личная квинтэссенция

Цепляться друг за друга пальцами/губами/телами — отчаянно, безумно, болезненно; цепляться до дрожи, до непозволительной близости, до сорванного еле слышно «люблю», что искрами в раскаленный воздух. Их любовь трещинами страшными рассекает души, их любовь — синоним пагубной зависимости. Карла сильнее всех прочих в сердце западает, блестящая девочка забирается так глубоко, куда не смогла достать ни Марина, ни кто-либо еще. Он в запутавшемся во вьющихся волосах пряно-цветочном запахе теряется, весь запас напускной неприязни вместе с остатками здравого смысла исчерпывает. «Снова хочешь поиграть, Самуэль?» У Самуэля грудь ранениями ментальными изрешечена ее же фальшью так, что и целого места не осталось. Саму к себе подпускать больше никого не хочет, чтобы не терять снова, но маркизу не подпускать не получается. (как ее прогнать?) Карла улыбается краешком губ соблазнительно накрашенных, Карла тонкими руками к себе прижимает крепко, Карла знает — не прогнать, она не позволит. Само ее существование — игра сумасшедшего; неисправимая прожигательница жизни в навязанном родителями богатстве тонет и грациозно шагает, точеными каблуками цокая, по дорожке из разбитых ею же сердец. Калеруеге приходится быть до перфекционизма в своих отглаженных рубашках выверенной, до выкрученной на максимум самоуверенности всеми обожаемой — и с каждым днем сохранять оптимизм становится сложнее. «У нас ничего не получится. Если мы продолжим — будем страдать» «Абсолютно согласен» Карла — это карминового цвета помада, всегда безупречно уложенные волосы и винные погреба отца. Самуэль — это сухие потрескавшиеся губы, старый велосипед и пыльные потертые кеды. Карла — это эфемерные бабочки вдоль позвонков, пустая бездна внутри и идеальный макияж, едва перекрывавший черноту души. Самуэль — это монохромно-серые толстовки, подработка официантом, бессонница и сотни мыслей в голове. Они сотканы из горящих комет, варьирующих всеми оттенками многогранного безумия, водопадов острых игл и щедро разлитого по хрусталю пылкого вожделения. У них на двоих — взрывоопасное притяжение друг к другу. «Некоторые отдают приказы, другие — их исполняют. Например, я приказываю поцеловать меня. Что будешь делать, Самуэль?» Властная принцесса отстраненного мальчишку-изгоя на ее фоне во всех смыслах затмевает, а он не претендует ни на что, кроме нее. Потому что Карла буйствами красок и взрывами фейерверков проникает прямо в сердце. Карла показательно-слащавой усмешкой, опаляющим дыханием и изящными пальчиками на предплечьях проникает в самую темноту сознания. Она неотразимая, как любимые ею зажигательные платьица, ярким пятном в мозг пестрит-въедается. И Самуэлю до чертиков хочется больше. Больше горячим бьющейся по венам страсти между ними, больше балансирующих за гранью разрешенного поцелуев жарких, больше учащенных рваных вздохов… Она — его личная квинтэссенция безумия. «На секунду я начала верить, что у нас получится что-то настоящее» смех рядом с ним ярко-искренний; плечо, в которое уткнуться можно, когда снова не нужной оказалась; во взгляде теплота у обоих сквозящая; касания ладоней чуткие. «Мне немного одиноко, Самуэль, и я думаю, что тебе тоже. Мы можем быть одинокими вместе» Размазанная помада росчерками багрово-красного его кожу метит — Калеруега чужие пальцы бережно сжимает, во тьму очарованного тянет-тянет-тянет… …И тот шагает за Ледяной Королевой Лас-Энсинас сам. Потому что он в нее — до мурашек; кажется, сильно и надолго. Потому что теперь главное вместе и никак иначе.