Прошлым вечером я почти утонул

- Идет уже пятый день, а ты всё ещё не пригубил ни кубка вина, брат? Ты упускаешь лучшее, что вообще есть в Дорне. Учитывая женщин. Если Станнис Баратеон и желал чего-то именно сейчас, так это чтобы его брат по крайней мере говорил не в полный голос. Не то чтобы у его желания были шансы сбыться - все уже услышали это, и сейчас большая часть людей, сидящих за (огромным) столом, уставилась на него. - Я не хочу пить, - отвечает он настолько ровным голосом, на который только способен. У него не особенно получается, и он быстро замечает, что большинство окружающих вполне очевидно пытается сдержать смех. Его брат не дает себе труда соблюсти даже таких приличий, и смех Роберта настолько громок, что даже если кто-то из сидящих за соседними столами ранее и не обратил внимания на происходящее, то сейчас они точно все заметили. - Не хочешь пить? Ты не выпил ни капли с того самого мига, как сел. - Не помню, чтобы это было преступлением, - он сжимает зубы, когда произносит это, и его и так дурное настроение стремительно превращается в отвратительное. Он не думал, что Роберту вообще было до этого дело. - А потом люди спрашивают, почему ты не знаешь, как воздать должное более утонченным вещам, - Роберт почти что кричит, и Станнис бы очень хотел, чтобы Роберт не был его старшим братом и не был королем, потому что в таком случае ничто не удержало бы его от того, чтобы немедленно встать и уйти. Единственным человеком, не получающим удовольствия от разыгрывающейся дешевой комедии, выглядит Серсея Ланнистер, и не то чтобы это особенно поднимало Станнису настроение. - Не имею чести интересоваться этим, - шипит Станнис, понимая, что его щёки пылают. Он, скорее всего, попросту смешон сейчас. Зачем он вообще согласился прийти? - Так ты позволишь людям думать, что не в состоянии справиться даже с парой чаш? - Я могу справиться с каким-то там вином, - он понимает, что попался прямо в ловушку брата сразу после того, как слова срываются с его губ, и сжимает зубы ещё сильнее. - Тогда почему бы тебе не показать нам, как ты справишься? - говорит Роберт в промежутках между приступами смеха, и, прежде чем Станнис понимает, что происходит, кто-то ставит перед ним довольно большую чашу, наполненную дорнийским красным. Он вздыхает, и ему хочется выплеснуть содержимое чаши прямо в лицо брату, но это неприлично, и если и есть что-то, что Станнис не станет делать, так это поднимать на смех короля на глазах половины двора - неважно, что Роберт заслуживает этого. При всем при этом, не то чтобы он никогда в жизни не пил вина - он никогда не любил его и не любил заливать им все подряд, но не то чтобы это имело значение, верно? Он хватает чашу и выпивает половину залпом, пытаясь не думать о том, сколько людей смотрит на него. Затем осторожно опускает чашу на стол, прежде чем бросить взгляд на служанку, которая принесла ее. - Наполни, - процедил, чеканя каждый слог, его черты застыли в попытке не выдать ни единого чувства. На вкус вино оказалось вполне ничего - в конце концов, это хорошее дорнийское, а не дешевое пойло, которое гонят в какой-нибудь грязной таверне в Блошином конце, и, может быть, двух или трех чаш будет достаточно, чтобы его брат почувствовал, что довел дело до конца. А потом его оставят в покое. Жаль, думает он, что Давос еще не приехал - Станнис послал за ним, как только узнал о планах брата отпраздновать победу над Бейлоном Грейджоем, и он хотел бы, чтобы рядом с ним был кто-то в здравом уме. Но погода была ужасной, и путешествия стали затруднительны, и, хотя он уверен, что Давос приедет, скорее всего, это случится уже после того, как вся эта дешевая комедия закончится. Он делает еще один хороший глоток из чаши, пока его брат кричит, что, возможно, он наконец учится наслаждаться жизнью. Он отказывается отвечать, допивает чашу и приказывает долить, а потом снова, и после этого служанка уже не ждет особого приглашения, чтобы налить ещё вина. Ему вдруг приходит в голову, что, наверное, стоило бы съесть что-то в промежутке между чашами вина, он почти не прикасался ни к чему из того, что стоит на столе, и он знает, что пить столько на пустой желудок - плохая мысль. Но почему-то это не кажется настолько уж важным. После третьей чаши он чувствует себя немного теплее, чем обычно, но предполагает, что это нормально. Это не слишком… не слишком плохо. Он все четко различает, его пальцы не дрожат, а вкус - вполне приятен. Почему бы и не продолжить доказывать, насколько его брат неправ, ещё немного, и он делает еще глоток. -- Когда Давос наконец добирается до Красного замка, то различает крики и музыку даже за стенами. Он показывает пергамент, выданный Станнисом, стражникам у главных ворот, потому что они его не знают и иначе попросту не пустят. - Где я могу найти лорда Станниса? - спрашивает он, когда стража наконец расступается перед ним. - Возможно, в Великом Чертоге, - отвечает один из стражников. - Королевские празднества продолжаются уже несколько дней и продлятся ещё по меньшей мере дня два. Кто знал, что мне придется благодарить Железнорожденных за все те объедки, что мы все получаем даром. Давос благодарит его и входит в крепость. Вариант ускорить шаг или даже пробежаться по направлению к залу выглядит довольно заманчиво - он уже достаточно опоздал - но почему-то он не может не чувствовать себя не в своей тарелке всякий раз, оказываясь при дворе. Когда он посетил этот замок впервые, он простоял с минуту неподвижно у ворот, прежде чем заставить себя войти. Он не может побороть смущение пополам с чувством странной униженности: впервые он ощутил его в тот момент, когда вошел в Штормовой предел после снятия осады, и даже тогда ощущение было слишком сильным. Одна лишь мысль о том, что он может войти в этот замок, хотя он даже не в состоянии прочесть пергамент, показанный стражнику, чтобы тот его впустил, всегда кружит ему голову. Иногда он почти не верит своим ушам, когда люди называют его сэром. По меньшей мере, когда так делают его прежние товарищи,и это звучит не так, будто они хотят узнать, чего именно стоил, таким, как он, рыцарский титул. Однако это не меняет и того, что он никогда не будет чувствовать себя полностью свободно среди лордов. Конечно, Станнис Баратеон - исключение. Пальцы Давоса касаются небольшого мешочка с костями, который он держит на шее, и он направляется прямо в главный зал. Первым, что пришло ему на ум, было то, что на этот раз король действительно очень постарался: весь зал оказывается увешан изящными портьерами, которых не было, когда Давос последний раз посещал это место, и по меньшей мере десять музыкантов устроились в разных углах зала так, что их слышно везде, и здесь по меньшей мере восемь накрытых столов. Секунду Давос с горечью думает, что половины еды в этом зале хватило бы, чтобы его семья оставалась сытой месяцами, прежде чем он стал рыцарем, но он решительно отодвигает эту мысль в сторону. Сейчас для неё не место и не время. Он пытается отыскать своего сеньора, но не особенно успешно - слишком шумно и слишком многолюдно. Пока кто-то не кладет руку ему на плечо. - Я предполагаю, что вы ищете Станниса Баратеона, не так ли? Давос поворачивается вправо, чтобы обнаружить, что стоит лицом к лицу с Оберином Мартеллом, который, кажется, как раз уходит с пира. Давос замечает и то, что справа от него - весьма красивая девушка и настолько же ослепительный юноша рядом с девушкой, но любовь лорда Мартелла к плотским удовольствиям - не секрет. И он один из немногих лордов, с которыми когда-либо говорил Давос, кто никогда не старался заставить его прочувствовать каждую крупицу своего низкого происхождения. - Да, милорд. Боюсь, я присоединился к торжествам несколько позже, чем следовало. Лорд Мартелл смеется, но совсем ненасмешливо. - Сэр, если вы действительно беспокоились об этом, можете быть уверены, что празднества продолжатся ещё по меньшей мере два дня. Но я уверен, что не это - ваша главная головная боль. Ваш господин - за последним столом слева вместе с Его Величеством, и на вашем месте я бы поспешил туда и положил конец тому дешевому фарсу, что там происходит. Сказав так, он уходит вместе с юношей и девушкой. Давос быстро направляется к указанному столу, останавливаясь только на секунду, когда служанка вкладывает ему в руки кубок с вином, даже не спрашивая, хочет ли он его. Когда он наконец подходит к столу, он понимает, что лорд Мартелл имел в виду. Раньше он никогда не видел, чтобы его господин пил что-то крепче сидра, а сейчас его щёки покрыты румянцем, пока он потягивает из кубка такое же вино, что было налито и в чашу самого Давоса. Давос отпивает из своего кубка и кривится - это превосходное вино, никаких сомнений. Возможно, лучшее, что он когда-либо пил. Но оно принадлежит к тому типу вин, что быстро дают в голову, если ты к ним не привык (а, возможно, даже если привык). В голове против воли проскальзывает предательская мысль: это кончится плохо. Он окидывает короля взглядом прежде, чем кто-либо заметит, что он здесь, и начнет уделять ему внимание. Его Величество уговаривает своего брата научиться жить хоть немного, и Давос подмечает, что Нэда Старка рядом с ним нет. Это не особенная новость - восстание Грейджоев подавлялось большей частью на Севере, если не на самих островах, и он был тем, кто взял сына лорда Грейджоя в заложники. Лорд Старк слишком приличный человек для того, чтобы поручить знаменосцу переправить ребенка в Винтерфелл, а самому приехать в Королевскую гавань на пир. По правде говоря, в первую очередь он не очень понимает смысл недельных пиров. Давос не может не думать, что заложник был всего лишь предлогом. Победа над домом, дни славы которого давно прошли - не повод тратить деньги короны на столь громадный пир. Но в то же время, если Давос и узнал что-либо о брате своего господина, так это то, что если представится случай выпить, закусить и возлечь с женщинами, он его не упустит. Если бы Нэд Старк был здесь, может быть, ничего из этого не происходило бы - когда он рядом, Его Величество никогда не бывает настолько громким и никогда столько не пьет. Но его здесь нет, и сожаления ничего не изменят. И ещё, сейчас он это замечает, нигде в пределах видимости нет ни одного свободного стула. На секунду он сомневается, стоит ли подходить к столу и давать всем знать, что он здесь - он всё ещё чувствует себя как есть неуместным, он не уверен, что бывшему простолюдину позволено запросто подойти к столу и спросить себе место - но потом Станнис поворачивается в его направлении, передавая кубок служанке, чтобы она его наполнила (боги, как же неправильно видеть это). Он на секунду сужает глаза, как будто не может различить, что именно видит, и как раз в этот момент Давос понимает, что всё зашло уже слишком далеко, потому что его господину никогда не нужно было смотреть на кого-то дважды, чтобы понять, кто перед ним. Давос всего в нескольких метрах от стола - и в любой другой день Станнис давно уже узнал бы его. А потом Станнис встает и бьет по столешнице с такой силой, что люди за другими столами поворачиваются, чтобы посмотреть на него. - Сэр Давос, я не ожидал вас так скоро. Дайте ему стул! - почти кричит Станнис, рукой подзывая Давоса к себе. Давос сглатывает и следует приказу, и не может не думать, что единственный раз, когда он слышал, чтобы Станнис говорил так громко, был во время битвы. Когда он подходит к столу, и именно в этот раз Станнис сидит в его главе (обычно он предпочитает так не делать), служанка приносит стул и идет с ним к зазору между несколькими лордами немного дальше от него. - Куда ты идешь? Принеси его сюда, а не, не туда, где, как тебе кажется, есть место, - голос Станниса дает трещину, но Давос предпочитает не заметить этого. Ровно так же, как он предпочитает не замечать того, что половина стола глазеет на них. - Милорд, - начинает он, - Я не думаю, что мне должно сидеть… - Сэр, заткнись и сядь. Здесь. Затем Станнис двигает свой стул немного левее, и служанка уже не может понять это неправильно: она ставит стул на пустое пространство рядом со Станнисом, и Давосу не остается ничего другого, кроме как сесть. Когда он оглядывается и встречается взглядом с несколькими лордами, сидящими по правую сторону от него, он не может не чувствовать себя лишним - все пялятся на него так, будто они были бы очень признательны, если бы он встал и ушел прямо сейчас. Он только сейчас заметил, что король очень удобно начал обращать внимание на другой конец стола. Давос не допивает вино, потому что не может позволить себе быть навеселе. - Ты опоздал. Голос Станниса пугает Давоса настолько, что он мгновенно забывает об этом секундном самосожалении, и ему совершенно не нравится тон, которым это было сказано. Он не звучит разочарованным; он звучит так, будто опоздание Давоса каким-то образом сделало всю его жизнь несчастной, и Давос не может начинать размышлять об этом. - Приношу свои извинения, - говорит Давос, пытаясь не дать беспокойству отразиться на голосе. - Погода оказалась непредсказуемой. Станнис бросает на него хмурый взгляд, прежде чем ещё раз отпить из своей чаши. Именно в этот момент возвращается служанка и ставит перед Давосом наполненную тарелку, и именно в этот момент он замечает, что еда в тарелке его господина большей частью не тронута. Он спрашивает сам себя, есть ли возможность вытащить их обоих из этого зала до того, как случится что-то, о чем они пожалеют утром, но не может ничего придумать, и поэтому тянется к своей тарелке. Он не ел вот уже много часов. - Скажи мне, если оно окажется приличным, - говорит Станнис, когда Давос берет тарелку. Его язык заплетается - совсем немного, но Давосу это совсем не нравится. - Вы еще не пробовали, милорд? - спрашивает Давос тогда. Станнис размашисто - и даже слишком размашисто - качает головой. - Я был… Я не был голоден. Давос ничего не отвечает, только кивает, беря ложку в левую руку и начиная есть. Это превосходное тушеное мясо. Он не удивился бы, если бы узнал, что пряности были привезены из Вольных городов. Прежде чем приняться за еду, он мельком глядит налево: кроме всё тех же лордов, бросающих на него презрительные взгляды, замечать там больше нечего. - И? Как оно? - настаивает Станнис, когда Давос проглатывает первую ложку. - Весьма неплохо, - останавливается тот на нейтральном выражении. Станнис смотрит на него, потом на свою тарелку, а потом он подтягивает её поближе и, слава богам, слава богам, начинает есть вместо того, чтобы потянуться за своей (вновь наполненной) чашей. Очевидно, он считает мясо достаточно хорошим, поскольку не отталкивает тарелку после первой же ложки, и, пока он не смотрит, Давос придвигает к нему кубок с водой, но эта движение проходит незамеченным. - Это… приемлемо, - говорит Станнис после того, как съедает половину тарелки. Его пальцы подрагивают, и кто-то справа от него фыркает от смеха - именно этого так боялся Давос. - Однако, тот твой лук был гораздо лучше, - заявляет Станнис перед тем, как оттолкнуть тарелку и потянуться за чашей с вином. Недалеко кто-то смеётся в голос, и Давос не уверен, что должен быть здесь в принципе. Ему стоит уйти, но это, возможно, ещё более плохая идея, чем остаться. Его голова начинает болеть. Может быть, ему стоит сказать об этом и использовать это как предлог, но на самом деле это попросту не вариант. Он видит людей, бросающих взгляды на него и разговаривающих вполголоса, и это совсем неудивительно - кроме всего прочего, он сидит там, где должна была бы сидеть жена Станниса, если бы она была здесь. Давос не знает, почему она не пришла, но сейчас не время этим интересоваться. А потом он поворачивается обратно к Станнису, догадываясь, что должен как-то ему ответить, и - о, боги. Он улыбается. На секунду Давос теряет дар речи. Ему случалось видеть Станниса улыбающимся иногда, но это всегда было почти незаметно, чуть изогнутые губы, большей частью, когда он получал хорошие новости во время войны или битвы. Не то чтобы у Станниса Баратеона было много причин часто улыбаться, Давос понял это достаточно быстро. Но сейчас Давос видит зубы, и это вовсе не натянутая улыбка, и, несмотря на воспаленные глаза Станниса, его залитые краской щёки и настолько расслабленные пальцы на чаше, что вино из неё капает на стол, нельзя отрицать… что ему идёт. Давос думает, что был бы счастлив видеть его таким гораздо, гораздо чаще. И потом он думает, что действительно нечестно, что это происходит только потому, что Станнис выпил слишком много доброго вина. - Милорд…, - начинает он, а потом Станнис начинает смеяться. Давос не может найти слов, чтобы описать его смех - он не беззаботный, он не весёлый, но он громкий. И он звучит… горько, что ли? - Ты не обязан, - шепчет Станнис сорванным голосом. Он вернул чашу на стол за пару секунд до этого; он двигает рукой так, что кисть задевает чашу, и остатки вина выплескиваются на скатерть, глубокий красный на чистом белом. - Простите?.. - Это всё… чушь, - продолжает Станнис, и не то чтобы он пытался говорить потише. - Сэр, милорд, что за ебучая чушь. Кто-то ахает - и есть, из-за чего. Станнис не особенно известен привычкой ругаться через слово. И Давосу действительно стоит найти предлог, чтобы каким бы то ни было образом вытащить их обоих из этого зала. - А ты знаешь, почему - почему это чушь? - Нет, не знаю, - отвечает Давос с опозданием в пару секунд, понимая, что Станнис ожидает его ответа. - Титулы не значат ничего. Ты - ты причина, по которой никто - никто не умер от голода в Штормовом пределе, а сейчас я слышу - я слышу смех, потому что ты… сидишь именно там, где тебе и место. Как будто бы я сделал это только из-за вина. Станнис опять смеётся над всем этим, и Давос слышит, как перешептываются люди. Он снова окидывает стол быстрым взглядом - на его противоположном конце слышен ещё один взрыв смеха. Но этот смех - из-за того, что только что сказал король, и король по-прежнему игнорирует их сторону стола. - Милорд, я не думаю… - говорит Давос, а потом Станнис встает и хватает его за руку, заставляя его встать тоже. Может, он и пьян, и нетвердо держится на ногах, но он по-прежнему так силен, что его пальцы сжимают запястье до боли. - Отличная идея, - говорит он тогда. - Нам стоит уйти. Я вообще блять не хотел сюда приходить. Потом его пальцы выпускают руку Давоса, и он направляется к двери, и, несмотря на то что его немного шатает, непохоже, чтобы он собирался падать, и поэтому Давос держится на шаг позади, следуя за ним к выходу. Он не смотрит на стол - ему не стоит знать, какую реакцию вызвала эта вспышка. Ещё, отойти подальше от зала оказывается достаточно, чтобы почувствовать себя лучше - там было слишком жарко, и слишком многолюдно, и слишком шумно. Когда они отходят довольно далеко, он нагоняет Станниса, совсем не удивляясь, когда тот снова хватает его руку. - Давос? - бормочет он. - Милорд? - Думаю... Нет, мне нужен свежий воздух. Но - где?... - Налево, - говорит Давос, направляясь к небольшому коридору, который, насколько ему известно, ведет к садам не особенно извилистым путем и мимо не слишком большого количества стражников. Чем меньше свидетелей, тем лучше. Выйти наружу не занимает много времени, и, боги, Давос так рад, что он больше не в зале. Он и не замечал до сих пор, насколько спертым был воздух внутри. - Намного лучше. Ненавижу пиры, - он произносит это так холодно, что на минуту Давос может подумать, что они оба трезвы. - Я знаю, милорд. Если это вас утешит, я тоже не особенный их любитель. Станнис снова смеётся, но на этот раз его смех не звучит неправильно. - Возможно, это одна из причин, по которым сейчас ты - единственный, единственный сносный человек в этом замке. Давос не может не усмехнуться в ответ на подобное. Хорошо, ему не стоит брать это в голову. Но он способен признать комплимент комплиментом, и, хотя сносный - это не самое приятное определение, Станнис точно не возражает против того, что он единственный человек, который находится рядом с ним сейчас. Он не уверен, что какие-нибудь другие лорды доверяли бы бывшему простолюдину так, как Станнис доверяет ему. (И Давос не уверен, что согласился бы лишиться фаланг пальцев, если бы это было решением какого-нибудь другого лорда.) - Почему же, милорд, спасибо вам. Я польщен. Станнис трясет головой, пытается сделать пару шагов, но резко останавливается, и Давос думает, что знает, что это значит. - Давос? - зовет он, его голос вдруг дрожит. Давос никогда не слышал, чтобы его голос звучал так, даже во время осады. - Милорд… - Я чувствую… Это неправильно, это не… Давос вносит правки в свои предыдущие предположения. Это именно то, о чем он подумал. Он спешит упасть на колени и придержать голову Станниса, пока его рвет на полумертвый куст перед ним. Он уже успел прикинуть, что этим дело и закончится - столько вина вместе с почти полным отсутствием еды, это не могло не случиться. Он надеется, что Станнис не вспомнит ничего из этого утром, и придерживает его голову. Всю следующую минуту он слышит только тяжелое дыхание Станниса. - Милорд? - спрашивает он. - Это.. Это закончилось?... Станнис коротко кивает ему, всё ещё тяжело дыша. Давос обшаривает карманы в поисках клочка ткани и протягивает его, не допуская, что он сам может сделать с ним что-то. Контрабанда лука в осажденный замок - это одно, а это совсем другое - и он не уверен, где именно пролегает грань. Станнис хватает ткань дрожащими пальцами и вытирает рот, прежде чем сплюнуть на землю. - Мерзкий вкус, - бормочет он, и сейчас он звучит просто устало. - И моя голова раскалывается. Давос может поверить в это, особенно учитывая, откуда они пришли. - Нам стоило бы пойти в ваши покои, - говорит он тихо. Не стоит повышать голос. Станнис смотрит на него - он моргает гораздо чаще, чем обычно, очевидно, пытаясь сфокусировать взгляд. Давосу кажется, что у него не особенно получается. - Нам - нам стоит?... Я не - мы вообще где? - Сады. Вы можете стоять, милорд? Станнис ворчит и с усилием поднимается, всё ещё немного покачиваясь. Давос хватает его за руку и заводит её себе на плечи. Он не удивляется, когда Станнис повисает на нём почти полностью: он выглядит так, будто даже стоять для него - слишком сложно, не говоря уже о том, чтобы идти прямо. Давос пытается вспомнить, могут ли они попасть в покои Станниса, не возвращаясь к главному залу, но он не знает Красный замок достаточно хорошо для того, чтобы придумать другой маршрут. Он вздыхает, направляясь обратно к замку и главной галерее. Кто-то играет Дожди в Кастамере настолько громко, что Давос может различить слова, притом, что певец в зале, а они достаточно далеко от него. - Я ненавижу эту песню. Давос вздрагивает - вот уже пять минут как они покинули сады, и Станнис молчал всё это время. Давос думал, что он был близок к тому, чтобы отключиться. - Ну, Его Величество связан… - Как будто бы я этого не знаю, - Давос почти дрожит от того, сколько горечи в голосе Станниса. - Я почти что… почти что умер от голода, чтобы он выиграл войну, и я получил ебучий Драконий камень. Один из псов Тайвина Ланнистера убивает двух детей и больную женщину, и его дочь становится королевой, и для него играют песни на пирах. И, скажи мне, как - как что-либо из этого… - Милорд, у стен есть уши, - Давос не хотел перебивать, и боги свидетели, что он не имел права этого делать, но они по-прежнему в галерее, и они в Красном замке, и, хотя Давосу прекрасно известно, почему Станнис чувствует себя несправедливо обиженным своим братом, он редко слышал, чтобы тот прямо говорил, почему. В особенности при дворе - плохо говорить о короле здесь и сейчас может иметь ужасные последствия, если кто-то их услышит. И всё-таки, продолжая идти, он понижает голос настолько, что никто, кроме Станниса, не сможет его услышать: - Но вы правы. Это несправедливо. Станнис никак не реагирует, и Давос не продолжает: им не стоит говорить о подобных вещах открыто. Он натыкается на служанку, когда они подходят к первым ступеням лестницы, которая, как он думает, приведет их к покоям Станниса на первом этаже. Он просит её принести наверх воды так быстро, как только возможно. Подъем по лестнице на первый этаж занимает ещё десять минут - Станниса по-прежнему шатает, и Давосу приходится двигаться медленно, чтобы никто из них не упал. Когда он наконец открывает дверь в комнату Станниса, то с облегчением видит наполненный водой кувшин на столе в углу. Он захлопывает дверь пинком и выпускает руку Станниса только тогда, когда тот сидит на кровати, а потом идет к кувшину, хватает первый стакан, который попадается ему на глаза, и наполняет его водой. - Милорд, вам стоит это выпить. Это немного поможет, - он также садится на кровать и передает стакан из рук в руки. Станнис берет его, его пальцы по-прежнему немного дрожат, и он делает маленький глоток перед тем, как поставить стакан на кровать. Потом он поворачивается к Давосу, его глаза всё ещё красные, а его щёки всё ещё покрыты неестественно яркой краской. - Тебе не стоит так меня называть. - Прошу.. Прошу прощения? Станнис делает ещё один глоток из стакана. - Уже говорил об этом. Титулы бесполезны. Они ничего не значат. Одна ебучая чушь. Тебе стоит звать меня по имени. Давос не может не заметить, что его язык заплетается чуть сильнее, чем раньше, и, когда он ставит пустой стакан на кровать, он выглядит как воплощение печали. - Я… Я не думаю… - начинает Давос, но Станнис медленно качает головой, его пальцы зарываются в простыни. - Они всё равно ни для кого ничего не значат. Боги, моя голова раскалывается. Никогда больше не буду так делать. И поэтому - тебе не стоило и начинать. Не то чтобы Роберт вспомнил об этом завтра, бьюсь об заклад. По крайней мере ты здесь - говорил же, ты лучше, чем кто-либо ещё здесь, а они всё ещё этого не понимают, и я ненавижу быть здесь, почему я вообще пошел?.. Это всё блядский обман. Или лицемерие. Возможно, и то, и другое. И я правда имел в виду то, что сказал тогда о луке. У Давоса нет времени придумать ответ, потому что в следующий миг пальцы обхватывают его запястье, и, хотя их прикосновение хорошо ощутимо, хватка не настолько крепкая, чтобы он не смог бы освободиться за несколько секунд. Он не замечает, как близко оказался к Станнису, пока не поднимает голову и не понимает, что между ними всего лишь пара сантиметров. - Тебе нечему удивляться. Лучшая еда, что я пробовал. - Милорд… - Пожалуйста, перестань. Можешь начать завтра снова, но только не сейчас. Боги ведают, что Давосу не стоило бы этого делать. Но лорды не говорят пожалуйста своим прежде низкорожденным знаменосцам, и - что ж. Насколько он может судить, вино всего лишь сделало Станниса более разговорчивым, чем обычно, и пока что… что ж, он не услышал ничего неожиданного. По какой-то причине Станнис хотел бы этого, но никогда не попросил бы, если бы был трезвым. И - что ж. Ему это ничего не стоит, кроме манер, а манеры - всего лишь обман. Он тоже хорошо это знает. - Хорошо. Станнис. Позволено ли мне будет усомниться в этом? - Не меняет правды, - отвечает Станнис, и есть что-то мягкое в том, как он смотрит на Давоса, и целую секунду Давос ждет, что Станнис подастся ближе, и тогда между ними не останется места. Его взгляд застывает на губах Давоса, и Давос не может не думать о том, насколько гибельными будут последствия, если это действительно случится. В чем он не уверен, так это в том, что сможет остановиться, и это совсем не та мысль, которую ему стоило бы иметь, потому что он в принципе не должен задумываться о подобном. У него нет даже предлога - именно он трезв, и будет только хуже, если он не скажет нет. Но потом взгляд Станниса соскальзывает вниз, и он трясет головой. - Я ненавижу это, - шепчет он, больше про себя, чем вслух, и Давос не может не надеяться, что он не вспомнит этого утром. Больше ради самого Станниса - Давос не уверен, что тот будет питать особую нежность к подобным воспоминаниям. Он также уверен, что, когда он говорит, что ненавидит это, он имеет в виду не только лишнюю выпивку. - Тебе стоит поспать, - говорит Давос, пытаясь заставить голос звучать ровно. - Утром станет лучше. Станнис не возражает. Его ладонь отпускает запястье Давоса, и он наклоняется, чтобы стянуть сапоги. Это самое большее, на что он способен, прежде чем откинуться на постель, даже не пытаясь забраться под одеяла. Он проваливается в сон всего за пару минут, к счастью, на боку. Давос не пытается внести какие-то изменения в сложившуюся ситуацию, но он не особенно уверен насчет того, что ему стоит уходить, и, возможно, желательно, чтобы он был здесь утром. Что ж, ему приходилось спать в местах гораздо менее удобных, чем стулья в этой комнате. -- Он просыпается, когда встает солнце, и Станнис всё ещё спит. Его спина болит, ему не случалось спать в настоящей кровати уже много дней, и большую часть восстания Грейджоя он также провел не в кровати, так что он полагает, что это было попросту обязано случиться. Он не имеет ни малейшего представления, где ему следовало находиться прошлой ночью, ему никогда не предоставляли одну и ту же комнату во время визитов, так что он просит служанку принести еще пару кувшинов с водой. Он использует вчерашний, чтобы умыться и вымыть руки, и громко охает, распрямляя спину. В процессе он слышит шуршание из кровати, и, когда он к ней поворачивается, он видит обведенные алым синие глаза, смотрящие на него снизу вверх, пока Станнис не закрывает их снова и не зарывается лицом в подушку. - Милорд? Как вы себя чувствуете? - спрашивает Давос. - Воды, - каркает Станнис, звуча бесконечно расстроенным. Давос берет один из свежепринесенных кувшинов и наполняет стакан. Давос прекрасно его понимает и не предлагает пока помощи, а ждет, пока Станнис сядет прямо, прежде чем передать ему стакан. - Который сейчас час? - спрашивает он, прикончив стакан, и звучит чуть менее хрипло. - Раннее утро. Я сомневаюсь, что ещё кто-то уже проснулся. - Вчера большая часть гостей только спать пошла в это время, - Станнис не звучит особенно впечатленным, и не то чтобы Давос думал по-другому. - Боги, если кто-нибудь придет и будет интересоваться, желаю ли я посетить пир сегодняшним вечером, ты ответишь им и скажешь, что я не желаю. - Разумеется. Значит ли это, что мне следует спать в этой галерее? - спрашивает Давос, несколько удивленный. В большинстве случаев он ночевал в гораздо более скромных покоях. - Подожди, тебе разве не показали твои комнаты? - Ну, нет. Я пошел сразу на пир, когда прибыл вчерашним вечером. - Пир… Черт, - секунду Давос опасается, что Станниса может снова вырвать - его лицо бледнеет, его зубы сжимаются, и Давос знает, что он помнит, что случилось прошлой ночью. - Милорд, вы… вам не о чем беспокоиться, - он полагает, что лучше сказать это сейчас, а не ждать. Станнис трясет головой, прежде чем начать массировать виски кончиками пальцев, надавливая так сильно, что суставы белеют. - Я вел себя непростительно. Я опозорил тебя и себя на виду у всего стола, мне есть, о чем беспокоиться. - Милорд, простите, если это не к месту, но в том, что касается меня, мне нет никакого дело до того… того, что мог подумать обо мне весь стол. - Тебе.. Нет дела? Давос пожимает плечами, садясь на свой стул. - Я уверен, что они и так не думали обо мне ничего хорошего, и я не рассчитываю, что они изменят мнение. Почему мне должно быть дело? Пусть будет, как есть. - Тем не менее, это было неподобающе. Я не должен был попасться на удочку. - Попасться? - Я начал пить только из-за брата. Иначе я бы и не прикоснулся к вину. И всё то, что я сказал в галерее - мне стоит сделать тебя лордом только за то, что ты меня заткнул. - Я всего лишь подумал, что вы не скажете мне спасибо утром, если я этого не сделаю. - Правильно подумал. Не могу поверить, что я вообще сделал это. Давос сочувственно пожимает плечами, вставая и направляясь к кувшину - его тоже начинает мучить жажда. Ещё он голоден: если подумать, он так и не доел свою тарелку. Когда он наливает в свой стакан, он видит, как Станнис вытягивает в его сторону руку, приглашая его снова сесть на кровать, и он садится, следя за тем, чтобы выдержать безопасное расстояние. - Вне зависимости от того, что ты думаешь по поводу вчерашнего, я все равно должен извиниться. Мое поведение было не только непростительно само по себе, но и то, как я унизил свое достоинство, совершенно не заслуживает снисхождения. - Милорд, вам нет нужды извиняться передо мной. Все продолжат относиться ко мне по-прежнему, и никто не будет настолько идиотом, чтобы обсуждать вас. По крайней мере, в лицо. - О, в этом я не сомневаюсь, - соглашается Станнис, и он уже не звучит так самоуничижительно, как раньше. - Но эта дешевая комедия закончена для меня, по крайней мере, насколько я понимаю. - В таком случае я рад знать, что для меня она даже не начнется. - Чушь. Ты можешь пойти на пир этим вечером, если захочешь. - Мне нет до него никакого дела. Хотя признаю, что думал над тем, чтобы отправиться на кухню и посмотреть, не осталось ли там чего-нибудь. - Я даже не дал тебе доесть ужин, - стонет Станнис. - И вы съели даже меньше, чем я. Я могу сейчас сходить вниз и проверить, смогу ли я что-нибудь найти и принести сюда. Вместо этого Станнис качает головой и встает. - Это случилось по моей глупости, я сам найду себе, что поесть. И ты - мой знаменосец, а не слуга - ты не будешь ничего сюда приносить. Давос следует за Станнисом из комнаты, не заботясь обратить его внимание на то, что он мог бы приказать служанке принести им какой-нибудь еды без того, чтобы им вообще пришлось бы выходить. Если Станнис не сделал этого сам, значит, у него есть причины, чтобы идти вниз, и Давос не будет тем, кто в нём усомнится. Главный зал оказывается не совсем пуст, когда они до него добираются. Столы всё ещё расставлены, и будут стоять, пока пир не закончится, и здесь довольно много слуг, которые моют пол, меняют тарелки и столовые приборы и перевешивают портьеры. И на столах осталась еда, большей частью сладости и фрукты - ничего, что испортится, не будучи съеденным за полчаса. После изучения состояния зала с не особо скрываемым отвращением, Станнис хватает стул и садится за тот из столов, за которым они точно не сидели прошлым вечером. Он оглядывает оставшуюся еду, прежде чем пожать плечами и потянуться за медовым пирогом. Он ест его так, будто делает не самую приятную работу, но Давос знает, что он должен быть голоден. Любой был бы после того, как выпил так много и съел так мало. Давос берет ещё один стул и сам тянется за медовым пирогом. Он довольно хорош, и, когда кусок заканчивается, он накладывает себе второй и третий, не обращая внимания на слуг, что с любопытством разглядывают их обоих. Не то чтобы они могли им возразить. Станнис хватает второй кусок медового пирога, когда Давос принимается за свой четвертый (ему стоило бы, наверное, найти что-нибудь более существенное, но он сомневается, что осталось хоть что-то мясное, и он голоден, так что пирога должно пока что хватить). - Я не передумал, - отрывисто говорит он перед тем, как сделать еще один укус. Он всё ещё ест так, будто выполняет какую-то повинность. Давос задается вопросом, обращает ли он вообще внимание на вкус. - Относительно чего, милорд? - Относительно твоего лука и солёной рыбы. Станнис ничего больше не добавляет, но Давос помнит ту часть вечера исключительно, чрезвычайно хорошо. Ему стоит сказать, что смертельный голод меняет взгляд на вещи. Всё, что угодно, покажется небесным нектаром тому, кто очень долго не притрагивался к настоящей еде. Но опять же, может, ему стоит принять это как есть. Он может чувствовать себя смущённым и не в своей тарелке во время грандиозных пиров или в компании высокорожденных лордов, которые никогда не узнают, что лук, над которым они смеются, может однажды спасти им жизнь. И король не обмолвился с ним ни словом, и никогда не обмолвится, хотя он много раз говорил со всеми остальными знаменосцами Баратеонов, но он горд тем, как он здесь оказался, и рад служить Станнису. И он не нуждается в признании и не хочет получить его от кого-либо ещё. - Думаю, в таком случае мне стоило привезти с собой немного. - Думаю, когда в следующий раз здесь будет пир и я позову тебя, ты будешь знать, что делать. - Отлично, милорд. Теперь я это знаю. Станнис коротко ему кивает и наливает себе воды в чашу, прежде чем снова откусить от медового пирога, и Давос не упускает ни малейшего намека на улыбку, свернувшуюся в уголках его губ. Давос решает, что вся эта история закончилась не так плохо, как могла. Он пытается заткнуть ту часть себя, которая интересуется, почему Станнис так настаивал на том, чтобы Давос звал его по имени, а не титулу (и эта же часть весьма интересуется, представится ли Давосу случай ещё раз нарушить правила), а пока он решает, что бывают худшие вещи, чем подчищать остатки, пока бледный утренний свет медленно заливает зал. И, поскольку тень улыбки не исчезает с губ Станниса, даже когда он жалуется, что медовый пирог оказался слишком сладким, Давос решает, что, возможно, Станнис думает так же. Конец.