Королевна

Слагаются песни глупые, летят надо мною птицами, нелепые и нелюбые, с кривыми от злобы лицами. …А мне бы запомнить: осенью нельзя отправляться в странствие. И сыпется небо просинью, пророчит: «Недолго – царствие, наступит зима-захватчица, не льдом ты заплачешь – песнями, достаточно, друг, дурачиться. Покажутся стены тесными – во двор выходи без лютни ты и волком завой без совести, зима-то, вестимо, лютая, простят тебя беды-горести…». Слагаются песни странные, кричат надо мной и плавятся, и им не лететь над странами, а падать в трактиры к пьяницам. …А мне бы забыть, что лунная монета всегда обманная, что сталь рукояти рунная мерцает над свежей раною. Ты платишь за песню горькую не жёлтой луной – серебряной. И маленькой пыльной горсткою бросаешь мне звёзд немерено, без сдачи – на память вечную, не более и не менее. «Не мучай струну увечную, ты сам не устал от пения?». Слагаются песни острые, терзают когтями, мучают, а им бы побыть мне сёстрами, коль скрылась луна за тучами. …А мне бы лететь над фьордами и ветер обнять бы крыльями. Мы были такими гордыми – счастливой балладой были мы. Я стал одинокой песнею, дорогой и ветром севера. Ты стала ещё чудеснее: ты стала луной и клевером, моей неудачной нотою, а, может – моей удачею; и эту балладу сотую тебе посвящаю сдачею. Слагаются песни плавные и тают монетой серою. …А нам бы стать с небом равными. А мне бы заполнить верою мою Пустоту бездонную и верить до боли искренне, и сделать тебя мадонною, и без синеватой искры мне гореть в этом вечном пламени до хрипа и крика жертвенно… Но я застываю каменно и мыслю бесцветно, мертвенно. Моя королевна, верою зимой без костра не греются, и пахнет не раем – серою, и песни огнём не взвеются. Какая тут вера, Господи, уснуть бы на этом холоде, не таять бы в страстном шёпоте, не жить бы мечтой о золоте! …Слагаются песни трубные, а ты, как луна железная: такая же недоступная. Такая же бесполезная.