Перевоспитание Алдуина

      Шипастый, черный как бездна дракон сидел на вершине горы. Ее высота была столь немыслима, что даже толстая драконья шкура не спасала своего хозяина от чудовищного холода. Увы, во владениях Акатоша безжалостные и неподкупные законы стихий действовали точно так же, как и в любом другом месте. Справедливое безразличие позволяло им обогревать и охолаживать всё и вся, невзирая на сущность и личность.       Перед застывшей в вечном оскале драконьей мордой простиралось огромное плато. Когтистым эбонитово-черным ятаганам исполинской разумной ящерицы было посильно разрезать любой, даже самый твердый материал – даэдрическую броню и отцовские доспехи. Но они не могли столь же просто справиться со специально созданным материалом. Любая борозда, которую дракону требовалось оставить на поверхности камня, давалась неохотно и требовала огромных усилий. Когти негодующе стачивались, не желая терпеть такого издевательства над собой.       Алдуин, промерзая от холода и собственной бессильной ярости, медленно покрывал расстилающееся перед ним каменное полотно мелкими письменами на драконьем языке. Пожиратель мира в очередной раз выругался и зло стукнул хвостом непокорную горную породу, созданную его отцом для перевоспитания недостойного отпрыска. Она осталась невозмутима, зато драконью конечность постигла печальная участь. Первенец Акатоша вновь выругался – теперь уже от внезапного приступа боли, который испытал по собственной вине. Дракон обиженно зарычал и, свернувшись и баюкая пострадавший хвост, криком Йол-Тор-Шуль разогрел камень под собой и улегся на тлеющее место. Обидные воспоминания вновь хлынули обжигающе-холодным потоком в гордую, несломленную, но больно уязвленную драконью душу.       После поражения в Совнгарде душе Первенца Акатоша пришлось провести целых семьдесят лет в жалком тщедушном тельце Довакина. Вплоть до смерти дряблого старика, в лучшие свои годы бывшего героем Скайрима. Не столь мучительное, сколь унизительное заключение – прихоть Акатоша. Сразу после гневной отповеди отец низверг своего непокорного сына в смертное тело без права действий, отводя Первенцу роль наблюдателя в теле заклятого врага. Что может быть хуже для гордого Дова, презирающего двуногих?       По возвращении в родные пенаты перед красными очами Алдуина вновь предстал его величественный отец. Непозволительно добрый и всепрощающий для создания, живущего не один десяток тысячелетий, но чрезмерно строгий к своему старшему сыну. Получив очередную добрую порцию длительного промывания рогов и наставления на путь истинный, Алдуин был водружен на злосчастную гору. Акатош заботливо организовал своему самому злому и строптивому отпрыску очередное, недостойное его величия, наказание за пренебрежение отцовскими приказами.       — Алдуин, — рокочущий бас Дракона Времени сотряс плато, привлекая внимание грозы Тамриэля в отставке.       — Я отдыхаю, — вяло огрызнулся Пожиратель Мира, вынырнув из мрачных, постыдных воспоминаний.       — Отдыхать будешь, когда поумнеешь. За работу, — категорично повелел глас верховного бога Империи.       — Я уже потерял счет месяцам, годам – а, может, векам? – проведенным здесь. Урок усвоен, отец. Даруй мне свободу, — Алдуин вскинул рогатую голову вверх, не зная, куда смотреть, обращаясь к невидимому собеседнику.       — Свободу? — задумчивость, послышавшаяся в голосе Дракона Времени, проникла в душу Пожирателя ласковым, невесомо-хрупким лучом надежды. — Свободы не обретешь, пока не закончишь... — Алдуин уже хотел возмутиться, когда услышал продолжение вердикта, — …но один день отдыха получишь. Пожалуй, я покажу тебе нечто. В назидание.       Черный дракон, заинтригованный словами отца, решил прежде времени не выказывать возмущения, такого естественного его мятежному нраву. Бич древних монархов с неподдельным интересом задумался над тем, что же могло возыметь положительный эффект на его характер?       Неожиданно задрожал воздух, и окружающий скалисто-снежный пейзаж утонул в магическом сиянии, заслонявшем собой весь обзор. Алдуин зажмурился от нестерпимых сверкающих переливов магии, и лишь когда услышал шум голосов и скрежет металла, вновь распахнул глаза, жадно вглядываясь в сменившуюся картинку.       Нет. Не металл. Не стук дерева, не звон стекла. Кость. Широкая плоская кость с резными квадратиками, покрытыми уродливыми письменами, послушно трещала под пухлыми человечьими пальцами.

***

      Анатолий Пэкашечкин, или по-простому – Толян, перемежая возбужденные вскрики-междометия с нецензурными воплями, усиленно долбил пальцами по клавиатуре.       — Ах, ты! ***! Э-э-э?! ****, ты че делаешь?! *****!!! А я так, ***! На! ***! Ты напросился! — Открыв консоль и нажав три заветные клавиши, юный игроман стал бессмертным и неуязвимым. «Богом» в цифровом мире.       Подросток, рвано чесанув прыщ на запасном подбородке, сунул эту же руку в пачку чипсов, опрокинув почти нетронутые сухарики на пол. Но Толяну было не до таких мелочей – прямо сейчас от него зависел целый мир. Поэтому, отправляя в рот слишком большую жменю чипсов с просыпающимися из нее на стол излишками, он не переставал нещадно стучать по клавиатуре и мыши. Примерив на себя роль избавителя Тамриэля, Пэкашечкин без колебаний отправил своего Довакина в главный в его, довакиновской жизни, бой – великое противостояние Трех Языков и Главного Героя подлому черному дракону. Эпохальная битва в будущем непременно будет воспета благодарными потомками. И пусть в ладных строках нескончаемых од будет фигурировать только безымянное «Довакин» вместо надлежащего «Несравненного Анатолия», но Толян не сомневался – петь будут именно в его честь.       Огромный мускулистый бородатый норд, покрытый вязью боевой раскраски и шрамов, в очередной раз замахнулся неподъемным двуручником на Пожирателя мира. Последний, сокрушающий удар поверг голосистого ящера-переростка с манией величия. И вот уже слышатся первые ликующие поздравления – от тройки Языков. Дело сделано.       В очередной раз возмутившись, что норду не удалось получить самый интересный трофей – душу легендарного Пожирателя Мира, Пэкашечкин с негодованием поставил игру на паузу. Его точная копия – пусть не тела, но внутреннего мира так точно! – застыла неписем в игровом мире.

***

      — Смотри же. Твое бесславное поражение – глупость, порожденная ненасытной жаждой власти – повторяется вновь и вновь. Любой смертный, жалкий ли, достойный ли, считает тебя ничтожным врагом, победить которого может и дитя.       Первенец Акатоша взревел, уязвленный словами отца и увиденным зрелищем:       — Не верю, отец! При одном моем имени любая двуногая тварь трепещет. Это твои чары. Я разорву глупца в клочья!       — Времена меняются, сын. Прими это. Ты потерпел поражение, так поступи достойно дракона. И если однажды, под шепотом гордыни, решишься на новую глупость, все повторится. Один твой позор уже на устах и очах иных планов запечатлен. Так что же – хочешь вновь прослыть горделивыми ничтожеством?       Алдуин молчал. Тягостное, задумчивое, упрямое и горькое осознание, что отец никогда не лгал и вряд ли станет теперь, Пожиратель мира принимать никак не хотел. Бич древних монархов решил для себя: напускной покорностью смягчит отца и обретет свободу вновь. И вот тогда-то он будет действовать куда осмотрительнее, захватывая власть над Нирном. Двуногие ничтожества других планов еще услышат его имя. Имя, произносимое со священным ужасом и тщедушным трепетом, всяк говорящим его. Его отец наверняка ожидал иного эффекта от воспитательной работы. Что ж, самое время подыграть…       Большинство тайн мироздания были неведомы даже Дракону времени. Алдуину, озабоченному исключительно господством над Нирном, с его почти не выходящей за границы этого мира жажды познания, — и того меньше. Первенцу Акатоша было невдомек, откуда отец мог взять это недоразумение. Аэдра же не спешил раскрывать свои секреты. Ни к чему Алдуину знать о способностях отца управлять временем и разумом в далеких, полупризрачных Планах.       Акатош слишком хорошо знал своего сына, чтобы поверить в его раскаяние после увиденного. Работа только начинается. Дракон времени позволил себе усмешку.       В следующий раз Алдуину посчастливится увидеть извращенную версию себя и всего Тамриэля.       В тягостном удрученном молчании Алдуин еще неистовей продолжил выцарапывать письмена на каменном плато. Смертный, не ведающий языка Дова, при виде надписей, несомненно, испытал бы священный трепет. Тот же, кто знает язык драконов, рассмеется. И повезет ему, если смеяться он будет в отсутствие Алдуина.

      «Я так больше не буду, папа» — гласил перевод повторяющееся из раза в раз фразы.

***

      Анатолий Пэкашечкин, весьма утомленный наскучившим оригинальным миром Старых Свитков, полез в интернет в поисках способа разнообразить суровую жизнь Скайрима. «Скачать моды, плагины для Скайрима», — гласила надпись на ссылке. Клик.       Толян торжествующе улыбнулся, увидев иллюстрации к модам. Картинки мелькали перед глазами: анимэ-девочка спутница, розовый пони-единорог, голые вайтранцы, разрисованные граффити драконы и многое другое.       Толику Пэкашечкину только предстояло ближе познакомиться с безграничной испорченностью и упоротостью мододелов и их творений. И Алдуину тоже.       Акатош усмехнулся.