***
И в таком не самом приятном положении — скорее даже отвратительном — находятся обе воюющие стороны. Мало кто из присутствующих знает, что война началась просто из жадности и желания присвоить себе богатства чужих земель. Правительство двух стран просто не смогло заключить договор о торговле и сотрудничестве полезными ископаемыми, поэтому одна из них перешла в наступление. Хотя сейчас не известно какая именно сторона начала все это. Проще сказать, что оба государства виноваты в равной степени. Так тупо. Но что самое смешное: если бы хоть один воин, пусть то самый доблестный, заикнулся об этом, в таком случае его убили бы свои же, несмотря на все заслуги и его военную значимость. А причиной этому является не самая приятная истина: о своем правительстве нельзя откликаться в негативном свете, также критиковать его. Вот она — свобода слова и мыслей, о которых так часто кричат защитники идеологий властей, в действии. Поэтому лучше оставаться в неведении — намного легче идти в бой, думая о том, какие же твари те, кто находятся по ту сторону баррикад. Вот такой он, суровый мир, в котором, как в доисторические времена, все проблемы решаются не переговорами, а силой и жестокостью. Ужасно, не правда ли? Но с этим ничего не поделаешь, приходится лишь подстраиваться под эти условия: проще изменить себя, чем всех остальных. А если тебе и хватит смелости попытаться рискнуть, то прости, дорогой друг, твои попытки растопчут в пыль. Никто из хорошо устроившихся не станет вылезать из своей зоны комфорта из-за кого бы то ни было. И тебе очень повезёт, если после этого ты останешься жив. А что же происходит с солдатом, что попадает в плен? Врагу не пожелаешь пройти через те пытки, которые испытывают пойманные солдаты, что ни при каком, даже самом ужасном раскладе, не собираются выдавать своих. И самое душераздирающее — этим людям не нужны никакие награды и похвала; все, о чем они беспокоятся — невинные люди; никто из воинов не хочет, чтобы они испытали тот же ужас в случае поражения их страны. Конечно, многие выбирают жизнь и рассказывают буквально все и иногда больше, чем от них требуется, не дожидаясь комнаты пыток. И им сложно что-то предъявить, потому что добровольно пойти на безумно жестокие мучения мало кто решится: для этого нужно быть самым настоящим мазохистом. Но все же находятся те, кто действительно предан своему народу и будет терпеть всевозможные издевательства, если их надежды на спасение совсем нет. Вот они — настоящие герои. У тех, кто проводит эти самые пытки, иногда кровь в жилах стынет от слов: «Делай, что хочешь, все равно нихуя не добьёшься. Я уже ходячий труп, и за мной никто не придет, так что терять мне нечего, а чем быстрее сдохну — тем лучше. Мне одна дорога — на тот свет». Самое душераздирающее — это видеть человека, что уже смирился со всем, что ему предстоит. Он смотрит совершенно сухо, почти безжизненно, не проявляя никаких эмоций… Хотя, нет, вот же оно — смирение и где-то в глубине глаз печаль от осознания, что твоя жизнь ничего не стоит, и умираешь ты просто зря, но заметить эту печаль очень сложно: она прячется за семью печатями и просто так никому не откроется. Но люди злы и беспощадны, поэтому все плевать хотели на хоть какую-то мораль — они без зазрения совести могут замучить до смерти ребенка на том же уровне безжалостности, что и взрослого мужчину. Это отвратительно. Люди прогнили до такой степени, что не имеют и малейшего морального воспитания. Неужели в них совсем не осталось хоть капли человечности? «Нет, не осталось, » — ответит любой, кто хоть мельком видел допрос. В этой войне столкнулись взгляды двух достаточно влиятельных государств. Элдии и Марлии — две самые процветающие и сильные державы во всем мире; только представьте каковы масштабы этого кровавого побоища. Его можно назвать мировым: не нашлось ни одной страны, что хоть как-то не приняла участие в его решении. Правда, единственное, чем «помогали» другие государства — это продовольствие; ну и оружие — не более. Они не решались отправлять своих людей, так как сколько пушечного мяса не отправишь, эта война, как ненасытный монстр, поглотит всех, не оставив и костей. Но фактически смертников обоим воюющим сторонам и так было предостаточно — они и не нуждались в людских ресурсах. Но все равно битвы унесли множество жизней как военных, так и мирного населения, поэтому экономика обоих стран несомненно пострадала, хоть не особо значительно. Рано или поздно, но все имеет свойство заканчиваться, так и эта война. Отгремели последние взрывы и измученные, но выжившие солдаты Элдии стали возвращаться в качестве победителей. Столько счастья и многих других положительных эмоций переполняют тела всех людей народа-триумфатора. Теперь они могут уйти на заслуженный отдых. Не счесть сколько медалей было вручено как при жизни, так и посмертно. Но перед людьми встала новая задача — восстанавливать экономику и разрушенные поселения, но это по сравнению с тем, что они пережили — сущие пустяки. А что касается проигравших, захваченных в плен тоже везут на Парадиз, теперь они лишены свободы, а при попытке побега любого тут же пристрелят, ну или догонят и, как минимум, изобьют до смерти, чтобы неповадно бежать было. Множество Марейцев оказались в таком положении, и теперь они будут отрабатывать свои грехи на земле победителей. Любой проигравший фактически излучает от себя тёмную ауру ненависти и желания мстить. Это вполне объяснимо: кому придет по вкусу перспектива быть рабом у тех, с кем ты воевал. Моральный дух их пал, кажется, ниже некуда: они вряд ли смогут увидеть своих родных и испытать эту радость возвращения домой после долгой войны. Осознание такой ничтожности сильно давит на пленных, поскольку сейчас они фактически никто, их лишили прав и свободы — да буквально всего, кроме жизни, которую у некоторых совсем скоро отнимут. И зачем нужна такая жизнь? Для чего? Чтобы продолжать влачить свое никчёмное существование в качестве игрушки для битья? Да любой человек, поняв это, сам захочет уйти на тот свет, потому что жить так невыносимо.***
Яркое солнце и ни единого облачка, лишь легкий ветерок так приятно охлаждает тех, кто решил пройтись по улице. Множество людей с улыбками прогуливаются по цветущим и переполненным зеленью паркам, все одеты в свои лучшие одеяния и торопятся в одно место, чтобы вскоре вечером лицезреть яркий салют, а до этого нужно успеть занять хорошие места. Причина такой радости очень проста: после окончания войны каждый день, как праздник, для жителей Парадиза. Люди празднуют победу, поздравляя тех, кто смог вернуться живым, и отдают дань уважения тем, кто отдал свое сердце и вознесся на небеса ради этих ярких и безмятежных дней. С конца войны не проходит и месяца, поэтому приподнятый дух страны-победителя еще не скоро утихнет. Гордые, хоть и совсем юные, военные, что бойни пережили только по большой удаче или потому что все время пеклись только о себе, отсиживаясь в окопах, рассказывают истории о подвигах, которые якобы совершили они. Этим они привлекают внимание девушек, да и не только. Подавляющая часть слушающих так слепо верит каждому новому чаще всего преувеличенному рассказу. Как же им повезло… Они не увидели всех этих ужасов. Они остались способны рассказывать о тяжёлом времени войны без кровавых воспоминаний, от которых тут же хочется пустить пулю себе в висок; именно со слов таких будет написана значимая часть всемирной истории. Но еще больше повезло тем, кого дома ждёт семья, близкие — хоть кто-то, кто согреет своим теплом и заботой, поможет отдохнуть и вернуться в привычный строй жизни. В кругу родных или друзей очень хорошо и ни одна ужасная мысль не сможет пробраться в голову рядом с ними. И пускай ты вернулся не совсем целым, пускай тебя сильно потрепало за это долгое время, ты все равно сможешь почувствовать себя здоровым в тепле домашнего очага. Но не всем так повезло — много кто остался совсем один, вернувшись домой. Этим людям приходится самостоятельно справляться с не самым хорошим осадком внутри. В их числе Леви Аккерман. Он потерял на войне друга, который был одним из немногих командиров, который не прятался в тылу, а шел до конца. Погиб он не напрасно. Отдав свою жизнь, Эрвин Смит спас сотни других жизней, в том числе и Аккермана, за что был награждён посмертно, а медаль его теперь стоит в аккуратной рамке на видном месте у Леви дома, рядом с его собственными наградами. Но ни одна из них не сможет заполнить образовавшуюся пустоту внутри. Но не только близкого друга потерял мужчина. Близкая подруга — Ханджи Зоэ, которая работала искусным врачом в самых горячих точках, впала в кому, и её жизнь сейчас висит на волоске. Врачи не прогнозируют ничего хорошего, остается только ждать и молиться, чтобы с ней все было хорошо. Эти два человека и были его семьёй. Те, ради кого Леви может без задней мысли отдать собственную жизнь, лишь бы они были живы и счастливы. Как жаль, что сейчас это не поможет. В мыслях он уже не один раз перематывал моменты смерти Эрвина, пытаясь придумать как ему стоило поступить, чтобы он не умер, но каждая попытка заканчивается тем, что голова начинает сильно болеть, а сердце чуть ли не замирает. Из-за этого ему буквально насильно приставили психолога, что теперь каждый день приходит к мужчине и на протяжении нескольких часов безуспешно пытается наладить контакт ничем не помогающим разговорами. Что Леви только не пытался сделать, даже заплатить ей, чтобы она не появлялась на пороге, но девушка остается непреклонна; она искренне хочет помочь, видимо, не осознавая, что делает только хуже. Аккерман и имени её не удосужился узнать, мечтая о том, чтобы его оставили в покое. А все просто потому, что присутствие этого человека еще больше заставляет взрослого мужчину уходить в чертоги разума и в мыслях переживать те болезненные дни: ей нужно узнать причину его не самого стабильного морального состояния. Единственное хорошее, что сделала этот психолог — подсказала Аккерману почаще прогуливаться и дышать свежим воздухом, что действительно стало хорошим советом для него. Среди всеобщей суматохи он просто бесцельно ходит, рассматривая пейзаж и лица молодых и таких счастливых людей, именно это помогает отогнать не самые приятные мысли. Взгляд его остается тяжелым и совершенно холодным, безэмоциональным, но в такие моменты Леви наконец чувствует себя живым. Он забывается. Забывает про лёгкую боль в ноге, из-за которой он вынужден пользоваться тростью, забывает о шраме на пол лица, о незрячем глазе и, наконец, дискомфорт от отсутствия нескольких пальцев исчезает, что, пожалуй, принесло ему больше всего проблем в плане быта. Он вновь чувствует себя полноценным, словно сердце его не было вырвано с корнем, словно оно все еще стучит у него в груди. Но, черт возьми, каким же обманчивым и ужасным становится это жестокое чувство, когда приходится возвращаться в реальность. Кажется, что сердце перестаёт биться, когда он заглядывает к Ханджи домой, чтобы покормить её кота, да полить цветы; а про моменты, когда он приходит, чтобы навестить её в больнице, и вовсе лучше не говорить: в это время у него не получается держать свои эмоции при себе. Каждый раз он тихо приходит в палату, ставит красивый букет любимых цветов женщины и присаживается на стул, прикрывая глаза и тихо молясь. А ведь он никогда не верил в бога. Леви вообще не из тех людей, кто станет надеяться на «помощь всевышнего», но он на столько отчаялся, что готов прибегнуть к такому абсурду, лишь бы помогло.***
Что касается плененных Марейцев — к ним относятся, мягко говоря, ужасно. Проще перегрызть себе вены зубами, чем продолжать жить в таком унижении. Но ничего не поделаешь. Приходится терпеть почти постоянные избиения, от которых зачастую не чувствуешь собственного тела. Синяки уже не заживают: новые перекрывают старые, но это еще самое легкое. Солдаты победившей стороны нередко выкупают какого-нибудь плененного Марейца-военного, чтобы поиздеваться над ним за все то, что пришлось пережить. После покупки такого раба они могут делать с ним абсолютно все, что позволит их совесть, пускай это будет и убийство. В основном купленные военные не проживают и месяца, и это в лучшем случае. Скажете, что это жестоко? Конечно, но с этим уже ничего не сделаешь, теперь это вполне законно, хоть и нарушает всевозможные моральные устои. Но никого это не волнует: многие люди жаждут мести, им не достаточно одной победы. Но то же самое было бы, если бы победила другая сторона, мало кто из тех, кто сейчас пленен, устоял бы перед таким искушением — поиздеваться над проигравшим врагом. Из личной мести это происходило, или же по каким бы то ни было другим причинам, — это совершенно неважно. Про этих людей можно сказать одно: они психически больны, никак иначе. Но среди всего этого ужаса все равно остаются те, кто не совсем поехал головой. Эрен Йегер. Он был не менее жесток на этой войне и искалечил не одного солдата, но он никогда не трогал ни детей, ни женщин, ни стариков; откуда бы они ни были, он не считал их причастными к войне и нередко когда отдавал свой последний кусок хлеба, чтобы хоть как-то помочь. Но это не искупит всех его грехов, да и к тому же все эти благие деяния сейчас никого не волнуют, поэтому он на ровне со всеми работает. Им поручили самую грязную и тяжелую работу, спят они по несколько часов, а кормят их два раза в день какой-то почти не съедобной похлебкой. Много кто отошёл в мир иной из-за таких условий, и только самые стойкие протянут еще от силы полгода. Почти каждый, кто сейчас работает, позавидовал не один раз тем, кого убили сразу или застрелили, хоть и на виду у толпы. А все просто потому что это легкая смерть, без долгих мучений и ложных надежд на возможность вернуться домой. Вот и Эрен хотел бы оказаться на том свете, но обещание, данное другу, не дает ему сдаться. В глазах слишком рано повзрослевшего мальчишки та по-настоящему страшная ночь, тогда он и дал обещание держаться до последнего, как бы тяжело ни было… Ночь. В маленькой комнатушке, в тюрьме, рассчитанной на двух человек, холодно, хоть и есть батарея, но она сама чуть теплая. Обшарпанные стены, словно в каком-то заброшенном и забытом людьми здании, не самый приятный запах к которому уже привыкли два человека, что находятся здесь не первую неделю. Вместо кровати — бетонная плита, хорошо хоть есть два тонких одеяла и такие же потрепанные подушки, хоть что-то смягчает пребывание здесь. Так же имеется небольшое окно с решеткой: оно выступает единственным источником света — безоблачной ночью через него так хорошо смотрит луна, лаская своим светом потрепанные нелегкой судьбой тела. — Как думаешь, Эрен, сколько мы еще тут протянем? Я не чувствую собственного тела и волочу свое жалкое существование, но ради чего? Мне уже незачем жить, я все равно больше никогда не вернусь домой… Как бы хотелось вернуться в прошлое и силком заставить себя струсить — не идти воевать. Может быть, тогда я остался бы счастлив? — в полубреду шепчет товарищ Йегера, с которым они познакомились на этой войне. Он больше похож на юного светловолосого мальчишку, который не способен убивать, но внешность так обманчива. — Тогда ты бы сожалел еще больше, — совершенно без сомнений отвечает Йегер. — ты многое сделал, и кто знает, что могло бы случиться, если бы не ты. Как минимум, я был бы уже мертв. Без тебя мы бы давно все погибли, ты очень умен… Да, тебе бы не на войну, ты мог бы быть отличным ученым, но и стратег ты был отличный. — С легкой и такой доброй усмешкой все так же тихо добавляет он, видя, что его товарищ кое-как держит глаза открытыми. — Никогда не сдавайся и не смей опускать руки, как это сделал я. Пообещай, что ты еще сможешь вернуться домой и передать, как сильно я люблю своего дедушку. — Его глаза медленно закрываются, но он улыбается так чисто и искренне… Никто, наверное, не смог бы так улыбаться после всего того, что пережил этот мальчишка. Силы покидают исхудавшее тело, а сердце перестает биться. Эрен смотрит на своего друга, с которым прошел всю эту войну, и не может сдержать несколько капель слез, которые предательски скатываются по щекам и падают на еще теплую руку уже не живого человека. — Обещаю, Армин… Прощай, ты был лучшим… Спасибо тебе за все. — Он накрывает бездыханное тело одеялом; утром его вынесут и, скорее всего, сожгут. Эрен так и не сможет похоронить своего товарища, потому что никто не позволит ему сделать этого. Осознание такой реальности заставляет сердце пропустить несколько ударов. Арлерт заслужил большего, чем просто быть сожженным с морем других тел. Мальчишка позволяет своим чувствам впервые за долгое время выплеснуться, а себе — расплакаться над мертвым другом. Эрен на этой войне стал почти бесчувственным, потерял свою лучезарную улыбку и перестал плакать, но только сейчас, от таких душераздирающих воспоминаний и осознания своей беспомощности, он не выдерживает и еще долго рыдает, захлебываясь в собственных всхлипах. Он выплескивает все свои эмоции и только потом засыпает с красным от слез лицом, чтобы наутро проснуться и безуспешно умолять о том, чтобы он мог похоронить Армина в земле, хоть где-нибудь, и конечно же он получает отказ. Арлерт был единственным лучиком света в жизни Йегера, только за разговором с ним он мог немного отойти от происходящих вокруг событий и собраться с силами, чтобы не сдаться. Они были друг другу не просто друзьями, а самыми настоящими братьями. А вместе со смертью такого важного человека в жизни Эрена, кажется, что значимый кусок души и сердца отрывают. Так болезненно: почти невыносимо. Воспоминания давят на виски мальчишке и не дают сосредоточиться на так называемой работе, еще и взрослый крупный мужчина, надсмотрщик, наблюдает так, словно выжидает малейшей ошибки, чтобы в очередной раз унизить и ударить как можно больнее. Хотя, почему «словно»?.. Этот потрёпанный здоровяк успевает следить фактически за всеми, а всё из желания еще раз «наказать» кого-нибудь из заключённых и чем больнее, тем лучше. Жаркое, палящее весь день солнце печёт не только голову - всё загоревшее, но очень крепкое тело Йегера. Пот стекает по лбу, по всему телу, да так, что одежда чуть ли не на сквозь мокрая. И это скорее безумно противно, нежели сексуально. Если бы его вид не был измученным до такой степени, что с трудом в нем можно узнать юношу двадцати трёх лет, то, может быть, все было бы не так плачевно. Эрен выглядит старше, намного взрослее, и лишь изумрудные глаза еще сохранили где-то совсем глубоко внутри тот единственный яркий огонёк, жаждущий свободы. Такому вольному сердцу очень тяжело совладать с тем, что приходится подчиняться и выполнять все, что прикажут. Но все равно, кто бы ни пытался, мальчишку не сломать, у него крепкий стержень внутри, и как бы ни было тяжело, он не сдастся: у него есть то, ради чего он живет, а именно — обещание выполнить просьбу покинувшего его друга. Именно поэтому он будет и дальше стараться, обдумывая то, как можно законно выйти из этой «тюрьмы» или сбежать, несмотря на то, что это больше походит на самоубийство. В его груди пылает самый настоящий пожар, который так и стремится вырваться наружу; именно он поддерживает его нелёгкую жизнь, не давая мальчишке уйти на тот свет раньше, чем он сможет выполнить последнее желание друга. А пока все, что он сможет сделать — это подчиниться и выполнять приказы. Что он и делает, чтобы не получить очередной пинок куда-нибудь под рёбра. Но мысли его совсем не тут, а витают где-то совсем далеко, размышляя о том, где и когда случился этот переломный момент войны, когда его страна стала проигрывать, хотя в начале они имели большее преимущество как в силе, так и в численности. Что же такого могло произойти, что проигрывающая сторона резко начала давать жестокий отпор и оттеснять противника? Говорят, что загнанный в угол зверь особо опасен. Возможно, тут и сработала эта закономерность. Но кто знает, может, дело совсем не в этом. Как бы Эрен ни пытался объединить два дела: работы и глубокие размышления, он все равно начинает больше уходить в мысли, а от этого физический труд замедляется и становится менее продуктивным. Именно за это ему в ту же секунду прилетает сильный пинок в живот. Боль волной проходит по всему телу и обессиленный Йегер падает прямо на острые камни, без возможности устоять на ногах. Колени он раздирает до крови, но все равно после всего этого непонятно, какая часть тела болит сильнее. В глазах все начинает немного тускнеть. — Полегче. Они все еще люди, а не машины. — До этого момента по своему обычаю тихо прогуливался Леви, почему сейчас он и стал свидетелем этого побоища. Мужчина останавливается, устремляя свой взгляд на эту не самую приятную ситуацию, он рассчитывал на очередной тихий вечер, но, видимо, не судьба. Хотя это не так уж и плохо, как может показаться. Для мальчишки эта фраза доносится как из-под толщи воды. Строгий и даже грубый голос незнакомого на вид статного мужчины немного приводит его в себя. Кажется, Эрен уже не первый раз замечает невысокий силуэт на этом когда-то чудом не пострадавшем от бомбардировки мосту рядом с разваленными домами, которые заключённые как раз и должны были отстроить по новой. Они делают это на виду прохожих, что добавляет еще и психологическое давление от того, что почти все жители смотрят на тебя с осуждением и с некоторой ненавистью. Взгляд Йегера цепляет лицо этого достаточно привлекательного мужчины. Но вот в таком глубоком и холодном взгляде Аккермана не было ни злобы, по сути почти ничего... Хотя, нет; где-то в глубине глаз видна легкая печаль, но для того, чтобы разглядеть её, нужно хорошенько присмотреться. На первый взгляд шрам на пол лица может показаться уродливым, но его это совсем не портит, в нем даже есть какая-то своя особая красота и шарм. Эрену, конечно, жалко его сейчас, но он прекрасно понимает, что и сам мог бы сделать с ним такое, если бы они встретились там, на войне. — С ними никто не обращается хуже положенного. Они всего лишь скот без каких-либо прав. — Грубый и самодовольный голос надсмотрщика контрастирует с голосом Аккермана. На такие дерзкие слова Леви уже не отвечает, по нему видно, что он не хочет тратить свое время на кого-то вроде этого мужчины. Лишь безумно выразительное молчание со слегка задумчивым взглядом, направленным точно на мальчишку, видны на его лице. И Эрен замечает все это. Он с таким интересом рассматривает этого не высокого, но явно немолодого мужчину, что даже боль становится незаметной: она сейчас не так важна. — Я куплю его. — После недолгих раздумий произносит Аккерман и кидает взгляд уже на надсмотрщика, который лишь усмехается и отправляет такого же надзирателя за нужными для покупки документами. Эта фраза заставляет Эрена испытать дикий ужас. Сердце бьётся как бешеное. Это заявление словно приговор на неминуемую, безумно мучительную смерть. В миг Йегер стал готов сам себе вены зубами перегрызть, лишь бы не свершилось этого. У мальчишки много того, что хотелось бы спросить, но сейчас в голове, помимо ужаса, мелькает на удивление сторонний вопрос: «А мы точно не встречались раньше?..»