Бывших жандармов не бывает

Я люблю того, кто держит в руке ключ от дверей, что всегда на замке, кто знает маршруты ночных поездов до дальних городов. Я люблю того, кто видит мой цвет, кто рядом со мной, когда меня нет. И слезы мои - его глаза, как соль на парусах. Ночные Снайперы, “Я люблю того, кто не придет”

-Знаете, ваше высочество, я решил оставить государственную службу, - сказал Эраст Петрович ясным, уверенным голосом, глядя вроде бы в лицо его императорскому высочеству, а в то же время словно и сквозь. -Мне больше по нраву частная жизнь. И, не дожидаясь конца аудиенции, направился к двери. *** Эсфирь явилась как всегда без предупреждения. Едва не сбив с ног Масу и не раздеваясь, как была в шубе и сапогах, кинулась искать Фандорина: нашла его в кабинете, в котором он, судя по застоявшемуся сигарному дыму, провел уже не один час. Он стоял у окна, неподвижный, как мраморная статуя (“статуя” - какое удачное сравнение!), а в воздухе, мешаясь с дымом, клубился явный сумрак его настроения. Эсфирь почувствовала это кожей, застыла на пороге, не успев обнаружить свое присутствие окриком. Постаралась отдышаться, осторожно стянула сапоги и сделала маленький шажок по направлению к одетому в свой любимый халат изваянию. Затянутая в чулок ступня Эсфири коснулась пола совершенно бесшумно. -А я думала, ты уже вдребезги пьян. Поздравлять не стану, не жди, - слова прозвучали недостаточно пренебрежительно, даже как-то неуверенно. В сердце поскреблась совесть: у Фандорина явно что-то случилось, а она все язвит. Но не бросаться же ему на шею с полоумными воплями, право слово. -Я больше не состою на г-государственной службе. Отказался от должности, подал в отставку. -голос у Эраста был немного хриплый. Он еще немного постоял лицом к окну, а потом наконец повернулся к Эсфири, явив ей искривишую красивые губы невеселую усмешку. -Полагаю, ты б-будешь рада это узнать. Эсфирь подумала, что ослышалась. Что за чушь? По собственной воле уходит со службы? Отказался от вожделенной должности?.. Она открыла было рот, чтобы объявить шутку абсурдной, глупой и несмешной, но тут Фандорин подошел к ней, впился глазами в лицо. Что-то сложное, непонятное плескалось в этом взгляде, и Эсфири вдруг захотелось прижаться к нему, сказать немыслимое “Я здесь, я с тобой”. -Пожалуйста, не заставляй меня ничего объяснять. М-может, позже. И Эсфирь не стала. *** Блестящие глаза смотрели на Фандорина непривычно кротко. Изучали его лицо, улыбались. От близости ее - живой, горячей, сладкой - Эраст Петрович в очередной раз почувствовал себя завязнувшей в меду мухой. Как только мог он заподозрить ее в связи с террористами? Если эта женщина и хотела его использовать, то лишь с одной целью: вернуть к жизни его собственный огонь, соединить его со своим... Тонкие пальчики прочертили медленную, тёплую линию от подбородка до груди, проникли под халат, огладили стройный живот и вдруг нежно, но уверенно сомкнулись на основании уже успевшего напрячься фандоринского естества. Медленно двинув ладонью на себя, Эсфирь потерлась носом о щеку своего ненаглядного. Все существо Эраста Петровича ухнуло вниз. Интересно, вопросил где-то далеко едва слышный внутренний голос, когда настал тот момент, когда твое, Эраст, хваленое самообладание окончательно перед ней капитулировало? Да и как не капитулировать перед этой уверенной в своём праве жаждой его тела (и только ли тела?..), не знавшей никакого стеснения?.. Эраст Петрович прислушался к своему участившемуся дыханию и усмехнулся: эта жажда была взаимна до готовности взорваться, забыть обо всем на свете и резко овладеть бесстыдницей, одновременно с глубоким толчком грубо прикусив зубами загривок. Забыться в запахе ее кожи, напиться той крепкой, обжигающей субстанцией, что текла в ее жилах. Присвоить гибкое тело, лишить возможности - и желания - сопротивляться своей воле. Чтобы кричала, задыхалась, просила ещё. Она хотела драки, хотела войны с «псом престола», пусть теперь уже и бывшим - она ее получит. Пленных Эраст Петрович решил не брать. Влажный звук и короткий, словно разочарованный полустон - это Эсфирь оторвалась от его губ, развязала пояс на халате и голосом капризного ребёнка, требующего у отца купить желанную игрушку, сказала ему на ухо: -Возьми меня здесь, на своих бумажках. Или прямо на полу. И не туши свечей. Хочу тебя всего видеть, раз уж мне такой красавчик достался. Вместо ответа Фандорин снял с любовницы шубу и бросил ее на стол. Легко подхватил девчонку под бедра, опустил на мягкий мех. В голове возник непрошеный образ: Эсфирь лежит не на гладком полированном дубе, а на устланном войлоком полу пещеры, первобытная и дикая, а он, вернувшийся с удачной охоты, хозяйским жестом разводит ее ноги и входит, не смыв даже кровь убитого мамонта с рук. А ведь действительно: в этот антураж его прекрасная нигилистка вписалась бы идеально. От платья она избавилась без его помощи, обхватила руками улыбающееся лицо и потянула его на себя. Раз - поцелуй в ямочку меж ключиц. Два - нежный бугорок левой груди. Сердце под губами бьется быстро, словно подгоняя счет. Три - легкий пушок живота. Четыре... На прикосновение рта к бархатным складкам Эсфирь отозвалась тихим выдохом. Сейчас она вцепится рукой в его волосы и начнет всхлипывать, как делала всегда, когда он целовал ее там. В этот раз не стала. Коснулась рукой твердого члена, направила его в себя. Фандорин понял. Не зря слыл самым способным московским сыщиком. Погладив кожу лобка, погрузил палец в горячее лоно: необходимо было удостовериться, что тело Эсфири тоже хочет соития. Внутри было так влажно, что Эраст Петрович не удержался от несытой улыбки: его здесь определённо ждали, ждали нетерпеливо и горячо. Она в ответ повела бедрами, скользнула ноготком по фандоринской груди. Кошка, как есть кошка: глаза, и без того чернющие, от вожделения словно бы стали совсем непроглядными, разве что губы не облизывает в предвкушении. Расслабленно выгнулась, открылась, раскинула стройные ноги, но если что не по нраву придется, вцепится в горло - можно не сомневаться. Эраст Петрович не спешил, гладил ее изнутри пальцами. Оттягивал миг слияния, хотя член пульсировал нетерпением. Ему хотелось подольше полюбоваться голодными глазами, отблеск свечи в которых подрагивал в такт ее дыханию. -Мучитель, -прошипела она. Просить ни за что не станет, гордячка. -Жанда..аааа! Узко, послушно, горячо. Восхитительно. Эсфирь подалась навстречу, обхватила руками ягодицы Фандорина. Снова вскрикнула - протяжно и низко. Темп Эраст Петрович взял размеренный, но постепенно уступил естеству, командующему вколачиваться в покорно принимающее тело беспощадно быстро. Его возлюбленная негодница хватала воздух искусанными, красными губами, ее чёрные волосы прилипли ко лбу, а в глазах плескался первобытный экстаз ничем не сдерживаемой похоти. Она была прекрасна, прекрасна как богиня и демоница. Это ведь, в сущности, одно и то же. -Эраст.. Ты негодяй.. Даа, еще.. Забыв о шубе, переместились на пол. Когда она оседлала его бёдра, по ее ладным грудям стекали струйки пота. Эраст Петрович приподнялся и слизнул одну из них, захватывая губами упругую точку соска. Выпрямилась, насадилась, втянув с шумом воздух, задвигалась быстро, ритмично, каждое движение сопровождая громким стоном. Смотрела из-под полузакрытых век: не отпускала его глаз. Не отпускала и потом, когда снова под ним кричала, вцепившись ногтями в мускулистую спину. Ловила губы Эраста Петровича, никак не хотевшего оторваться от ее мокрой шеи... -Я сдаюсь... сдаюсь.. - вдруг задергалась, забилась в его руках, исторгнув прямо в рот любовника уже не стон, а крик. Крик не побеждённой - победительницы. Ее нутро быстро-быстро сокращалось, руки беспомощно вцепились в плечи Эраста Петровича. Наконец, обессилевшая, рухнула ему на грудь. Фандорину хватило пары движений, чтобы зайтись в том же экстазе и излиться в нее горячей струей. Когда отголоски последних залпов удовольствия утихли, плеча Эраста Петровича коснулись ласковые губы. Эсфирь. Взрывная волна, к чертовой матери перевернувшая серый каменный фасад, выстроенный Фандориным вокруг своего сердца. -Я пока передумала тебя бросать, - заурчал на ухо довольный голос, -Завтра не уйду. И тебя никуда не отпущу, понял? Да и некуда тебе теперь торопиться, если ты и впрямь от этих сатрапов ушел с концами. Буду тебе революционные памфлеты весь день читать. Хочешь? Эраст Петрович хотел было поморщиться, но вместо этого, не открывая глаз, приподнялся и уткнулся в пахнущую солью ложбинку меж грудей своей неутомимой нигилистки. -Не хочу, но и запретить тебе этого не могу. -усталость навалилась на Фандорина тяжелым одеялом, и он не стал раздвигать губы в улыбке, только глаза смеялись. -Могу ли я надеяться, что теперь ты перестанешь называть меня “негодяем”, “жандармом” и “опричником”? Эсфирь не спешила с ответом, разглядывая голубые глаза своего любовника. Иногда она думала, что оказаться в объятиях Фандорина стоило хотя бы для того, чтобы в перерывах между поцелуями осыпать его всеми перечисленными им словами. И еще десятком других. Любовь в ее планы не входила, но передовая женщина на то и передовая, чтобы менять свои планы как ей вздумается. -Ну уж нет. Бывших жандармов не бывает, - наконец ответила она без тени улыбки, изобразила на лице крайнюю замученность, а потом схватила подушку и обрушила ее на взъерошенный фандоринский затылок.