together

— Скажи моё имя. Скажи моё имя, Драко, — чуть с нажимом, из последних сил скрывая дрожь в голосе, говорит Панси. Она не кричит, совсем нет, но создаётся ощущение, будто она просто орёт в рупор, вдобавок используя тысячу заклинаний для усиления голоса. Но Малфой молчит, потому что назвать всего одно чёртово имя, кажется, сейчас миссией просто невыполнимой. Потому что от этого сейчас зависит так много. Он знал, что должен будет это сделать, они же договаривались. Хотя уговором назвать это сложно. Это были крики, слёзы, угрозы и мольбы Паркинсон о том, чтобы он, не раздумывая, сделал это. Потому что так он пострадает меньше, потому что так совсем не пострадает Гермиона. С некоторого времени это вошло в привычку, защищать и заботиться о ней. Ведь по чистой случайности она стала частью их взаимоотношений. Как-то быстро они все прикипели друг к другу так, что вряд ли что-то способно было их разделить. Наверно, это как-то странно, делить любовь на троих, но они совсем не жаловались. Теперь только это и казалось правильным. Ни один из них уже не сможет чувствовать себя хорошо, если хотя бы одна их часть исчезнет. Грейнджер со своей угловатостью, ответами на любые вопросы (но почему-то и Панси, и Драко всегда умели поставить её в тупик). Кудряшками, что смотрелись растрёпано, сколько их не укладывай. И такой милой улыбкой, что Паркинсон прикладывала все усилия, чтобы не улыбнуться в ответ, тем самым выдав их секрет. Драко, глаза которого кажутся холоднее любого ледника. Хорошо, что только кажутся. Чересчур наигранно высокомерный взгляд и куча неуверенности внутри чуть ли не в каждом своём действии. С вечным желанием быть лучше, сильнее. А также попытками сделать всё возможное для защиты близких ему людей. Панси с чёрными, как смоль волосами. Тонкими запястьями и выпирающими рёбрами, синими венками и бледной кожей. Гермиона раньше и не думала, что под всеми этими слоями одежды и тёмными помадами, что так ей нравились, Паркинсон такая болезненно хрупкая. Её вечно хотелось укрывать от всех несчастий, которых у неё гораздо больше, чем должно быть. Они все пережили слишком много для обычных детей. Так не должно быть, вот это ненормально. Они так не похожи, казалось бы, но всё это оказалось таким неважным. Такими глупыми предрассудками. Почему-то именно сейчас Драко вспомнил тот момент, когда всё началось официально. На самом деле начало этой связи было положено задолго до того события, больше времени было утрачено на принятие. Им повезло, что они находились достаточно далеко ото всех, что сюда почти никто не заходит. И что время отбоя было уже давным-давно. Иначе бы их крики привлекли немало народу. Ещё бы, такая необычная компания. — Ты трусиха, Грейнджер, слышишь? Тебя по-другому назвать то невозможно. Ты боишься саму себя! — Панси шипела, до крови впиваясь обкусанными ногтями в ладошки. Весь её вечно идеальный образ сейчас облуплялся, совсем как лак на её ногтях. — Я хотя бы не выгляжу жалко. Твой образ идеальной слизеринки трещит по швам. На тебя даже смотреть грустно, — с кем поведешься у того и наберешься. Именно это пришло на ум в тот момент. Крики, крики, оскорбления. Попытки задеть за живое, больше для самих себя. Чтоб убедить себя в том, что плевать абсолютно. Но это в какой-то момент просто надоедает. Не остается ни сил, ни желания о чём-либо спорить. Наступает тишина, что длится совсем недолго. — Как бы то ни было, я люблю вас обоих, — защищаясь, Паркинсон складывает руки на груди и чуть поднимает подбородок, смотря на Драко и на Герми (её буквально никто кроме неё так не называл) свысока. В ответ ей служит тишина, но это и не нужно, всё уж слишком очевидно. Драко делает небольшой шаг к ним и будто бы совершенно безразлично спрашивает: — И что мы будем делать? — Я так полагаю, учиться делить любовь поровну, — Грейнджер говорит это таким тоном, каким отвечает на любой вопрос во время урока. И, как и тогда, сейчас этот ответ является правильным. До сих пор удивительно, но Панси опять всё берет в свои руки и подходит к Драко, целуя его так, как не целовала ни разу до этого. Мягко отстраняется и делает то же самое с Герми так, что вопросов о правильности происходящего больше не возникает. Когда она прекращает, то подталкивает Гермиону по направлению к Драко. Хотя, это и не требовалось. Они сами прекрасно понимали, что нужно сделать. Уже тогда Драко понимал, что они положили начало чему-то действительно важному, хоть и не ощутил насколько. Сейчас же, сколько усилий не прикладывай, Малфой не мог осознать того, как можно было так глупо попасться. Они прятались чуть больше месяца, казалось, что всё уже схвачено. Да и его активные поиски, как и поиски Панси были завершены. Поэтому выйти в обычный магловский магазин не казалось плохой идеей. Единственной угрозой было то, что Драко мог опять поссориться с очередным прохожим. Привыкание к маггловскму Лондону давалось ему гораздо труднее, чем Панси. Но Гермиона изо всех сил старалась сглаживать углы, несмотря на то, что застряли они в этом райончике уж точно не из-за неё. Она исчезла со всех радаров, только друзьям оставив одну печальную записочку со скомканными объяснениями о том, что ей нужно отдохнуть и побыть одной. И что она потом им обязательно всё объяснит. Потому что они заслуживают знать правду. Ну, теперь Герми больше не нужно скрываться с ними. Потому что пока они спорили о том, какой горячий шоколад лучше взять, какой-то слишком сознательный идиот-волшебник сообщил об их местонахождении. Можно подумать, они страшнее самого Темного Лорда, раз за ними прибыли так быстро. И спасибо Мерлину, что Гермиона в тот момент отошла к другим витринам, и никто не видел их вместе. Потому что не хватало, чтобы её судили за скрытие преступников или ещё чего хуже, сделали тайной сообщницей Волан-де-Морта. Она понять-то толком ничего не успела, как прямо посреди обычного лондонского супермаркета двух безумно дорогих ей людей забрали прямо в Министерство. Они трансгрессировали буквально за секунду. А она так и осталась стоять там, с полной корзиной посреди этого тупого магазина. Хотелось кричать и метать, но она с небывалым спокойствием просто вышла на улицу и пошла домой. Зашла в пустую квартиру, села на пол, без малейшего понятия о дальнейших действиях. Но всё это длилось буквально несколько минут. Гермиона Грейнджер не была бы ею, если бы просто так расклеилась, а не приступила к действиям.

***

— У меня не было сообщников. Я действовал в одиночку, мисс Паркинсон просто оказалась не в то время, не в том месте. Я манипулировал её чувствами ещё со времен обучения в Хогвартсе. Посредством манипуляций заставлял её скрываться со мной, но она тут не причём. Абсолютно вся вина за содеянное лежит на мне. Всё, то, что якобы делала она, было сделано мной. Если бы Панси могла бы стать ещё бледнее, то, скорее всего, она бы это сделала. Её кожа казалось просто прозрачной, а панику на лице не удалось скрыть, даже применив всю слизеринскую выдержку. Он идиот, он такой идиот. У него же есть метка, кому он теперь что докажет? Его засунут в Азкабан, и он будет гнить там до конца своих дней. Она бы заплакала, если бы растеряла всю гордость окончательно. В её голове было столько ругани на себя, на Драко, на весь белый цвет в принципе, что было даже некультурно. — Это правда, мисс Паркинсон? — все взоры в зале стали направлены в её сторону. Она вроде бы и хотела раскрыть рот, хотя понимала, что это не имеет смысла. Если она начнёт всё опровергать, то заварит ещё большую кашу, которую расхлёбывать будет, чуть ли невозможно. И в этот последний момент, как в чёртовых маггловских фильмах, которые их заставляла смотреть Герми, и которые нравились ей гораздо больше, чем она признавала, появилось спасение. Такие знакомые кудри тихо проскользнули в зал. Гермиона встала так, чтоб видеть её могла только Панси и Драко, если чуть повернёт голову. Она приложила палец к губам, а потом медленно кивнула, надеясь, что слизеринка правильно всё поймет. И о да, она сделала это. — Да, всё это правда, — Паркинсон снова перевела взгляд и увидела на губах Гермионы ту улыбку, которую любила больше всего. Она значила, что у Герми есть отличный план. Гермиона любила правила и соблюдать их, но ведь иногда это так весело… Правила нарушать.