Инь-дрянь

— Крокодилы ходят лёжа! Именно с этими словами она ворвалась в мою комнату на нечеловеческой скорости, едва не сорвав дверь с петель. Её рыжие локоны, точь-в-точь такие же, как мои, растрепались от быстрого бега по коридору, а дыхание слегка сбилось, так что грудь, обтянутая чёрным боди, поднималась и опускалась, привлекая всё моё внимание. — Тебя стучаться не учили? — пытаясь скрыть внезапное волнение выпалила я, отворачиваясь от девушки. Кажется, я чувствую, как начинают краснеть мои щёки. — Я просто… — Да, я поняла. Крокодилы. Уморительно. Ха-ха. Иди уже. Я не видела её лица, но почти уверена, что моя резкость задела её. Чёрт. Я не могу больше маскировать свои чувства грубостью, но и признаться ей… Нет, у меня не хватит смелости. Чем меньше времени мы проводим вместе, тем меньше шансов, что она заметит, как именно я к ней отношусь. Пусть лучше считает меня стервозной букой, чем безнадёжно влюблённой размазнёй.

***

Мы обе сидим в одной комнате, я пытаюсь читать, она пишет что-то в блокноте. Скорее всего, снова эти её «гениальные мысли». Клянусь, если она ещё хоть раз закусит кончик своего карандаша, я отниму его, сломаю пополам и выкину в окно. — Солнце могло взорваться семь минут назад. — Не надо меня обнадёживать. Она улыбается. Ей нравятся мои подколы, шутки про убийство. Мы с ней обе больные на голову. Она страдает неизвестным науке психическим расстройством, заставляющим её время от времени высказывать безумные факты, от которых у нормальных людей ломается мозг. Моё отклонение куда проще. Я маниакально нуждаюсь в ней, но обречена всю жизнь страдать от неразделённой любви, не в силах признаться ей. Не в силах довериться. — Квас — это жидкий хлеб. Я игнорирую её слова, зная, что скорее всего, она сказала это просто так, не ожидая от меня ответной реакции. Видимо, не в этот раз. — Возможно, ты уже купила предмет одежды, в котором однажды умрёшь. Я поднимаю глаза от книги. Она смотрит прямо на меня, в её взгляде читается любопытство. Помедлив, я всё же отвечаю: — На твой счёт сомнений быть не должно. Она улыбается чуть шире, но тут же прячет лицо, склоняясь над блокнотом. Рыжие кудри свободно спадают по её плечам, щекочут белую шею. Я вынуждена снова уткнуться в свою книгу, иначе она может заметить как пристально я её разглядываю и заподозрить неладное. — Любая лестница ведёт на небеса, если ты достаточно неуклюж. Я закрываю книгу и откладываю её на столик. — Ты что, меня провоцируешь? Она уже во всю нагло ухмыляется мне в лицо и продолжает: — Если два менталиста читают мысли друг друга, то что они слышат? — Не пытайся уйти от темы. — Хирургия — это профессиональная поножовщина в целях выздоровления. Я вскочила со своего места и начала медленно приближаться к ней, рассчитывая, что она почувствует угрозу и сбежит в другую комнату, но вместо этого, она продолжала сидеть на диване, смотреть на меня и ухмыляться. Когда я остановилась прямо перед ней, она продолжила: — Ты не уродливая, ты просто не в своём вкусе. — Ты вся в моём вкусе, когда молчишь в тряпочку. Чёрт. Зря я это сказала. Прозвучало двусмысленно. Надо скорее уйти в другое место, напоследок бросив ей что-нибудь обидное, чтобы избежать подозрений. Но не успела я подумать об отступлении, как она снова открыла свой рот: — Все собаки служебные, просто большинство из них — фрилансеры. Я не успеваю остановить себя, её внезапная самоуверенность одновременно раздражает и заводит меня, слова сами вылетают из моего рта: — Ах так? Ты нарываешься, да? Если не замолчишь, я найду способ заткнуть тебя. — Жизнь — это болезнь, передающаяся половым путём. — Ну всё, ты напросилась. Сама не понимаю, что я делаю. Она сидит на диване и я сажусь сверху, прямо на неё, сжимая её бёдра своими ногами. Так она никуда не денется. Хватаю её за подбородок и впиваюсь прямо в губы, только бы не слышать её больше, ведь каждое её слово заставляет моё сердце биться ещё чаще. Я жду, когда она наконец начнёт сопротивляться мне, когда оттолкнёт, влепит пощёчину, спихнёт с себя и убежит, но этого не происходит. Вместо этого она отвечает на мой поцелуй, очень нежно, но уверенно, её руки обвивают мою шею и она касается моего затылка, отчего по всему телу разносится волна мурашек. Я смелею, не веря своему счастью, мои руки спускаются по её телу, оглаживая все эти великолепные округлости, я хочу изучить её на ощупь, ощутить мягкость её белой кожи, но боюсь начать раздевать её, боюсь, что это будет слишком. Я должна заглянуть в её глаза, должна убедиться, что всё это не очередной мой сон с её участием, я медленно отстраняюсь, но она тянется за моими губами, и от этого все мои внутренности готовы растаять, но я всё же разрываю наш поцелуй. Она смотрит мне прямо в глаза и молчит. Я не могу сдержать саркастическую усмешку: — Дамы и господа, исторический момент. Кажется, нашей всезнайке нечего сказать. Она вся заливается краской, наклоняется прямо к моему уху и произносит: — Чем чётче у человека дикция, тем лучше он в оральном сексе. В кои-то веки её безумный факт был произнесён в нужное время и в нужном месте. — Проверим?