four seasons

Четыре сезона. Времена года, сменяющиеся робкой поступью, поочередно идущие друг за другом в точно изобретенной последовательности, которая не имеет права дать сбой. Зима уступает весне, весна проигрывает лету, лето влюбляется в осень, а осени приятней в холодных объятиях Декабря. Это незыблемая мантра и истинное положение природной сущности, но одним сентябрём Ричи кажется, что Вселенная дала сбой. Он встречается с Уиллом Байерсом впервые, когда этот тощий паренёк обгоняет его на своём велике, и Ричи пламенно негодует. В ту осень Неудачникам скучно, а на Дерри обрушивается ледяной циклон, и все кутаются плотнее в куртки, Эдди надевает шапку и меховые наушники, каждый прячет лицо в шарф и руки в перчатки. У Уилла оказываются совершенно смешные: белые с изображением кролика из Алисы, и Ричи готов поклясться, что придумал сто и одну шутку, которую никогда не озвучит. Байерс выглядит совсем хрупким; хрустальный, чуть не правильно взглянешь и разобьётся на осколки, блестящей крошкой забравшись во все уголки и трещины. Ресницы осыпятся, как снежинки, запястья обернутся нежно-розовым горным алмазом, и ясные глаза, глаза — морские волны, заблестят сапфирами. Ричи уверен, что сломать Уилла просто, поэтому косится на него с опаской, отпуская несколько ироничных фраз о тонких ногах и странной прическе во время знакомства. Тот реагирует на удивление спокойно и просит Тозиера протереть очки, и посмотреть в зеркало. С этого момента four seasons дают сбой. Уилл быстро вливается в общую атмосферу; рассказывает о переезде, старых друзьях, большом торговом центре в их городе, собирает комикс "Человек Паук", потертые книги о приключениях из букинистической лавки, пьёт чай с ромашкой и носит чудные носки с самодельно вышитыми рисунками. Обгоняет Билла, записывает кассеты New Kids on the Block для Бена, невинно хлопает глазами на курящую Беверли, изучает свойства ядовитого плюща по совету Стэнли и даже смеётся над шутками Ричи. Голос у Байерса оказывается мелодичный и плавный, как движение кисти по холсту, которое оставляет длинный, витой след масленых красок. Тозиер из-за этого начинает шутить больше и глупее, смотря поверх колы на неловкую улыбку Уилла, который не может гоготнуть вслух, тщательно пережевывая свой обед. Всю осень они проводят в гостиной Стэнли, и Ричи каждый раз берет с собой гавайскую рубашку, чтобы переодеться. Рядом с Байерсом ему становится душно и жарко, как в прожаренный горячим солнцем полуденный летний час. Щеки горят, наливаются румянцем едва заметным, под оправой очков образуется испарина, потеет затылок и шея, прикрытые отросшими завитками волос. Градусник показывает минусовую температуру, а кожа пылает, будто весеннее кострище и багровым оттенком отдает. Чем-то напоминает климакс, и Тозиер даже лезет в медицинские справочники узнать здоров ли и про аналог женского заболевания. Оказывается, всё с ним благополучно, и вероятна аллергия. Ричи решает, что это аллергия на складного мальчика с восхитительным смехом и просит у матери купить антигистаминные. Первое время помогает. Беспокоиться вновь Тозиер начинает в канун Рождества. Дома и участки начинают пестрить гирляндами, яркими бантами, наряженными ёлками, различными фигурками животных, в окнах виднеется блеск подарочных упаковок, и всюду витает запах взорванных петард и запеченных с карамелью яблок. Уилл каждый день приходит к Ричи с Эдди и Беном, чтобы собрать Компанию. Тозиер рад бы не пустить его, но уверен, что мать обглодает кости за неуважительное отношение к «единственному нормальному человеку в вашем сброде». С собой Байерс приносит то медовые печенья, приготовленные по бабушкиному рецепту, то лакричные палочки, то самодельные поделки из дерева, и Ричи уверен, что Уилл подкупил расположение миссис Тозиер. Он, этот Байерс, вероятно всех вокруг подкупил своим щенячьим взглядом, робкими просьбами и искренними словами, и бесит до безобразия. Ричи убить его готов и ломает очки вновь, стоит Уиллу подойти слишком близко, чтобы шепнуть на ухо очередной секрет. Парень с чего-то взял, что он может доверять тайны только Тозиеру, который совсем не знает, сможет ли объяснить родителям пятую размозжённую пару очков за два месяца. Руки сами ломают стекло, когда он решает протереть глаза, сбивая волны жара с кожи, и машет головой отрицательно, отвечая на несуществующие вопросы. Ричи колотит от Уилла. Ему и жарко, и до дрожи, и губы в кровь, и шепотом в сгиб шарфа, когда Байерс поскальзывается на льду, сильно ударив спину, "осторожней, милый". Для него зима становится похожа на приторный вишневый джем, сияющей на круассане, потому что в жизни становится много Уилла; он в забытой на стуле рубашке, виниловых пластинках, в чашке из которой пьёт ромашковый чай, в полароидах, развешенных на стене, в горячих прикосновениях и расписных, запечатанных письмах, где излит до капли. Ричи получает их раз в неделю, по субботам, и после первого ни разу не читает. Уилл в них откровенный, искренний, обнаженный будто, и Тозиеру кажется, что подглядывает в замочную скважину. Он не готов погружаться в Уилла, ведь всё ещё страдает на него аллергией, но засыпает, сложив под подушкой каждое письмо, что отдает ароматом травяного чая. Байерс — солнце. Притягательное, уютное, согревающее и своё. Ричи приходит к выводу весной, когда для спокойствия становится достаточно присутствия Уилла. Он смотрит пронзительно, лепечет что-то про охотников за приведениями, о больших лужах, новой резине на колеса велосипеда и приближающемся цветении, а Ричи даже не слушает, встревая в диалог пустыми фразами, пошлыми отсылками и заезженным юмором. Он ходит всегда позади Уилла, опасаясь, что тот снова где-нибудь подскользнется, ловит его за руку во время толкучки в школьных коридорах, требует ещё медового печенья и заявляет, что выкинет все его вещи из своего дома, если он не заберет их сегодня же. Уилл по обыкновению невинно растягивает уголки губ, а дома просит у Ричи чашку какао. Они впервые остаются наедине за полгода знакомства: Байерс собирает забытые вещи в рюкзак, а Тозиер, как ужаленный, носится по кухне и пытается найти какао-порошок. Никогда не знал, где он лежит и не ожидал, что пригодится. Руки ходуном ходят, а голову кружит и подташнивает, и Ричи вопрошает про себя: "what the fuck?", когда рядом улавливает движение, и открывается дальняя полка. — Твоя мама хранит его здесь, потому что тут сухо, и он не испортится, — робко поясняет Уилл, сталкиваясь с непонимающим взглядом, — Хочешь, приготовлю я? В итоге, они сидят за столом напротив друг друга и пьют сладкое какао в полной тишине. Уилл вытягивается в тонкую струнку и обнимает двумя руками пузатую кружку, а Ричи чуть ли не на полстола развалился и выпил всё залпом. Тишину нарушает методичное постукивание ложки о керамические стенки кружки, потому что скучно. — Почему ты никогда не говоришь о письмах? — Тозиер не понимает, что дернуло Уилла за язык, но испытывает жгучее желание его выдернуть. — Я их не читаю, — спокойно отвечает, пожимая плечами, и садится на стуле по-турецки, поправляя очки, — Прости, слишком откровенно для меня. — Правда? Извини, я подумал... — Уилл осекается, грустно опуская взгляд. У него веер густых ресниц, которые отбрасывают тень на нижнее веко, замечательные родинки на шее, шелковые волосы и пухлые губы, испачканные в какао. Ричи на секунду думает, что они должны быть чертовски вкусными и без него. — Не стоит, — тяжело сглатывает Тозиер, — Мне следует извиниться. Я храню их под подушкой, если это важно. И когда-нибудь прочитаю, обещаю. — Честно? — Да. Уилл кидает мимолетный взгляд исподлобья и улыбается то ли обещанию, то ли новости о том, что его письма берегут, и вдруг начинает расспрашивать об окрестностях и планах на лето. Так, Ричи узнает, что любимый цветок Байерса — мак, а неподалеку как раз завораживающее маковое поле, которое расцветет в конце мая. Тозиер ошибается второй раз, заглядывая в восторженное лицо напротив, и даёт обещание, на этот раз без уточнения честности. Они просто пойдут на маковое поле в мае. Уилл уходит от Ричи спустя пару часов, потому что рассказ о летнем Дерри затягивается, и Тозиер вновь оправдывает своё прозвище. Прежде чем покинуть дом, Уилл внезапно останавливается у двери и резко разворачивается, оказываясь предательски близко. — Какао было вкусным, — его щеки краснеют, и Ричи подозрительно хмурится, стараясь заглушить подскочившее сердце, — Но ты испачкался. Губы Уилла мягкие, нежные и сладкие, и совершенно логичным становится захлопнуть приоткрытую дверь, и притянуть его к себе, крепко обняв за талию. Ричи плохо соображает, что делает, зато чувствует неловкое касание на плечах и головокружительный трепет. Когда воздуха не хватает, он отстраняется и успевает лишь моргнуть, как Уилл испаряется из рук. На следующий день в школе оба делают вид, что вещи никто не забирал и о цветах с названием "мак" слышат впервые. Май наступает быстро. Между Ричи и Уиллом неловкие взгляды, одинаковые фенечки на руках, мимолетные поцелуи в щеку, трепетные послания в шкафчиках на разноцветных стикерах и два новеньких велосипеда. Они красят их в красный и черный, и Беверли расписывает их небольшими маками — черными и красными, и хаотичными завитками. Выходит стильное ар-нуво, которое совсем не по душе Ричи, о чём он ноет несколько часов подряд, но затыкается под насупленным выражением лица Уилла, что в восторге от работы. Они жгут костры, читают вслух комиксы, по очереди провожают друг друга до дома и на все вопросы пожимают плечами. Ричи не хочет определять их отношения, потому что Уилл хрупкий и сломается. А Уилл не может подобрать никакого слова кроме "влюблен". Перед поездкой на маковое поле, Ричи несколько раз ездит туда по ночам, накатывая дорогу. Уилл оказывается у дома Ричи на рассвете; договорились встретить последний майский день в горящем поле маков. Тозиер недовольный и невыспавшийся, зевает на ходу, выгоняет велик и громко шаркает кедами об асфальт. Зарево занимается. — Ты по ночам спишь? — обеспокоенно уточняет Уилл, когда Ричи лениво запрыгивает на сидушку. — После этой экскурсии начну. Поехали, нам нельзя опоздать. Они мчатся по пустынным улицам прохладного Дерри, и ветер бьёт по щекам, а Тозиер вновь ловит себя на мысли, что ему тепло и уютно, и это совсем не аллергия, как оказалось. Рядом с Уиллом для Ричи наступает вечное лето, полное игривости, доброты, красок и комфорта, даже в ливень или лютую пургу. Байерс хрупкий и простой в отличие от шебутного, болтливого и неугомонного Тозиера, и это пожалуй тот самый случай, когда противоположности притянулись. Без лишних слов и пустых обещаний, собрав пазл из игр зимними вечерами, из писем в красивых конвертах с восковой печатью, из мимолетных слов и шепота на ухо, который останется безоговорочно обожаем Ричи. Всё просто меняется, как дважды два, а природа оказывается неправа, и стоит напомнить об этом всем преподавателям в следующем учебном году. Они приезжают вовремя: маковые чаши начинают раскрываться под заливом первых солнечных лучей, а Ричи съезжает с небольшого склона, на котором сплетаются корни многовековых дубов. Опасное место, которого ни как не миновать, и чтобы Тозиер ни пытался придумать, здесь нужно мастерство и чуточка внимания, дабы не полететь с велосипеда. Ричи предупреждает об этом заранее и, съезжая, обеспокоенно оглядывается на Уилла, боясь, что тот не услышал. Последнее что успевает заметить парень — широко распахнувшиеся глаза Байерса, а потом сильная боль в спине и разодранная в кровь коленка. Пыль на одежде, грязь и дурманящий аромат мака. — Ричи! — Уиллу беспокоиться уже не о ком; он аккуратно съезжает по накатанному пути и соскакивает на землю, осматривая травму на ноге друга. — Ричи, всё в порядке? Тебе больно? Поехали в больницу? Я отвезу. Он опускается на коленки рядом, убирает с Тозиера велик, и негодует абсолютно, потому что Ричи смеется в голос, красиво запрокинув голову. На его очках трещина, и чумазый нос. — Уилл, ты редкостная скотина, — сквозь смех заявляет парень и откидывается на мокрую от росы траву, устремляя взгляд ввысь, — Я же обкатал эту дорогу, понимаешь? — Обкатал? Зачем? — голос Байерса без издёвки непонимающий. Он нависает над лицом Ричи, с интересом рассматривая острые скулы, большие глаза, редкую россыпь веснушек. — Чтобы ты не упал. — Я? — Да, Уилл, — Ричи резко переводит взгляд и фокусируется на размытом лице Байерса, — В третьем письме ты писал, что боишься падать, ведь в детстве твой отец уронил тебя, и ты сломал руку. Твой отец — урод, знаешь это? Его надо вытрахать, но не в том смысле, как Эддинну мамашу. — Ты прочел? — Уилл становится растерянным и робким, опускает плечи ниже. — Я обещал. У Ричи на всё улыбка: на ссору, драку, страх, на падение с велосипеда, на пролитую газировку, на глупые попытки Эдди показаться крутым и снисходительную улыбку Беверли. У Ричи улыбки на всё, и особенно много улыбок он хочет дарить Уиллу, потому что тот, по его мнению, заслужил. — И последнее письмо, я тоже прочитал, — подняв корпус и уткнувшись лбом о лоб Уилла, шепчет Ричи, — Я влюблен в тебя на один раз больше, Байерс, сколько бы ты не сказал. На их губах остается пыль, на руках роса, над головами раскрываются сочные бутоны алого мака. Для Ричи Тозиера времена года и сезоны перестают существовать, потому что жар на коже, красные щеки и поцелуи Уилла делают его бесконечным.