Звуки скрипки. Годовщина

- Мама, а когда будет ужин? - осведомился звонкий голосок из детской. До этого там подозрительно что-то стучало, но я решила сделать вид, что все в порядке. Сами будут убираться. - Саори, Юто! Идите мыть руки, все уже готово! - крикнула я ей из спальни. Мыть руки они будут еще минут десять, как раз овощи дойдут. Самая лучшая, самая настоящая - эта жизнь стала для меня подарком. Двое прекрасных детей - темноглазая таинственная Саори и золотоволосый ангел Юто. Уютный и теплый дом. И самое лучшее наполнение, сопровождение и смысл - любовь, которая объединила нас всех под одной крышей. Любовь, которая зародилась пятнадцать лет назад. Я подошла к шкафу, раздвинула зеркальные дверцы и присела возле ящиков. Бережно достала из самой нижней секции аккуратно сложенный и накрахмаленный передник, черное платье. Форма горничной - та самая, в которой я усердно работала в Мейд-латте. И пусть я давно не официантка, а хозяйка сети ресторанов, но особенная привязанность Такуми к моей форме и общие воспоминания, пронизанные остротой, отчаянием, страхом и любовью, словно жили в каждой ниточке ткани. Ни у него, ни у меня почти не осталось вещей из прошлой жизни - но это платье и кулон в виде сердечка были для нас особенно ценны. Я встала, повернулась к зеркалу и привычным жестом надела на шею потемневшее от времени сердечко. Какие бы украшения у меня ни появились, Усуи все равно по-особенному улыбался, когда видел его. Он целовал меня при встрече и, невзирая на взгляды - в этот маленький символ нашего воссоединения, удобно лежащий в ямке под горлом. Даже если при этом мы были в ресторане или на улице. Я уже почти не пыталась его стукнуть, потому что Такуми все равно поймает мои руки. Это стало своеобразной игрой, ритуалом. Абсолютно непредсказуемый, невыносимый, ехидный и непосредственный, Усуи Такуми остался собой. Мой муж - мазохист-извращенец. А то я не знала, да? Сегодня был особенный день. Я помнила его так хорошо, будто это было вчера. Ровно четырнадцать лет назад фестивальный фейерверк озарил наши смущенные и счастливые лица - лица людей, которые осознали, что их чувства все же взаимны. Я отлично помню каждую черточку до боли родного лица, его немного шершавые ладони на своих щеках, тихий шепот во мраке. До этого я жила в точно такой же тьме - тьме недоверия, отчуждения, холода, одиночества. А когда Такуми появился рядом, оставалось прижаться к его плечу, довериться и позволить разогнать тучи... но что я тогда об этом знала? Только в той тишине я наконец позволила себе и ему первые минуты счастья, которые впоследствии стали песней. Может быть, моя мысль была чересчур простой и странной, но я хотела сегодня порадовать Такуми. Внутренний голос полностью одобрял сумасбродную идею. Усуи вернется через пятнадцать минут - ровно в шесть каждый день звонок выдавал неизменную трель. Он приручил меня, словно какую-то собаку Павлова. Ждать и волноваться каждый раз, когда стрелки на часах резко расходились и вставали строго вертикально. Старое платье легко застегнулось на мне, лишь немного сдавило грудь - я уже не мальчишеских форм, и больше в этом месте ткань не висит. Расправила волосы, встряхнулась и обернулась на зеркало. На меня смотрела молодая женщина с темными, глубокими глазами - даже немного смущенная и напуганная своим внезапным ребячеством. Черная ткань подчеркивала бледность ее лица, а белый передник оттенял порозовевшие щеки. Некогда в этом гадком утенке Такуми разглядел нечто прекрасное и достойное и позволил мне расцвести душой. Будь его воля, он бы вообще наполнил мой гардероб творениями Аоя Хедо, ныне известного молодого дизайнера. Но, пожалуй, это слишком... До бантиков и рюшей я все же не опустилась, но юбки и правда стали привычны (за годы работы и давления от мужа). Эта форма вернула мне ощущения той самой шестнадцатилетней девчонки, которая бегала с подносами и даже мечтать не смела о той жизни, которая у нее есть сейчас. Разве не в том счастье, чтобы твоя сказка была прекраснее лучших фантазий? Я улыбнулась зеркальной Усуи Мисаки, бывшей мисс Аюдзаве. В эту минуту я была счастлива, что осталась собой, и знала, что Такуми счастлив тоже - счастлив, что сберег меня такой. Мы сохранили нас - сохранили скромность и сдержанность в жизни, несмотря на очень приличный доход; сохранили друзей, которые не испытывали неудобства, приходя в нашу просторную, но самую обычную двухкомнатную квартиру; сохранили чистоту отношений... У нас были общие цели и мечты, а еще у каждого была свобода - свобода принятия решений. Свобода быть собой. Стрелки разошлись на север и юг. В прихожей раздался звонок. - Папа пришел! - мимо меня, даже не оглянувшись, промчался вихрь сумасшествия в виде двух энерджайзеров. Юто и Саори наперегонки неслись встречать папу. - И вам доброго вечера! - раздался смеющийся голос Такуми, судя по всему - уже нагруженного чадами. - А где наша мама? Я, ощущая непривычную робость, вышла из-за поворота, склонив голову и сложив руки. - С возвращением, хозяин, - улыбка сама вернулась ко мне, стоило увидеть мужа. А самое ценное и неповторимое - его выражение лица. Давненько он не видел меня в форме... - Позвольте мне служить Вам. Дети восхищенно перевели на меня глазенки и даже отпустили Такуми. А этот извращенец, конечно же, расцвел самой своей соблазнительной из улыбок. Я даже не сомневалась, что... Что? Меня схватили и сжали в объятиях. Повеяло сентябрьским дождем и морским ветром, непостижимо уживающимися в волосах Такуми. Он даже не успел снять слегка промокшую куртку, и рукам немедленно стало холодно. Но почти сразу волнующий жар пробежал по венам. Мне никогда не привыкнуть. Так щемит в сердце - его губы снова коснулись сердечка на шее. Никогда не пропустит этот маленький ритуал. - Дети смотрят, - краснея, шепнула ему я. Усуи насмешливо приподнял бровь, даже не думая отпускать меня. - С хозяином не спорят, Миса-тян, разве ты забыла? Придется мне тебе напомнить... Юто и Саори дружно вздохнули. - Это надолго, - махнула рукой малышка. - Пошли обедать без них! И эти сорванцы умчались в столовую - наши фокусы им были привычны. Мы проводили их рассеянными взглядами, затуманенными атаковавшими нас эмоциями. - Хозяин изволит учить детей дурному поведению? - я не удержалась от саркастичного комментария. Мне всегда нравилось его поддразнивать. - Я учу детей любить, - Усуи легко поддел мой подбородок пальцами. - А горничная у меня и вправду дерзкая сегодня. Учит господина, как воспитывать детей. Когда он успел избавиться от куртки? Какой теплый... - Я сожалею, господин. Чем могу загладить свою вину? - я играю с огнем, я играю с огнем! Знаю я его "отработки". А у самой сердце уже где-то в горле бьется. Внезапно муж отпустил меня и ехидно улыбнулся. - Хозяин желает отобедать, начиная с десерта. Накроешь в спальне, Миса-тян, - и он протянул мне большую коробку с пирожными, неведомо как спасенными от загребущих лапок Юто и Саори. Я коротко кивнула, почтительно склонив голову. Его взгляд обжигал меня. Я сама на это пошла, а значит, надо доиграть до конца! Извращенец, коварно улыбаясь, проследовал в ванную, а я продефелировала на кухню. Дети успели самостоятельно накрыть на стол и уже приканчивали солидные порции супа. - Какая ты красивая, мам! - восхищенно воскликнул Юто. - Как настоящая горничная! Это такой спектакль, да? - Да, мой хороший, - улыбнулась я сыну. Слышать восторг в голосе миниатюрной копии Такуми было почему-то очень приятно. - Репетирую к открытию новой точки. Папа очень устал, я ему принесу еду в комнату. Вы не шумите, хорошо? Дети довольно закивали. Лица их означали явное наличие разнообразных планов на вечер, которые в итоге могли нанести моральный и физический ущерб окружающей обстановке и живым существам. - Лихта не пытать! Окна не открывать! В розетках спицами не ковыряться! Вы у меня умные, все знаете, - назидательно произнесла я, набирая посуду в комнату и откладывая детям пирожные. Уже уходя, я услышала тихий голосок Саори, заставивший меня споткнуться: - Ну, готовься, Юто - через девять месяцев нас будет трое!

***

В спальне царил легкий полумрак. Дождь тихо стучался в оконное стекло, словно ему тоже хотелось к нам - домой, к теплу и уюту, к сияющим в сумерках свечам-люстрам. Такуми полулежал на кровати в расстегнутой рубашке, закинув руку на изголовье, и молча смотрел на меня. Будто хотел запомнить, вобрать зрачками. Странное ощущение... Я помнила этот взгляд очень хорошо: так Усуи смотрел на меня в Мейд-латте, нервируя целую смену. Немой разговор был коротким, но его хватило, чтобы ощутить, как он скучал по мне. Как это можно так ясно выразить без слов? Я поставила на небольшой диванный столик сервированную этажерку с пирожными, чашки с горячим бодрящим чаем. - Приятного аппетита, хозяин, - я присела в реверансе, зажмурившись. Если я хоть немного знаю Усуи, то сейчас что-то будет... Он слегка улыбнулся и поманил меня к себе, не меняя позы. - Подойди ко мне, Миса-тян. Я робко приблизилась. Предательский румянец расползался по щекам быстрее чернильного пятна. Почему Усуи все еще заставляет меня смущаться? - Покорми меня, - внезапно выдал он, протягивая мне ложку. Я села на край постели рядом с ним, растерянно теребя столовый прибор в пальцах. Мы взглянули друг на друга... и мне внезапно стало так спокойно и хорошо. Руки перестали дрожать и вспомнили про мелкую моторику. Нам нравились эти минуты - минуты, когда можно было позаботиться друг о друге вот таким вот странным, нетипичным образом. Еще одно воспоминание - вспышка - о первом моем неумелом творении, рисовой каше. Даже очень постаравшись, я сейчас не смогу это повторить! Кормить он себя позволил недолго - почти сразу Такуми перехватил у меня ложку и подцепил большую клубнику с мягкого суфле. Пришлось подчиниться... Признаюсь, подчиняться, когда тебя кормят сладостями, очень даже приятно. Он гладил мои скулы, подбородок, пылающую щеку. Откуда в тебе столько нежности - спустя пятнадцать лет? - Спасибо тебе за эти чувства, - внезапно сказал Усуи, и я поняла, что последний вопрос озвучила вслух. - Ч-что? - я подумала, что ослышалась. Такуми усмехнулся. Отставил в сторону все лишнее и неожиданно сильно потянул меня за руку. Потеряв равновесие, я упала на его грудь, попутно прощаясь с рассудком. - Неужели не понимаешь? Или не помнишь? - мне ухо защекотало его дыхание. Я отрицательно дернула головой, но волос уже коснулась широкая ладонь. Муж обнимал меня - ласково, нежно. - Ты яркая звезда, Мисаки. И всегда была такой. Умелой, сильной, умной, во всем первой. Но в том, что ты делаешь, никогда не было тщеславия или желания понравиться мужчинам. Ты вообще смотрела сквозь них. Даже своих поклонников держала на расстоянии полета кирпича. Полюбить тебя мог только совсем отчаянный... или тот, кто хорошо тебя знал. Но ты никому не давала узнать себя, ни с кем не сближалась. Это была прекрасная защита, которую ты даже не осознавала. Тебя мог добиться лишь тот, кто полюбит тебя по-настоящему. Так полюбит, что ему любые препятствия будут нипочем: и твои собственные кулаки, и горе-поклонники, и твой характер. Раз за разом отвергнутый, я познавал силу чувства все сильнее и глубже. Отталкивая всех, ты рисковала. Но человек, который прошел через тернии твоих страхов и отрицаний, точно любит тебя. Слабые и робкие быстро уставали, уходили, обретали варианты попроще. Я же в какой-то момент осознал, что мне никто больше не нужен. Вокруг сияли начищенные медяки и яркие, пестрые, подкрашенные стекляшки. Но я познал, понял, увидел рядом с собой настоящего человека, алмаз, спрятанный среди иллюзорно сверкающих подделок. Я слушала его радостно и недоверчиво. Ощущение, будто мне рассказывали слишком красивую сказку, чтобы она была правдой. - Я до сих пор этого не понимаю... Я же била тебя, оскорбляла, даже не могла толком поблагодарить за помощь, а на нежность отвечала грубостью. Как ты выдержал, почему не сдался? - проговорила я куда-то в его шею. Поднимать глаза было стыдно. Грызть себя пятнадцать лет подряд было вполне в моем духе. Грудь задрожала. Я поняла, что Такуми смеется, и негодующе стукнула кулачком по прессу, но он перехватил вероломный таран. Поднес руку к губам. - А разве любовь может сдаться? - улыбнулся Усуи. - Она либо есть, либо нет. Своими выкрутасами ты была способна выбить эгоизм из любого. Меньше эгоизма - больше любви. А потом ее становится так много, что ты начинаешь жить своим избранником, посвящаешь ему свою жизнь, помыслы, время, возможности. Бегать за тобой в попытке защитить от всех твоих авантюр было непростой задачей, но это весело, и это же делало меня самого лучше и сильнее. Да, я хотел ответа. Да, было больно, одиноко и порой очень обидно. Но я не мог жить иначе. Встречаться еще с кем-то? А зачем? Что мне даст девушка, которая мне ни капельки не нужна? Ровным счетом ничего. А я ей что дам? Разве что осознание собственной ничтожности, потому что не смог бы скрыть восхищения и любви к тебе. - Олух, - буркнула я, зарываясь лицом в его плечо. - Баллады мне какие-то тут сочиняешь... Я все же простой человек, а тогда и вовсе была вздорной девчонкой средней внешности. - Ты себя до сих пор недооцениваешь, - фыркнул блондин. - Но я даже это в тебе люблю. Эта вздорная девчонка мучила меня так долго, чтобы потом принести счастье, спасти из лап собственных родственников и подарить двух прекрасных детей. Это если считать по верхушкам... - Ну все, все, - я легонько пихнула его в бок. - Не боишься, что буду нос задирать? Такуми покосился на меня почти тоскливо. - Если ты за пятнадцать лет не зазналась, несмотря на все мои усилия, то я почти готов признать этот проект несостоявшимся. Впрочем, у меня еще много времени, авось и это свершится. - Опять шутишь, - шумно выдохнула я. Кровь перестала стучать в висках. Он все так же волнует меня... - Сам не хочешь, чтобы я менялась. - И не надо, - кивнул муж. - Иди сюда. Я знаю его. Я чувствую, как действует на него наша близость, как напрягаются мышцы под тонкой светлой кожей, как начинают блестеть кошачьи зеленые глаза. Но что-то такое, что стоит неизмеримо выше любого желания, хранит наши отношения. Такуми воспитан настоящим благородным лордом, и высокие моральные правила и нормы усвоены были им будто еще при рождении. Поэтому даже сейчас... даже сейчас, когда мы столько лет вместе, я ощущаю себя робко и трепетно в его руках. "Ты неприкосновенна, Аюдзава". Он действительно верил в свои слова... Пожалуй, насчет мужчин я тогда была почти права. И именно поэтому мне досталось то единственное исключение, которое могло бы позволить ощутить собственную неправоту. Чтобы я познала, как прекрасно может быть пугающее "замужем", семафорящее половниками, швабрами, фартуками и супружеским долгом. Эти кошмары мне снились накануне свадьбы, чтобы затем бесследно исчезнуть. Такуми не использовал меня. Не пытался менять, не делал удобной, не ограничивал свободу. Он лишь охранял, защищал и любил. И просто любовался. Это, последнее, я вообще не могу объяснить. Чуть шершавые подушечки пальцев гладили мое плечо. Мерцали электрические свечи. Мир за окном погружался в антрацитовый сумрак, сверкающий городскими огнями. И мне чудилось, что сентябрь стучится в комнату, вторя сердцу Такуми над моим ухом. Могло показаться, что он уснул, но я словно ощущала ток его мыслей. А может, это был наэлектризованный ощущениями воздух? - А еще ты слишком честная, - неожиданно продолжил Усуи. - Поэтому я почти сразу перестал обижаться. Видел же, что ты тоже влюблена, это у тебя на лице написано было. Позволишь ли чувствам жить? Что ж, я постарался, чтобы ты не смогла их удержать, как ни пыталась. Ты даже дралась не со мной, а со своими страхами. - Доктор Айболит лечит простуду, страхи и несчастную любовь, - ворчливо отозвалась я. - На то я и врач, - усмехнулся мой муж. Не отпуская меня, он нашарил пульт и включил колонки. - А еще я помню о маленькой дате, которая так много значит. Это - тебе. В мою руку лег небольшой прямоугольник. Компакт-диск. На обложке я увидела собственный силуэт, мерцающий янтарными глазами, искусно вплетенный в серо-жемчужную гамму красок. "Мой смысл жизни" - гласило название. Внизу стояла подпись: Усуи Такуми. Нежные звуки скрипки наполнили комнату. Кажется, Такуми давно не писал новой музыки, но, видимо, он тщательно скрывал от меня свои творческие плоды, чтобы принести их вот так - в самый важный час. Это было так трогательно, что уголки глаз защипало. Он умел делать подарки. Я перевела на него расплывающийся взор. Усуи только улыбнулся, осторожно убирая с глаз лишнюю влагу. - Все еще слишком чувствительная. Потанцуешь со мной? Как будто я могла отказать! Возможно, это было странно - встречать годовщину важной даты в собственной комнате, кружась под сердечные звуки скрипки. Двое уже не юных людей - знаменитый врач и скрипач в расстегнутой рубашке, и хозяйка крупной сети ресторанов в платье горничной - танцевали, как будто им шестнадцать. Мы так и не повзрослели, в каком-то смысле навсегда оставшись в старшей школе. Позже небо попрощалось с дождем и даже выпустило погулять ясную, почти полную луну. Она заглянула в окно, чтобы посеребрить астры и смычок, дремлющие на столе, дотянуться до легкой газовой ткани, что служила пологом. Пробежалась по платью девочки-горничной, белой рубашке, небрежно сброшенной на пол. Засверкало кольцо на безымянном пальце, кожа отразила матовое сияние. Сердечко на шее вспыхнуло маленьким камешком. ... сегодня я очень его любила.