***
— Вы бездари! Сколько раз я вам говорила, что дискриминант по другой формуле находят! С такой памятью и отношением к учебе вы ничего не добьётесь! — математичка на дистанционке надрывалась так же, как и обычно, не жалея ни микрофона, ни ушей своих учеников. Это были её привычные слова, так что, в принципе, удивительного ничего не было. Только противный голос, как сигаретный дым, въелся в мозг, не собираясь покидать его. Теперь они на пару с шизой и диким недосыпом тусят вместе. Никто не хотел говорить дочери Пифагора, вышедшей прямиком из ада, что им дискриминант так считать удобнее и понятнее. Жить ещё всем хотелось. Хотя не совсем так. Жить не хотелось никому, но надо было, иначе мама наваляет. — Господи, когда же она заткнётся?.. — хотя просить Господа заставить исчадие ада потерять голос было бы нелогично. Данные слова произнесла странная, как ей все говорили, включая её мать, девочка. У неё были абсолютно белые волосы, что придавало ей ещё большей необычности. И серые глаза. А ещё её звали Винни. Ага, прямо как медведя. Так что в ряды странных людей она попала с рождения. Не повезло девочке, помянем. Математичка ещё надрывалась, взывая к Господу Богу, ко всяким там катетам да гипотенузам, синусам с косинусами, в общем, — ко всякой подобной чертовщине. — Домашнее задание сдать сегодня до девяти вечера. Кто не успеет, тому два в журнал. Я всё сказала! — с громким щелчком Пифагор на минималках вышла из звонка. Жаль, что не из окна. Раздался треск. Треснул карандаш, который лежал на столе, на котором лежала тетрадь по алгебре, на которой лежала физика, а сверху геометрия, биология, учебник по английскому и много чего ещё. Тот самый карандаш, который лежал на столе (и et cetera) сломался из-за того, что светловолосая девочка слишком сильно уронила голову на кучу из много чего ещё. Короче говоря, карандаш треснул. Ничего хорошего это не принесло. Захотелось заплакать, потому что итак было плохо. А карандаш вообще-то был хорошим собеседником последние три недели карантина. Его звали Ричард. Но Ричард погиб. Из-за математички. Теперь эта ведьма не может ждать пощады. Девочка застонала. До девяти надо было успеть сделать, как минимум, ещё пять предметов. И сочинение. И какой-то проект. И многое другое, о чём она узнает, когда ей придёт сообщение о долгах. Поэтому теперь нужно было за пять часов сделать всё. Ах да, ещё парочку проверочных в Яклассе, почему бы и нет. — Винни, помой посуду! Вечно ты сидишь за своим компьютером, непонятно чем занимаешься! Иди хоть пользу приноси! — Мама, но у меня много дома… — Ничего не знаю! Можно хоть иногда же что-то сделать! Совсем ничего по дому не делаешь! Никакой помощи от тебя не дождёшься! Вроде бы и девочка, а подсобить маме не может! Вот вечно всё наперекор мне делаете, вам мать вообще не жалко?! У меня уже сердце болит… — она ещё много надрывалась, как обычно, но у Винни уже выработалась функция «не воспринимать звук всякой каждодневной нервотрепки». Поэтому она молча захватила наушники с телефоном и потопала в сторону кухни. — Ты что, прожить без этого не можешь? — мама указала на наушники, брезгливо сморщившись. — Нет, не могу, — абсолютно спокойно, лишь бы мать не прикопалась, произнесла она. — Да зачем тебе? Вот так посадишь слух свой и будешь бегать ко мне, плакаться, а мать тебе ведь говорила, а ты, как всегда, не слушала. Винни молча стояла и считала в уме, сколько времени она теряет зря. Воду включить нельзя было — мама подумает, что дочь пытается заткнуть её, наушники надеть равноценно самоубийству. Так что она просто стояла и рассматривала безвкусные обои в цветочек, снова включив функцию против оскорблений. — Ма-а-а-ам! — на счастье Винни Господь ей помог, и теперь сестра взывала к домашнему профессиональному нервоуничтожальщику. Мама только зло глянула на светловолосую дочь и ушла в другую комнату. Посуды было многовато. Казалось, специально для Винни доели холодец и теперь закинули в мойку посудину. Ещё там была кастрюля с чём-то пригоревшим, тарелки с гречкой, которую, внимание, не замочили! Девочка принялась за дело. В итоге, вылив пол-Ферри на губку (реклама обманула все ожидания), потратив ещё много литров воды, довела руки до аллергии и чесотки. Когда посуда была домыта, Винни аккуратно, еле слышно, чтоб мама не придумала, что ей ещё предъявить о чистоте посуды и о её порядке на «сушилке», пошла в комнату и уселась за уже давно надоевший компьютер. Отлично, полчаса были потрачены на что-то бесполезное, пора ускоряться. Ну, дальше время прошло просто в душевных страданиях, физических муках, утечки вскипевшего мозга из ушей и трате всех оставшихся нервных клеток. К сроку она не успевала, потому что делала Якласс, а, как говорится у нас в народе: за Якласс сядешь — больше не встанешь. Алгебру она благоразумно сделала одной из первых, потому что не сдать что-то в срок этой сатанистке является геройством на грани безумия. Пока Винни яростно спорила со своей второй личностью в голове насчёт свойств равнобедренной трапеции, прошло предостаточно времени. Неумолимо приближалось девять вечера, а половина ещё не сделана. Винни только взвыла, потому что перед ней лежала химия, которую девочка в упор не понимала. И списать не получится, так что придётся самой как-то понять. В итоге, просрочив все домашние задания, которые были, она поняла этот бред, всё написала и планировала уже отправлять химичке. Перед этим, она, правда, решила открыть беседу класса, в которой уже с час кто-то строчил так, что телефон не мог спокойно лежать. — Ты пень — Сама пень — Хватит писать про пни — Крыса — АХАХАХА я вспомнила мем из тиктока! Щас вам скину — Вы чё-нить поняли ? — Что по физике *Дружный игнор* — Ты дура? — Ой-й-й, это что не лс? Вот я тупая — Хахахахаха *Тупые мемы* — На улице дождь пошёл Потом триллион сообщений о дожде: мы же его впервые видим в этой жизни. — Как же вы задолбали... *Много плохих слов* *Обсуждения смайликов* *Кто-то там вышел из беседы* *Скинули компрометированные фотки из детского сада* — Кто-нибудь сделал химию? — вопрос задала Винни, которая только что прочитала пятьсот сообщений, заваливших беседу. — Мы вообще-то договорились, что не будем её отправлять… — Где это было написано? — Так в беседе же все есть, полистай наверх… Понятно, что светловолосая захотела умереть. Перспектива прямо сейчас выйти в окно была заманчива, но ещё надо было сдать проект. А ещё жутко хотелось задушить и расчленить каждого из её одноклассников, но она прогнала эти — мысли вдруг попадёт в ад, а там математичка её уже заждалась. Некогда прохлаждаться. Когда время было за полночь, проект наконец добили, избили и перебили. Одной проблемой меньше. Правда, на горизонте маячили долги, новая домашка, а ещё рисунок, за который она давно хотела взяться. А ещё пара фанфиков, что были заброшены и чьё продолжение не выходило около восьми месяцев. Но как говорил Владимир Ильич: «Учиться, учиться, и ещё раз учиться!». Около двух ночи Винни оторвала насиженную точку тела от кресла и потопала на кухню. Спать хотелось так же сильно, как умереть. Налила самого крепкого кофейку, чтоб сердце точно остановилось. (Как писал Сергей Есенин: «Глупое сердце, не бейся», мы полностью с этим согласны). Через четверть часа кофе уже был допит. Поэтому Винни взяла сразу три чашки с собой и понесла в комнату. Три часа ночи — лучшее время дорисовать буклет для проекта по технологии. Она могла бы чаще рисовать и оттачивать своё мастерство, но её мама не одобряла некоторые художественные попытки, часто критиковала её. Недовольство дочерью росло, а самооценка Винни снижалась со скоростью света. Через пару минут залипания в экран светловолосой вдруг вспомнилась песня. Нет, скажете вы, только не это. Но я скажу да, поэтому Винни не могла избавится от навязчивого: «Восточные сказки, зачем ты мне строишь глазки?», — ещё много часов. Чуть после, когда на столе уже стояло около шести кружек из-под кофе, а чистых не осталось, она решила покушать огурец и понять, что задали по физике. Заодно взяла с собой маленькую кастрюльку для каши, залила туда новую порцию кофе и понесла это добро в комнату. Огурцы, как никак, — это правильное питание, а мы за ЗОЖ, и сердцу заодно поможем. Поэтому сейчас она ела огурчик и запивала его кофе из кастрюли. Не знаю, во сколько времени Винни пыталась связать электризацию и антистатик. Получилось неплохо. Физику она поняла. Кофе закончился. Огурец и подавно. — Вот, как думаешь, mon cher, если дочь родит от отца, то этот сын будет отцу сыном или внуком? По сути, он же сын, n’est ce pas? — такие вопросы она задавала стене, которую звали Катодом. Стену напротив, кстати, Анодом. Пока Винни страдала, она вспомнила про все свои проблемы. И про странную внешность, странное имя, низкую самооценку, тупость, неумение рисовать, всяких личностей в своей голове, а также, что с кумирами она никогда не встретится. Юнгуками своими, или как там это пишется. Ещё она не любила своих одноклассников, учителей и вообще всё, что связывало её с учёбой. Да чего уж там, всю свою жизнь недолюбливала! И непонятно, главное, для чего живёшь? И ты есть мелкая частичка по сравнению с масштабом галактики, но вместо того, чтобы размышлять о своей ничтожности, ты делаешь домашнее задание в четыре утра и думаешь о том, как бы не разозлить маму. Но это было лирическое отступление. Около шести утра, когда почти всё было сделано, а учительница немецкого уже скинула новое задание, Винни стало как-то нехорошо. Она молча оглядела комнату. На столе было много тетрадок и учебников. Что-то было свалено на пол, потому что не поместилось на рабочем месте. Ещё по комнате было разбросано около десяти чашек. Пара кастрюль (ага, из-под кофе), фантики и открытая шоколадка. А ещё краски, гуашь, вода прямо в стакане от кофе. Свитер на шкафу, потому что около пяти стало холодно. Выглядело всё, мягко говоря, не очень. Да и состояние светловолосой девочки было таким же. «Le Roi est mort, vive le Roi!», — с такими словами она встала со стула. Слова каким-то странным образом попали в голову. Это была абсолютно левая цитата из забытого Богом произведения. Она встала и плюхнулась на пол, потому что ей резко поплохело. Винни только успела подумать, что ещё не доделала немецкий. А потом тихо провалилась в темноту.***
Под летним, непозволительно ярким солнцем стояло много вспотевших людей в чёрных одеяниях. Кто-то всхлипывал редко и тихо, кто-то громко; кто-то молчал, а кто-то молился. — А ведь она в срок сдала мне домашнее задание, — плача в платок, произнесла математичка. — Жаль девочку, ей ведь так хорошо давались математические науки… Я уверена, она попадёт в рай: такой маленький ребёнок ещё, просто ангел... — Вы помните её последнее сообщение? — говорила девочка с рыжими волосами. — Она писала о химии в нашей беседе… Слышите, НаДеЖда ИваНоВна, она даже при смерти сделала ваш предмет, так она его ЛюБиЛа. — Да, да, конечно. Как же жаль... В таком возрасте жизнь оборвалась! А она бы у меня ещё олимпиадницей стала, я бы занималась с ней… Перед ними открывался живописный вид на чёрную землю, который вскоре пополнил мраморный памятник. На памятнике было имя девочки. И снизу аккуратным витиеватым почерком: «Эта девочка умерла от кофе». Но это была неправда — она умерла из-за дистанционки.