Телом и душой

— Бетти, документы на продажу, и в темпе, пожалуйста. Господин Бибер не любит ждать. Я краем глаза заметила, как Коулман погладил Беатрис по попе, обтянутой джинсовой мини-юбкой, после чего та скрылась за дверью его кабинета. Я поджала дрожащую от подступающих слёз губу и отвернула лицо к стене. Работать здесь мне всегда казалось худшим раскладом. Но кто ж знал, что существует ещё более горькая доля? Не ценила я ту свободу, что теперь у меня заберёт новый хозяин, вдобавок ко всему мне придется ложиться под него, когда он захочет… Противно. Я вытерла рукавом скатившуюся слезу и втянула носом вязкий разгорячённый от обиды воздух. Надеюсь, никто не заметил, потому что я не привыкла показывать свою слабость, но сейчас меня просто всю изнутри разрывает. — Микела, — я обернулась на голос и увидела печальные глаза Рони, которая быстро обняла меня за плечи, уткнувшись носом в плечо. — Выходит, ты… на пожизненное? Мой взгляд метнулся в сторону Коулмана, который складывает какие-то листы в прозрачный файл. Паспорт тоже там. — Кажется, да, — из меня вырвался истерический смешок. Из-за потрясения и нестабильной работы нервной системы я выгляжу куда более весёлой, чем следует. Вероника смотрит на меня с безграничным сожалением, остальные тоже кидают в мою сторону унылые взгляды, скорее всего, внутренне ликуя оттого, что они будут принадлежать похотливым извращенцам всего одну ночь, в отличие от меня… — Будем надеяться, что твой золотой папик окажется не таким засранцем, как Коулман, — Рони всё ещё пытается подбодрить меня, и я вижу застывшие слёзы в ее светлых глазах. — Я буду скучать. Она снова обнимает меня, и от этого мне становится душно. Я натягиваю усталую улыбку и смотрю на её лицо. — Мы обязательно будем видеться. Не тиран же он всё-таки, наверняка, будет позволять мне прогулки. К нам подошла Беатрис, держа сцепленные в замок руки перед собой. Выглядит подавленно, что мне непривычно видеть в этой властолюбивой даме. — Идём, я провожу тебя до машины, — она бережно взяла меня под руку и повела к выходу из заведения. Вслед я слышала прощальные слова от остальных девушек, но этот звук казался каким-то неестественно глухим, будто из-под слоя ваты. Неужели, мне, и правда, так тяжело прощаться с жизнью посудомойки? Я даже не знаю, что ждёт меня в новом доме, и эта неизвестность пугает больше, чем наказания Коулмана. К ним я хотя бы привыкла и знаю, как повернуться, чтобы было не так больно. Мало ли, какие изощрённые методы воспитания у этого Бибера. — Я слышала, он очень милосерден. Помогает больным и детям-сиротам, постоянно устраивает благотворительные вечера… Он не будет обращаться с тобой слишком жестоко. — Не успокаивай меня, Беатрис. И без того тошно, — бормочу я, глядя себе под ноги. Мы остановились возле чёрного автомобиля с тонированными окнами. Водитель учтиво открыл передо мной дверь, но я не спешила садиться. — Прощай, Бетти, — я обняла её, вдыхая запах моющего средства от её одежды. — Береги себя. — Коулман сбережёт, — иронично усмехнулась она. — Счастливо. Я села на кожаное сиденье, и тяжёлая дверь за мной захлопнулась, словно разделив мою жизнь на «до» и «после». — Я отвезу вас в резиденцию и ознакомлю с правилами пребывания подневольных. Таково распоряжение Господина Бибера. Я молча кивнула, поймав взгляд водителя через зеркало заднего вида. Говорить ничего не могла — рот как будто кислотой разъело. Мы выехали на шоссе, и я безразлично уставилась в окно, наблюдая, как меняется пейзаж. Мимо пролетали магазинчики, кафе и торгово-развлекательные центры. Может быть, в новой жизни я смогу себе позволить заглянуть куда-то, кроме «Кул Плея» и хозяйственного магазина? Но на хорошее лучше не настраиваться, иначе будет больнее разочаровываться. Я на мгновение закрыла глаза и совсем не заметила, как провалилась в сон. Разбудил меня звук открывающегося крыла автомобиля и всё тот же голос водителя. — Прошу, — он протянул мне руку, помогая выйти, и я ступила на вымощенную камнем дорогу. Интересно он со мной обходится… Будто я не наложница вовсе, а какая-нибудь элитная персона. Я хмыкнула и огляделась по сторонам. Судя по всему, мы находимся за городом. Воздух здесь свежий, и деревьев очень много. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, и территорию роскошного поместья освещали небольшие фонарики, расставленные вдоль дороги к огромному дому. Мы двинулись вперёд, углубляясь в красивый сад. Аромат цветов и коры деревьев смешался с запахом протекающей под небольшим мостиком реки. Чувство, будто я попала во дворец. Здесь так гармонично и безмятежно. Органов слуха касался шорох подошвы и размеренный голос мужчины, что шёл вместе со мной, сунув руки в карманы серой куртки. — Поместье делится на два крыла — гостевое и хозяйское. Ваша комната находится в гостевом. Помимо вас в этом доме пребывают другие прислуги, с которыми вам дозволено общаться в свободное время. Ну, слава богу! Я буду здесь социальным существом. Главное, чтобы сожители были адекватными… — Главное правило слуг — не перечить хозяину. На вас ложится обязательство выполнять все его приказы, даже если они покажутся вам абсурдными. Господин всегда прав. — Я смогу гулять по окрестностям резиденции? — вдохновленная шикарным видом на сад, поинтересовалась я. — Только в свободное время, — отрезал мужчина. — А когда у меня будет свободное время? — Когда решит Господин. Я усмехнулась. — Сейчас он находится в своих покоях. Заходить туда без его разрешения строго запрещено. Покидать территорию поместья — тоже. — Что происходит с теми, кто ослушается хозяина? — я перевела взгляд на водителя, а он отчего-то остановился. Его брови сошлись на переносице, а челюсть напряглась. — Их наказывают, — твёрдо произнес он. Мы дошли до главных дверей, которые открыл какой-то высокий короткостриженный мужчина атлетического телосложения. Вдоль брови и глаза на его непроницаемом лице тянется грубый шрам, а руки напряжены так, будто рукава футболки вот-вот лопнут. Он похож на представителя личной охраны, заслужившего хорошую репутацию военной службой. — Здесь я вынужден передать вас Мэддоксу, — водитель указал на громилу, который слегка кивнул ему. — До свидания? — с неуверенностью попрощалась я, и моя интонация была какой-то очень неоднозначной. Водитель моргнул мне и развернулся спиной, уходя обратно к машине. — Идём. Чего встала? — низким голосом процедил Мэддокс. Видимо, тот мужчина — единственный, кто отнёсся ко мне не как к животному. Мне и не нужно привыкать. Дальше — хуже. Всю дорогу по коридорам и лестницам мы шли молча. Мёртвая тишина поглотила этот дом вместе с темнотой. Дорогу освещал только свет фонарей, сочившийся из окон, поэтому я не смогла разглядеть интерьер помещения. Мэддокс подвёл меня к деревянной двери и опустил ручку, толкая её вперед. — Твои покои. Одежда в шкафу, ванная там, — он указал рукой на другую дверь уже внутри комнаты. — Заведи себе будильник на семь утра. С этими словами охранник удалился, а я быстро скользнула внутрь помещения и, нащупав на стене выключатель, зажгла свет. Комната озарилась приятно-холодными тонами. Я присела на большую кровать возле стены и, болтая ногами, стала задумчиво глядеть по сторонам. Шоколадные стены, бежевая мебель, по центру на полу постелен пушистый ковер. Здесь очень даже уютно, особенно в сравнении с теми подворотнями, где мне порой приходилось ночевать. В одном из шкафов я отыскала большое зелёное полотенце и пошла в душ, который мне тоже показался поистине царским. Стены обложены светлой плиткой, над раковиной висело большое чистое зеркало, обрамлённое мелкими светодиодами, а самое приятное, что здесь было — горячая вода. Она так разморила, что я провалилась в сон, едва коснувшись подушки. Оглушающая трель будильника заставила меня вскочить с кровати, не успев открыть глаза. Мне пришлось умываться ледяной водой, чтобы окончательно проснуться, но бодрящие свойства низких температур оказались мифом, потому что моему мозгу понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что в шкафу нет ничего, кроме этого дурацкого шёлкового халата. Полки оказались пусты, вешалки тоже. Надеюсь, «Господин Бибер» не заставит меня носить этот разврат до конца жизни. Настойчивый стук в дверь вынудил меня небрежно завязать поясок и наспех собрать волосы в хвост. Только я подошла, чтобы открыть, как на пороге бесцеремонно показалась фигура Мэддокса. Его руки привычно сложены на груди, а лицо выражает эмоции камня. — Господин Бибер ждет тебя в своем кабинете, — сообщает он стальным голосом. — В этом? — я красноречиво развела руками, показывая, что на мне надето. — Может мне вообще голой к нему прийти? — Захочет — пригласит голой, — Мэддокс продолжил сверлить меня холодным взглядом, пока я не сдалась и не поплелась следом за ним. Под этим халатом у меня ничего нет, кроме белья, и я снова порадовалась своей нищете, потому что носить на себе красивые лифчики сейчас крайне невыгодно. Увидит меня извращенец в не лучшем свете и решит вернуть обратно в кулплеевские поломойки, на худой конец, назначит домработницей в своем дворце. Я и этому рада буду, лишь бы не ублажать его против своей воли. Мэддокс довел меня до кабинета, и перед тем, как открыть дверь напомнил о манерах. — Посмотри хозяину в глаза, слегка поклонись и опусти взгляд. Он оценит твою обходительность. — Ещё чего ему сделать? — огрызнулась я, уверенно толкая дверь, и тут же замерла. Этот, мать его, Господин походу собрал целый медицинский консилиум. Несколько человек в белых халатах стояли рядом с рабочим столом у окна, наполовину завешенным плотными изумрудными шторами. Сам же Бибер сидел в кресле, листая документы, переданные от Коулмана. Как только я оказалась на пороге, хозяин оторвал взгляд от бумаг и хищно ухмыльнулся, затем поднялся с места и размеренными шагами приблизился ко мне. Я так и осталась в оцепенении, кажется, даже дышать перестала, особенно когда столкнулась с его медовыми глазами. Взгляд у этого Бибера какой-то слишком тяжелый. Холодный, будто предупреждающий. — Имя, — коротко требует он, внимательно рассматривая меня с головы до ног. — Разве в паспорте не написано? Мне пришлось укусить себя за язык, когда я поймала его строгий взгляд. Коулман никогда не реагировал на грубость со стороны прислужниц. Кажись, теперь пора отучаться от этой привычки. — Микела Шилдс, — я быстро исправилась, после чего почувствовала его пальцы, слегка царапнувшие сонную артерию на шее. Я пожалела, что собрала волосы, потому что это странное воздушное прикосновение заставило мою кожу покрыться мурашками. — Звучит слишком пафосно для такой простушки, как ты, — он прихотливо хмыкает. — Или ты из знатного рода? — Мой отец — простолюдин, хотя мама была из высшего света, — отвечаю я, опуская глаза в пол, и смотрю на собственные ноги. Так проще говорить. — Но она умерла, — невозмутимо констатирует хозяин, обходя меня сзади. — И все твои привилегии почили вместе с ней, поэтому отныне твоё имя будет короткое и легко запоминающееся, Микки. Боже, да за что?! Только избавилась от Беатрис, которая так любила побесить меня этим прозвищем, а теперь эта сволочь ищет любой способ принизить моё достоинство. Что это вообще за имя такое мультяшное? Только я хотела возмутиться, как почувствовала его руку, окольцовывающую живот. Он так близко, что мне становится некомфортно и неловко. Мои пальцы моментально сжались в кулак. Только бы он не… — Блять, — шепчу я, ощущая, как пояс на моем халате развязывается и соскальзывает вниз двумя шёлковыми концами. Руки инстинктивно потянулись прикрыть оголённые части тела, но Бибер их остановил, возникнув сбоку от моего лица. — Первое — я не потерплю непристойную лексику в моём присутствии. Второе — ты закрываешься, не учитывая тот факт, что нет ничего более соблазнительного, чем полуприкрытое тело. Эти слова заставили меня отпустить края халата. Пальцы всё равно стали деревянными от его глубокого тембра. Гипнотизёр хренов… Хозяин коснулся моих волос где-то в районе затылка и потянул резинку вниз, высвобождая их из слабого хвоста, затем погладил прямые локоны ладонью и заправил прядь мне за ушко. — У тебя красивые волосы, — произнес он. — Скажу Оленне, чтобы не отстригала. Мужчина отошёл на шаг, сосредоточенно рассматривая моё тело и покусывая кончик большого пальца. Сканирующий взгляд скользнул по ногам, животу и остановился на груди, после чего Бибер задумчиво хмыкнул. — Не больше двойки, верно? — он оглянулся на одного из врачей, напомнив мне об их присутствии, и тогда мне точно стало стыдно. Мои щёки вспыхнули алой краской, а сердце застучало комом в горле. Ну, зачем он так? Я закусила губу с такой силой, что на языке оказался привкус железа, и эта боль немного заглушила моё дикое смущение. — Это лучше, чем ничего. Что ж, на этом я предоставляю её вам, — неожиданно чуть громче заявил он, садясь обратно в своё кресло. — Постарайтесь всё успеть до заката. С этими словами меня увели в какой-то коридор со служебным выходом прямиком к парковке на заднем дворе. Не обращая внимания на мои нескончаемые возражения по поводу внешнего вида, меня затолкали в минивэн и повезли в городской диагностический центр. Хозяин должен убедиться, что я не только не заражу его венерой, но и в том, что у меня хороший иммунитет и нет психических заболеваний. Медицина в мире — штука дорогая. Не всем захочется раскошеливаться на лечение болячек своих прислуг. Так, у меня брали кровь, разумеется, не только на СПИД. Ещё на гормоны, аллергены и даже на наличие в организме паразитов. Потом проверяли мои сухожильные и мышечные рефлексы, показывали чернильные кляксы на белом листе бумаги, и спрашивали, что я вижу… Короче, делали всё, чтобы удостовериться, что я не сорву похотливые планы Господина Бибера. И к его счастью, я оказалась почти полностью здорова. Нашли какие-то шумы в сердце, но врачи сказали, что ничего страшного, хирургическое вмешательство и медикаменты не требуются. После полного медицинского обследования меня ждали чуть более приятные процедуры — косметология и парикмахерская. Как извращенец и просил, коротко подстригать меня не стали. Девушка приятной восточной внешности по имени Оленна убрала всего пару сантиметров сечёных концов и придала моим волосам здоровый и ухоженный вид с помощью какой-то маски и шампуня из авокадо. Далее проводили манипуляции с кожей моего лица и рук, стёрли чёрный лак с ногтей, подпилили их и покрыли бесцветным. Остался последний сеанс, и мне он показался самым неприятным из всех. Эпиляция. Меня почти с ног до головы обмазали топлёным сахаром, после чего его отрывали маленькими кусочками с каждого участка кожи. Не сказать, что это самое ужасное, что со мной случалось за всю мою подневольную жизнь, но и процесс этот чистым кайфом не назовёшь. Если бы я знала, что данная процедура окажется такой болезненной, я бы отказалась от лишних минут сна и избавилась от нежелательных волос самостоятельно бритвой. Но нет, ёбанный садист Бибер распорядился со мной не сюсюкаться — одна из главных причин, за что я его так возненавидела с первых же дней. Когда всё, наконец, закончилось, я приняла душ, смыла с себя остатки липкого сахара и после того, как попрощалась с мастером, поспешила удалиться из кабинета. Меня снова посадили в машину и отправили обратно в поместье. Что ж, благодаря своему новому статусу содержанки я хотя бы узнала, что такое настоящий уход за собой, а не просто стакан воды за двадцать минут до завтрака, якобы для ровной сияющей кожи. Я поднялась вверх по ступеням роскошной веранды и только открыла главную дверь, как столкнулась с каменной грудью Мэддокса и почти что отлетела назад, но он схватил меня за запястье, удержав на месте. — Пусти, — рыкнула я, выдёргивая руку, но тот продолжал сжимать её сильнее. — Ведёшь себя, как дикарка. Если будешь продолжать в том же духе, Господин запишет тебя в ряды непокорных. — И что с того? — я не оставляла попытки высвободиться, оттого его пальцы сжимались ещё крепче. Готова поспорить, что на коже остались бордовые следы. — Узнаешь, — на непроницаемом лице впервые появилась тень плохо-скрываемой агрессии. Он отпустил мою руку, и я прижала её к груди, неторопливо потирая ноющее запястье. — Мудила, — пробурчала я, стремительно отдаляясь от него по коридору, но далеко уйти не успела. Передо мной собственной персоной нарисовался хозяин. Его губы трогает довольная улыбка, а глаза исследуют моё лицо. — Совсем другое дело, а то выглядела, как нищая девочка со спичками из сказки Андерсена. Звучит оскорбительно. Я смерила его ненавистным взглядом, и уже придумала, куда его послать, но вовремя опомнилась. Не хочу портить его настроение. Может, хоть смилуется и отложит моё торжественное лишение девственности хотя бы до завтра. — За мной, — скомандовал мужчина, перехватывая мой взгляд. Я повиновалась и устало поплелась следом. Мы снова оказались в его кабинете, и вроде здесь было всё, как утром: тот же рабочий стол, те же шторы и запах мужского парфюма, но чувство тревоги охватило меня с пущей силой. Не знаю, отчего. Может, потому что отныне со мной будут обращаться как с крепостной шлюхой. Бибер подошел к столу и опёрся на него руками, склонив голову над кипой бумаг, которые ему, по всей видимости, предоставили врачи. — Анализы хорошие, патологических изменений в организме нет, вич-инфекций тоже. Желаешь ознакомиться со своими обязанностями сейчас или после того, как я тебя официально присвою? — совершенно невозмутимо предоставляет выбор он. А мне так хочется оттянуть момент моего унижения, что я, не задумываясь, отвечаю: «Сейчас», и слышу его смех. Он указал на документы, лежащие на столе, и обвел пальцем обложку моего паспорта. — Это теперь принадлежит только мне. Захочешь выкрасть — Мэддокс сломает тебе руку. От его сурового тона я почувствовала, будто под лёд провалилась. Сразу захотелось во что-нибудь укутаться, но на мне всё ещё висел этот идиотский халат. — Как ты уже поняла, сквернословить при мне — плохая идея, также запрещается обращение на «ты». Пусть Коулман позволяет своим прислужницам многое, но теперь ты моя и должна перестраиваться на новую манеру общения со своим хозяином. Кстати, по поводу хозяина… Звучит устарело, так что я предпочитаю, чтобы меня звали Господином. Такое заявление вызвало у меня смешок, но я сумела подавить его внутри себя. М-да, много он о себе возомнил. Вероятно, эта жажда превосходства вызвана каким-нибудь комплексом неполноценности. Маленьким членом, например. — Ты будешь обязана выполнять все мои приказы в любое время суток, в любой день недели. Выходные я назначаю самостоятельно, исходя из собственного отношения к тебе и своих желаний. Вопросы есть? — Я буду служить тебе только в постели или работа по дому тоже ложится на мои плечи? Чёрт. Я, кажется, поняла, почему он так на меня смотрит… а теперь подходит и впивается пальцами в щёки, не разрывая зрительного контакта с моими испуганными глазами. Сердце заколотилось, как птица в клетке. Стало трудно дышать, но я всё же сумела выдавить из себя одно слово: — Простите, — сдавленно от недостатка кислорода шепчу я. — Считай это предупреждением, — он отпускает моё лицо, а затем отходит к широкому окну. Вид из него открывается на цветущий сад, озаряемый бронзовыми лучами заката. Мужчина барабанит пальцами по подоконнику и жестом подзывает меня к себе. — Разденься. Мои мысленные возмущения, и я покорно снимаю с себя тонкую ткань халата, которая падает к ногам с тихим шелестом. Я сделала несколько шагов вперёд и оказалась рядом с извращенцем, а он перевел взгляд обратно на окно. — Ты знаешь, что закат — это завершение какого-либо этапа? — философски осведомился он. Я молчала. Не знаю, что на подобные вопросы отвечать, поэтому равнодушно следила за уходящим солнцем, мысленно отсчитывая секунды до уничтожения той последней невинной частицы, что ещё во мне осталась. — Избавление от чего-то старого, ненужного… Я чувствую его пальцы, гладящие мои волосы вдоль спины, и задерживаю дыхание. Ладонь ложится между лопаток и резко надавливает, впечатывая меня щекой в холодное стекло. Я делаю резкий выдох, наблюдая, как оно запотевает от моего дыхания. Его рука все ещё держит меня, лишая возможности двигаться, вторая пробирается под резинку трусиков. Я отчаянно дёрнулась, но тут же расслабилась, потому что ощутила мягкие губы на своем плече. Знает же, как отвлечь. Чувствую себя такой безвольной. — Твои попытки оттолкнуть меня пробуждают ещё больший азарт, Микки, — либо его дыхание так сильно обжигают мою шею, либо это вспыхнувшая злость окатила меня лавой. — Ненавижу… Ой, ёб… Из-за его слов и шума в голове от прилившей крови я совсем не услышала, как расстегнулась его ширинка, а теперь меня буквально выгнуло от внезапного болезненного проникновения. Забавно, он даже не пытался меня возбудить, поэтому ощущения оказались довольно острыми. Я оцарапала ногтями стекло и попыталась разогнуть спину, но его рука крепко прижала меня к окну, обездвиживая. Я жалобно заскулила. Он такой твёрдый и горячий… Вошел в меня совсем медленно и ещё не так глубоко, чтобы я определила размер его члена, но затем сделал резкий рывок, и меня парализовало от боли. Пиздец, какой же огромный… Я его явно недооценивала. В глазах потемнело. Я старалась не издавать никаких звуков, но тихие стоны вырывались из моих губ сами собой. Бибер намотал мои волосы на кулак и дёрнул на себя. Я выгнулась в пояснице сильнее, позволяя его члену скользнуть ещё глубже под новым углом, и громко всхлипнула, сдерживая слезы. Он даже не дал мне привыкнуть к своим размерам, а уже начал двигаться, причиняя жуткий дискомфорт. Внутри как будто все рвётся. — Перестань! Мне больно, — я пытаюсь кричать севшим голосом и затыкаюсь из-за крепких пальцев, сжавших моё горло. Теперь он ещё ближе ко мне, плюс ко всему потребление воздуха ограничил. В такой позе вырваться нереально, поэтому мне остаётся только мучиться от острых неизведанных ощущений и пускать слёзы на его, сжимающую шею, руку. По позвоночному столбу проходит неприятная судорога. Я упираюсь ладонями в окно и чувствую кожей холодную стеклянную поверхность. Цепляюсь за это ощущение, как за соломинку, чтобы не потерять сознание, но хозяин даже не думает меня жалеть. В какой-то момент у меня сложилось впечатление, что он нарочно толкается в меня так сильно, чтобы слышать, как я постанываю. Проверяет, не в отключке ли я. Но я не собираюсь показывать свою слабость, поэтому упорно игнорирую мелкую рябь в глазах и глотаю жалобные всхлипы. Не знаю, сколько времени это всё длилось, но мне казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Бибер наконец-то вздрогнул и начал сбавлять темпы. Он отпустил мои волосы, но его сбитое дыхание всё ещё щекотало плечо. По внутренней стороне бедра стекла крупная густая капля. Я почувствовала облегчение и мелкую дрожь, которая первые секунды не давала выпрямиться. — Отвечаю на твой вопрос, заданный тридцатью минутами ранее… Тридцать минут?! Меня насиловали полчаса, и теперь я всё тело не ощущаю. Надеюсь, следующий раз будет проходить не так болезненно. Чёрт, даже не хочу думать о втором разе! — Пока ты мне нравишься, будешь ублажать меня в постели. Надоешь — присоединишься к остальным, чьи обязанности распространяются на работу по дому, и только изредка будешь попадать в мою спальню. — Нравлюсь? Интересно, что мне нужно сделать, чтобы это исправить. Между ног жгло и пульсировало, но это не мешало мне выпустить яд. Слишком много унижений на сегодня. Мне нужна хоть какая-то разрядка: нахамить, обозвать, а лучше всего зарядить ему по тому месту, что стало причиной такой жуткой боли во всём моём теле. — К твоему несчастью, исправить это может только секс со мной, ведь главная причина твоей уникальности — тесная девственная киска. — Омерзительно, — фыркнула я, поправляя бельё. Потом ещё и пальцы испачкала в сперме и крови, из-за чего брезгливо поморщилась, опуская на них свой взгляд. — Мне нужны салфетки. — Лучше прими душ, — безразлично произнёс извращенец, кидая мне полотенце. — И не забывай про обращение. Мне уже не терпится надрать тебе задницу. — Благодарю вас, Господин, — с напускной вежливостью воскликнула я и тут же скрылась за дверью ванной. — Твой сарказм неуместен. Опасаясь того, что он захочет подкрепить замечание какой-нибудь физической мерой, я быстро щёлкнула замок и только после этого осмотрелась. Ванная в его кабинете была совсем небольшая. Скорее всего, она и расположена здесь для внепланового перепиха, чтобы наспех сполоснуться по окончании и продолжить работу. Когда я привела себя в порядок и вышла из душа, на моих плечах снова повисла шелковистая ткань. Бибер молча указал на дверь, намекая на то, что наше сотрудничество на сегодня окончено. Меня поимели и выгнали, как дешёвую шлюху. Унизительно немного, но ничего. Это лучше, чем каждую ночь отдаваться разным мужикам.