дотла
29 мая 2020 г. в 10:00
В семь лет Фубуки впервые встречает Суоу.
В четырнадцать тот для него самый близкий человек.
В шестнадцать Фубуки влюбляется в него.
А в семнадцать задыхается от цветов, всё сильнее разрастающихся внутри.
За окном тёмное-тёмное ночное небо и звёзды. На щеках всё ещё немного влажные дорожки слёз, а на руках местами кровь, потому что сдерживать лилии больше не удаётся и они безжалостно царапают горло.
Фубуки дрожит от холода пришедшей ночи и думает о чём-то, что происходит внутри него.
— Пожалуй, всё могло бы быть иначе… Намного лучше. Не будь я таким наивным. И ты столь бесчувственным.
Голосовое сообщение отсчитывает раз за разом секунды.
— Ты видел меня насквозь и знал, что наступит этот день. Ты давал мне всё, в чём я только нуждался, надеясь на мою всецелую преданность, и ты её получил. Мне было так больно, Суоу… Ты держал меня возле себя, давал почувствовать, что я нужен хотя бы кому-то, но знал, что тебе придётся оставить такого наивного дурака, когда я захочу перейти ту самую грань.
Когда он замолчал, вокруг стало слишком тихо. Перед глазами Фубуки всплывал образ Суоу.
— Но ведь правда: кем бы ты был, не став играть на чувствах? Это так в твоём естестве.
Он сидит на краю кровати — той самой, где они когда-то лежали вместе, — простынь покрыта следами крови, местами уже засохшей. Но Фубуки её не меняет: ему хочется видеть, насколько сильно он любит Суоу. С ломающейся в голосе болью продолжает:
— Черту я перешёл тогда, когда признался тебе в чувствах. Я помню тот день. А ещё помню, что ты мне тогда ответил… «Это всего лишь блядская симпатия». Это ты помнишь? Я — да. Именно в тот момент я понял что ты за человек на самом деле, Суоу, тогда-то мои глаза открылись.
Фубуки протягивает руку и берёт сигарету, одну из разбросанных на тумбочке вместе с таблетками. С унынием зажёг и закурил.
— Ты знал, насколько сильно ранил меня этими словами. Ты знал, что это не симпатия. Но втоптал в грязь меня, мои непритворные чувства. Тебе нравится обесценивать всё, что важно для меня.
Фубуки сделал несколько глубоких затяжек, но в горле болезненно запекло. Его накрыл сильный кашель, он поднёс к губам ладонь, на которой через несколько минут виднелась кровь.
— Знаешь, почему это не симпатия? К такому, как ты, — ненадёжному, грубому, циничному, — симпатия убивается сразу. Такого можно только всецело полюбить.
«А любить тебя — равно резанию вен. Вдоль.»
— Ты ужасный. Тебе так нравится смотреть, как я задыхаюсь раз за разом всё сильнее от твоих любимых лилий.
Каждое его слово пропитано тяжёлым чувством тоски, печали и особой горечи. Он снова подносит сигарету к губам, и от одного лишь запаха, бьющего в нос, к горлу подступает тошнота.
Суоу часто курил. Теперь курит и Фубуки. Суоу любил цветы — теперь Фубуки ежедневно видит окровавленные лилии.
— Но тебе плевать. Тебе всегда было плевать на меня… Как я не замечал этого раньше? Между нами никогда не было ничего действительно стоящего для нас обоих. Ты, казалось, был мне ближе всех. Зато сейчас понимаю, что в то же время тебя будто и не было в моей жизни… Я так долго жил в иллюзиях, но в один момент просто отбросил их. Хм, и ты, оказывается, такой паршивец.
Монолог грусти замер. На его лице пробежала тень чего-то неуловимо горестного, настроение в мгновение изменилось. И, судорожно вдохнув воздух, он продолжил:
— Прости, что я всё это говорю. Безысходность туманит сознание, это сильно пугает меня.
Он потупляет взгляд вниз. Как жаль, что для него эта весна последняя.
— Просто… сколько всего ещё не сказано и больше никогда не будет…
Прикрывая глаза от слёз, подносит сигарету к губам, но та уже догорела. Оставшийся пепел слетает и падает куда-то на футболку.
— Но ты ведь знаешь, я люблю тебя.
И, пока сообщение не отправилось, удаляет его.
Зажечь бы снова счастье в глазах.
Но вместо этого он зажигает новую сигарету.