Яд

      Полутёмный подвал озарён светом фонаря, скрипят половицы, лязгает металл. В который раз тянуться в чужой рот небезопасно — там клыки острые, способные мясо на куски рвать и кости дробить на мелкие кусочки, а язык, вполне вероятно, покрыт ядовитой слюной. Опасно, даже страшно. Настолько же страшно, насколько чарующе. Тянет к себе без усилий, в губы хочется впиться, но нельзя — слишком рискованно.       Пальцы в перчатке скользят по десне. Тонкие красивые губы кривятся в ухмылке — ну, насколько, насколько это возможно. Сумика думает об этом, продолжая мысленно повторять, что ни один монстр, ни одна химера не способна ранить её, пока подвеска неплотным кольцом опоясывает её шею. Однако поцелуй не ранит. Поцелуй умертвит и без ранений. Или нет?       Так тянет узнать.       В горле горячо, по пальцам от костяшек до кончиков дистальных фаланг словно прокатывает ток, глаза встречают глаза. В воздухе остро висит вопрос — кто же первый сдастся… Губы чуть дрожат, приоткрытые в неясном томлении, становится тяжелее дышать. Может, она уже отравлена? Может, это всё бредовая галлюцинация.? Может… Может. — Ну как? Долго ещё будешь шурудить у меня во рту? — Миё держит её запястье, отстраняясь и растягивая губы в ухмылке.       Пальцами водит по чёрным меткам, облизывает губы и Сумике на секунду кажется, что Миё сейчас откусит ей руку.       Дыхание перехватывает после того, как Миё зубами стягивает перчатку с руки. Холод. Прикосновение раздвоенного языка к пальцам. Влажный, тёплый… Ощущение странное. Пальцы сами, как по наитию, скользят между кончиками органа, будто заигрывая. Миё смотрит пристально, то на руку, то в глаза, и в ехидных глазах Сумика видит своё отражение. Хочется податься вперёд, сил почти нет стерпеть эту пытку. Облизнув губы, Сумика отнимает руку. Это уже слишком, даже для неё. Тепло от живота ползёт к грудине и резко отдаёт в голову. А Миё улыбается.       Мерзко. Мерзок факт того, что нельзя это прекратить. Нельзя остановиться, ей нужен проклятый яд. Возможно, и не только…       Руки тянутся вперёд, глаза прикрыты. Колени больно упираются в пол и приходится стянуть накидку, чтобы подложить под них. Воздух холодит голую кожу рук, от контраста холода с жаром прикосновений голова идёт кругом. Так сумбурно, хаотично, кажется, что длится целую вечность.       Щелчки заклёпок, шелест ткани, тяжесть дыхания. Руки, губы, всё вместе… Тело реагирует слишком явно. По виску стекает капля, липкое тепло месится в желудке, отзывается пульсацией в паху. Они прижимаются лбами, Сумика чувствует на лице тёплое дыхание и винит себя за глупость. Так близко. Ужасно. Слов нет, как ужасно. Она опускается к шее, засасывает и прикусывает кожу у ключицы, чувствует, как Миё впутывает пальцы в её волосы.       Шнуровка на штанах быстро поддаётся, ткань легко сползает. Пальцы касаются половых губ, не смея двинуться дальше. Со стороны Миё доносится недовольный звук. Она втягивает сквозь клыки влажный нагретый воздух, ёрзая и отстраняясь от прикосновений. — У тебя рука… слишком сухая.       Чёрт.       Странно. Тепло. Мокро.       Повторно погружая пальцы в чужой рот, Сумика мысленно проклинает себя, а в глазах Миё одновременно непонимание, интерес и усмешка. Того и гляди сейчас схлопнет челюсти, как капкан. Нет, конечно нет.       Блестящие от слюны пальцы касаются половых губ, обводят клитор, слегка надавливая. Сумика делает несколько движений пальцами, любуясь тем, как тело под ней подрагивает. У Миё в глазах нетерпение и ни капли стыда. Приходится подавить порыв приблизиться к её лицу и, прикоснувшись своими губами к её, ощутить всё же, каково на вкус бессмертие.       Под губами выступ рёберной дуги. Мазок вверх, по солнечному сплетению, зубы на ключице. Сдавленный всхлип где-то повыше макушки. Пальцы движутся словно сами, так легко скользя меж половых губ, словно дразня. Поднимая лицо от шеи Миё, Сумика застывает в паре сантиметров от тонких приоткрытых губ. Подаётся вперёд, целуя чуть выше уголка рта, по щеке и до мочки уха, сжимает зубами. Нельзя. А Миё дразнит… Тянется к чужим губами, норовит прикоснуться, ухмыляется. — Я могу остановиться, если ты не прекратишь.       В ответ молчание, более красноречивое, чем все слова мира. Пальцы Миё подрагивают, когти царапают плечи. Вытянутые зрачки смотрят в будто не в глаза, а в душу, словно стараясь завести куда-то, откуда нет возврата.       И — гори все синим пламенем — Сумика все же делает этот шаг.       Губы едва соприкасаются, дыхание уже обжигает. Они липнут друг к другу в исступлении, ладони на плечах, на шее, в волосах. Языки соприкасаются. Наконец. Грязно, мокро.       И сладко.       Приторно просто до безумия. А вслед за сладостью сразу горечь и словно пламенем по коже. Больно? Да так, щекотно немного. Тепло по телу вверх, мурашки от волоса до кости, полуулыбка на чужих губах. Миё сама целует, заставляя пробовать горечь, и сил противиться ещё меньше, чем сил вдохнуть.