Тёплый сенсей

Ирука на несколько минут неуверенно замешкался в дверном проёме, наблюдая, как Какаши в нерешительности снимает маску и рассматривает своё окровавленное лицо в зеркале. Его взгляд не задерживается на крови. Он закрыл глаз, умывшись дрожащими руками, и отвернулся от зеркала до того, как вновь открыл глаз. Ирука зашёл в ванную, протягивая руку и нежно проведя ладонью по бедру Какаши. — Хэй, любимый, — мягко сказал он, и Какаши повернулся к нему, не слишком удивлённый — таким Какаши бывает крайне редко, — но встретил его любопытствующий взгляд. Ирука поднял руку и погладил чужой подбородок, и Какаши вздрогнул. — С тобой всё хорошо, любимый? — спросил Ирука, придвигаясь ближе. Какаши покачал головой, совсем не отрицая этого, и принимал объятия Ируки, позволив своим рукам обвиться вокруг любовника. — Я… Зеркало показывает мне то, что я предпочёл бы не видеть, — признался он, и это было больше, чем ожидал Ирука. Ирука поцеловал его щёку и крепче прижал к себе. Он не мог подобрать слова, которые могли бы помочь; не было уверенности, что его слова дойдут до Какаши в подобном состоянии. Так что он лишь удерживал Какаши, тонкого, жёсткого и слишком худого без униформы, крепко обнимая и слегка покачивая их там, где они стояли. — Все видели во мне моего отца, — тихо сказал Какаши, и Ирука распахнул глаза, но подавил любой звук, чтобы не помешать Какаши независимо от того, чем тот решил поделиться, — и это правда, я похож… Но у меня Мамин рот. И Папа говорил, что у меня Мамины выражения лица… и острый язык. Ирука снова поцеловал его щёку, успокаивающе уткнувшись носом. — Я вижу их. Это… — голос Какаши дрогнул. — Это больно, — признался он, едва выдохнув. — Мне жаль, любимый, — сказал Ирука, глаза защипало, и сжал его крепче в объятиях