит такую реакцию. Наверняка он уже от нее устал. — Почему ты сразу не сказал? — Зачем? Я не хотел, чтобы болезнь создала первое впечатление обо мне. Я надеялся подружиться, — Чонгук смеется. — Не думал же, что ты так сразу меня возненавидишь. И да, ты прав, не надо меня жалеть. Тэхен зло вытирает слезы свободной рукой, стараясь не думать о том, что Чонгук все еще сжимает его пальцы в своих. У Чонгука прохладная, мягкая ладонь. У Тэхена кожа грубее. — Как ты с этим справляешься? — невнятно произносит он. — Я не могу справиться с этим, как тебе удается? Чонгук словно ненароком кладет его ладонь на свою коленку, невесомо перебирая длинные пальцы. — У тебя руки красивые, — говорит он, опуская взгляд на их ладони. У Чонгука чуть шире, но у Тэхена намного крупнее. — У человека с красивыми руками не может быть уродливой душа. — Ты что, совсем дурак? — фыркает Тэхен, отворачиваясь, чтобы снова вытереть слезы. Невозможно смотреть на Чонгука и знать, что его собственное тело — бомба, и отсчет уже пошел. — Я уж надеялся, что ты начнешь со мной сюсюкаться, — улыбается Чонгук. Его пальцы легкие, нежные, осторожно гладят, будто успокаивают. Тэхен чувствует себя жалким, чувствует бесполезным. Ему стыдно, что он ревет перед Чонгуком, потому что у него, черт возьми, нет никакого права плакать. Он видел сотни больных людей в центре, но их лица были пустыми, он их не знал, и, по правде говоря, стоило ему выйти, как он тут же их забывал. Их истории трогали, вызывали жалость, но она была поверхностной. Невозможно сочувствовать каждому, невозможно разделить страдания каждого. Но Чонгука он знает. С Чонгуком они рядом уже полтора месяца, и какие бы слова они ни говорили друг другу раньше, они все равно сблизились. Тэхену не плевать на Чонгука. — Не дождешься, — голос Тэхена дрожит, и он, по правде, сам не понимает, как сможет продолжать относиться к нему по-прежнему. — Чонгук… — Все так же, Тэхен, — перебивает его Чонгук, серьёзно глядя на него. — Все так же, слышишь? Я такой же человек, каким был до того, как ты узнал. Моя болезнь — не моя особенность. Она просто… есть. Такова судьба. В глазах Тэхена снова появляются слезы, и Чонгук смеется, обнимая его за плечи. У Тэхена нет сил жалеть его. Он не желает жалеть его. Чонгук не заслуживает чьей-то глупой бесполезной жалости. — Я и вправду не перестану над тобой издеваться, — бормочет он сдавленно, и Чонгук затихает, обхватывая его лицо ладонями и вытирая влагу с щек, а потом солнечно улыбается, его глаза светятся, и Тэхен просто не может — не может — поверить в то, что он болен. Это невозможно. Как это может быть реальностью? Почему это должен быть Чонгук? — Надеюсь, что не перестанешь, — говорит он. — Ненавижу, как люди меняют отношение ко мне, когда узнают. — Что ж, тогда, эм… — Тэхен отстраняется и встает, глядя на него сверху вниз. — Может, чай мне предложишь? Или кофе там, я не знаю? Или вас в лесу, из которого ты вышел, не учат гостеприимству? — Могу предложить сходить к черту, — заливисто смеется Чонгук, взбегая по короткой лестнице и открывая дверь перед Тэхеном. — Хотя, погоди, зачем тебе идти к самому себе? — Ах ты засранец, — беззлобно поддевает Тэхен, проходя внутрь и незаметно стирая оставшиеся слезы.***
Marshmello, Bastille — Happier
Так начинается история их дружбы. Тэхен боялся, что болезнь Чонгука станет четвертым участником их компании, но с Чонгуком легко было об этом забыть. Тэхен провел достаточно времени в центре, чтобы у него сложилось свое мнение о тех, кто болеет раком. Есть те, кто старается улыбаться, но в чертах их лица чаще всего читается невероятная усталость. Она собирается в морщинах у рта, залегает в синяках под глазами, копится в потухших взглядах. Они маленькие и слабые, раздавленные своей болезнью, не видящие больше смысла улыбаться. Чонгук другой. Когда-то давно Тэхен спрашивал себя, есть ли в мире по-настоящему добрые люди. Делающие хорошее без всяких корыстных целей, а просто потому, что они такие. И Чонгук, он… он был воплощением этой доброты. Во всем, что он говорил, что делал, была видна эта обезоруживающая мягкость, и Тэхен так жалел о том, что столько времени отказывался это признавать. После того, как они с Тэхеном из состояния перемирия переходят в состояние абсолютного мира (Чонгук долго смеялся, когда Тэхен все-таки посвятил его в военные статусы между ними), он словно становится еще живее. Он начинает улыбаться больше, он постоянно шутит, его глаза светятся, и Тэхен порой не может отвести от него взгляда. Его болезнь кажется Тэхену не более, чем злой насмешкой, и он бы даже не стал злиться на Чонгука с Чимином, если бы они вдруг объявили, что просто разыгрывали его. Чонгук не похож на того, кто умирает. Тэхен так отчаянно отрицал эту правду поначалу, что в моменты, когда она давала о себе знать, его словно с силой прикладывали о землю после недолгого сладкого полета. Просто… Иногда Чонгуку становится плохо. Иногда у него идет кровь из носа, и Тэхен каждый раз теряется как в первый, паникует и не знает, что ему делать, чувствуя себя дерьмово из-за того, что Чонгуку, придерживающему у лица окровавленный ватный диск, приходится его успокаивать. Иногда Чонгук не может пойти с ними куда-нибудь, потому что ему нужно в больницу. Это реальность, и Тэхен учится ее принимать. Он перерывает всю информацию в интернете о больных раком (прочитанное так его поражает, что потом его тошнит, и он всю ночь рыдает в подушку, думая о том, через что Чонгуку приходится проходить), но он больше никогда не плачет при самом Чонгуке. Он больше не позволяет растерянности взять над собой верх, он больше не позволяет себе быть слабым и смотреть на Чонгука с болью во взгляде. Знание того, что он болен, меняет Тэхена. Он старается следить за тем, что говорит, он смотрит на вещи по-другому, он прислушивается к Чонгуку, запоминает его как запоминают хорошую историю, которую больше никогда не доведется услышать. Чимин начинает встречаться с Миной, той самой девушкой, с которой переспал на втором же свидании, и все чаще пропадает в ее объятиях, но теперь ни Чонгук, ни Тэхен не смеют на это жаловаться. Они проводят много времени вместе. После работы в центре Чимин убегает на встречи с Миной, а Тэхен с Чонгуком… Ну, они много чем занимаются. Тэхен показывает ему свое любимое место на вершине небольшого холма чуть в стороне от города, он везет Чонгука туда на своей старой машине, которую забрал из ремонта, и она два раза глохнет по пути, и ее приходится снова сдать в ремонт по приезде. Они устраивают марафон аниме студии «Гибли» у Чонгука дома, обложившись чипсами и колой (для Тэхена) и сырной нарезкой и соком (для Чонгука), и Чонгук страшно на него обижается, когда Тэхен не выдерживает и засыпает на середине «Унесенных призраками». Чтобы вымолить его прощение, Тэхен рисует его портрет. — Я не знал, что ты умеешь рисовать, — говорит Чонгук посреди процесса, позируя на своем заднем дворе. Ну, позируя — это громко сказано, он просто читает книгу, сидя на стуле напротив него. — Да я и сам не знал, — чешет голову Тэхен, рассматривая круг, который в перспективе должен стать лицом Чонгука. Круг в итоге обретает пять палок, одна из которых становится туловищем, а другие четыре — конечностями. Тэхен все пытается спасти ситуацию, когда спустя два часа Чонгук устает позировать и подходит посмотреть, а потом, перестав ржать, помогает Тэхену превратить неумелое подобие человека в огородное чучело, а пустой холст на фоне — в поле и ночное небо. — Я не знал, что ты умеешь рисовать, — восхищенно вздыхает Тэхен, и Чонгук красиво улыбается и подмигивает ему. — Во мне много сюрпризов. Тэхен смотрит в его глаза и думает — это точно. Думает — ты лучший человек, которого я знаю. Думает — это несправедливо, что ты должен умереть. Думает, что, наверное, нечестно по отношению к Чонгуку все мысленные цепочки сводить к смерти, но пока Тэхен не умеет по-другому. Он обещает себе научиться. Они зачитывают по ролям «Ромео и Джульетту», но меняют финальную сцену, потому что Чонгук говорит, что это чертовски глупо, что четырнадцатилетние подростки погибли по вине своих тупых семей, и Тэхен соглашается. Да, смерть подростков — это всегда очень глупо. Чонгук знакомит его со своим отцом и рассказывает о том, что его мать умерла еще при родах. Тэхен вспоминает то, что ляпнул про его маму еще в самом начале их знакомства, и так усиленно пытается не заплакать от стыда, что Чонгуку приходится десять раз повторить, что все в порядке. Они вместе ходят на пляжные вечеринки (в такие ночи к ним присоединяются Чимин с Миной), но Чонгук особо не танцует — слишком быстро устает для этого, и не пьет, конечно. Тэхен считает своим долгом не бросать его и сидит рядом с ним у общего костра, потягивая пиво. Чонгук уговаривает его пойти и повеселиться, но Тэхен только отмахивается — признаться в том, что просто находиться рядом с Чонгуком ему нравится гораздо больше, чем танцевать и купаться в чернильном океане, он не решается. Может, в другой раз. Иногда ему все-таки удается забыть о том, что количество «других разов» у Чонгука очень сильно ограничено. Они пекут пироги у Тэхена дома. Чонгук клянется, что, как и Тэхен, делает это впервые, но почему-то его вишневый пирог выглядит так, как будто его буквально сняли со страниц кулинарной книги, а яблочный пирог Тэхена даже собакам стыдно скармливать. Тэхен оскорбляется до глубины души, и Чонгук, пряча улыбку, пробует его пирог — ему удачно удается не скривиться и убедить друга, что, несмотря на внешний вид, это лучший пирог в его жизни. Он не дает Тэхену попробовать ни кусочка, забирая его с собой и говоря, что угостит отца, поэтому об этой маленькой лжи Тэхен не узнает. Впрочем, Чонгук очень скоро жалеет об этом — Тэхен, поверивший в свои навыки прирожденного пекаря, начинает таскать ему пироги чуть ли не каждый день. От отравления, которое бы неминуемо настигло бедного мальчишку, спасает Чимин: тот прямо заявляет другу, что говно все его пироги, и вообще лучше бы он в центре помогал с таким же энтузиазмом, с каким пытается приблизить Чонгука к могиле. Чонгук боится, что Тэхен обвинит его во лжи, но он только ржет. — Ты чего мне сразу не сказал, что это не вкусно? Вот пиздец, а я-то думал, че родаки так кривятся, когда едят, как будто я им крысу скармливаю. — Так что же ты, сам не пробуешь того, что готовишь, что ли? — удивляется Чонгук, и Тэхен снисходительно улыбается. — Я, милый мой, не настолько рисковый. Когда Чонгуку хочется поплавать, он зовет Тэхена на маленький уединенный кусочек побережья, спрятанный между скал. О нем мало кто знает, ну, или просто ленятся ходить, и Чонгук влюблен в это место. Если они решают идти туда, они сразу берут запас еды, чтобы провести там целый день. Вода возле берега прозрачная, сверкает в лучах солнца, — на общих пляжах такой не бывает. Чонгук не плывет далеко, обычно просто лежит на мелководье, иногда забирается на крупный плоский камень, уходящий в воду. Убирает влажные волосы, подставляет светлое лицо солнцу и прикрывает глаза, откидываясь назад и опираясь на согнутые в локтях руки. Тэхен в такие моменты не может на него насмотреться и почти искренне удивляется, когда опускает взгляд вдоль его тела и видит обычные человеческие ноги, а не русалочий хвост. Тогда он горько жалеет, что не умеет рисовать, потому что несколько фотографий, сделанных тайком, не в силах передать эту волшебную атмосферу, которую Чонгук создает одним своим существованием. Несколько раз Тэхен возит Чонгука в больницу. Чонгук ведет себя легко в такие моменты, словно просто нужно кровь сдать или освобождение от физры получить, но Тэхен не может справиться с напряжением, которое сковывает его по рукам и ногам в эти часы. После больницы Тэхен привозит его к себе и готовит ему свежевыжатый сок и салат из свежих фруктов, и Чонгук благодарно ему улыбается, и он ловит себя на мысли, что сделает ради этой улыбки что угодно. Родители Тэхена без ума от Чонгука. Они не говорят прямо, но они явно довольны тем, как Тэхен меняется после того, как начинает общаться с «этим чудесным мальчиком». Чимин оскорбляется. — Госпожа Ким, я с Тэхеном уже лет пятнадцать дружу, что вы скажете о моем влиянии? — с вызовом интересуется он, и госпожа Ким улыбается. — Чиминни, золотой, твое влияние неоценимо — я никогда не устану благодарить тебя за то, что ты убедил Тэхена перестать носить кроксы и дырявую джинсовку своего деда. Чимин, вроде, доволен ответом, Чонгук, судя по тому, как он сдерживает смех, еще более доволен, а Тэхен обещает им купить пару кроксов — нечего над ним ржать. Чонгук заявляет, что откажется от общения с ним, если он будет их носить, и зарабатывает себе еще десяток баллов в глазах госпожи Ким. Теперь Тэхен относится к работе в центре спокойнее. Раньше эти люди были похожи на инопланетян для него — пока он беспокоился о том, чтобы его не поймали с украденными сигаретами, они беспокоились о том, как продлить свою жизнь еще хотя бы на день. Но теперь он смотрит на них по-другому. Не держится на расстоянии, не реагирует на них с холодной вежливостью и отторжением, не смотрит со снисхождением. Тэхен становится терпимее, выслушивает, если какой-то леди хочется в сотый раз пожаловаться на то, что ей некому отдать кошку, которая неизвестно что будет делать после ее смерти; развлекает подростков, помогает совсем ослабевшим мужчинам, которым бы лучше уже не выходить из дома, но которые все равно приходят в этот центр. Для многих он стал вторым домом, и Тэхен учится быть гостеприимным хозяином. Чонгук меняет его. Он не делает ничего особенного, не задвигает всяких философских речей, не рассуждает на тему жизни и смерти, не пытается читать Тэхену нотации, если снова видит, как тот закуривает сигарету. Чонгук просто сам по себе такой светлый, что Тэхен старается стать лучше, чтобы быть достойным его. Чтобы иметь право на его дружбу. Он всегда ходил, гордо задрав нос и руководствуясь правилом, что те, кому ты нужен, будут принимать тебя и таким, поэтому срал на просьбы перестать вести себя как мудак. Но правда в том, что Чонгук действительно принимает его таким, какой он есть, и именно это заставляет его меняться. Чонгуку не нужно ничего просить — Тэхен все дает сам. Но они никогда не говорят о болезни. Тэхен не спрашивает Чонгука, сколько ему осталось. Не спрашивает ничего о лечении и о том, помогает ли оно. Он не задает этот вопрос отцу Чонгука, не задает его Чимину, даже самому себе не задает. Он просто наслаждается тем, что Чонгук рядом с ним, что он улыбается, смеется, обнимает его, когда эмоции его переполняют. Он наслаждается тем, что Чонгук — живой, и это, по сути, такая мелочь — быть счастливым от того, что кто-то просто существует, но на самом деле ничего ценнее быть не может.***
Тэхен возится со своей машиной в гараже, пока Чимин сидит на стуле рядом, подавая ему нужные инструменты. В последнее время они редко остаются наедине, и сегодня, когда Мина уехала с родителями к бабушке в соседний город, а Чонгук остался помочь отцу с чем-то, они воспользовались шансом и снова засели в гараже. На улице страшная жара, и Тэхен в который раз мысленно благодарит себя за то, что ему удалось уговорить родителей купить в гараж кондер. Ну, и родителей тоже. За то, что купили. — Я не понимаю, — говорит Тэхен, высовываясь из-под машины. — Я, конечно, не эксперт, но после химии у всех выпадают волосы. Чонгук только начал ее делать? Или что? Он более устойчивый? Взгляд Чимина тяжелеет, когда он подает Тэхену нужный ключ и делает глоток пива, сжимая горлышко свободной рукой. — Почему бы тебе не спросить у него самого? — спрашивает он, и Тэхен пожимает плечами, вновь скрываясь под машиной. — Каким образом? — он повышает голос, чтобы Чимину было лучше его слышно. — Эм, Чонгукки, а ты не скажешь, как так вышло, что у тебя такие густые локоны? Это парик? — Мудила, — Чимин больно пинает его в бедро, и Тэхен охает, высовываясь, чтобы укоряюще посмотреть на друга. — Если спросишь так, Чонгук плюнет в твою колу. — Ну, это будет непрямой поцелуй, и если ты думаешь, что мне будет противно, то ты ошибаешься. — Ты мерзкий, — констатирует факт Чимин. Он дожидается, пока Тэхен снова вылезет из-под машины и сядет. — Ты закончил? Тэхен кивает, вытирая покрытые маслом ладони о рабочие штаны, а потом замечает выражение лица Чимина и серьезнеет. — В чем дело? Чимин протягивает ему открытую бутылку пива, и Тэхен благодарно кивает, сразу делая несколько глотков. Прохладное пиво приятно остужает, и он блаженно стонет, откидываясь спиной на машину. — Тэхен, у Чонгука не выпадают волосы от химии, потому что он ее не делает, — прямо говорит Чимин, и Тэхен давится пивом. Оно льется через нос, и Тэхен утирает лицо запястьем, ошарашенно глядя на невозмутимого друга. У Чимина есть способность сообщать страшные вещи абсолютно хладнокровно, и от этого, почему-то, они кажутся еще более страшными. Хорошо, что он не врач, — если бы он так сообщал о смерти пациента родным, то те бы вскрывались прямо в больничном туалете. — Что ты сказал? — хрипит Тэхен, откашлявшись. — В каком смысле не делает? Чимин пожимает плечами, покачивая ногой. Он кажется спокойным, но его лицо сосредоточено, губы поджаты, и Тэхен знает его достаточно долго, чтобы понимать, что так он скрывает разрывающие его изнутри чувства. И чаще всего это плохие чувства. — В прямом, Тэхен. Чонгук отказался от химиотерапии, — Чимин переводит на него потемневший от сожаления взгляд. — Помнишь, в тот день, когда вы с госпожой Ким ездили в другой город по каким-то делам? Мы с Чонгуком и его отцом ходили в больницу. В прошлый раз химия ему не помогла, и в этот раз… Он решил отказаться. Тэхен вскакивает, глядя на Чимина со смесью страха и раздражения. — Почему ты мне не сказал?! — восклицает он, и Чимин невесело усмехается. — Чонгук попросил. Но, даже если бы я рассказал раньше, что бы ты сделал? Собственный отец не может уговорить его поменять свое решение. Тэхен стискивает руки в кулаки и клацает зубами так, что они начинают болеть. — А я — уговорю. Он ждет, что Чимин начнет спорить, но нет. Это не вызов, и Чимин понимает это. Это обещание. Он встает, кладя ладонь на его плечо, и заглядывает в его лицо с мольбой, которую Тэхен видит впервые и которая поражает его до глубины души. — Пожалуйста, Тэхен. Пожалуйста, уговори его.***
— Эй, Тэхен-а… — начинает Чонгук, широкая улыбка появляется на его губах, но она меркнет, стоит ему увидеть выражение лица Тэхена. Он не медлит, хватает Чонгука за руку, поднимаясь в его комнату, ориентируясь в доме как в своем собственном, и запирает за ними дверь, пихая его на кровать. Чонгук садится, огромными глазами глядя на тяжело дышащего парня и неуверенно хихикая. — Ты же не собираешься предложить мне переспать? — Заткнись, черт возьми, — рычит Тэхен, подходя ближе и кладя ладони ему на плечи, склоняясь к его лицу. — Какого хрена ты отказался от химиотерапии? Чонгук выдыхает, опуская взгляд, его ресницы дрожат, и он открывает рот, не зная, что сказать. Тэхен встряхивает его, пытаясь добиться ответа, и его, по правде говоря, разрывает от бессилия и злости, он все еще не научился контролировать это. Не дождавшись от него ни слова, Тэхен падает перед ним на колени. — Ты не можешь так поступать, Чонгук, — отчаянно выпаливает он. — Не поступай так. Не отнимай у меня дни, которые мы можем провести вместе. Чонгук вскидывает на него влажный взгляд и хмурится. — Ты не понимаешь, о чем говоришь, Тэхен. Ты понятия не имеешь. — Так просвети меня, — цедит Тэхен. — Давай, расскажи мне, почему лучше отказаться от единственного шанса на спасение и предпочесть умереть? Чонгук скидывает его руки с плеч и встает. Тэхен тут же поднимается вслед за ним, не отрывая взгляда от его побледневшего лица. — Шанс вылечиться после химиотерапии повысится на тридцать процентов, — говорит Чонгук. — На тридцать, слышишь? Это то же самое, что ничего. — Это лучше, чем стопроцентная смерть! — рявкает Тэхен, и Чонгук вздрагивает, а потом хмурится. — Химия может убить меня еще раньше, чем рак! — не сдержавшись, кричит Чонгук, и Тэхен отступает, когда младший делает шаг ему навстречу. — Ты и представить не можешь, каково это, Тэхен, я просто… на время химии я просто превращусь в подобие человека, — он вдруг сдувается, опуская плечи, и его голос становится слабее. — Я не хочу. Я не могу. С тобой я только начал наслаждаться жизнью, но я больше не смогу ничего из этого. У меня не будет сил. И самое ужасное, что я могу пройти через курс, но это, скорее всего, никак мне не поможет. Только заберет последнее время и последние возможности жить нормально. Тэхен изумленно смотрит на него, и вся собственная злость испаряется. Впервые его настолько поражает осознание того, что Чонгук действительно болен. То, каким он кажется внезапно маленьким, сломленным, режет прямо по сердцу не хуже ножа. Чонгук поднимает на него беспомощный взгляд, но не плачет, хоть губы у него и дрожат. Тэхен подходит к нему, осторожно касаясь талии, обхватывая ее руками и притягивая к себе. Чонгук прячет лицо на его плече, и Тэхен прижимается щекой к его виску. — Послушай меня, Чонгук, хорошо? — начинает он, старательно подбирая слова. Чонгук затихает, прислушивается к нему. — Ты прав, я не представляю, каково это — проходить через химию. Но я не могу позволить тебе сдаться, не опробовав все возможные пути к спасению. Курс может подарить тебе жизнь. — А может забрать, — бормочет Чонгук, и Тэхен отстраняет его от себя, заглядывая в глаза. — А может подарить, — упрямо повторяет он. — И если ты будешь продолжать отказываться, я силой отведу тебя в больницу. — Это незаконно, — шмыгает носом Чонгук, но Тэхен даже не думает улыбаться. Он всматривается в его красивое лицо, и что-то внутри него дрожит, как будто проводят пальцами по струнам гитары. Он еще никогда такого не ощущал, но ему нравится это чувство, и он боится его потерять. Он боится потерять Чонгука. — Я эгоист, — шепчет вдруг он, накрывая щеку Чонгука ладонью, и тот распахивает глаза в немом изумлении, вскидывая руку и касаясь его запястья, но не отстраняя его от себя. — Я такой эгоист, но я не могу позволить тебе умереть. Я хочу, чтобы ты жил, чтобы ты и дальше был со мной. Чонгук с силой прикусывает нижнюю губу, и кажется, что он вот-вот не сдержится и заплачет, но он не позволяет себе слез. И тогда Тэхен, встречая его полный безумной надежды взгляд, дает самое сложное обещание в своей жизни: — Я не дам смерти забрать тебя у меня, Чон Чонгук. И Чонгук знает, что в его словах нет смысла, но все равно позволяет себе в них поверить.***
— Эм, знаешь, честно говоря, — Тэхен сглатывает горьковатую слюну, — я боюсь иголок. Ээ… не очень приятное зрелище. Конечно, я пройду через это испытание, но, эм, надеюсь, ты ценишь это. То, на что я иду ради тебя. Чонгук расслабленно сидит в кресле, откинувшись на спинку и глядя на него с насмешливо приподнятыми бровями. Его правая рука лежит на специальной стойке, и от системы к вене ведет тонкая трубка. Кончик иглы с помощью одного легкого движения медсестры исчезает под кожей, и Тэхен прикрывает глаза. — Меня сейчас вывернет, я клянусь, меня вывернет. — Ты зеленый, — Чонгук едва сдерживает смех. — Ээ… да, спасибо, это все потому что я предпочитаю зеленый чай, — мямлит Тэхен, нервно постукивая пальцами по своей коленке. — Господи, поверить не могу, что ты такой тупой. — На твоем месте я бы проявил чуть больше уважения к тому, кто разделяет с тобой эту тяжелую участь! — возмущенно восклицает Тэхен, поворачиваясь к нему, но его взгляд снова притягивается к системе, и он торопится отвернуться. Противная волна тошноты снова подступает к горлу. — Ничего ты не разделяешь, идиот, — хмыкает Чонгук. — Ты сидишь и ноешь, хотя химию делают мне. — Ну и отстань тогда, — отмахивается Тэхен, доставая телефон и подключая наушники. Он отдает один Чонгуку не глядя, продолжая сидеть спиной к нему, и включает один из своих плейлистов. Они слушают песни, наблюдая за другими пациентами, за снующими туда-сюда медсестрами, за суетой, которая тут не стихает ни на мгновение. Чонгук зарывается пальцами в волосы на его затылке, почесывая, как собаку. Тэхен усмехается, бросая на него взгляд через плечо, и Чонгук слабо улыбается ему в ответ. — Меня это успокаивает, — тихо оправдывается он. Тэхен откидывается на спинку стула, подставляясь под его руку, и говорит, прежде чем отвернуться обратно: — Меня тоже. Скоро Чонгук устает держать руку на весу, и Тэхен кладет голову ему на бедра, неудобно сгибаясь на своем стуле. Чонгук улыбается шире, когда Тэхен ловит его взгляд, и снова начинает перебирать его волосы. — У тебя будет болеть спина, — замечает Чонгук. Его руки мягкие, прикосновения — ласковые, и это убаюкивает. — Не будет, — сонно бормочет он. — Просто продолжай. Мне нравится то, как ты влюблен в мои волосы. Чонгук тихо смеется, и его мелодичный смех вторит музыке, звучащей в наушниках. — Они такие мягкие, — говорит он. — Кудрявятся. — Это не кудри, — недовольно поправляет его Тэхен, приоткрывая один глаз. — Это волны. — Успокаивай себя, — насмешливо улыбается Чонгук, и Тэхен мстительно кусает его в место над коленкой, заставляя подпрыгнуть. — Тэхен! А если у меня иголка из вены вылетит, ты вставлять будешь? — Я могу вставить, — растягивает губы в похабной улыбочке Тэхен. — Только не иголку и не в вену. Чонгук закатывает глаза, слабо хлопая его по щеке. Им сидеть тут несколько часов. А потом Чонгуку три недели отходить от последствий, сдавать анализы на лейкоциты и повторять процедуру. Потом снова, и снова, и снова. Шесть раз ради гребанных тридцати процентов. «Вас будет тошнить очень сильно, — сказал ему врач. — Вам будет плохо, будет болеть голова, слабость, отсутствие аппетита. Волосы выпадут». («Ничего страшного, — подбодрил его Тэхен, — зато мне больше не нужно будет зеркало — смогу в твою лысину смотреться»). Тэхен не может никак ему помочь. Не может облегчить его страдания, черт, если бы была хоть малейшая возможность, он бы забрал себе всю его боль. Он может просто быть рядом. И Чонгук, конечно, не жалуется ему. Ни одного слова о том, как ему плохо, как тяжело двигаться, как хочется просто поесть чего-нибудь так, чтобы его не вывернуло наизнанку. Он не жалуется, потому что Тэхен и так все понимает. Он не желает, чтобы отец, Чимин, кто угодно смотрел на него сочувствующе. Он хочет просто быть обычным парнем. А потом его снова рвет, и Тэхен убирает его волосы с лица, и, его мечта становится гораздо проще — он хочет, чтобы его перестало, наконец, тошнить.***
Дверь Тэхену открывает отец Чонгука. Увидев его, он приветливо улыбается, отходя в сторону и пропуская его внутрь. Тэхен кланяется и заходит в дом. — Здравствуйте. — Привет, Тэхен-а, — отвечает мужчина. — Хорошо, что ты пришел. Чонгук у себя, он неважно себя чувствует, а меня срочно вызвали по делам. Побудешь с ним? Тэхен с готовностью кивает. — Поэтому и пришел. Попросил друга подменить меня в центре сегодня, — он разувается, ногой отталкивая кроссовки в сторону. Отец Чонгука хлопает его по плечу, глядя на него с теплотой во взгляде. — Спасибо тебе. Тот смущенно хмыкает и отводит взгляд. — Это ничего, — бормочет он. Мужчина уходит, и Тэхен поднимается наверх, прямиком в комнату младшего. Дверь немного приоткрыта, и он заглядывает внутрь. Чонгук лежит на кровати пластом, уставившись в потолок. — Эй, привет, — зовет он, и Чонгук поворачивает голову, слабо улыбаясь. — Привет, — устало отвечает он. Тэхен входит, становясь возле кровати. — Подвинешься? Чонгук отодвигается к другому краю, поворачиваясь на бок, лицом к нему. Тэхен забирается на кровать, прикасаясь к его бледной, запавшей щеке. — Выглядишь отпадно, красавчик, — говорит он, но тону недостает язвительности. Чонгук закатывает глаза. — Пошел ты, — слабо парирует он. — Тебе совсем хреново? — тихо спрашивает он, и Чонгук хмыкает. — Да, бывало и получше. Тэхен смотрит на него с нежностью, проводя ладонью по волосам, но нежность превращается в панику, когда на пальцах остается прядь. У Чонгука нет сил даже испугаться, он только закрывает глаза, крепко жмурясь. — Уходи, пожалуйста, — шепчет он дрожащим голосом, не видя, как на лице Тэхена появляется упрямое выражение. Он скатывает волосы в комок, откидывая на тумбочку, и двигается ближе к нему, почти касаясь его носа своим. — Не смей меня прогонять, — настойчиво произносит он. — Не смей, слышишь? Не трать на это свои силы. Я все равно не уйду от тебя. — Это ужасно, — Чонгук словно и не слышит. — Я блюю каждую чертову минуту, а тогда, когда не блюю, моя голова разрывается. Мои волосы выпадают клочьями, и мне так страшно. Разве я не противен тебе? Разве тебе не мерзко смотреть на меня такого? Тэхен хмурится. — Ты никогда не будешь мне противен. — Но почему? — с едва сдерживаемым отчаянием спрашивает он, так и не открывая глаз. — Потому что я люблю тебя, — просто отвечает Тэхен, и Чонгук распахивает глаза, и они наполняются слезами. — Что ты несешь? — ошарашенно выдыхает он, бегая взглядом по спокойному лицу Тэхена. — Не говори этого. — Почему нет? — Тэхен не знает, как ему удается сохранять ровный голос, потому что его сердце колотится как сумасшедшее. Он не жалеет о своих словах и не сомневается в них. Впервые за долгое время он сказал то, что действительно хорошо обдумал, и он ни за что не возьмет это назад. — Это ведь правда. — Ты не можешь… — мямлит Чонгук, и слезы начинают течь по его щекам, но его собственное тело стало преградой, из-за которой он не может даже подняться, не может увеличить расстояние между собой и Тэхеном. А ему нужно. Нужно его увеличить. Нужно было с самого начала. — Боже, ты не… Пожалуйста, просто уйди, ладно? Уходи, Тэхен! Он уже откровенно рыдает, но Тэхен не двигается с места, вглядываясь в его глаза, полные отчаянной боли. — Назови мне причину, по которой я должен уйти, — говорит он. — Скажи, почему я не могу тебя любить. И если это разумная причина, то я тебя послушаю. — Тэхен, — Чонгук беспомощно всплескивает руками, яростно вытирая слезы с щек. Он не плакал, когда узнал о диагнозе, когда проходил обследования, когда терпел боль, когда переносил последствия химии, но теперь ревет как ребенок просто от взгляда Тэхена. — Ты же видишь… меня. Я беспомощен. Я не могу ходить с тобой на классные свидания, не могу тусоваться с тобой на вечеринках, я даже сексом с тобой заняться не могу! Я не… — Это все глупые причины, — хмыкает Тэхен. — Похожи на отговорки. Если не любишь меня — скажи прямо. Поверь, я переживу. — Я могу не пережить! — повышает голос Чонгук. — Я могу умереть, понимаешь? Я не хочу, чтобы тебе было больно из-за меня… Он не выдерживает, накрывая лицо дрожащими ладонями, и его плечи вздрагивают от судорожных рыданий. Тэхен вздыхает, обнимая его, притягивая к себе и снова гладя по голове, только теперь осторожнее, стараясь не цеплять пряди. — Послушай меня, Чонгук, — убедительно просит он. — Мне будет больно в любом случае. Будем мы встречаться или нет — это уже не важно. Я уже люблю тебя. Если с тобой что-то случится, боли мне не избежать. Так не лучше ли использовать это время по полной? И потом, ты не умрешь. Я не позволю тебе умереть. — От тебя тут ничего не зависит, придурок, — Чонгук пытается его оттолкнуть, но Тэхен держит крепче. — Зависит. Я продал душу дьяволу ради этого. Чонгук ошеломленно икает, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть в его лицо. В его глазах, круглых и покрасневших от слез, блестит испуг. — Ч-что? — едва слышно спрашивает он, и Тэхен не сдерживает улыбки, чмокая его в кончик сопливого носа. — Я пошутил. Чонгук смотрит на него как на идиота, и Тэхен становится серьезнее. — Чонгук, я тебе в чувствах признался, — говорит он, и Чонгук тут же отводит взгляд. — Если ты чувствуешь то же самое, то скажи. И если нет, то все равно скажи. Не жалей меня. — Я не стал бы тебя жалеть в любом случае, — бормочет Чонгук, вцепляясь пальцами в ворот его футболки. Он долго молчит, вглядываясь в его глаза в поисках ответов на какие-то свои вопросы, а потом, видимо, находит то, что искал. Он жмурится как перед прыжком и втягивает воздух носом, прежде чем ответить, спокойнее и увереннее: — Я тоже люблю тебя, Тэхен. Взгляд Тэхена зажигается, и его сердце под ладонью Чонгука начинает сходить с ума. И когда Тэхен касается его губ, целуя его с такой аккуратностью, словно он создан из хрусталя, Чонгук не может сдержать слез. Тэхен просто целует его, а такое чувство, будто всаживает лезвия в них обоих, и это чертовски больно, но правда в том, что Чонгук не хочет, чтобы он останавливался.***
Marshmello, CHVRCHES — Here With Me
Так начинается история их любви. Чонгук, и так ослабленный после химиотерапии, быстро засыпает, и Тэхен еще долго лежит рядом с ним, изучая взглядом умиротворенное лицо. Он кажется таким спокойным во сне, что осознание того, через что он проходит в жизни, становится далеким, нереальным. Тэхену двадцать лет, и он, конечно, встречался с разными людьми, когда-то даже думал, что влюблен, страдал, воображал себя настоящим Ромео с разбитым сердцем. Только сейчас он понимает, насколько все тогда было несущественным. По сравнению с тем, что он чувствует к Чонгуку, несущественным кажется все. Тэхен не хочет думать над тем, как бы все было, если бы Чонгук не был болен. Смог бы он вообще побороть свою гордыню и наладить с ним отношения? Смог бы взглянуть на него по-другому? Это уже не имеет значения теперь. Правда в том, что у Чонгука рак, и что Тэхен его любит. Не из-за того, что ему жалко мальчишку, и жалость эта уродливым способом превратилась в любовь, не из-за того, что Тэхен желает скрасить, возможно, последние дни его жизни, а просто… Ну, просто потому, что это Чонгук. Потому что он красивый, даже несмотря на то, что потерял около десяти килограмм после химии, даже несмотря на то, что его густые волосы, которыми Тэхен так восхищался, выпадают, даже несмотря на то, что он теперь гораздо реже улыбается той улыбкой, в которую когда-то Тэхен и влюбился. Потому что он сильный, потому что работал в центре и утешал всех, кто нуждался в этом, несмотря на то, что утешение ему самому нужно было не меньше. Потому что он добрый, потому что мгновенно и безоглядно простил Тэхена, потому что не проклинает остальных за то, что они здоровы, пока он сам вынужден бороться за свою жизнь, потому что ему не нужны поводы, чтобы помочь другим, и не нужно признание за это. Потому что он веселый, потому что он не жалуется не из-за того, что жаловаться не на что, а из-за того, что хочет защитить своих близких от боли, потому что он старается улыбаться, даже когда хочется плакать, потому что… Тэхен мог бы продолжать бесконечно, но это все просто слова, и они тоже уже не имеют значения. Тэхен не умирает, у него-то уж точно вся жизнь впереди, но он удивляется тому, как мало вещей в этой жизни по-настоящему значимы. Он думает о том, что заставляет других людей беспокоиться. О том, что заставляло когда-то беспокоиться и его. То, что родители постоянно придираются. То, что экзамены опять завалены. То, что с работы выгнали, девушка бросила, муж изменяет. Все это — тяжело, но со всем этим можно справиться. Теперь, теперь-то он понимает, что справиться действительно можно с чем угодно, если только у тебя есть время. Справиться можно с чем угодно, кроме смерти. И смерть, настоящая, вполне реальная, сидит вместе с ними в этой комнате, жадно вслушиваясь в прерывистое дыхание Чонгука и дожидаясь момента, когда сможет забрать последний вздох с его губ. А Тэхен только крепче его обнимает, чувствуя, как даже во сне мальчишка прижимается к нему ближе, прячется в его руках, и ему хочется показать смерти язык. Я ни за что его тебе не отдам, хочется сказать ему. Пусть он и знает, что, на самом деле, он смерти не соперник.***
Когда отец Чонгука возвращается, Чонгук все еще спит. Тэхен спускается вниз, кивая на его приветствие. — Попьешь чай? — спрашивает мужчина, моя руки в кухонной раковине и наполняя чайник водой из фильтра. — Чонгукки спит? Тэхену не хочется чая, но он все равно кивает. — Да, на оба вопроса. Он садится на стул, глядя на спину мужчины, возящегося у плиты. Тэхен чувствует себя каким-то вымотанным, несмотря на то, что просто лежал рядом с Чонгуком все это время. Слова о любви в его случае наложили на него ответственность, с которой он должен справиться. Любить Чонгука значит быть спокойным, быть уверенным, успокаивать его, не позволять себе паниковать, не срываться. Любить Чонгука — значит принять боль еще до того, как она даст о себе знать, потому что иначе она настигнет оглушающей волной, собьет с ног и больше не позволит подняться. Любить Чонгука значит никогда не винить его в том, что их свидания будут ограничены стенами больницы, что даже поцелуи — это порой слишком тяжело, что для романтики места нет, потому что все место занимают попытки выжить. — Все в порядке? — спрашивает отец Чонгука, заливая кипяток в две кружки и окуная в воду чайные пакетики. Он разворачивается к столу, и Тэхен поднимает на него уверенный взгляд. — Господин Чон, я признался Чонгуку в любви, — говорит он, и мужчина так и застывает с кружками в руках и изумленно приоткрытым ртом. — И я хочу попросить вашего одобрения. Он качает головой, невесело усмехаясь и садясь на стул напротив него. — Ты что, из прошлого века, Тэхен? Тэхен пожимает плечами. — Подумал, что это будет правильно. — Если я откажу тебе, ты оставишь Чонгука? — интересуется мужчина, отпивая чай и подталкивая вторую кружку ближе к Тэхену. — Нет, — тут же отвечает он, снова вызывая у него улыбку. Что такого смешного он говорит? — Тогда зачем спрашиваешь? — Для приличия просто. Чонгуку ваше мнение важно. Отец Чонгука отводит взгляд после этих слов, и его лицо становится будто старее, морщины — глубже. — С того дня, как нам сказали диагноз, я ни разу не видел Чонгука таким счастливым, каким он становится с тобой, — он потирает глаза чуть дрожащими пальцами и глубоко вздыхает. — Мне тяжело, Тэхен. Он мой единственный сын, он вся моя семья. Каждое мгновение я боюсь его потерять, но при нем я обязан вести себя так, словно он болен обычной простудой. Тэхен внимательно слушает, заматывая веревочку от чайного пакетика вокруг своего пальца, а потом снова ее разматывая. — Я хочу, чтобы он был счастлив. Я все для этого сделаю, но, Тэхен, — мужчина замолкает, и Тэхен поднимает на него взгляд. — Ты уверен, что ты хочешь этого? Ты делаешь Чонгука счастливым, но… делает ли он счастливым тебя? Если твоя просьба продиктована жалостью, то лучше забери ее назад. Тэхен усмехается. — Я могу быть плохим человеком, господин Чон, но я бы никогда не предложил ничего подобного из жалости. Как минимум из уважения к Чонгуку, — он делает глоток чая. Он получился слишком крепким, и теперь неприятно вяжет на языке. — Я хочу быть с ним. Неважно, что он может не сделать меня счастливым. Мое счастье — последнее, что имеет для меня значение сейчас. Так вы дадите мне свое одобрение? Мужчина смотрит на него внимательно, изучающе, а потом кивает, невесело улыбаясь. — Мне жаль, Тэхен, что ты не встретил его до того, как он заболел. Чонгук сидит на верхней ступени лестницы, уткнувшись лбом в подтянутые к груди колени, и думает — да, мне тоже жаль. Мне жаль, что ты вообще меня встретил.***
— Привет, дорогой, — мама кладет сумочку на тумбу в прихожей, проходит в гостиную и садится на диван рядом с Тэхеном. Она улыбается, ероша его волосы, и Тэхен вымученно давит из себя ответную улыбку. Впрочем, мать не обмануть, как бы сильно ни хотелось. — В чем дело? Тэхен смотрит на свои руки, лежащие на коленях, на массивные кольца на тонких пальцах, на аккуратные пластины ногтей. Чонгук когда-то сказал ему, что у людей с красивыми руками не может быть уродливой душа. У Тэхена очень красивые пальцы, но что насчет души? — Мама, я предложил Чонгуку встречаться со мной, — говорит он, и его голос звучит так, как будто он признается в спланированном убийстве. — Это же замечательно, — осторожно отвечает женщина, внимательно осматривая профиль сына в поисках признаков чего-то плохого. Тэхен гулко сглатывает, и его кадык дергается, замирая под челюстью. — Милый, он тебе отказал? — Нет, — он приподнимает уголок губ в подобии улыбки и судорожно стискивает пальцы на коленях. По рукам тут же паутинкой расползаются вены. Так интересно устроен человеческий организм. Так много всего в нем сделано, чтобы человека защитить. Эти вены, эти руки, эти пальцы, способные как на создание прекрасного, так и на его уничтожение. Каждый вдох, каждый выдох, каждый удар сердца — идеальная система, служащая только тебе. Как жаль, что во всех системах бывают сбои. Тэхен бы согласился поверить в бога, только чтобы спросить у него, как он мог быть настолько жестоким. Насколько жестоким нужно быть, чтобы дать организму, защищающему тебя, возможность тебя убить? — Нет? — переспрашивает она. — Нет, мама, — Тэхен поворачивает голову, встречаясь с ней взглядом. — Он согласился. Она улыбается неуверенно. — Это же хорошо? — Хорошо, — не спорит Тэхен, улыбаясь ей в ответ. Он замечает, как искажается от беспокойства ее лицо, как она тянет к нему руку, оглаживая щеку, но он почему-то совсем не чувствует прикосновения. — Почему же ты тогда плачешь? — почти испуганно спрашивает она. Мамы умеют так волноваться. Только мамы умеют так волноваться за тебя. У Чонгука нет мамы, и Тэхен согласен взять волнение, предназначенное ей, на себя. Он даже не боится, что его может разорвать. — Потому что Чонгук болен, — Тэхен продолжает улыбаться, но глаза у него пустые. Когда он произносит это вслух, осознание приносит неимоверную боль. — Чонгук очень сильно болен, и он может не вылечиться. Он может умереть, мама. Женщина теряется, не знает, что сказать. Тэхен ее понимает. Он тоже не знал. И ему не нужны слова, ему просто нужно было поделиться этим хоть с кем-то. Она обнимает его, и Тэхен хватается за ее руки, и слезы превращаются в рыдания. Он сможет быть сильным рядом с Чонгуком. Он сможет подбадривать его, поддерживать, он сможет показывать ему каждое мгновение, что его любовь безгранична, но сейчас… Сейчас он позволяет своей слабости обнажиться, а страху — взять над ним верх.***
— Послушай, — в голосе Чонгука совсем немного слышна паника, — почему ты выглядишь так, как будто держишь машинку в руках впервые? Тэхен плотоядно улыбается, встречая его взгляд в зеркале, и включает машинку, опуская ее к голове Чонгука, и тот жмурится, вцепляясь в сиденье стула, чтобы не сбежать. — Не важно, как выгляжу я, — ласково говорит он, — важно, как после этого будешь выглядеть ты. Чонгук пищит, сжимаясь, когда машинка касается головы, и Тэхен хлопает его по плечу. — Да расслабься ты, голову брить — это тебе не ракеты строить, тут ничего сложного нет, — перекрикивая машинку, говорит Тэхен. — К тому же, в десятом классе Чимин мне проспорил, и я побрил его налысо. Чонгук приоткрывает один глаз, но тут же снова зажмуривает его, когда видит, как падают пряди его волос, безжалостно сбритые Тэхеном. Нет сил смотреть на это. Его красивые, густые волосы, которые он так старательно отращивал после предыдущей химии, снова оказывались на полу, и в этот раз смириться с этим почему-то сложнее. — Ну вот и все, — Тэхен оглаживает его голову и целует в макушку, заставляя мурашки расползтись по всей коже. — Ты прекрасен. Чонгук открывает глаза и смотрит на себя в зеркало, проводя ладонью по короткому ежику. — Ну ты бы хоть не лгал настолько явно. — Я не лгу, — Тэхен поднимает обе руки, демонстрируя свою честность. — Ты и вправду прекрасен. Только теперь в комнату сначала будет заходить твой нос, а полчаса спустя — ты сам. — Ты такой мудак, — ахает Чонгук, и Тэхен ржет, отключая машинку и притаскивая веник с совком. Чонгук судорожно ощупывает свой нос — ну да, крупноват, но не настолько же! — Я пошутил, — подмигивает ему Тэхен. — Пойдешь со мной на свидание вечером? — Разве у тебя нет завтра утренних пар? — недовольно бурчит Чонгук, все еще разглядывая свой нос. — Они не такие уж и важные, — словно невзначай произносит Тэхен, и Чонгук оборачивается к нему, прожигая его осуждающим взглядом. — Ну что? — вскидывается старший. — Если бы не ты, я бы спокойно взял академ! — Незачем тебе брать академ, — рявкает Чонгук. — Мне твоя вот эта суета не сдалась. Учись спокойно и не действуй мне на нервы. Я слишком устаю, когда ты долго рядом. Чонгук встает со стула и волочится до кровати, тут же падая на нее звездочкой, пока Тэхен заканчивает подметать пол. Три недели реабилитации после второй химии закончились, и Чонгук чувствует себя немного лучше — завтра они с отцом должны поехать в больницу, чтобы сдать анализы на лейкоциты. И Тэхен не может поехать с ними, потому что у него гребаный университет. Как будто ему не плевать на учебу сейчас. Он хотел взять академический отпуск в конце лета, чтобы быть с Чонгуком на весь период химиотерапии, и родители даже поддержали его решение, но против, ко всеобщему удивлению, оказался сам Чонгук. Они в тот вечер поругались, кричали друг на друга, но в итоге Тэхен сдался. Чонгук говорит, что просто не хотел, чтобы Тэхен лишал себя нормальной жизни из-за него, но правда была в том, что он боялся, что Тэхен все сведет к нему, и в тот день, когда его не станет, у него больше ничего не останется. — Я просто хочу проводить с тобой побольше времени, — тихо говорит Тэхен. Несказанное «пока время есть» повисает в воздухе. Чонгук приподнимается на локтях и снова сводит все в шутку: — Ты просто любишь со мной целоваться. Тэхен подходит к кровати, склоняясь и упираясь ладонями по бокам от Чонгука. Он опускает взгляд на его приоткрытые губы и не удерживается от улыбки. — Нет смысла отрицать, — низким голосом мурлычет он, и Чонгук не выдерживает первым, обнимая Тэхена за шею и прижимаясь к его губам. Тэхен с упоением целует его в ответ, опрокидывая на кровать, и ему так хорошо, как бывает только в эти моменты. В моменты их поцелуев они просто Чонгук и Тэхен. Нет никаких болезней, никаких проблем. Есть только они двое, и в том, как Чонгук приоткрывает рот, в том, как он стонет, когда Тэхен углубляет поцелуй, есть что-то прекрасное. — Так ты пойдешь со мной на свидание? — чуть позже повторяет вопрос он. Они лежат, обнявшись, на его кровати, и Чонгук явно засыпает. — Конечно, — мямлит он сонно. — Я пойду с тобой куда угодно. Он возится, устраиваясь удобнее в объятиях Тэхена, и довольно вздыхает, расслабляясь. Через несколько минут уже слышится его смешное сопение. Тэхен гладит его по голове, и ежик непривычно покалывает пальцы. Он скучает по тому, как раньше зарывался в его волосы, но ни за что не признается в этом Чонгуку.***
Чонгук прослеживает его взгляд, направленный на проходящую мимо девушку в коротких шортах, и едва заметно поджимает губы, опуская глаза на свой стакан с холодным чаем. — У тебя были раньше отношения? — вдруг спрашивает он, и Тэхен вздрагивает, возвращая ему свое внимание. — Ну да, — немного растерянно произносит он. — Да, несколько раз. А что? Чонгук немного краснеет под его взглядом. — Вы занимались сексом? Тэхен давится коктейлем, который только успел отпить. — Конечно, — выдавливает он из себя, откашлявшись. — Конечно, занимались. — Как часто? — Чонгук, — Тэхен смотрит на него с подозрением. — К чему ты ведешь? Чонгук судорожно вздыхает, упорно не поднимая взгляда. Он делает глоток чая, играя своей трубочкой. — К тому, что… — черт, это так неловко. — К тому, что я не могу заняться с тобой сексом сейчас. И ближайшее время не смогу. И если ты… если тебе хочется… ты можешь сделать это с кем-то другим. Я не против. Я понимаю. Тэхен ошарашенно приоткрывает рот. Чонгук что, совсем тупой? — Что именно ты понимаешь? — с вызовом спрашивает он, прищурившись. — Давай-ка, скажи мне, Шерлок. — У тебя гормоны, — выдавливает из себя Чонгук, уже красный, как рак. Зря он поднял эту тему, ох, зря. Просто он все время так боится, что Тэхену в какой-то момент просто надоест, и, по правде, согласиться на то, чтобы Тэхен изменял ему, — самое меньшее из того, чем Чонгук может пожертвовать. — Я не могу осуждать это. — А у тебя мозгов нет, — рявкает Тэхен, и Чонгук вздрагивает, виновато улыбаясь испугавшейся девчушке, которая проходила мимо. — И я тоже не могу тебя за это осуждать. — Тэхен, послушай меня, — мягко начинает он, накрывая его ладонь своей, но Тэхен выдергивает ее, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди. — Нет, милый, это ты послушай меня. Я, блять, люблю тебя, понятно? Знаешь, что это значит? Чонгук качает головой, круглыми глазами глядя на него. — Это значит, что меня никто, кроме тебя, не возбуждает, — с расстановкой произносит Тэхен, и Чонгук шикает на него, когда замечает, как на них все чаще и чаще оглядываются, но Тэхену хоть бы хны. — Это значит, что между твоей костлявой задницей и задницей самой сексуальной порно-актрисы я бы все равно выбрал твою, черт бы тебя побрал! — Тэхен, — стонет Чонгук, накрывая пылающее лицо ладонями. Тэхен, довольный произведенным эффектом, возвращается к своему коктейлю. — Почему ты тогда на ту девушку смотрел? — невнятно бормочет Чонгук вдруг, и Тэхен подается вперед, поворачиваясь к нему правым ухом. — Что-что? Повтори-ка, я не расслышал. Чонгук, с лица которого только начала исчезать краска, снова краснеет. — Та девушка… в розовых шортах… — Ах, девушка в розовых шортах, — Тэхен пожимает плечами. — У нее на голени татуировка была в виде знака «Пожирателей смерти». Прикольно, да? Хотя я бы такую мрачную набить не решился… Тэхен начинает рассуждать на тему татуировок, и Чонгук прячет улыбку за стаканом с чаем. Его парень — полный идиот. Они оба. Оба идиоты.***
Время течет медленно и быстро одновременно — странное чувство. Тэхен ходит на учебу, но с заданиями ему в основном помогает Чимин, без него он бы даже с самым простым коллоквиумом не справился. После университета он забегает домой, быстро переодевается, оставляет учебники и бежит к Чонгуку. После каждой химии Чонгук чувствует себя все хуже и хуже. Тэхен не воспринял его слова о том, что курс может убить его быстрее рака, всерьез, но теперь он думает об этом чаще. Три недели реабилитации теперь кажутся настоящей вечностью. Чонгук очень вялый, у него редко есть силы даже спуститься на первый этаж, и обычно Тэхен сидит с ним в его комнате. Приносит ему еду, старается как-то развлекать. Они читают книги по ролям, или Тэхен просто читает вслух, если Чонгуку совсем плохо, смотрят фильмы, играют в видеоигры. Тэхен занимается, пока Чонгук спит. Иногда они просто лежат, повернувшись друг к другу лицом, и разговаривают обо всем на свете. Иногда Чонгук смотрит на него с сожалением, и Тэхен клянется ему, что если тот только попробует заикнуться о том, что Тэхену будет лучше без него, он взорвется. Чонгук невесело смеется и молчит. Сегодня, на второй неделе после пятой — предпоследней — химии, они снова просто лежат на кровати. Чонгук играет с его пальцами, а Тэхен любуется им, наслаждаясь близостью. — Знаешь, я так часто думал о смерти с тех пор, как мне поставили диагноз, — тихо говорит Чонгук. — Я перестал ее бояться. Я сильно изменился, пересмотрел взгляд на многие вещи. Мне не было страшно умереть. А теперь… Он слабо улыбается, встречая сосредоточенный взгляд Тэхена. — Теперь мне почему-то страшно. Тэхен хмурится, ничего не отвечая. Чонгук редко говорит об этом — о том, как себя чувствует, что думает, боится ли, больно ли ему. Тэхен ценит такие моменты, потому что понимает, что только рядом с ним Чонгук позволяет себе говорить. Только ему доверяет настолько, что знает, что ответной реакцией будет не жалость, не сожаление и не страх, а понимание. Принятие. — Вдруг там, после смерти, пустота? Вдруг я вечность проведу в пустоте? — Чонгук ищет в его глазах ответы, которых Тэхен не знает. — Пустота — это даже хуже, чем ад. — Знаешь, о чем часто думаю я? — так же тихо спрашивает Тэхен. — О том, что через десять лет мы сбежим в Прагу и там поженимся, — на губах Чонгука появляется улыбка, и Тэхен продолжает, — у нас будет просторная квартира с панорамными окнами и видом на Влтаву и золотистый ретривер. Назовем его Тэгуком? — Как? — смеется Чонгук. — Что за имя странное? — Ну, — Тэхен пожимает плечами и указывает на себя, — Тэ от Тэхен, — а потом на Чонгука, — и Гук от Чонгука. — Почему не Гуктэ? — Потому что я топ, который устанавливает правила, а ты боттом, который им подчиняется. — Мы еще даже не спали! — возмущается Чонгук. — Это не важно, — рассудительно заявляет Тэхен. Чонгук улыбается, качая головой и сияющими глазами глядя на него. — Разве в Чехии разрешены однополые браки? — Через десять лет будут разрешены, — убеждает его Тэхен, обнимая за талию и чмокая в нос. — Расскажи еще, — просит Чонгук. — Где мы будем работать? — О, — Тэхен задумчиво кусает губу. — У нас будет свой бар. — Свой бар? — вскидывает брови Чонгук. Тэхен кивает. — Ты займешься оформлением. Раскрасишь стены, выберешь дизайн, — говорит Тэхен. — А я буду заниматься бумагами. Не зря же факультет бизнеса заканчиваю. Чонгук соглашается с серьезным видом. — А где будет бар? — На Староместской площади, — без раздумий отвечает Тэхен. — Все туристы будут нашими. Клиентов будет настолько много, что нам придется нанять четверых работников. — Почему четверых? — удивленно спрашивает Чонгук. — Ну, один будет барменом, — принимается рассуждать Тэхен. — У него будут цветные волосы, он будет невысоким и хмурым. — С широкими плечами и большими ладонями, — вставляет Чонгук. — Так рост же небольшой, куда широкие плечи? — пытается возразить Тэхен, и Чонгук распахивает глаза. — Так в этом вся фишка! — Окей, окей. Два официанта — один супер-высокий, с ямочками и длиннющими ногами, а второй — с улыбкой-сердечком. — А четвертый? — Повар, — уверенно отвечает Тэхен. — Будет готовить восхитительные жареные колбаски. И будет похож на модель. — Будет модель тебе поваром работать, — фыркает Чонгук, а Тэхен вскидывает брови. — Почему нет? Может, у него талант. — Такое чувство, будто мы персонажей в симс создаем. Тэхен смеется, и Чонгук откидывается на подушку, очарованно глядя на его улыбку. — Ты очень красивый, — говорит он, поднимая руку и касаясь кончиками прохладных пальцев мягких губ Тэхена. — До сих пор не верится, что такой, как ты, мог влюбиться в меня. Наверное, в прошлой жизни я спас мир. — Нет, Чонгук, — качает головой Тэхен, прижимаясь губами к его лбу. — Просто ты в этой жизни спас меня. Чонгук зарывается лицом в его шею, тихо всхлипывая. — Я не хочу умирать, Тэхен, — полным отчаянного страха голосом признается он. — Не хочу умирать. Тэхен прижимает его к себе крепко-крепко и сам жмурится, чтобы не заплакать. — Ты не умрешь. Я тебе не позволю.***
После шестой химии Чонгука кладут в больницу. Последствия оказываются слишком тяжелыми, и он должен быть под наблюдением врачей. Отец Чонгука пытается успокоить Тэхена, но он не может успокоиться, отчаянно не желая признавать правду. Когда Тэхен навещает его, Чонгук улыбается. Он выглядит совсем крошечным на больничной кровати, цвет лица кажется серым на фоне белоснежных простыней, но, стоит только его губам растянуться в улыбке, как он снова становится тем же самым Чонгуком, в которого Тэхен когда-то влюбился. — Все почти закончилось, — говорит он ему. — Через три недели у меня возьмут анализы и сообщат результаты. — Точно, — улыбается Тэхен в ответ. — Все почти закончилось. Мне уже брать билет в Прагу? — Ты же хотел через десять лет. — Зачем ждать? Тэхен приходит к нему каждый день сразу после университета и сидит до талого. Иногда заглядывают Чимин с Миной, иногда — родители Тэхена. Врач говорит, что в том, что Чонгука госпитализировали, нет ничего страшного. Организму тяжело справляться с шестой химией, особенно когда курс назначен во второй раз, а Чонгук и так долго держался молодцом, но все равно смотреть на него в этой больничной палате невыносимо. Моменты вроде этих напоминают о том, что Чонгук тяжело болен, и это словно лишает сил, хотя Тэхен обязан быть сильным. Эти три недели проходят невероятно быстро в головокружительном беге между университетом, домом и больницей, и Чонгук замечает, какой Тэхен становится измученный, уговаривает его не ходить так часто, и Тэхен не сдерживается, рычит на него. — Ты не хочешь, чтобы я приходил, черт возьми? Чонгук испуганно жмется к спинке кровати. — Нет, я хочу, но просто… — Тогда перестань говорить мне уйти! — повышает голос Тэхен. — Перестань строить из себя героя, окей? Бесит! Чонгук замолкает, и Тэхен быстро приходит в себя. — Прости, прости меня, — бормочет он, беря его тонкую руку в свою. Его пальцы почти прозрачные. Его так, блять, это пугает — Чонгук словно исчезает. Он кладет голову ему на бедра, и Чонгук ласково гладит его по волосам. — Все хорошо. Все хорошо, Тэхен. И Тэхен ненавидит себя за то, что Чонгуку приходится его успокаивать. — Расскажи еще про то, что мы будем делать в Праге, — просит Чонгук, и Тэхен приподнимает голову, упираясь подбородком в его ногу. На похудевшем, бледном лице Чонгука остаются живыми глаза — они сияют, ни на мгновение не теряя этого волшебного блеска, даря надежду. Он смотрит на Тэхена с бесконечной любовью, и Тэхен даже верит, что именно о такой любви написаны все книги, все песни, сняты все фильмы. — Мы будем гулять по набережной и кормить голубей на площади Республики… — начинает он. Он говорит и говорит, плетет всякую чушь, когда его знания о Праге заканчиваются, он начинает придумывать места, придумывать названия. Чонгук слушает внимательно, иногда что-нибудь вставляет, иногда с чем-то соглашается. Это так хорошо — просто быть рядом с ним, смотреть на него, говорить с ним, прикасаться к нему. Наверное, думает он, это и вправду любовь, — когда тебе ничего больше не нужно. Никаких заоблачных подвигов, крутых свиданий, никаких ярких признаний, горячего секса — просто присутствие. Этого достаточно. Тэхен больше ничего не просит. Правда, больше ничего. Только чтобы Чонгук выжил.***
Тэхен прибегает к дому Чонгука как раз в тот момент, когда из него выходит его отец. — Господин Чон! — кричит он, и мужчина останавливается возле своей машины, улыбаясь. Улыбка получается уставшей, но такой же теплой, какой была всегда. — Вы в больницу? Я с вами! Мужчина качает головой. — Чонгук просил тебя не приезжать, а у нас подождать. Тэхен недоуменно хмурится. — Почему это? Я хочу быть с ним, — упрямо говорит он, и отец Чонгука кладет ладонь на его плечо. — Мы приедем сюда, и ты узнаешь результаты. Все будет хорошо. Чонгук просто не хочет, чтобы ты… — Чтобы я услышал плохой прогноз, — понуро кивает Тэхен. Мужчина смотрит на него с сочувствием, и под его взглядом Тэхен сдается. — Хорошо, я подожду вас здесь. Приготовлю к вашему приезду обед. — Умоляю, Тэхен, не приближайся к кухне, — стонет отец Чонгука, садясь в машину, и Тэхен натянуто смеется, отступая к дому. Когда мужчина уезжает, Тэхен заходит внутрь, сразу поднимаясь в комнату младшего. Он сегодня совсем не спал от волнения, и, возможно, ему стоит подремать, если он сможет успокоиться, конечно же. Он заходит в комнату, оставляя дверь нараспашку, чтобы сразу услышать, когда они вернутся, и проходит мимо стола к кровати, но потом, заметив на нем тонкий белый конверт, возвращается. Прищурившись, Тэхен поднимает его, поворачивая другой стороной — на нем красивым мелким почерком написано его имя. Он пятится к кровати, падая на нее, и плохое предчувствие змейкой ползет по позвоночнику, сдавливая горло. Он распечатывает конверт неаккуратно, из-за дрожащих пальцев бумага рвется, но ему нет до этого дела. Он разворачивает письмо и глубоко вздыхает, на мгновение прикрывая глаза, чтобы успокоиться, прежде чем начать читать. «Милый Тэхен, так, стоп, отмотай назад. Я слишком много раз перечитывал «Гордость и предубеждение», и это дает о себе знать, но я еще больше раз пытался начать это письмо, поэтому не буду начинать снова. Если ты держишь его в руках, значит, все закончилось не так уж и радужно. Но в Прагу ты все равно езжай, хорошо? Пожалуйста, открой бар ради нас двоих и заведи золотистого ретривера. Даже необязательно ретривера, лучше возьми простую дворняжку из приюта, знаешь, даже дворняжки хотят найти свой дом, и заслуживают они этого, между прочим, не меньше, чем ретриверы. Вообще, написать тебе я хотел, конечно, не о Праге и не о ретриверах, а о том, как сильно я тебя люблю. Когда мне только поставили диагноз, мне было шестнадцать лет. Я пересмотрел все эти фильмы вроде «Спеши любить» или «Полночное солнце», и я всегда думал — черт, если мне суждено умереть так рано, пусть я хотя бы встречу свою любовь, которая скрасит мои последние дни. Я прошел один курс химии, но никакой любви так и не встретил, а потом и вовсе перестал об этом мечтать, мои мечты стали приземленнее, вроде «не сдохнуть бы сегодня» или «только бы меня прекратило рвать». А потом я встретил тебя. Честно, если бы я знал, что ты станешь моим личным Лэндоном, я бы напросился на прогулку с Чимином гораздо раньше. Хотя, конечно, это сложно назвать любовью с первого взгляда. Но так даже лучше! Ты всегда так часто говорил мне о том, как сильно любишь меня, а я все не решался признаться в своих чувствах так же открыто. Казалось, я не имею права на это. Казалось, что чем чаще я буду говорить это, тем сильнее привяжу тебя к себе. Но я очень люблю тебя, Тэхен. Я просыпаюсь, думая об этом, и засыпаю, думая об этом. Ты словно удерживаешь меня в моменты, когда совсем плохо, не даешь мне пойти ко дну. Правда в том, что ради твоей улыбки я готов кем угодно стать, но все, что я могу дать тебе, — это ответную улыбку. Мне жаль, что я не смог стать для тебя всем тем, чем ты стал для меня. Но ты просто не представляешь, насколько я счастлив, что когда-то обозвал тебя мудаком! Я шучу, конечно. Я не так хорош в этом, как герои классических романов. Спасибо за то, что не отпускаешь мою руку, Тэхен. Спасибо, что остаешься со мной. Я надеюсь- Нет, не так. Я настаиваю на том, чтобы ты шел дальше. Пожалуйста, влюбляйся еще. Улыбайся чаще. Радуйся каждому дню. Я хочу, чтобы ты нашел того, кто сделает тебя таким же счастливым, каким ты сделал меня. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя. Я чувствую так много любви к тебе, Ким Тэхен, и мне иногда кажется, что она могла бы заполнить всю Вселенную. Ты же знаешь, что Вселенная — бесконечна?» Тэхен ничего не видит из-за слез. Он не видит, куда бежит, он спотыкается на лестнице и, кажется, забывает закрыть дверь в дом за собой. Он бы обязательно попал под машину, если бы не наткнулся на Чимина с Миной — она была за рулем. Он захлебывается слезами и ничего не может сказать, его трясет так сильно, что Мина пугается, но Чимин, Чимин все понимает. Он усаживает его в машину, диктует адрес больницы, и Тэхен зажимает рот руками, чтобы не закричать. Все словно в тумане, весь мир, все эти люди, спокойно гуляющие по улицам, все эти дома как будто бумажные, все бессмысленное, карикатурное. Что сказал ему Чонгук? Идти дальше? Куда он пойдет, если единственное место, где Тэхен хочет быть, — это рядом с ним? Почему, какого черта он возводил любовь Тэхена в ранг подвига? С чего он взял, что Тэхен оказывал ему одолжение, любя его? Еще никогда и ничего в его жизни не было сильнее, чем эти чувства, а Чонгук сомневался в них. Тэхен вываливается из машины, едва держась на ногах, но все равно бросается в сторону больницы, не слыша окриков Чимина из-за шума в ушах. Он застывает, когда ему навстречу выходит Чонгук, улыбаясь и слушая то, что говорит идущий за ним отец. Словно в замедленной съемке Тэхен видит, как Чонгук поворачивается к нему, как распахивает глаза и застывает. Тэхен делает шаг вперед, еще один и еще. Его лицо горит от слез, но они не останавливаются. — Тэхен… — вырывается у Чонгука, и Тэхен пошатывается. Чонгук кидается к нему, удерживая за плечи. — Я буду с тобой до конца, ты слышишь? — бормочет Тэхен, отстраняясь. Внутри него все кипит от боли, непонимания — Чонгук надеялся испугать его письмом? Хотел оттолкнуть? Знал, что результаты будут плохие? — Я никогда от тебя не уйду! Мне не нужны твои сраные письма, ты слышишь, придурок? Мне нужен ты, только ты! — Тэхен… — снова пытается Чонгук, но Тэхен только качает головой, находя его ладони и крепко сжимая. — Если ты умрешь, от меня ничего не останется, — в глухом отчаянии шепчет он, бегая взглядом по его лицу. — Я люблю тебя так сильно, что если ты умрешь, я не смогу дышать. — Тэхен, — зовет его Чонгук. — Мы справимся со всем, — пылко обещает он. — Мы со всем справимся, мы сделаем это вместе, я не… я не хочу ехать в Прагу без тебя… — Тэхен! — Чонгук повышает голос, когда он снова начинает плакать. — Тэхен, у меня полная ремиссия. — Что, черт возьми, — Тэхен утирает мокрое лицо рукавом. — Плевать на все эти дурацкие термины. Ты вылечишься, я обещаю. Чонгук беспомощно смотрит на Чимина, по лицу которого расползается радостная улыбка, а потом оглядывается на отца, который пожимает плечами. Невыносимая нежность распирает Чонгука изнутри, когда он видит, как жалобно Тэхен плачет. — Я уже вылечился, глупый, — мягко говорит ему Чонгук. Тэхен резко перестает рыдать. — Чего? Улыбка Чонгука становится тёплой, как у взрослого, объясняющего очевидные вещи ребенку. — Мне помогла химия в этот раз. Со мной все хорошо. Ты сдержал обещание, милый, — Чонгук гладит его по щеке, — ты не дал мне умереть. — Но… — Тэхен растерянно икает. Его организм не может так быстро перестроиться. Столько месяцев… они мечтали об этом столько месяцев, и теперь это реальность? — Твое письмо… Чонгук смущенно отводит взгляд. — Ну, я до последнего боялся поверить, — бормочет он. — И потом, оно же в моей комнате было, я же не думал, что ты туда зайдешь, пока меня нет! Кто так вообще делает?! Тэхен открывает рот, не зная, что сказать. Чонгук широко улыбается и подается вперед, целуя его в уголок соленых губ. — Но все, что там написано, — чистая правда, — шепчет он ему на ухо, обнимая за шею. — Я люблю тебя очень сильно. Тэхен кладет дрожащие руки на его талию, встречая теплый влажный взгляд отца Чонгука. — Значит, мы можем поехать в Прагу? — все еще не в силах отойти от потрясения, спрашивает он. — Сейчас? — Сейчас давай домой, пожалуйста, — весело смеется Чонгук. — Я безумно соскучился по твоему яблочному пирогу. Ты же приготовишь его для меня в честь выздоровления, правда? — Ага, — бурчит Чимин, подошедший к ним ближе. — Чтобы ты снова в больницу угодил. Чонгук крепко обнимает его, не в силах перестать улыбаться, потом обнимает Мину, а потом возвращается к Тэхену, беря его за руку и переплетая пальцы. Они идут к машинам все вместе, и очень давно атмосфера над ними не была настолько легкой. Тэхен не может оторвать от Чонгука взгляда, и у него в груди все пузырится и щекочется. Наверное, это счастье. Он чувствует руку Чонгука, тепло его тела, слышит его голос, и его организм — больше не бомба замедленного действия. Чонгук здоров. Он не умирает. Он рядом с Тэхеном и будет рядом еще очень, очень долго. — Я познакомился с медбратом, у которого улыбка сердечком, — делится Чонгук, когда они уже садятся в машину, Тэхен поворачивается, встречая его взгляд, и ему снова хочется плакать — только теперь от радости. — Его зовут Хосок. Он тоже всегда мечтал уехать в Прагу. И у него есть друг, Юнги, волосы у него, конечно, не цветные, но это всегда можно испр- Тэхен не сдерживается, тянется вперед, целуя его прямо в улыбку, и Чонгук беззаботно смеется, обнимая его за плечи и отвечая на долгожданный поцелуй. Они едут домой, и они вместе. Не может быть ничего проще. Ничего прекраснее тоже не бывает. Тэхен целует Чонгука снова и снова, с жадностью, со страстью, с нежностью, и его любовь, кажется, могла бы заполнить всю Вселенную. И их история… Их история только начинается.