Грех — слово, действие или желание,
противное вечному Закону.
— Гомосексуалист! Джисон сплёвывает кровь, распластавшись на земле. — Извращенец! — слышится повсюду. У парня плывёт перед глазами. Он чувствует, что кто-то бьёт его в живот. Парень охает от боли, сгибаясь. — Ты будешь страдать в Аду! Понятие о том, что все равны перед богом, кануло в небытие. Теперь его именем страшат всех несчастных, кто ступает на скользкую тропинку. Ненавидят тех, кто любит кого-то своего пола, но поощряют тех, кто бьёт своих жён и детей за непослушание. Ненавидят тех, кто не любит прогнившую систему, и обожают тех, кто её возглавляет. Вот он — парадокс всех времён. Джисона застукали с сыном местного учителя. Уже не первый раз Хана укоряют в попытке совратить кого-то. Все глупые мальчишки, с которыми он был близок, сразу давали заднюю, когда их разоблачали. Говорили, что Джисон их совратил, хотя они были совсем не против, когда их грубо прижимали к стенке и… совершали всякие грехи. В какой момент толпа расходится, Джисон не сразу осознаёт. — Глупые людишки, — смеётся парень, харкая кровью. — Никакого бога нет. Он встаёт, пошатываясь. Над городом нависли серые тучи. Каменные здания становятся ещё мрачнее, чем при дневном свете. Джисон идёт по каменной дорожке, проходя между бездушными строениями. Этот город давно сгнил, и душа его сгнила напрочь, что от неё остались одни грязные ошмётки. Дома ему отец устраивает, как в их семье называют, взбучку; такую, что Джисон готов выблевать свои лёгкие. Но на все высказывания отца он только кроваво улыбается, когда его берут за рубашку и поднимают, как собачонку. — Смешно, мерзавец? — отец грозно рычит прямо в лицо, на Джисона летят его слюни. — Семью позоришь который раз! Нас скоро выгонят! Богохульник! Надо было давно тебя выставить за дверь, но матушка твоя не позволяет, — он отбрасывает сына на пол. Джисон с охом падает. — Завтра пойдешь с нами в церковь. Пастор приведёт тебя в чувство. Парня запирают в подвале. Не в первый раз, так что Джисон успел тут прижиться. — Ха-ха, — выдыхает он, сидя на холодном сыром полу. — Ха-ха… Он уже ничего не чувствует. Разве что отвращение ко всему, что его окружает. Дверца подвала открывается. Джисон поднимает голову, и его освещает слабый свет от свечи. Тонкая детская ручка протягивает ему деревянную тарелку. Единственная невинная душа, что всегда благосклонна к нему. — Спасибо, Лия, — парень принимает тарелку с похлёбкой из её рук. — Ты иди, отец может увидеть. — Может… может, тебе нужно что-то ещё? — большие карие глаза сверху смотрят вопросительно. — Лия, иди… Слышно, как отец зовёт младшую. Девочка поспешно закрывает дверцу и слышится её топот. Ночь Джисон проводит, мучаясь от кошмаров.***
На следующее утро, как и обещал отец, Джисона отвели в местную церковь. Небо по-прежнему остаётся серым и грозным, словно солнце больше никогда не взойдёт над этим пропащим городом. Небольшая католическая церквушка располагается на окраине, спрятанная под кронами деревьев. Это каменное, безликое строение внушает Джисону ужас и скуку одновременно. Он с детства ненавидит его и всё, что в нём находится. Бессмысленное, невзрачное, скучное. Но больше всего Джисон ненавидит запах церкви — свечки. Чёртовы свечки. Он готов потушить каждую, плюнув в неё. Внутри всё довольно просто: помещение небольшое, деревянные скамьи стоят в три ряда с каждой стороны. Тусклый свет от свечек и из окон сверху не справляются с освещением. На Джисона и его семью прихожане смотрят косо. Слухи в этом проклятом городишке разлетаются быстрее ветра. Но парню смешно от этих взглядов в его сторону. Смотрят так, словно он предал самого Иисуса Христа. Возможно, так и есть, потому что ему никогда не нравились парни с длинными волосами. — Не оглядывайся по сторонам, — шипит отец, поворачивая голову сына по направлению к алтарю. Они с семьёй сели на первую скамью, словно так больше вероятность искупить все их грехи. Джисон теряет дар речи, когда видит пастора. Так выглядит грех. У его греха бледная, фарфоровая кожа, которая подсвечивается изнутри, аккуратно очерченные скулы и алые губы. У него чёрные, как смоль, волнистые волосы немного выше плеча и небольшая, тонкая фигура. У него взгляд с прищуром из-под чёлки, и Джисон клянётся всем, что у него есть, что этот взгляд смотрит на всех издевательски, свысока, словно он знает то, чего не знают остальные. Парень не сводит с него взгляда всю службу, чувствуя, как нарастает напряжение внизу живота. Каждое движение пастора преисполнено элегантностью, которая не свойственна никакому другому тучному священнослужителю. От пастора Минхо исходит холодное спокойствие, голос у него низок и вызывает мурашки по всему телу. «Послушать бы его стоны», — думает Джисон, тяжело выдыхая. Пастор кидает короткий взгляд на Джисона. Это что, была ухмылка? Парень не успевает разглядеть, всё происходит слишком быстро. На причастие Джисон встаёт первым, его толкает отец ближе к священнику. Парень встаёт коленями на деревянную табуретку, опуская взгляд в пол. Пастор одной рукой поднимает голову Джисона за подбородок, обращая его взор на себя. — Святой Отец, я согрешил, — на одном дыхании произносит парень, теряясь в чёрном омуте глаз напротив. Сзади слышатся укоризненные вздохи, а отец Джисона еле сдерживается, чтобы не отвесить ему подзатыльника. — Я искуплю твои грехи, дитя моё, — пастор улыбается, большим пальцем заставляя Джисона приоткрыть рот. Он кладёт ему хлеб и закрывает его рот. — Подойди ко мне после причастия. И что-то пугает и притягивает в этой улыбке напротив, похожей на оскал. Джисон встаёт в конце очереди, затаившись в углу, чтобы он мог за всеми наблюдать. Люди с одинаковым страдальческим выражением лица вызывают в парне отвращение. Они вымаливают прощение за свои грехи, думая, что могут их искупить своими крокодильими слезами. В толпе на причастие Джисон видит тех, кто вчера его избил. Спина ещё болит, парень уверен, что на ней полно синяков и ссадин. У него не было времени, чтобы зализать свои раны. Он видит, как эти мерзкие люди стоят на коленях перед пастором, смотрят на него как на своего единственного покровителя и спасителя их грешных душ. Джисон над ними тихо посмеивается. Парень терпеливо ждёт, пока закончится месса. Когда все расходятся, семья оставляет его одного в церкви. — Моли усерднее о прощении, — напоследок говорит ему отец и выходит. Джисон ухмыляется. Он уж точно будет усердно молить о прощении. Джисон с пастором Минхо остаются в церкви одни. Пастор, не торопясь, убирает свои книги, после проходит к двери и запирает её. Смотрит на Джисона долго, изучающее, от такого взгляда любому бы стало не по себе, если бы он не знал, что за ним скрывается. Пастор кивает, приказывая Джисону следовать за ним. Парень повелевается ему и медленно плетётся позади. — Так каков же твой грех, дитя моё? — тон у пастора издевательский, наигранный. Они останавливаются около алтаря. Джисон не видит выражения пастора, но он уверен, что на этом безупречном лице сейчас изображена ухмылка. — Похоть, — на одном дыхании выдаёт Джисон. — Я совращаю мальчишек и парней. — Ох, вот как, — пастор Минхо поворачивает голову к парню. Джисон замечает этот странный оскал, от которого в груди дыхание спирает. — Этот грех… сложно искупить, — он поворачивается к парню, что стоит на ступеньку ниже, всем телом и нагибается к нему, чтобы прошептать на ухо: — Готов ли ты пойти на сделку? В глазах напротив мелькает красный огонёк. — Сделка с кем? Пастор улыбается, сверкая клыками: — С Дьяволом. Джисон готов на всё, лишь бы овладеть этим телом. — Тебе ведь интересно послушать, как стонет это бренное тело, — произносит пастор, облизываясь. У него необычно длинный, заострённый язык. — Я буду страдать в Аду, — хмыкает Джисон. Он теряет все грани и рамки, когда тот, кого он желает слишком сильно, находится так близко. Минхо одной рукой двигает Джисона к себе и томно шепчет ему в ухо: — Рая нет, все ангелы пали, — держит крепко. — Славься и возносись, Дьявол, — он хищно ухмыляется, — ведь демоны не зря за тебя страдали. После этих слов надо бы бежать, куда глаза глядят, но Джисон в ответ только тихо хохочет. Он знал, он знал, знал… Минхо с невероятной силой дёргает Джисона на себя, поднимая его на свою ступень. Парень чудом остаётся на ногах, он глубоко дышит, смотря в глаза напротив и гадая, что за загадка досталась ему на этот раз. Его разум медленно затуманивается. Минхо проводит языком по его нижней губе, одной рукой держа парня за талию. Джисон глубоко выдыхает и приоткрывает рот, впуская язык Минхо. Он целует грубо, страстно, Джисон шикает, потому что он задевает совсем свежую ранку в уголке губ. Пастор через рубашку впивается когтями в спину Хана, прижимает к себе и парень чувствует его тело сквозь их одежды. Джисон проводит рукой по его предплечью, закрывает глаза, в то время как пастор пристально следит за ним. Минхо обводит языком дёсна Хана, начинает посасывать его язык, вызывая тихий стон из его уст. Джисон двумя руками обхватывает его предплечья, немного приподнимаясь, даже находясь на одной ступени, пастор оказывается выше его. Знал бы Джисон раньше, что его ждёт соитие с пастором прямо в церкви, ещё и в его родном городе, ни за что бы не поверил. Внизу живота приятно покалывает, Джисону дышать становится с каждым новым поцелуем всё тяжелее и тяжелее. В один момент Минхо резко отрывается от губ парня и кивает на скамью в первом ряду. Парень понимает его без слов, спускается и усаживается на неё, расставляя ноги в стороны. Смотрит на своего пастора с прищуром, устраивается поудобнее. Минхо садится на него сверху, обвивая его шею руками. — Разве это не богохульство? — спрашивает Джисон, покусывая шею Минхо. Пастор ухмыляется, запрокидывая голову назад, и отвечает на выдохе: — Не страшно, пусть Он посмотрит. Джисону наплевать на богохульство и кто там может их увидеть, когда на его коленях сидит сам приспешник Дьявола. Джисон помогает снять рубаху Минхо. Перед его зрелищем предстаёт прекрасное, молодое и подтянутое тело, которое ему хочется покрыть своими следами. Джисон поочерёдно облизывает его соски, вызывая довольный вздох сверху. Минхо трётся своим возбуждением о стояк парня, выгибаясь в спине. — Ох-х… — тихо произносит Джисон. Ему уже нестерпимо тесно в штанах, и любое движение на его стояке отдаётся пульсацией. Минхо ждёт, пока Джисон снимет с себя свою рубашку и отбросит в сторону, после чего он вновь принимается изучать его губы, кусая их, заставляет его открыть рот и вновь языком проводит по нижним и верхним дёснам. Углубляет поцелуй, жёстко и настойчиво, а язык-то у него длинный и шаловливый. Джисон видит, как в глазах напротив пляшут черти, как они красным светят, но ему ничего не страшно. — К чёрту, — говорит парень, и начинает расстёгивать свои штаны. — Ты уже у него, — хищно скалится Минхо, обнажая клыки. Он плавно спускается с коленей Джисона на пол и помогает ему снять штаны и нательное бельё. Минхо облизывается, завидев стояк. Джисон сверху смотрит на него, закусывая нижнюю губу. У него всё плывёт перед глазами, когда его берут в рот. Он шумно вдыхает в лёгкие воздух, руками вцепившись в скамью. Минхо сосёт так умело и с таким рвением, словно он после службы только и делает, что совращает невинных парней, отсасывая им все грехи. В помещении слышатся умеренные стоны и непристойные чмокающие звуки. Джисон закатывает глаза, рукой цепляясь за волосы Минхо и направляя его, заставляя взять в себя полностью. Ли причмокивает, одной рукой водя по коленке парня; смотрит на его исподлобья, его чёлка немного прикрывает глаза. — А-ах, чёрт… Минхо резко прерывается и отодвигается. Джисон недовольно смотрит на него помутнённым взглядом. Минхо снимает с себя штаны, полностью оголяясь. Хан не перестаёт восхищаться его стройным телом. Он вздыхает, вызывая хитрую ухмылку на лице Минхо. — Так приятно, когда ты зовёшь меня по одному из моих имён, — за спиной Минхо вырастает чёрный хвост, заострённый к концу. Он машет им, завораживая Джисона. — Но будет ещё приятнее, если ты овладеешь мной, — он без лишних слов и всякой подготовки садится на парня. У Джисона глаза округляются, когда он чувствует, насколько узко внутри Минхо. Минхо смотрит ему в глаза, начиная двигаться. Цепляется за его плечи и активно двигается до звёздочек в глазах у обоих. — Мазохист, — выдаёт Джисон, пока одна его рука тянется к горлу партнёра. Он сжимает его горло, немного царапая нежную кожу. Минхо не отвечает, только загадочно ухмыляется, опрокидывая голову назад, когда чувствует чужую руку на своей шее. Он начинает водить по своему стояку рукой, и от этой картины у Джисона крышу сносит. Парень буквально снимает с себя Минхо, заставляя его коленями встать на скамью и руками взяться за её спинку. Минхо втягивает в себя свой хвост, чтобы он не мешал. Джисон замечает на его спине два огромных шрама, словно кто-то вырвал ему крылья. Он проводит пальцами по его хребту, чувствуя кончиками, какая нежная и холодная у него кожа. Хан давит ему большим пальцем, заставляя прогнуться, чтобы ему было легче войти. Он руками проводит по бокам Минхо, двигая к себе. Джисон входит в него грубо, раз Минхо так нравится, чтоб без особых прелюдий. Ли шикает, когда Хан в него толкается. Джисон несколько раз меняет направление, чтобы найти ту чувствительную точку. — Ах, да! — восклицает Минхо, он сильнее хватается за спинку скамьи, и его костяшки белеют. Одной рукой он хватает себя за стояк и начинает надрачивать в такт. Джисон берёт его за бёдра и толкается сильнее. Оба дышат тяжело, а их стоны эхом раздаются по пустому помещению. Все святые и из Преисподней знают, чем они занимаются. Ваша система прогнила, и от неё ничего не осталось. Её худшая сторона вырвалась на свободу и победила. Джисон не выдерживает больше и кончает с тяжёлым вздохом, изливаясь прямо в Минхо. Следом кончает и он, стоит сделать Хану пару последних толчков. Джисон заваливается на скамью, рядом с Минхо. Его грудь вздымается; он кидает взгляд на парня, чёрта или кто он там… Этот мир скатился в Ад. — Я искупил свои грехи, Святой Отец? — с издёвкой спрашивает Хан. — Что дальше? Минхо поворачивает голову в его сторону и смотрит с прищуром. Облизывается как хищник и отвечает томным голосом, пальцами очерчивая подбородок Джисона: — А дальше я заберу твою душу, мой грешник.