Такая разная любовь

Собрание Ордена Феникса продолжалось уже более двух часов. Сначала оно проходило оживлённо, люди высказывали свои мнения, спорили, что-то доказывали. Все рьяно обсуждали, что делать с Пожирателями смерти после победы над Тёмными силами. Почему-то в самой победе никто не сомневался — Эх, было бы на нашей стороне Министерство, — вздохнул Люпин, — мы бы сейчас не сидели столько времени и не ломали себе голову. Не знаю, как вам, а мне просто осточертела непрерывная грызня с Фаджем и его людьми. То они не верят, что Волдеморт возродился, то возлагают всю ответственность на плечи несчастного Гарри, которому это, видите ли, предначертано свыше. — Да, если бы удалось объединить наши силы с мощью Министерства, многие проблемы решились бы в одночасье, — резюмировал Дамблдор. — Я уже слишком стар для борьбы с чиновниками. Многие приписывают мне старческий маразм и просто сбрасывают меня со счетов. Гермиона подавила очередной зевок и поймала себя на том, что непроизвольно качает под столом ногами. Туда-сюда, туда-сюда — туфелька упала с её ноги… Дамблдор опять затянул нескончаемую песню про свой возраст, болезнь и снижение магического потенциала. Всё это было и так очевидно, но старик снова и снова пытался вызвать жалость и сочувствие. Он реально сдал или набивал себе цену? От скуки Гермиона начала глазеть по сторонам и наткнулась на понимающую улыбку Тонкс. Встретившись с Нимфадорой взглядом, Гермиона притворно закатила глаза, выпятила нижнюю губу и подула на чёлку, всем своим видом говоря: «Как же мне надоела эта тягомотина!» Тонкс согласно кивнула и, прикрыв обращённую к Дамблдору часть лица свежим номером «Пророка», превратила свой нос в утиный клюв. Гермиона прыснула в кулак и тут же была одарена осуждающими взглядами коллег. — А ведь было время, — продолжал директор, — когда Долорес Амбридж была молодой и очень хорошенькой. Это позже продвижение по карьерной лестнице каким-то непостижимым образом превратило её в то, что она сейчас из себя представляет. А когда-то она была милейшей девушкой с трогательными светлыми кудряшками. Они тогда с Минервой были лучшими подругами и не только. С тех пор много воды утекло, но одно время они даже вместе жили. Да-да, — энергично кивнул Дамблдор в подтверждение своих слов. — Понимаю, что в это трудно поверить, но я это прекрасно помню, несмотря на склероз. Минни и Долли — две очаровательные студентки, такие разные, но так любившие друг друга. Эх, как люди меняются, — махнул он рукой, промокнул платком уголки глаз и тяжело опустился на своё место. Орденцы недоумённо переглядывались между собой, как бы спрашивая друг у друга, совсем свихнулся старик, или между МакГонагалл и Амбридж действительно что-то было. А самый большой конфуз заключался в том, что невозможно было узнать правду. Ну не спрашивать же об этом у самой МакГонагалл! Собрание наконец-то закончилось, и все разбрелись по своим комнатам, а некоторые аппарировали домой. На лестнице Гермиона столкнулась с Гарри и Роном, которые спешили в свою спальню. Оба воровато оглядывались, так как буквально перед этим под шумок стащили из кухни приличного размера кусок пирога, которым как можно скорее собирались полакомиться. Оценив на глазок размер их добычи, Гермиона сделала вывод, что на троих её будет маловато, пожелала явно смутившимся парням спокойной ночи и направилась в ванную. * * * Знаменитый дом, расположенный по адресу Гриммаулд Плейс 12, как обычно приветливо распахнул двери для членов Ордена Феникса. Старый особняк Блэков выглядел достаточно затрапезно, но зато мог вместить значительное число людей благодаря многочисленным просторным комнатам. Те, кто жил в здании постоянно, и те, кто приезжал всего на несколько дней, имели возможность устроиться с относительным комфортом, разместившись в спальнях по двое. Так, одну из комнат занимали Сириус и Ремус, другая регулярно принимала в своих стенах Гарри с Роном, в третьей обычно располагались супруги Уизли. Гермиона же по воле обстоятельств делила спальню с Нимфадорой. К счастью, у той был лёгкий весёлый характер и незаурядное чувство юмора. Гермиона приняла душ, надела белоснежный махровый халат и, накрутив на мокрой голове тюрбан из пушистого полотенца, покинула ванную комнату, пропахшую ароматом ванильно-медового геля для душа. В спальне девушка присела на свою кровать и, размотав полотенце, принялась расчёсывать густую каштановую шевелюру. Тонкс, чтавшая что-то, лёжа в кровати, увидев её, отложила книгу, повернулась лицом к подруге и устроилась на боку, поджав колени и обхватив их рукой. — А вот я никогда не носила длинные волосы, — фыркнула она. — По-моему, это так тяжело — мыть их, расчёсывать, а потом ещё и сушить. Вот цвет поменять — это я с удовольствием, — усмехнулась Тонкс и тут же придала своей шевелюре ядовито-фиолетовый оттенок. — Впрочем, ты очень миленькая со своей волнистой гривой. Интересно, как всё-таки выглядела Амбридж в молодости? Дамблдор сказал, что у неё были беленькие кудряшки. А МакГонагалл, кажется, была брюнеткой или, во всяком случае, тёмной шатенкой. Надо же, Минни и Долли, тёмное и светлое, добро и зло. И как они смогли друг друга полюбить?.. — Не знаю, — пожала плечами Гермиона, — по мне, так это очередная фантазия сентиментального пожилого человека. Он, между прочим, во всём видит любовь, даже там, где её нет и в помине. Совсем недавно, — понизила она голос до заговорщического шёпота, — директор очень прозрачно намекал Гарри на то, что его ненависть к Малфою на самом деле не что иное, как закамуфлированная любовь. И после этого Дамблдор уверяет нас, что не впал в маразм. Чушь несусветная! Если у него самого были отношения с Геллертом Гриндевальдом, это вовсе не означает, что все вокруг подвержены однополой любви. Я знаю, что сейчас этим никого не удивишь, тем более в волшебном мире, но сама я даже представить не могу Гарри в постели с Малфоем или же себя с какой-нибудь женщиной. — Думаю, ты не права, Гермиона. Во-первых, Драко мой кузен, и мне прекрасно известно о его ориентации от тёти Нарциссы. Про Гарри ничего сказать не могу, но Дамблдор имеет за плечами огромный опыт и, вполне возможно, он знает, что говорит. К тому же рыбак рыбака видит издалека. Дамблдор — гей и без труда может распознать признаки гея в другом человеке, тем более что он знает Гарри с его рождения, — Тонкс вдруг села на кровати и прищурилась. — А почему ты так уверена в своих сексуальных предпочтениях? Тебе всего-то пятнадцать лет. Откуда ты знаешь, что женщины тебя не интересуют? — Ну, как?.. — замялась Гермиона, — мне Рон нравится, а в прошлом году я была без ума от Виктора Крама. Мы с ним даже на балу танцевали, а потом он вывел меня из зала, затащил за колонну и долго целовал. И я уверена, что если бы не боязнь наткнуться на Филча, поцелуями бы мы не ограничились, — Гермиона вскинула голову и с вызовом посмотрела на Тонкс. — А я всё же не сомневаюсь, что все женщины бисексуальны. Да-да, и ты тоже. И незачем так на меня смотреть, — усмехнулась Нимфадора. — Вот представь себе только: ты лежишь с закрытыми глазами, и вдруг кто-то подходит к тебе, невесомо проводит пальцами по щеке, спускается ими на шею, ласково проходится по ключице, а другой рукой при этом нежно перебирает твои волосы. Какие ощущения у тебя при этом возникнут? — Ну, это очень приятно и действует возбуждающе, — Гермиона закрыла глаза и позволила своей фантазии нарисовать предложенную Тонкс картину. Зрелище оказалось настолько впечатляющим, что она слегка порозовела и громко выдохнула, почувствовав неожиданную теплоту и тяжесть внизу живота. Это не укрылось от Нимфадоры, и та беззвучно ухмыльнулась. — Далее представь себе, что эти самые руки проникают тебе под одежду, расстёгивают лифчик, ласкают грудь, слегка сжимая пальцами соски, а мягкие губы при этом покрывают поцелуями твою шею, — Тонкс говорила медленно, слегка приглушённо, и Гермиона с удивлением почувствовала, что «поплыла» окончательно. Её рука непроизвольно нырнула между полами халата, а с губ сорвался тихий стон. Заметив это, Тонкс хитро улыбнулась и спросила: — Ну что, нравится? — Да! — сама того не желая, простонала Гермиона, которую завёл один лишь голос соседки. Та улыбнулась и неожиданно сказала: — А вот теперь представь, что ты открываешь глаза и видишь, что всё это с тобой проделывала другая девушка. Ну, что ты на это скажешь? Или ты будешь продолжать настаивать на своей гетеросексуальности? Гермиона открыла глаза, неохотно вынула руку из-под халата и отрицательно покачала головой. — Пожалуй, не буду. Ты, кажется, права, — она покраснела и опустила взгляд. — А теперь мне что делать? — поинтересовалась тихо, от смущения пряча лицо в ладонях. — Иди ко мне, не бойся, об этом никто не узнает. — Даже Дамблдор? — Гермиона посмотрела испуганно. Она впервые оказалась в ситуации, когда и хочется, и колется. Её удивила и смутила реакция собственного тела. Желание вступило в борьбу с доводами рассудка и наконец победило со счётом 1:0. — А при чём тут Дамблдор? Это абсолютно его не касается, — кивнула Тонкс и, протянув руку навстречу Гермионе, как бы приглашая её подойти, другой рукой похлопала по кровати рядом с собой. В этот момент она ощущала себя коварной соблазнительницей, покусившейся на честь невинного ребёнка. Это чувство волновало и опьяняло. Впрочем, лишать Гермиону невинности в её планы не входило. Гермиона некоторое время нерешительно посидела на своей кровати, а потом, повинуясь внезапному порыву, резко поднялась и неуверенными шагами медленно подошла к Тонкс. Та вдруг ухватила её за руку и притянула к себе так, что Гермиона потеряла равновесие и плюхнулась прямо на постель, но успела развернуться и упала на спину, спешно запахивая раскрывшиеся полы халата. Тонкс решительно остановила её руку, проникла ладонью под махровую ткань и погладила внутреннюю поверхность её бедра. Ласково провела прохладными пальцами по нежной коже. Гермиона дёрнулась и тяжело задышала. Нимфадора, продолжая поглаживать её, наклонилась и прильнула губами ко рту ошарашенной Гермионы… Та задрожала и приоткрыла рот, чтобы набрать воздуха, чем и поспешила воспользоваться Тонкс. Она протиснула свой язычок между зубами подруги и встретилась с её языком. Неожиданно Гермиона сама этого не ожидая, отпустила себя и стала отвечать на поцелуй сначала несмело и неумело, а потом более требовательно. Тонкс тем временем погладила её по животу, переместила руку в район паха и одним пальцем дотронулась до её возбуждённого клитора. Гермиона вся напряглась, как струна, и протяжно застонала прямо в губы Нимфадоры. Тонкс слегка отстранилась, взглянула ей в лицо и прошептала: — Всё хорошо, девочка, расслабься. — Она опустила голову, двумя руками раздвинула напряжённые ноги Гермионы и, придерживая их, прикоснулась тёплыми губами к истекающему смазкой лону и скользнула по клитору влажным языком. Всё тело Гермионы пронзил сладостный разряд. Она выгнулась и попыталась выпрямить и соединить ноги, но Нимфадора не дала ей этого сделать. — Пожалуйста, постарайся не сопротивляться, просто доверься мне, — тихо, но убедительно проговорила она, — я знаю, что делаю. Гермиона снова развела бёдра и позволила Тонкс поступать так, как она считает нужным. Та воспользовалась этим и возобновила оральные ласки. Гермиону внезапно захлестнула волна тягучего удовольствия, и она ощутила себя мухой, попавшей в патоку — невообразимо сладко, но при этом знаешь, что тебе не выбраться. Неожиданно где-то на краю сознания пронеслась крошечная тревожная мысль «А как же Рон?», и Гермиону затянуло в омут оргазма. Она не знала, нужно ли ей стонать, можно ли, не спугнёт ли она своим голосом неровно бьющие во все нервные окончания импульсы удовольствия, разбегавшиеся от губ и пальцев Нимфадоры и улетавшие в пустоту. Пустоту ночи, спальни, тишины, в пустоту, в которой их было двое… * * * На следующее утро она проснулась со смутным ощущением, что в её жизни что-то кардинально изменилось, и это «что-то» было одновременно и прекрасным, и очень порочным. Нечёткие воспоминания, неразборчивые мысли, странные образы… Сон отпускал постепенно, сменяясь довольно-таки неприглядной реальностью. Она вчера вечером… изменила Рону… с женщиной! Гермиона резко села на кровати и в ужасе обхватила голову руками. «Это была не я, я бы никогда на такое не решилась. Меня чем-то опоили… Не я, только не я!..» Она медленно повернула голову и увидела мирно спящую Тонкс, обнявшую двумя руками подушку. Во сне волосы Нимфадоры приобрели обычный русый цвет, на губах застыла лёгкая полуулыбка. Гермиона с трудом подавила в себе желание погладить эти волосы, провести пальцем от виска подруги к бархатной шее и ниже… Вместо этого она встала и, снова облачившись в махровый халат, выскользнула из спальни, чтобы принять душ. В коридоре она столкнулась с Гарри и Роном. Взглянув на своего парня, Гермиона, сама того не желая, слегка покраснела и виновато опустила глаза. — Привет, что случилось? — прищурился проницательный Гарри, на что девушка смутилась ещё больше. — Уже довольно поздно. Мне показалась, что я опоздала к завтраку, а так не хочется расстраивать миссис Уизли! Она вчера обещала приготовить на завтрак изумительные блинчики, — Гермиона очень не любила врать, а тут пришлось на ходу придумывать отговорку. Рон, который с утра был взъерошен не меньше Гарри, как-то подозрительно покосился на неё, но промолчал. Гермиона вгляделась в его заспанное веснушчатое лицо, такое знакомое и почти родное, и почувствовала явственный укол совести. В её голове лихорадочно боролись две мысли: как теперь жить с таким грузом, и… как теперь жить без Тонкс. Ночное событие было слишком... э… значимым, чтобы просто выбросить его из головы. Гермиона понимала, что если она когда-нибудь окажется с Роном в постели, а всё идёт именно к этому, то в его объятиях будет думать только о ласках Нимфадоры. Воспоминания о вчерашнем вечере внезапно нахлынули томительной волной, и с её губ чуть не сорвался стон. Взяв себя в руки, Гермиона, чтобы отогнать непрошеные мысли, решительно тряхнула головой и направилась в душ.