Однажды

Однажды сердце Хэ Тяня впервые начинает биться настолько сильно, что дыхание перехватывает. И понять не может, что происходит. Неосознанно прикладывает ладонь к сердцу, прислушиваясь к своим ощущениям, чувствам, и смотрит вслед удаляющейся женской фигуре. Смотрит, как ветер играет с рыжими волосами, и думает, что это самое красивое из всего того, что он когда-либо видел. И даже если это любовь, то она явно не с первого взгляда. Она с первого слова. Кто бы мог подумать, что простая просьба с водой так обернётся. Кто бы мог подумать, что подойдя к первой попавшейся девчонке, он услышит не «Конечно, Хэ Тянь, бери всю», а простое незамысловатое, без зазрения совести, вежливости и чего-то там ещё: «Иди нахуй». И мир замер. А всё, что смог из себя выдавить Тянь это тихое: «Вау». И понеслась. *** Однажды Хэ Тянь ловит её в коридоре после уроков, нагло, по-хозяйски забрасывает на хрупкие плечи свою руку, ближе притягивает к себе и мгновенно получает ожидаемую реакцию на его действия. — Хули надо? — давит локтём в бок, а другой рукой пытается спихнуть ладонь с плеча, но Хэ только ближе прижимает. Она прекрасна. — А ты в курсе, что девушки не должны так выражаться? — уголок губ тянется вверх и улыбка приобретает более язвительный акцент. — А ты в курсе, что парни не должны так нагло лапать девушек? — наконец выворачивается из цепкой хватки Тяня, ускоряет шаг. — То есть не нагло лапать можно? — догоняет буквально в два спокойных шага, смотрит на недовольное девичье личико, на хмурую складку между бровей и неосознанно ловит себя на том, что хочется пальцем в неё ткнуть, разгладить. — Отвали уже, ну. Хэ лишь чутка отшатывается от толчка ладонями в плечо. Для него такой удар был явно слабоват, но, по сравнению с остальными девчонками, он ощущался более грубо. — Эй, пошли в кино, — Рыжая недовольно закатывает глаза, отворачивается, — у меня как раз есть два билетика. Достаёт из кармана две яркие бумажки, которые пестрят популярными образами из произведений кинематографа, вертит прямо перед лицом и девчонка недовольно фыркает, бьёт по ладони наотмашь. — С ним сходи, — кивает в сторону белобрысого — Цзянь И, — поправляет лямку рюкзака на плече. — Я не гей, — спокойно подмечает Тянь, но в лице немного меняется, оскал пропадает. Рыжая замечает перемену в настроении, тихо вздыхает, пожимает плечами. — Ладно, ты прав. Ты не гей. Да ладно, неужели крепость пала? Смотрит на него своими янтарными глазами, на левой щеке ссадина, прядь волос заправлена за ухо, которое, кстати, кажись проколото. — Ты пидор. И быстро скрывается за поворотом. У Тяня явное чувство дежавю. Он снова в шоке, снова в голове пусто, снова не понимает, что произошло. Только в этот раз, вместо «Это любовь», в голове появляется «Вот сучка». И по дороге, без слов, всучает два билета белобрысым. *** Девичий волейбол — это явно скучно. Хотя с какой стороны посмотреть. Если с одной рыжей стороны, то очень впечатляющее зрелище. Играет хорошо, спину выгибает изящно, когда пас принимает, шорты на бедрах сильнее натягиваются — ей идёт. Ей и юбки бы пошли, но ходит всегда в штанах, кроме физкультуры. На трибунах почти пусто. Несколько групп человек немного поодаль, а рядом сидят белобрысые: Цзянь И и Чжань Си. Чжань Си девушка серьёзная, не ведётся на глупые шутки своего дружка, который порой смахивает на гея, а если он немного добавляет в шутку непристойностей, то тут же получает ладонью под затылком и красные девичьи щёки. Кажись, он только этого и добивается. — Эй, Хэ Тянь, — ближе жмётся И, кладёт локоть на плечо, смотрит чуть сощурившись, хитро улыбается, — кого высматриваем? Тяня и самого интересует этот вопрос. Кого же он высматривает? Он ведь даже имени её не знает. Знает, что она рыжая, знает, что у неё вроде как проколы в ушах, и то, что она сучка-грубиянка. Отлично. — Во-он ту рыженькую, — кивает на площадку, — кстати, не знаешь, как её зовут? Цзянь вглядывается вдаль, слегка приподнимает брови, когда замечает рыжую макушку и переводит взгляд на Тяня. — А, так это же Мо Шань, она… — делает небольшую паузу, а затем как-то странно потирает шею ладонью, особенно выделяя последнее слово, — слегка «своеобразная». Ха-ха. Это Тянь уже заметил. Смотрит снова на рыженькую, не отрывается, на губах сама по себе появляется улыбка, а мысли вырываются вслух: — Значит Шань, да? *** — Девушка, не подскажете, где у вас репчатый лук? — Перед носом у тебя, придурок. Тянь даже не думал, что увидит её сегодня. Просто стечение обстоятельств, просто повезло, просто судьба. Последнее ему, кстати, нравится больше. Рыжие волосы собраны в низкий короткий хвост, на голове черная кепка с логотипом универсама, рабочая форма зелёного цвета. Стоит рядом, хмурится пуще прежнего и старается как можно быстрее выложить фасованный товар из тележки. — Думал вот сделать себе что-нибудь на ужин. Может посоветуете что-то? — Если ты не можешь отличить лук от остальных овощей, то могу посоветовать тебе вообще не готовить. Хэ хмыкает с улыбкой, ближе подходит к Рыжей, а та наоборот только в сторону шарахается, всем своим видом показывая, что подходить лучше не стоит, словно уличная кошка — одно неверное движение и сбежит без оглядки. — Так если ты разбираешься, — Хэ заинтересованно наклоняет голову, а губы вновь образуют оскал, — может мне что-нибудь и приготовишь? — Мне по-твоему делать совсем нечего? — смотрит с презрением, недовольно фыркает, кладёт последнюю упаковку овощей и по-быстрому ретируется. — А если я заплачу? — кидает вслед Тянь и Рыженькая притормаживает. Вот оно, попалась. — В два раза больше, чем ты получаешь здесь за месяц. Мо Шань оборачивается, подходит, складывает руки на груди и смотрит прямо в глаза, высоко подняв брови. — Какова вероятность, что ты меня не изнасилуешь у себя? Уверена, тебе денег хватит, чтобы всё замять. — Господи, — Хэ закатывает глаза, смеётся, запускает пальцы в свои тёмные волосы, убирая пряди со лба, — я мудак, а не маньяк, Мо Шань. Смотрит подозрительно, но и с интересом, слышно, как ногой топает, раздумывая. Странно, что про имя не спрашивает, можно было бы давно слиться под предлогом «Следишь за мной» и, сказав это, она полностью раскрыла бы Тяня. Тихо вздыхает, вновь смотрит прямо, пронзительно, говорит: — Мне нравится, что ты это признаёшь. Сегодня у Хэ Тяня на ужин была тушёная говядина. *** Стоит возле ворот школы, ищет глазами рыжую макушку, периодически отвлекается на надоедливые то приветствия, то прощания одноклассниц и других девушек, отвечает скомкано и быстро, только бы не пропустить одну рыжую бестию. Основная толпа прошла, только пару людей встречаются на главном входе, в основном это старосты, руководители кружков или те, кого оставили после уроков. Тянь чертыхается про себя, думает — пропустил. Затягивается последний раз, кидает окурок в ближайшую к нему мусорку, краем глаза замечает яркие рыжие волосы, встречается взглядом с янтарными глазами. Мо Шань резко отводит взгляд, закрывает лицо тетрадкой и ускоряет шаг. Она действительно думает, что он её не заметил? Тянь быстро нагоняет её, притирается плечом к плечу, сунув руки в карманы, сладко протягивает: «Приве-ет~». — Пока, — отвечает резко и грубо, сильнее хмурится, даже не думая притормозить. — Эй, чего злая такая? — снова закидывает руку на плечи, проводит указательным пальцем меж тонких бровей. — Да отвали ты, блять, от меня! — вырывается, нехило бьёт по руке и Тянь отстраняется. — Чё тебе ещё от меня нужно?! Улыбка с лица сходит моментально. Взгляд меняется, а глаза темнеют. Это начинает жутко бесить и Хэ явно не собирается терпеть её закидоны. Думает, как бы задеть девчонку, чтобы выбесить, чтобы не он один сейчас бесился. И слова с губ срываются сами собой: — У тебя чё, ПМС? Желаемая реакция достигнута. Женские тонкие руки сжимаются в кулаки, Мо осторожно, не спеша поворачивается, делает глубокий вдох и говорит, буквально цедит сквозь зубы, «Повтори» на выдохе. И Тянь говорит. Точь-в-точь. Только в аббревиатуре буквы нарочно выделяет, усмехается как можно наглее, как только может. И в груди разгорается непреодолимое желание выбесить её ещё сильнее, чтобы его трёхэтажным матом накрыло, чтобы поняла, как нужно себя вести. — Хэ Тянь, — впервые зовёт она его по имени, а злость вдруг пропадает, сменяясь удивлением, — закрой глаза, пожалуйста. И что-то там внутри него приглушённо кричит — не нужно ничего говорить, не испорти всё к херам, Тянь. Но Тяню похуй. — Хах, Малышка Мо стесняется поцеловать меня, когда я смотрю? — к чему это было, сам не знает, но то, что это выбесит — знает однозначно. Усмехается так по-мудацки, как только может, и глаза всё-таки прикрывает. — Или она стесняется того, что он перв- Но договорить не успевает, потому что чужой кулак со всей силы впечатывается в лицо. И этого Тянь явно не ожидал. Он лишь отшатывается на шаг, нижняя челюсть неприятно ноет и губа кажется разбита. Прикладывает к ней пальцы, смотрит — кровь, переводит взгляд на Рыжую. Она стоит недалеко, дышит тяжело, усмехается, будто отражает ухмылку, которую недавно сама же стёрла с лица Хэ. — Что такое, Тянь, — слабо встряхивает руку, указывая взглядом на разбитую губу, — ПМС? И это была последняя капля. Тянь хватает Мо за тонкое запястье, с силой сжимает, что даже слышит писк. Рыжая руку пытается вырвать, кричит «Отпусти». Но Хэ сейчас сам себя не контролирует. Чувствует, как кровь вскипает, как мышцы сильнее сводит от желания сильнее приложить её обо что-то. Буквально с размаху впечатывает в стену и Шань шипит, получилось больно, а этого Тянь и хотел. — Совсем охренела? — сильнее запястье сжимает из-за чего её кулак расслабляется, взгляд у Хэ становится всё более тяжелым, а у Мо зрачки на всю радужку и глаза вдруг влажными становятся. Тянь замечает, как под ладонями дрожат плечи, а потом видит, что Рыжую в принципе жутко трясёт, по щеке резко скатывается слеза, оставляя за собой влажную дорожку, и Тянь наконец-то приходит в себя. Резко отодвигается, отпускает запястье, на котором остался яркий красный след. И из состояния бешенства моментально переключается в состояние растерянности. Чёрт. Он даже не знает, что делать. — Эй, прости, — аккуратно тянется ладонью к щеке, — я не хотел… — Не трогай! — кричит, а голос дрожит, срывается, по щекам скатываются слёзы. — Не прикасайся ко мне! Ненавижу тебя! Отпихивает в сторону, убегает сразу же и тело Тяня непроизвольно поддается в её сторону, но вовремя останавливается. Сейчас он явно последний человек на планете, кого бы она хотела видеть. Тяжело вздыхает, с губ срывается тихое «Блять», и Хэ думает, что нельзя даже словами описать то, какой он, сука, мудак. — Мда, Хэ Тянь, это фиаско. Так напугал бедную девочку, я б сам на её месте охренел, — слышится голос Цзянь И за спиной и Хэ думает, что если он сейчас скажет хотя бы ещё одно слово, он ему реально врежет. — С таким подходом, даже у меня шансов побольше. И нет, не врежет. Тут Чжань Си. Хватит на сегодня испуганных девушек. *** Хэ Тянь неуверенно переминается с ноги на ногу перед серой дверью квартиры на третьем этаже. Тянь всегда был уверен в себе и в своих действиях, мог спокойно пройти там, где только вздумается, без спроса и приглашений. Он бы и через окно залез, если бы только захотел. Но сейчас чувство неловкости превышает свое максимальное значение раз в десять. Тянь касается пальцами дверного звонка, слегка вдавливает его и тут же дёргается обратно, словно током ушибло. Чёрт. Нет. Это тупо. Приходить к девушке, которую ты чуть не избил, с букетом этих грёбаных ромашек за прощением. Будто она возьмёт и тут же простит его, а не отлупасит со всей накопившейся ненавистью этим же букетом. Но, как сказал Цзянь И: попытаться стоит. Возможно, спустя три бессонных ночи, хоть совесть перестанет грызть его изнутри. Наконец-то жмёт на звонок, держит букет перед собой, поправляет листики, цветочки, обёртку. Сильнее сжимает его пальцами и тут же разжимает, как только в уме всплывает тонкая кисть под его же ладонью. Дверь открывается и Тянь так и замирает с приоткрытым ртом, застыв в удивлении. На него смотрит мужчина средних лет, немного выше самого Хэ, шатен, глаза карие, а между бровями знакомая складка, взгляд немного хмурый, но не злой, сейчас он больше заинтересованный. Смотрит то на букет, то на самого Тяня, и похоже сам ничего не понимает. — Это мне? — Что? — резко приходит в себя Тянь. — Букет, — кивает на цветы, — мне? Хэ отрицательно качает головой, тут же собирается с мыслями и продолжает: — Нет, извините. Могу я поговорить с Мо Шань? Мужчина пожимает плечами, мол «не знаю, сейчас спрошу», поворачивается назад, кричит: «Шань, к тебе тут пришли». Слышно, как за первой дверью от основного входа кто-то копошится, а затем в проёме появляется Рыжая, в коротких спортивных шортах, в длинной растянутой футболке, челка приколота заколкой. Выглядит так уютно, по-домашнему, и он успевает рассмотреть её лицо в тот момент, когда она не хмурится, правда всего на пару секунд. И сердце пропускает удар. — Пап, — взгляд резко тяжелеет, руки скрещиваются на груди, — а я не знаю этого человека. Вот же ж. — Прости, парень, но моя дочь говорит, что тебя не знает, — вновь пожимает плечами и тянет дверь на себя. Тянь, не думая, резко вклинивается между проходом, тормозит закрывающуюся дверь. Мужчина хмурится сильнее, смотрит Хэ прямо в глаза. Тянь ничего не боится, никаких мужиков, будь то амбал с два метра или будь их тысяча — пофиг. Но отец девушки, которая тебе нравится — это пиздец. Тут дрожь непроизвольно пробирает аж до костей, лишь бы не протупить, лишь бы понравится. Мысленно скрещивает два пальца, а мужчина только комментирует поступок и дверь шире отворяет, — настойчивый. — Прошу, Господин Мо, я заберу её буквально на двадцать минут поговорить, — кладёт руку на сердце, будто и правда клятву даёт. — Клянусь, что она будет дома вовремя. Мужчина смеряет его неоднозначным взглядом, кивает слегка, будто принимая этот жест. — Пятнадцать. — Хорошо, пятнадцать, — облегчённо вздыхает Хэ, переводя взгляд на Рыжую, — Шань? Она недовольно отводит взгляд, думает, плечами ведёт как-то неуютно — сомневается, делает глубокий вдох: — Ладно. На улице темнеет, солнце почти село, начинает холодать. Они неторопливо идут в сторону остановки и Шань держит дистанцию. Хэ видит как ей некомфортно, что напряжена, что ни разу не посмотрела на него на протяжении всего их недолгого пути, и даже не знает с чего начать. — Что хотел? Говори, — останавливается, поворачивается лицом, но в глаза по-прежнему не смотрит. — В общем, — Тянь неловко потирает шею и сам себя не узнаёт, — я хотел извиниться. — Извиняйся. — Прости меня, — получается легче, чем Хэ представлял, — пожалуйста, — а это, после короткой паузы, чуть труднее. — Всё? — Нет, — говорит, протягивая вперёд небольшой букет из маленьких полевых ромашек, — это тебе. Шань смотрит, морщится и даже фыркает. Ну да, очевидно было, что ей не понравится. — И зачем это мне? — наконец-то смотрит в глаза, а Тянь пожимает плечами — сам не знает. — Подумал, что девушкам нравятся цветы, — со смехом хмыкает, улыбаясь. — Дай угадаю. Тебе не нравятся, да? — В точку. Тянь вздыхает, опускает глаза. Думает, что зря пришёл. Всё вышло точно так, как он и предполагал. Ну вот нахер надо было тогда руки распускать. Идиота кусок. К чёрту всё. — Ладно, — вдруг говорит Шань, принимая из рук Хэ букет, — как раз искала чем мусорку украсить, — хмыкает тихо, наконец-то поднимая на него свой взгляд, — ну или ромашковый чай себе заварю, чтобы в нормальное состояние после тебя прийти. Тянь смеётся. Он рад, что всё как прежде, что шутит так же, что грубит не стесняясь. Он скучал по этому. — И почему не розы? — вновь вдруг спрашивает, рассматривая цветы. — В смысле? — правда не понял Тянь. И Рыжая поясняет: — Вы парни, обычно не задумываетесь что дарить. Розы — оптимальный вариант. Всем нравятся и слова красивые подобрать можно: «Колючая снаружи и красивая внутри». Как-то так у вас, да? Тянь думает, а ведь и правда. Прошлым своим девушкам он дарил розы и тоже не задумывался. Нравится и пусть. Да и с Рыжей он не особо долго думал, всё пришло само собой. — Не знаю, — Хэ неуверенно пожимает плечами, — подумал о тебе и решил, что ромашки, — смотрит в янтарные глаза, боковым зрением видит, как алеют бледные скулы, и слегка плечами пожимает. — Вы похожи. Она опускает взгляд, сильнее сжимает пальцами стебли цветов и выдаёт тихое: — Дурак. Тянь как-то непривычно для себя тепло улыбается, чувствует, что не хочет расставаться, что до утра готов с ней стоять, пусть в тишине, лишь бы рядом была. Но её отцу он обещал, а обещания нужно держать. — Шань, у тебя есть пять минут, чтобы добежать до дома, — смотрит Хэ на дисплей телефона, улыбаясь, — прошу, дойди вовремя. Не хочется портить отношения с твоим отцом. — Я приду вовремя и буду стоять возле двери ещё минут десять. — Какая ты жестокая. Всё так же стоят, Шань смотрит на букет, переминается с ноги на ногу и уголок её губ вдруг вверх дёргается, но тут же улыбку прячет. Смотрит в глаза тепло, спокойно, без ненависти, неприязни и злости, говорит тихо: — До завтра, Хэ Тянь. — До завтра, Мо Шань. Домой Шань приходит даже чуть раньше, достаёт с верхней полки на кухне вазу, больше напоминающую вытянутый стакан. — Кто это был? — спрашивает отец, сидя спиной. — Знакомый со школы, — отвечает, пока в вазу льётся вода. — Красивые у тебя знакомые. — Пап. — Молчу, — тема женихов у них давно закрыта. Носком поддевает край двери своей комнаты, открывая, и так и замирает с вазой в руках, когда голос отца слышит: — Кстати, Шань, — прерывает на секунду, продолжая, спустя небольшую паузу, — плохой парень ромашки дарить не станет. Шань ничего не отвечает. Закрывает дверь, ставит ромашки на подоконник, чтобы завтра на них попал солнечный свет. Смотрит внимательно, оглядывается по сторонам, словно боится, что кто-то заметит. Поглаживает пальцами белые лепестки, подносит к лицу и прикрывает глаза, когда вдыхает свежий аромат полевых цветов. Она и сама знает. Плохой ромашки дарить не станет — Тянь не плохой. Букет слегка отдаёт сигаретным дымом, и Рыжая улыбается, представляя, сколько Хэ выкурил, прежде чем на звонок нажать. Щёки сильно алеют, сердце без устали трепещет. А цветы очень красивые. *** Солнце уже давно село за горизонт. На улице темно, только свет тусклых ночных фонарей освещает её. Шань неторопливо ступает по тротуару, устало потирает шею, слегка ускоряет шаг, желая побыстрее добраться до дома. День выдался тяжёлый: на подработке загрузили, ещё и Тянь постоянно рядом слонялся. Непроизвольно касается пальцами чёрного гвоздика в ухе, дёргает легонько, вспоминая, что эти серьги он подарил ей около месяца назад, и неожиданно тепло улыбается. Сзади слышатся чьи-то шаги и Шань настороженно оборачивается, как только распознаёт не особо трезвую речь. Трое мужчин, их вид явно не внушает ничего хорошего: один лысый в спортивках, больше похож на заключённого, который только-только вышел из тюрьмы. Даже Тянь в таком выглядел бы более элегантно, неожиданно проскакивает в мыслях. Второй пухлый здоровяк в потасканной грязной одежде, и что-то ей подсказывает, что пахнет от него явно не ментоловыми сигаретами вперемешку с дорогим мужским парфюмом. Да блять. Третий похож на первого, только волос побольше и вдалеке Шань умудряется даже шрам возле левого глаза заметить. По спине пробегают неприятные мурашки, как только она сталкивается взглядом с Третьим, резко отворачивается, ускоряет шаг и сразу же слышит свист за спиной. Сука. Хреново. До дома идти ещё минут десять, если побежать — пять. Но не факт, что они не нагонят её раньше, прежде чем она успеет захлопнуть двери подъезда. Достает телефон из кармана, всматривается в дисплей. Чёрт, позвонить отцу? Он на работе, не успеет. Сразу в полицию? Долго придётся объясняться. Из мыслей выбивает звук уведомления. На экране короткое сообщение «Малышка Мо, ты где?~» и по манере письма сразу понимает кто это. Открывает чат, смотрит внимательно, не решаясь написать. Всё же они не родственники и едва ли друзья, да и вообще… — Эй, красотка! — слышится всё так же в далеке. Чёрт, да какая нахрен разница! Дрожащие от волнения пальцы сами бегают по экрану, Мо набирает первое, что только приходит в голову. Зачем-то пишет «Пожалуйста», будто умоляет, пишет где она, пишет что боится и просит прийти как можно скорее, потому что так кажется, что таким образом, она наделяет Тяня зарядом скорости. Отправляет. Видит, что сообщение прочитано. Нервно смотрит в экран, сжимая телефон пальцами, всё тело напряжено, готовое в любую минуту сорваться. Прошло секунды две, а в мыслях настойчиво всё кричит «Ну же, ответь скорее». «Скоро буду» — без лишних вопросов и почти сразу же. «Если что-то случится» — спокойно читает и тут же внутри всё замирает, внутренности сдавливает и сердце перестаёт биться, — «беги». И буквально через секунду, когда за спиной слышаться нарастающие шаги, когда чужим хриплым голосом произноситься «Постой, мы не сделаем ничего плохого», сердце вновь бьётся как бешеное, стучит о грудную клетку со всей силы, как только Шань срывается на бег. В ушах кровь неумолимо стучит, но даже так слышно топот чужих кроссовок за спиной, которые с каждой секундой всё приближаются. Шань теряется, бежит не глядя. Чувствует, как за рукав мастерки хватают, и следом, с размаху, заезжает ярко-жёлтым рюкзаком по лицу схватившего, выдёргивая руку из хватки. Резко сворачивает в проулок, стараясь оторваться, скрыться из виду. По пути цепляет какие-то коробки, опрокидывая. И вроде даже топот за спиной стихает, когда она скрывается за углом. Резко прижимается спиной к стене, стараясь отдышаться, аккуратно наклоняется, выглядывая из-за угла. Никого. Не слышно ни шагов, ни ругани. Оторвалась. До дома всего ничего. Надо просто на ватных ногах как-то до него дойти. И Тяню позвонить, чтобы не волновался. — Так вот ты где, — резко раздается холодный пронзительный голос со стороны. И Шань крупно вздрагивает. Не оборачиваясь, вновь срывается с места, но плечи резко окольцовывают чужими руками. Шань моментально с размаху голову назад откидывает, попадает прямо по носу, пяткой со всей силы наступает на носок синих потасканных кроссовок и руки разжимаются. За спиной слышно, как её кроют матом, но внимания не обращает, дёргается вперёд и на углу попадает в новую ловушку. Третий явно сильнее первого. Двое. Второй, видимо, не добежал. Шань пытается отбиться руками, ногами, но тут же прекращает попытки, как только по лицу приходит мощная пощёчина, что аж к стене откидывает. Опирается спиной, держится рукой за щеку, а глаза от боли начинают щипать и слезиться. И в голове вертится только одна мысль: Тянь, только бы ты успел. — А ты с характером, да? — скалится третий, нависая прямо над ней. — Советую не дёргаться — хуже будет. — Пошёл ты! — резко выкрикивает от злости Рыжая и тут же жалеет об этом, потому что теперь прилетает по левой щеке и губа вдруг лопается от мощного удара. — За языком следи, — произносит Первый, стоит поодаль, но тоже близко. — Иначе снова получишь. — Вот-вот, — подходит Третий, нависает, ладонь свою мерзкую на шею кладёт и ведёт вниз к плечу, забираясь пальцами под куртку, отвратительно, — а мы собирались всё сделать нежно. Шань вновь трясёт. Ей страшно, губа болит и кровоточит, сердце не колотится, замирает и боится вместе с ней, не высовывается. Сильнее вжимается в стену, глаза сильно жмурит, когда рука этого уёбка спускается вниз к груди. И думает, что ещё немного и разрыдается. От тупой обиды, от безвыходности, от настолько мерзкой ситуации и даже бежать нет смысла — поймают ведь. Хотя нет. Выход есть. — Тя-янь! — резко протянуто кричит, что есть мочи, что аж голос срывается, поднимая голову наверх. — Я зде- И резко замолкает, когда в живот прилетает чужое колено. Сгибается пополам, дышит тяжело, дрожит всем телом и боится даже представить, что с ней могут сделать. — Ну, — протягивает кто-то сверху, но не разобрать чей конкретно голос — боль в животе сильно отвлекает, — по хорошему не захотела, будем по пло- И не договаривает, слышен только сдавленный стон боли, руки с её плеч пропадают, Шань без сил падает на что-то, смотрит из-под прикрытых век, замечает на плече знакомую ладонь. В близи чувствует ментоловый запах от сигарет, аромат дорогого парфюма, видит знакомую фигуру, которая в черных спортивках выглядит настолько элегантно, что словами не передать. — Успел, — устало шепчет и тепло приятно обволакивает всё тело. Кое-как попадает ключом в замок, резко открывает, толкает Тяня внутрь со словами «Какой же ты идиот!». Тянь проходит не спеша, вальяжно разувается, будто ничего и не произошло, но на шее алая царапина и глубокий порез на ладони кровоточит. Рыжая копошится, места себе не находит, проходит в квартиру прямо так в обуви, ищет в гостиной аптечку всё ещё дрожащими руками. — Иди в ванную, промой, — говорит относительно спокойно, но тело выдает её с головой. — Ты в порядке? — по пути спрашивает Тянь и она лишь кивает, спокойно отвечая «Да». Как только дверь ванной закрывается, Шань тяжело вздыхает, хочет поднять аптечку с пола. Но не может. Сидя на корточках, плавно опускается на колени, сильнее сжимает руками белую пластмассовую коробку с красным крестиком и утыкается лбом в стену. Дышит тяжело, прикладывает ладонь к глазам, потому что начинают предательски щипать, как только в мыслях всплывает недавняя ситуация. Плечи подрагивают, тихо всхлипывает, когда воспоминания начинают душить и колоть в самое сердце. Всё нормально. Нормально. Говорит себе, что она молодец, всё обошлось. Всё хорошо. Убеждает себя, повторяет раз за разом в своей голове, как мантру, проводит тыльной стороной ладони по влажным глазам, судорожно выдыхает. Всё нормально. Свет в квартире исходит только из кухни. Здесь по-прежнему тихо, слышен только шелест бинтов, чьё-то спокойное дыхание и стук стеклянных баночек друг об друга. — Малышка Мо, если я не умру, ты сходишь со мной на свидание? — разбавляет тишину Тянь. — Ты при любом раскладе сегодня не умрёшь, — снова он за своё, думает Мо, тихо вздыхая. — На это и рассчитано, — лыбиться довольно, словно мартовский кот, которого за ухом чешут. Она вздыхает судорожно, не понимает, как он может сейчас быть таким расслабленным, как обычно. Ему чуть нож в горло не воткнули минут двадцать назад, а ему смешно. И Шань не выдерживает. — Чёрт, ты такой идиот! — неожиданно сильно затягивает бинт и Хэ непроизвольно шипит, прислонившись бёдрами к краю обеденного стола. — У него был грёбаный нож и ты всё равно полез! — Я хотел, чтобы он извинился, — смотрит спокойно, говорит спокойно. Как вообще в такой ситуации можно быть спокойным, Шань не понимает. — Всё в порядке, мне не больно. — Кого ты обманываешь? — спрашивает, смотря на него вместе со своей разбитой губой. — Болит? — вглядывается внимательно, глаза в глаза, слегка наклоняет голову, подставляя шею, пока Мо лепит пластырь на царапину. — Нет, — резко бросает и глаза отводит, словно боится, что если хотя бы ещё на пару секунд она заострит на нём свой взгляд, он сразу всё поймёт. Поймёт, что больно, что живот неприятно ноет после удара, что страшно до сих пор и дрожь в руках не унимается. — Вот и у меня не болит, — Тянь улыбается слегка, плечами пожимает, осматривает перебинтованную руку и берёт вату, пропитанную перекисью. — Давай помогу. Шань дёргается, как только Хэ аккуратно касается ватой её нижней губы, шипит. Он смеётся и тепло говорит: «Потерпи», от чего вдруг легче становится. — Всё точно нормально? — снова смотрит на неё своим пронзительным взглядом и внутреннее спокойствие, выстроенное на словах «Нормально» и «Всё хорошо», неожиданно трескается. Отвечать не торопится. Сглатывает ком в горле, положительно кивает головой на вопрос Тяня. А он всё также пронзительно смотрит, чёрт. — Скажи вслух. — Всё…– и замолкает, только рот слегка приоткрывает бесшумно, словно не может сказать. Потому что продолжая говорить, чувствует, как слезы подходят к глазам, что голос предательски дрожит. — Шань, всё в порядке, — смотрит уже более мягко, пальцами по щеке проводит, но лучше не становится, чувствует, как внутри всё дрожит, и кажется, что ещё немного и сорвётся, — всё закончилось. — Если бы, — слова всё сложнее даются, из-за слёз всё размыто и почти ничего не видно, картинка плывёт, а голос всё так же дрожит вместе с ней — если бы не…– прикладывает ладонь к глазам, закрывает, потому что вдруг не хочет, чтобы Тянь её такой видел. Жалкой и слабой, –…не ты…я бы… И Тянь рывком притягивает её к себе за талию, прежде чем она успевает сорваться. Мо утыкается носом в тёплое плечо, хватается пальцами за чёрную мастерку на груди, сжимая так, что пальцы болят. Слезы льются сами собой, Шань громко плачет, а Хэ только сильнее притягивает её к себе, по спине гладит, шепчет тихо: — Всё хорошо, ты молодец, Шань, — нежно целует в висок, затем зарывается носом в шею, — я здесь. По телу разливается приятное тепло, Мо вжимается сильнее, так и стоит, слёзы не сдерживая, в теплых родных объятиях. И почему-то из его уст эти же слова звучат более убедительно. *** На свидание Рыжая всё-таки соглашается. Правда не быстро. Где-то через пару месяцев, летом, когда солнце нещадно припекает, когда даже в белой хлопковой футболке становится жарко, особенно после того, как в толпе появляется знакомая рыжая макушка. И даже видно, как справа, над ухом с чёрным гвоздиком, волосы приколоты заколкой, и растерянный взгляд карих глаз, которые мечутся в поиске кого-то. И Тянь знает, кого она ищет, но и рукой махнуть не думает. Стоит, сунув одну в карман, а другой держа букет маленьких ромашек, взглядом любуется, как прекрасно она выглядит в белом сарафане, парит словно ангел, спустившийся с небес. Он впервые видит её не в штанах. — Чё вылупился? — от собственных мыслей вырывается лёгкий смешок. Нет, она далеко не ангел. — Девушек в платье никогда не видел? — Тебя — впервые, — довольно улыбается, протягивает ей букет и ловит себя на мысли, что они и правда похожи: рыжие волосы — желтая серединка, белое платье — лепестки. Один в один. — Тебе очень идёт. Срывается с губ неосознанно и от осознания приходится сглотнуть, а затем надеяться, что румянец на щеках не проступил. Она букет аккуратно принимает, её щёки заметно алеют, взгляд прячет, хмурится в своей привычной манере. — Дурак. И нет, она не ангел. Она — Шань. И так даже лучше. Грубая, не идеальная, со шрамами (подарок из детства), вечно хмурая и сутулая — хотя сейчас спину старается держать ровно. От неё не пахнет дорогими духами, только дешёвым порошком из первого попавшегося хозяйственного магазина. А когда обнимаешь, носом в тонкую шею утыкаешься, чувствуешь, что тело пахнет так, как пахнет тело — чем-то таким домашним, живым и по-настоящему родным, в чём сердце уже так давно нуждается. И кажется, что для счастья большего и не надо. Однажды, когда её щёки, уши и шея будут сгорать от смущения, когда сердце будет биться со сверхзвуковой скоростью, когда невозможно будет даже вдохнуть, она подарит ему свой первый поцелуй, но сейчас, вечером, находясь на самой высокой точке колеса обозрения, когда в её восторженных глазах отражается бесчисленное множество городских огней, она впервые дарит ему свою искреннюю нежную улыбку. И когда перед тобой, как на ладони, открывается такой великолепный вид, Тянь смотрит не на него — на неё. Аккуратно касается пальцами тыльной стороны девичьей ладони, лишь слегка проводит подушечками пальцев по нежной коже, словно просит разрешения. Видит, как она слегка вздрагивает, поворачивается, смотрит удивленно, а затем взгляд на руки опускает, прячет. Неуверенно касается своими пальцами чужих, медленно сплетает и сжимает крепко. И по телу, как разряд тока — один на двоих — бегут мурашки.