Так вот что ты любишь

      Я добавляю последние штрихи. Обвожу губы ярко-алым, чётче прорисовываю брови на бледной коже. Ненавижу выходить на улицы — улицы Лос-Анджелеса пахнут жарой и мусором. А тут холодно, темно и максимально комфортно. Мой маленький уголок, собственный мир. Другие девочки никогда не сравнятся со мной в мастерстве, а оттого лишь молча зыркают на мои приготовления из дальних углов, сбившись в кучки.       Я демонстрационно подтягиваю чулки и, послав собственному отражению воздушный поцелуй, направляюсь к клиенту.              Вхожу в вип-комнату, не спеша поднимаюсь на площадку, пальцами обхватываю шест, выгибаю спину:       — Мурмяу! — выдаю по-кошачьи и стреляю в клиента глазами из-под длинных густых ресниц.       Он сглатывает, зрачки его мгновенно расширяются. Белокурый, молодой, и седины ещё не видно — лет тридцать, не больше. Что ты забыл тут, мальчик? Хочешь расслабиться? Расслабляйся.       Повинуясь чутью, я изображаю то же, что и транслирую. Захватываю шест специальным образом, прохожу круг, едва касаясь пола пальцами ног, откидываюсь назад, плавно оседаю на пол. Тяжело дышу, смотрю снизу вверх своими широко распахнутыми глазами, подёрнутыми томной пеленой — я научилась этому взгляду давно, и работал он безотказно.       Клиент чувствует себя спокойнее, почти не прикрывает руками штаны, пытается выровнять дыхание, сосредоточиться на танце, а не хищном желании, которое я сейчас так удачно из себя представляю.       — Мальчик хочет большего? — шепчу ласково, но ответить не даю — тут же вскидываю и развожу ноги.       Он снова сглатывает, наблюдая, как я поднимаюсь через шпагат и наверняка отмечает подтянутый живот, бёдра, грудь второго размера — к этому моменту все клиенты знают, хотят меня или нет. Я же вижу, что под потной рубашкой есть кубики, а член между ног клиента не уступает по размеру среднестатистическим.       Я переключаюсь на сложный элемент программы, лишь изредка вслушиваясь, как человек в комнате шумно дышит, и как быстро бьётся его сердце — уже не от волнения, от возбуждения.       — Я хочу, — выдыхает он, и я уже знаю, что скажет дальше. — Сколько?       — Тысяча пятьсот, мальчик, — между делом отвечаю я, не прерывая элемента.       «Мальчик» выкладывает на стол купюры, я опускаюсь с небес на мягкий коврик.       Подхожу, пересчитываю деньги — клиент попался честный.       — Никто не должен узнать, мальчик, — предупреждаю я, распахиваю жилётку, лишь слегка прикрывающую огромный вырез в кожаном костюме.       — Меня зовут Джейк, — поправляет меня он, и я делаю вид, что соглашаюсь.       — Конечно, Джейк… зови меня Кэти, — я подхожу вплотную, усаживаюсь на колени лицом к лицу, кошачьим движением трусь своей грудью о его. — Ты очень мне нравишься, Джейк… Пахнет он интересно — тонко, сладко, как будто солёным ночным морем, да и ведёт себя скромно — не лезет сразу к запретному, лишь смотрит с каким-то щенячьим восхищением да придерживает за талию, будто боится, что упаду. Ну вылитый мальчик!       — Ты мне очень нравишься, Кэти, — эхом повторяет Джейк, пока я расстёгиваю ему штаны и обхватываю руками ствол. Изучаю пальцами, провожу по всей длине, сползаю на пол, чтобы взять головку в рот, но мальчик хмурится, перехватывая меня за запястье. — Хочу, чтобы ты была сверху, — твёрдо объясняет он, закусывает губу, и я вижу в его взгляде бесконечное доверие.       Бесконечное доверие к незнакомой проститутке.       Я послушно киваю, медленно стягиваю костюм, позволяя Джейку наслаждаться моим обнажённым телом, не удерживаюсь, следом стягиваю с него рубашку. Он не сопротивляется, лишь смотрит вопросительно, но вопросов не задаёт. Я снова оказываюсь над его коленями, направляю ствол внутрь — перед клиентами я всегда пользуюсь смазкой и возбуждаться совсем не обязательно, — и опускаюсь до конца.       Мы стонем одновременно и замираем.       Какой у него мелодичный стон! Я двигаюсь бедрами навстречу, и Джейк стонет снова — хрипловато, отрывисто, приятно. Дежурные слова застревают в горле. Хочется или искренне, или никак.       — Громче, — требую я, задавая темп, и мальчик слушается, приоткрывая рот, выдавая один стон за другим. Как будто музыка заполняет вип-комнату…       Я мягко провожу ладонями по его оголённой крепкой груди, цепляюсь когтями за плечи, опускаюсь к шее, вдыхая его тонкий человеческий запах… и врываюсь клыками под кожу.       Джейк кричит от боли и страха, но крик его столь же мелодичен, как и его стон. Я лакаю фонтаном вырывающуюся кровь, готовлюсь отбиваться от не желающего умирать клиента, но крик прерывается, сменяясь скрипом зубов.       Изумлённо отрываюсь от трапезы и вглядываюсь в его лицо.       Мальчик проводит рукой по моим волосам, то ли скалится, то ли пытается улыбнуться и говорит хрипло, едва различимо:       — Так вот… что ты любишь… Кэти…

***

      Я всё так же ненавижу улицы Лос-Анджелеса — они пахнут жарой, мусором и людьми. Но каждый вечер я выскальзываю из своего стриптиз-клуба только затем, чтобы добраться до маленького домика на побережье, влететь в окно, усесться на пахнущее морем плечо и услышать мелодичный хрипловатый голос:       — Я тебя заждался, Кэти.