Лицо любви

Сложно любить, когда понятия не имеешь, как выглядит сама любовь. Клубничное мороженое — нравится, но есть получше. Бринги — нравятся, но рандом в плейлисте переключает на Gorillaz. Много что нравится, но нравиться — не быть любимым, не быть любовью. Переминаясь с ноги на ногу в мороз ниже нуля, Матсукава это как никто понимал. Джинсы — нравятся, но стоило надеть теплые штаны. Ему часто приходилось размышлять на тему любви. А как же, тут не без этого — сталкивается каждый день с болтающим без остановки о чудесном мире Ойкавой. Влюблен до чертиков, но Матсукаве этого, увы, не понять. Ойкава видел это в его глазах, но молчал, чему тот был благодарен. Матсукава слушает песни о любви — пытается проникнуться. Ему хочется понять, в чем же фишка, в чем прикол, но перед глазами лишь клише. Может, любовь и есть клише? Он не знает. Однажды об этом интересуется у Ойкавы, а тот лишь плечами пожимал. — На деле так оно и есть, Маццун. Сначала тебе все кажется какими-то розовыми соплями, а как прихлопнет, — он хлопает в ладоши, — так пиши пропало. А Матсукава хочет, чтобы его сердце так же хлопнуло, взорвалось внутри клетки, сломало ребра. Но по ощущениям — ничего, поэтому старается не париться. Они учатся в одном университете в Токио. Познакомились на одной из первых студенческих тусовок: Ойкава был так пьян, кажется, впервые, а Матсукава попался под руку. — Я, кажется, влюбился, — пьяно говорил тот, прилипая к удобному плечу. — Ты пьян. Речь шла не о Матсукаве, совсем нет. Конечно, сначала до него не дошло — ему никто ничего не объяснил, да никто и не мог, пока на утро Тоору не извинялся, стоя чуть ли не на коленях. Удобно, когда под руку попался сосед по комнате. Неудобно, когда даже не успел с ним познакомиться, а уже пьяным напускал на чужое плечо слюни. Иссей лишь отмахивается, мол, ничего, бывает, протягивает руку и знакомится. Этому знакомству он очень благодарен. Спасибо, Вселенная, с меня ужин. Позднее выясняется, что Ойкава по уши влюблен в своего лучшего друга. А также выясняется, что те не виделись несколько лет, успели измениться, поэтому и не признали друг друга. Точнее, не признал Тоору, которому вскружило голову существование охрененно подтянутого тела. Или алкоголь. Скорее всего, дело в нем. А также выясняется, что Ойкава буквально влетел в университет, не успевая посмотреть на списки, зато успевая напиться. Одно из качеств, которое зашло Матсукаве, хотя тот и подчеркивал, что трезвая голова Ойкаве идет куда больше. — Маццун, ты не против, если мы с Ива-чаном завалимся сюда? Не против, и те заваливаются под вечер. Веселые, но не шумные. Матсукава не мешал. Тогда он знакомится с тем самым Ива-чаном, у которого действительно офигенное тело. Точнее, руки, но Матсукава Ойкаве верит насчет всего остального. Матсукаве нравится, но не более. Матсукава рад знакомству с Ойкавой, потому что так он мог наблюдать любовь во всем ее святом обличии. Подмечает, анализирует. Он бы сказал, что у любви лицо Ойкавы, но лгать не его. Он не знает, какое лицо у любви, но прикидывает, потому что окружающие того любят. На вопрос о лице любви Тоору отвечал либо шутя, либо смущенно. Шутя — молочный хлеб, смущенно — Иваизуми. Ответ вполне устраивал, но суть не доходила — кто-то обрезал кабель интернета перед отправкой сообщения. Однажды он пишет пару рассказов на эту тему. Ойкаве понравилось, даже предложил дать прочитать другим однокурсникам. Матсукава не был против. Людям нравилось. Людям казалось, что Матсукава влюблен. Матсукаве казалось, что людям слишком много кажется, но был доволен. Был доволен до тех пор, пока над его рассказом не посмеялись. Ханамаки Такахиро, известный больше под «Хиро» или «Макки», но уже от Ойкавы. Ойкава знал практически всех, особенно тех, кому отдавал рассказы, поэтому тот сразу выложил все по полочкам. Учится этот Хиро на другом направлении, любил шутить и выделяться. Матсукава, кажется, однажды его видел — тот утанцовывал Иваизуми на той самой первой тусовке. — Он сказал, что не понял. Что чего-то не хватает, — делится Ойкава, надеясь, что слова Иссея не затронут. — Все поняли, а он — нет? — Ага. Что-то в духе «словно подкинули бомбу, а она не взрывается, не по себе, короче». А еще сказал, что хотел бы встретиться. Зачем — не знаю, видимо, зацепило. Макки-чан любит понимать все так, как оно есть. И это описывало Ханамаки как надо. Когда они встретились, тот в первую очередь рассмеялся, затем сделал комплимент широким плечам, а потом опять проникся смехом. У Матсукавы на это представление было глупое выражение лица, а также мысль, что тот все понял. Понял, почему в рассказах не хватает чего-то, основываясь лишь на первом взгляде на их автора. От смеха в груди что-то щелкнуло, но Иссей был уверен, что ему показалось. На рассказы в этот момент стало как-то все равно. Слишком много чего стало казаться с появлением Ханамаки в его жизни, и тому было не по себе от этого. Что-то выходящее за его рамки, сказал бы он. Что-то, что заставляет смотреть все под другим углом. Ханамаки слишком простой, проще Ойкавы, проще всех людей, что он встречал, и в этом чувствовался какой-то подвох. — Эй, Хиро, на твой взгляд, какое лицо у любви? — А у любви должно быть лицо? И Матсукаву словно огрели по голове чем-то определенно тяжелым. — Любовь не нужно представлять, Маццун, ее нужно чувствовать. И провались он под толщу бетона, он почувствовал. Что — непонятно, но его только что пробрало до мурашек. Он смотрел на Такахиро и был готов поклясться, что он сам Дьявол. Но тому данная тема разговора была что легкая проза, поэтому далее речь зашла о новых играх на PlayStation. Ойкава подмечает изменения, даже удивляется, но чересчур горд. Иссей не понимает, о чем тот, а первый лишь подмигивает. Скоро поймешь, говорит он. И со временем он понимает. Руки Такахиро такие же, как у Хаджиме, — нравятся, но хочется трогать именно их. Голос Такахиро похож на свой собственный, но хочется заткнуться, замолчать, слушать. Сырные бургеры на вкус обалденные, но есть профитроли вместе с Такахиро куда лучше, прикольнее. Матсукава, кажется, сошел с ума, а Ханамаки над ним лишь смеялся. — Ой, мать, Маццун, ты что, влюбился? И он уже знает ответ на заданный вопрос. Матсукава знал, что тот уже все понял лишь по одному виду опрашиваемого. И он снова соглашался со своими словами: Дьявол стоит перед ним и имя ему Ханамаки Такахиро. Он видел, как окровавленные по локти руки без какого-либо сожаления врезаются в его грудную клетку нелепыми касаниями, ломают кости совместным громким смехом, сжимают сердце. Бомба, что была макетом, внезапно взорвалась. Он чувствовал любовь, переплетая свои пальцы с чужими. А лицо у любви оказалось лицо Ханамаки Такахиро.