***
Вал Руайо был создан ошеломлять. Богатая лепнина на фасадах зданий, драматические позы скудно драпированных статуй, наряды прогуливающихся по улицам или сидящих в павильонах вельмож, звуки непонятно откуда льющейся музыки – всё было вызывающе чрезмерно. Вероятно, это должно было повергать всякого пришельца в благоговейный трепет перед богатством и могуществом империи, но для Стража эффект покуда ограничивался рябью в глазах. Другое дело Лелиана – подруга с головой бросалась в это буйство красок и звуков, чувствуя себя как рыба в воде, и, хоть они и прибыли сюда по делу, явно наслаждалась каждой минутой пребывания в столице. Узнав, что таинственный незнакомец, давший им наводку на покушение в Арлезане, представился графом де Буавер, Лелиана расхохоталась так, что несколько минут не могла прийти в себя. Когда она, наконец, вернула себе способность к членораздельной речи, то пояснила, что «граф де Буавер» с давних пор служит коллективным псевдонимом Maison de Repose, уважаемой гильдии наёмных убийц, орудующей в Орлее не первое столетие. Настоящих владельцев титула такая омонимия нисколько не радовала, но тружеников плаща и кинжала мало заботило их мнение – напротив, особым шиком считалось назначить очередному клиенту встречу в резиденции нынешнего графа. Последнего при этом полагалось привязать к кровати, упаковать в комод или, на худой конец, запереть в одёжном шкафу. Понять этот мебельный фетишизм Страж даже не пытался – судя по всему, это было что-то специфически-орлесианское. Их с подругой, впрочем, не удостоили приглашения от имени невезучего графа – а значит, устанавливать связь с почтенной душегубской гильдией оставалось по старинке, через посредников. Кроме того, Лелиана, твёрдо решившая докопаться до сути, не собиралась ограничиваться тем, что узнает от вежливых ассасинов, и вознамерилась подключить к делу свои прежние контакты в Орлее. И то, и другое делало следующую остановку на их пути очевидной: в солнечной империи все дороги вели в Вал Руайо. Столица встретила их многоголосым гомоном, режущей глаза пестротой и ни на мгновение не прекращающимися светскими раутами. Поначалу участвовать в них не приходилось – Лелиана просто входила в курс дела, выясняя, что происходит в городе – но Страж по опыту знал, что долго это не продлится. Опасения подтвердились вечером второго дня, когда подруга сообщила, что завтра им предстоит наведаться на свадебные торжества в резиденции некоего графа Дюпюи. Кто и на ком женился, Герой Ферелдена счастливо пропустил мимо ушей, благо причиной визита были вовсе не матримонии – на празднике должен был присутствовать один из прежних контактов Лелианы, знакомый ей ещё с недоброй памяти времён работы на Маржолайн. Страж, в душе ожидавший подобного поворота событий, принял его с философским спокойствием и начал морально готовиться. Усилия не прошли даром – видит Создатель, он мог бы даже быть в хорошем настроении! – но непрошеная весточка из Ферелдена спутала все карты, так что, шагая по двору резиденции Дюпюи, Герой Ферелдена пребывал в нехарактерно мрачном расположении духа. – Ваши приглашения? – прервал его размышления мощный грудной бас. Страж поднял глаза. Алую ковровую дорожку, устилавшую путь во внутренние покои дворца, преграждал прекрасный образчик орлесианского служилого сословия. Огромный детина из тех, что не во всякую дверь протиснутся, смотрел мимо новоприбывших пустым взглядом, сложив вместе ладони размером со сковородки. Одежда фамильных цветов Дюпюи и меч, оттягивающий многократно обёрнутый вокруг пояса кушак, выдавали в нём графского стражника – судя по золочёному парадному нагруднику, отнюдь не рядового. Шлем с пышным султаном подтверждал это впечатление, но, в отличие от панциря, явно выполнял не только декоративную функцию: с таким ростом басовитый здоровяк должен был собирать головой все притолоки дворца. – Приглашения? – уточнил Страж. – Именно так, – невозмутимо подтвердил офицер, глядя строго перед собой. Толстые губы растянулись в противоестественного вида дежурной улыбке, обнажая полный рот желтоватых зубов. Места для них хватало: формой и размерами челюсть стражника напоминала контрфорс Великого Собора. – Стало быть, – елейным тоном продолжил Страж, чувствуя, как накопившееся внутри раздражение начинает бурлить, – если я желаю сюда попасть, мне необходимо приглашение?.. – Именно так, – утвердительно наклонил голову офицер. – Велено пропускать только тех, кто есть в списке гостей. Вы не назвали ваши имена, и я не знаю вас… На заключительном слове он всё же перестал буравить пространство невидящим взором и взглянул сначала на Стража, а затем на Лелиану. На последней маленькие, глубоко посаженные глаза задержались заметно дольше необходимого. Намного дольше. – …в лицо, – закончил офицер, всё ещё не сводя остекленевшего взгляда с Лелианы. Страж почувствовал, что костяшки пальцев начинают свербеть. – То есть, – вкрадчиво поинтересовался он, шагая вперёд и перекрывая линию обзора, – если мне нужно сюда попасть, но у меня нет при себе приглашения, это значит, что я не смогу пройти? – Верно, – подтвердил собеседник, с лёгким запозданием сфокусировав взгляд на настырном госте. – Очень любопытно! – с неподдельным интересом отозвался Герой Ферелдена, делая ещё один шаг вперёд. Теперь он едва не упирался носом в парадный нагрудник, но вызывающе смотреть снизу вверх ему это не мешало. – Потому что мой взгляд на вещи подсказывает мне, что… – Мессир! – поспешно вмешалась Лелиана, возникнув рядом. Стражник всё так же медленно перевёл взор, и очаровательная гостья одарила его тёплой улыбкой. – Ваше служебное рвение делает вам честь, и теперь я знаю, что оно нисколько не преувеличено. Но разве пристало мужчине вашего положения и… – Лелиана с интересом оглядела широченные плечи и цокнула языком, – …и вашей стати отказывать в невинной просьбе скромной поэтессе из Арлезана? Я прибыла сюда, чтобы написать песню в честь сегодняшнего торжества – и должна сказать, что счастливый жених уже не кажется единственным мужчиной, заслуживающим упоминания… Бугай призадумался на несколько секунд – должно быть, дожидался ответа от спинного мозга – и, наконец, неторопливо посторонился, открывая дорогу во внутренние покои дворца. Пропустив подругу вперёд, Герой Ферелдена задержался, чтобы смерить здоровяка недобрым прощальным взглядом, но без толку – обладатель внушительной челюсти всё таким же остекленевшим взором провожал удаляющуюся рыжую шевелюру. – Всё бы тебе довести до драки, – насмешливо покачала головой Лелиана, когда они удалились на десяток-другой шагов и смешались с толпой гостей. – Зачем создавать проблемы на ровном месте, когда нескольких слов хватит, чтобы всё решить? Я польстила его самолюбию, описала его таким, каким он хочет себя видеть, и теперь из него хоть верёвки вей. Просто ему нужно было дать хорошую впечатляющую историю. – Ему нужно было дать хорошую впечатляющую затрещину, – угрюмо возразил Страж. – Ты неисправим, – со спокойствием давней привычки констатировала подруга. – Ладно, дай мне несколько минут – думаю, наш друг уже должен быть здесь. Прежде, чем он успел как-то отреагировать, Лелиана уже затерялись среди хаотично перемещающихся фигур, оставив Стража в не слишком гордом одиночестве. Пожав плечами, Герой Ферелдена отошёл подальше от центрального прохода, миновав несколько компаний активно общающихся гостей, и прислонился спиной к стене. Толку в поисках от него всё равно не будет, но вот прикрыть спину солидным куском тёсаного гранита – отнюдь не излишне на орлесианском приёме. – Впечатляющее появление, ничего не скажешь. Миловидная кареглазая барышня в платье странного покроя и ещё более странной цветовой гаммы – золотой с пурпурным не так часто сочетались даже в Вал Руайо – остановилась напротив Стража и исполнила изящный книксен. Оливковая кожа девицы и волнистые чёрные волосы намекали на нездешнее происхождение, а уж стрекочущий антиванский акцент и вовсе не оставлял в нём сомнений. Неясным оставалось другое: о каких таких впечатлениях она говорит, и что ей вообще потребовалось?! – Мартелл, – с улыбкой пояснила девушка, будто прочитав его мысли, и кивнула в сторону упрямого офицера стражи. – Я видела, как вы сюда прошли. Немногие могут похвастаться, что им удалось сдвинуть его с места. – Хм? – лаконично отозвался Страж. Хамить было ни к чему, но к разговорам душа и вовсе не лежала. – Ужасно целеустремлённый человек, этот Мартелл, – нимало не смущаясь, продолжала щебетать девица. – И ладно бы только в вопросах службы! Стоит ему глаз положить на барышню, так становится словно олень весной! – Хм, – принял к сведению Страж, вполоборота оглядывая незваную собеседницу. Несмотря на беззаботное чириканье, девица была явно не из придворных клуш. Лицо можно укрыть личиной, но вот тело не обманешь. Как правило, Стражу было достаточно посмотреть, как человек двигается, чтобы понять, чего от него ждать в драке, а энергичная антиванская жестикуляция давала достаточно материала для размышлений. Барышня умела за себя постоять, хотя и строго определённым образом. На дуэли или поле боя представить её было бы тяжеловато, но вот со спрятанным в корсете кинжалом – проще простого. Бард, должно быть – из тех, кто предпочитает мирные способы решения проблем, но может и запачкать руки. Этих он распознавал за лигу – уж надо бы, когда последний год ты путешествуешь с одной из них. – Что далеко ходить, – девица придвинулась некомфортно близко и перешла на полушёпот, – видели бы вы, с каким упорством он преследовал мадемуазель де Брезе несколько недель назад! Пришлось бросить его в пруд, чтобы охолонул – вчетвером, прошу заметить, иначе не выходило! А вы – совсем один, но с каким восхитительным спокойствием вы стояли перед ним, исполненный сознания своей правоты!.. Страж попробовал съехать в сторону по стене, но смуглянка, словно не замечая попыток увеличить дистанцию, последовала за ним, продолжая нашёптывать какие-то романтические банальности. Положительно, эта настойчивость начинала действовать на нервы. Приятно было увидеть такое красноречивое подтверждение собственной мужской стати, но риска попасть в дурацкое положение перед подругой это не стоило – и потом, Герой Ферелдена категорически не любил, когда ему дышат в ухо. Определённо, девицу надо было отшить – но при его-то знании придворного этикета с него станется устроить скандал на ровном месте. Что в такой ситуации положено говорить – «Прости, дорогая, но место смертельно опасной женщины в моей жизни уже занято»? – Э-э… – начал было Страж, вторично отодвигаясь от непреклонной антиванки и подыскивая достаточно деликатную формулировку. – А я смотрю, ты времени даром не теряешь! – послышалось со слепой стороны. Лелиана, как и всегда появившаяся совершенно бесшумно, с заинтересованным видом обозревала открывшуюся ей картину. – Эм, – красноречиво отреагировал Герой Ферелдена. Находчивый мастер острого словца – да, в этом он весь. – Раз так, самое меньшее, что я могу сделать – это представить вас друг другу, – улыбнулась Лелиана. – Прошу любить и жаловать: в недавнем прошлом посол Антивы в Орлее а ныне почётный гость семейства Дюпюи, леди Жозефина Шеретт Монтилье.***
Будуар, в который их привела запутанными дворцовыми коридорами Жозефина, не мог похвастать просторностью. После того, как дамы разместились на кровати, назвать которую двуспальной можно было разве что по казарменным стандартам, Герою Ферелдена, разумно решившему не испытывать своим весом изящный стул перед туалетным столиком, осталось только подпирать дверной косяк. Не отличалось помещение и уютом: пол и стены покрывали ковры багровых оттенков, и в таком антураже колеблющееся пламя пары свечных огрызков в настольном канделябре выглядело скорее зловеще, чем романтически. Впрочем, если комната и предназначалась для встреч, то вряд любовного свойства: тяжёлые ковры, поглощавшие всякий звук, определённо должны были защищать присутствующих от подслушивания. – Итак, – выдохнула Жозефина, порывисто взяв руки Лелианы в свои. – Cuore mio, я знаю, что ты здесь по своему делу и, не будь я Монтилье, обещаю разузнать всё, что тебе нужно, но сейчас мне самой нужна помощь! – Джози, – ласково улыбнулась Лелиана, глядя на собеседницу как на взбалмошную младшую сестру. Вопреки орлесианскому акценту, имя подруги она произносила с твёрдым ферелденским «дж» – совсем не похоже на округлое, гладко обкатанное «Маржолайн». – Ну разве я могу тебе отказать? – Отлично! – просияла Жозефина. – Ты, конечно, уже знаешь, на ком старший Дюпюи женит сегодня своего сына? – Розалия Понтедро? – Верно! Но чего ты не знаешь, так это под кого старик Понтедро подложил другую дочь! Лелиана внимательно прищурилась и прикусила губу. – Только не говори мне что… – Да! – всплеснула руками Жозефина. – Спеццаферо! – Что Розалия? – Как и раньше. – А Агнесса? – Венчает! – Вот же… – А я о чём! Герой Ферелдена шумно прочистил горло и дождался, когда беседующие подруги оглянутся на него. – А если для непосвящённых? – Ага! – торжествующе вскинула кулачок Жозефина. – Значит, он всё-таки умеет говорить! – У него бывают светлые моменты, – признала Лелиана. – Хотя обычно… – Кхм! – напомнил о себе Страж. Жозефина прыснула и прикрылась ладонью, и даже его подруга не удержалась от улыбки. – Ну ладно, – смилостивилась Лелиана. – Господин Спеццаферо – ривейнский пират. Сам он себя, правда, называет «адмиралом», но в тамошних водах это означает любого, у кого достаточно большая шляпа. Так или иначе, если ты на дурном счету у Спеццаферо, в залив Риальто лучше не соваться. А наша Джози трудится как пчёлка, чтобы восстановить состояние своей некогда влиятельной торговой фамилии, и проблемы с пиратами ей вовсе ни к чему. Трудность в том, что у неё уже есть проблемы с семейством Дюпюи, и если те нашепчут Понтедро, а последние пожалуются своим ривейнским знакомым… – подруга цокнула языком и покачала головой. Жозефина перевела недоверчивый взгляд с Лелианы на Стража. – То есть… это не было очевидно? – Нет, – с вызывающим видом развёл руками Страж. – Я как-то всё больше по сворачиванию челюстей. – И наконец, чтобы украсить свой план ещё и оскорблением, Дюпюи-старший пригласил Джози на свадьбу в качестве почётного гостя, – подытожила Лелиана. – А кто такая Агнесса? – Ах да, – подхватила подруга. – Преподобная мать Агнесса, настоятельница одного из окрестных монастырей и духовная мать невесты. Можно было бы на неё надавить, чтобы развалить помолвку, но Дюпюи, похоже, и к ней подход нашёл – она не только на всё дала добро, но и сама ведёт воспитанницу под венец. – Стоп, стоп! – вскинул ладони Страж. – «Воспитанницу»? Положим, я не разделяю твоего интереса к религии, но даже мне известно, что монашки замуж не выходят! – Ужасное упущение, – серьёзно кивнула Лелиана. – Но Розалия не монахиня, что ты. Просто воспитывалась в монастырском пансионате среди других благородных девиц. Жила себе припеваючи, но потом батюшка начал подыскивать ей партию, и тут на горизонте нарисовался старик Дюпюи со своим сыночком Франциском… Жозефина состроила недвусмысленно выразительную гримасу, и Лелиана адресовала ей понимающий кивок. – Я так понимаю, Франциск Дюпюи – не предел девичьих мечтаний? – осторожно уточнил Страж. – Представь себе северный конец свиньи, направляющейся на юг, и ты на правильном пути, – любезно пояснила подруга. – К тому же, будь он хоть писаным красавцем, интересы синьориты Понтедро лежат в… несколько ином направлении. – Эм-м? – неуверенно протянул Страж.. Лелиана наклонила голову, чуть выпятила губы и укоризненно воззрилась на недалёкого слушателя. – А, – с лёгким запозданием откликнулся Герой Ферелдена. – Ну да. Точно. Прости, никак не привыкну. Подруга усмехнулась уголком рта и снова повернулась к Жозефине. – Зная тебя, Джози, ты сложа руки не сидела. У нас ведь есть с чем работать? – Конечно, – живо подтвердила леди Монтилье. – Розалия, бедняжка, даже собиралась бежать, но я её убедила повременить – и терпение оправдалось! Несколько дней назад я нашла господина, который утверждает, что может расстроить помолвку несколькими словами. Но именно с этим и возникла одна трудность… Жозефина потупила взор, сложила руки на коленях и замерла с видом образцовой девы в беде. – У меня одного ощущение какой-то нездоровой цикличности? – подал голос Герой Ферелдена. – Куда бы мы ни прибыли, кому-то тут же требуется наша помощь. – А почему, по-твоему, я предложила отправиться в Орлей? – с весёлым прищуром отозвалась Лелиана. – Что о нём ни говори, здесь никогда не бывает скучно.***
– Такое ощущение, что мы оказались в дурной орлесианской пьесе, – поделился мыслями Страж. – Квалифицированное мнение? – откликнулась шагающая рядом Лелиана. – Выступил в одной пьесе, и ты теперь у нас специалист? – Нет, серьёзно, – продолжил гнуть своё Страж. – Если у этого типа есть сведения, что разом ставят крест на помолвке, почему он их просто не передал? Зачем из кожи вон лезть, чтобы он лично их огласил прямо на свадьбе – драматизма ради? Проблема, о которой поведала Жозефина, на первый взгляд и впрямь была не слишком серьёзна. Свидетель, что должен был выступить с эффектным возражением в положенный момент венчальной церемонии, задерживался, хотя должен был прибыть в Вал Руайо уже несколько часов назад. Жозефина уже отправила на поиски всех, кого могла, но результатов покуда не было, а час бракосочетания неумолимо приближался. Именно тут на сцену выходили они: принесение обетов надо было оттянуть поелику возможно, чтобы судьбоносный свидетель успел принять в действе полноценное участие. – Сразу видно, что ты не из Орлея, – улыбнулась Лелиана. – Тонкости Игры. Всем известно, что между Монтилье и Дюпюи давно пробежала чёрная кошка. Свидетельство Джози будет выглядеть вульгарно – как попытка насолить сопернику, а не постоять за правду. Если она хочет разобраться с проблемой раз и навсегда – не просто расстроить свадьбу, а уничтожить Дюпюи, унизить их на глазах у всей столицы и показать, что с ними нельзя иметь дело – надо, чтобы их опорочил кто-то, у кого есть свой личный счёт. И судя по тому, что её таинственный свидетель так стремится явиться собственной персоной, это именно тот случай. Как видишь, без нас не обойтись. Страж скептически хмыкнул и посторонился, пропуская идущую навстречу фигуру в бесформенной рясе и низко надвинутом капюшоне. – И потом, – продолжила Лелиана, – я уже страсть как давно не носила андрастианских облачений. Девушка может соскучиться по стилю, знаешь ли. – Ах вот оно что, – понимающе наклонил голову Страж. – А я-то всё думал, отчего моя набожная возлюбленная так загорелась идеей запереть преподобную мать в шкафу, стянуть её наряд и подменить её на венчальной церемонии. Как-то не в твоём характере, не находишь? – Думаю, мы оба согласимся, что настоятельница, торгующая своими воспитанницами ради политических услуг – не лучшее воплощение андрастианских добродетелей, – отмахнулась подруга. – К тому же, мы даже не знаем, будет ли там шкаф. – Двойные стандарты! – наигранно возмутился Герой Ферелдена. – Когда я в Лотеринге пригрозил поднять руку на Её Преподобие, ты это восприняла без восторга. – Я тебя первый день в жизни видела, – фыркнула Лелиана. – Откуда мне было знать, что ты шутишь. – Ну да, ну да, – поспешно кивнул Страж. То, что в тот день они были едва знакомы, имело свои преимущества – например, подруга по-прежнему не подозревала, что он и не думал шутить. – Кто б мог подумать, что год спустя наши дороги доведут нас до самого Вал Руайо, – с улыбкой продолжила подруга. – За себя поручусь, – вскинул ладони Страж. Лелиана смерила его внимательным взглядом, словно раздумывая, не добавить ли что-то ещё. Как и утром, в смеющихся голубых глазах угадывалось что-то кроме веселья – но слишком глубоко, чтобы разглядеть его в точности. Положительно, пора было менять тему. – Так… как именно мы собираемся это провернуть? – Не «мы», – покачала головой подруга. – Лучше будет, если я всё сделаю сама. – Как так? – опешил Страж. – А что? – невозмутимо приподняла бровь Лелиана. – Не всё тебе играть первые роли в дурных орлесианских пьесах. Мой выход. В словах подруги был резон, но Герой Ферелдена уже начинал уставать от своей вопиющей бесполезности в вопросах придворных интриг. – Мы собираемся вломиться в покои преподобной матери, – возразил он. – Вдвоём явно надёжнее. – Кто сказал «вломиться»? – усмехнулась подруга. – Всё будет цивилизованно и культурно. – То есть, тебя впустят за здорово живёшь? К одной из самых важных особ во всём этом дворце? – Меня не просто впустят, – подтвердила подруга. – Меня примут с распростёртыми объятиями. Но только меня одну. Видишь ли, интересы преподобной матери Агнессы тоже лежат в строго определённом направлении. Страж открыл было рот, готовясь привести очередной аргумент, но понял, что в свете новой информации его хватит максимум на набор привычно красноречивых междометий. – Честное слово, ты просто сам не свой, – продолжила Лелиана. – Тут дела-то на две минуты. Можно подумать, мы на полжизни расстаёмся. Эм. – И потом, не сказать чтоб у тебя не было собственной важной роли. Кто-то же должен стоять на страже? Крыть было нечем, и Страж склонил голову, признавая правоту подруги. – Вот и славно, – просияла Лелиана. – Тогда можешь отпустить мой локоть и перестать нюхать мои волосы, словно изголодавшийся любовник. Герой Ферелдена сконфуженно хмыкнул и поспешил последовать совету, приняв облик бесстрастного провожатого. Проблем с тем, чтобы подыграть Лелиане не было, но то, как он за неё цеплялся, сам того не осознавая, наводило на мысли. У входа в покои преподобной матери не было ни вооружённой стражи, на даже завалящего постового – очевидно, Агнесса не горела желанием афишировать свой досуг. Лелиана постучала, и несколько секунд спустя одна створка приоткрылась, явив взору стройную фигуру в новенькой андрастианской рясе. Капюшон одеяния был надвинут так низко, что разглядеть под ним можно было разве что самый кончик носа и правильно очерченные губы. – Я прибыла навестить Её Преподобие, – любезно сообщила Лелиана. – Мне неизвестно ни о каких аудиенциях, назначенных на это время, – неуверенно прозвучало из-под капюшона. – Поверьте, – отозвалась Лелиана, приподняв подбородок и чуть подавшись вперёд грудью, – то, с чем я прибыла к преподобной матери, заслуживает самого пристального внимания с её стороны. Фигура промолчала пару мгновений, будто окидывая нежданную гостью оценивающим взором, после чего усмехнулась и пробежалась по пунцовым губам кончиком языка. – Я сообщу Её Преподобию, – кивнула фигура. В доносящемся из-под капюшона голосе внезапно прорезалась лёгкая хрипотца. – Оставьте провожатого снаружи, и можете проходить. – Благодарю, – обворожительно улыбнулась Лелиана и, дождавшись, пока безликая привратница растворится в интимном полумраке просторных покоев, повернулась к своему спутнику. – Видишь? Как по маслу. Теперь покарауль снаружи пару минут, пока я ищу шкаф, и дело в шляпе. Вопросы есть? – Всего один, – кивнул Страж, недоверчивым взглядом проводив скрывшуюся в глубине помещение белую рясу. – В орлесианских монастырях что – все лесбиянки?! – Нет, что ты, – всё с той же чарующей улыбкой заверила его подруга. – Только женщины.***
– Две минуты! Я оставила тебя на две минуты! Голубые глаза пока ещё не метали молнии, но уже давали понять, что собеседнику пора объясниться. – Ну… по крайней мере, ты можешь быть уверена, что я не сидел сложа руки? – неубедительно улыбнулся Страж. – Скажи на милость! – всплеснула руками подруга. – Всё проходит без сучка, без задоринки, выхожу тебя позвать – и вот что я вижу! – Прекрасное зрелище, – пожал плечами Страж. – Лично мне – так просто бальзам на душу. У их ног распростёрлось внушительных габаритов тело. Из-под съехавшего на нос шлема не было видно лицо – только мощный подбородок – но украшенный нагрудник и богатый камзол геральдических цветов выдавали в бессознательной туше офицера дворцовой стражи. Лелиана приподняла краешек шлема, взглянула на лицо поверженного и кивнула, явно убедившись в том, что уже подозревала. – Восхитительно! – подытожила она. – Мало нам было проблем, которые могут возникнуть из-за Дюпюи и преподобной матери… Из массивного шифоньера в дальнем углу помещения донеслось нечленораздельное мычание. – …так теперь и этот лейтенант стражи, как его там… – Мартелл, – услужливо подсказал Страж. – Так ты с ним ещё и пообщаться успел! – всплеснула руками Лелиана. – Ну что за прелесть. «Добрый день, сударь, как ваше имя, мы тут затеяли сорвать свадьбу вашего сюзерена, так что выбью-ка я вам парочку зубов, чтобы вы точно на нас обратили внимание»?! – Нет, а что я, по-твоему, должен был делать?! – возмутился Страж. – Стою, никого не трогаю, и тут эта туша мне навстречу – глаза кровью налиты, и воздух носом тянет, что твоя ищейка. Я, говорит, ищу одну поэтессу из Арлезана, мне сказали, что она пошла в это крыло, вы её не видали?! Ну я и… Подруга негромко хмыкнула и взглянула на него с чуть большей благосклонностью. – Это, конечно, мило, – всё ещё не без скептицизма откликнулась она, – но тебе в голову не приходило, что он нас уже видел и знает в лицо? Придёт в себя, проморгается – и побежит всё рассказывать начальству! – «Рассказывать» – это вряд ли, – с извиняющимся видом развёл руками Страж. – Такое ощущение, что я ему немножечко сломал челюсть. В покоях воцарилась неловкая тишина. Лелиана приподняла бровь и медленно перевела недоверчивый взгляд со своего спутника на распростёртое тело и обратно. – Ты проломил эту челюсть? – с невольным уважением уточнила она. – У меня бывают светлые моменты, – скромно признал Герой Ферелдена. – Ну, ладно, – махнула рукой подруга. – Я всё могу понять. Но объясни мне одно: почему штаны?! Красноречивый жест не оставлял сомнений, о чьих именно штанах идёт речь. Бессознательное тело сохранило свой парадный гардероб выше пояса, но ниже могло похвастать лишь короткими белыми панталонами. Сами штаны, перехваченные несколькими тугими узлами, привязывали стянутые за спиной руки стражника к одному из столбцов необъятной двуспальной кровати. – А разве это не очевидно? – удивился Страж. – Надо же было чем-то его связать, пока не очухался. – Но почему именно штаны?! Почему… почему не пояс, в конце концов? Он же прочнее в разы! – И это я слышу от знатока орлесианской моды? – изумился Страж. – Ты этот пояс видела? Там полсотни оборотов, пока я его размотаю – этот тип уже в себя придёт. И потом, так он выглядит даже забавно. – Забавно? – протянула Лелиана, ещё раз осмотрев неподвижное тело. – Который раз убеждаюсь, что по части юмора планка у тебя не ахти. – Ты слишком строга, – возразил Герой Ферелдена. – Бьюсь об заклад, для кого-то стражник без штанов будет просто вершиной остроумия. Лелиана медленно покачала головой, не отводя взгляда от собеседника. Помимо обычного «поверить не могу, что он всерьёз» в голубых глазах явственно читалась надежда никогда не встречаться с остроумцами такого масштаба. – Ладно, – наконец выдохнула она и тряхнула рыжей головой. – Мы всё ещё должны позаботиться о свадьбе. – Точно так, – с готовностью признал Страж – Это значит, – Лелиана выразительно покосилась на аккуратно сложенное на скамье облачение, – что мне нужно подменить преподобную мать. – Всё верно, – подтвердил Страж. – Это значит, – с нажимом продолжила подруга, выделяя каждое слово, – что мне нужно переодеться. – Очень надеюсь, – кивнул Герой Ферелдена, ни на мгновение не сводя глаз с подруги. Уголки девичьих губ дрогнули, мало-помалу расползаясь в лукавой усмешке. Лелиана фыркнула одними ноздрями, будто разом выпустив накопившееся раздражение, изогнула рыжую бровь и, грациозно повернувшись на каблуках, нарочито медленно наклонилась к разложенному на скамье андрастианскому облачению. Герой Ферелдена тихо выдохнул, отступил на несколько шагов, вслепую нащупал засов и, убедившись, что входная дверь надёжно заперта, устремил на подругу сосредоточенный немигающий взор.***
– Ну? – негромко, но требовательно поинтересовалась Лелиана. – С тех пор, как я нарядилась, ты словно воды в рот набрал. Герой Ферелдена ещё раз оглядел ладную фигуру, укрытую бело-алым облачением иерарха андрастианской Церкви. – Во мне пробуждаются фантазии, о которых я даже не подозревал, – серьёзно сообщил он. – Кто бы сомневался, – закатила глаза подруга. – Ты, надо сказать, тоже неплохо смотришься. Страж с долей скептицизма взглянул на собственные одежды, разительно отличные от того, в чём он обычно появлялся на людях. Если он собирался сопровождать новоявленную преподобную мать на церемонии бракосочетания, выглядеть надо было соответственно – и теперь на нём красовалось одеяние тех же цветов, что и на подруге. По счастью, облачения, подчёркивающие фигуру – вроде тех, в которых теперь щеголяла Лелиана – носили только преподобная мать и те, в чьём направлении простирались её интересы. Прочим оставалось довольствоваться рясами куда менее изящного вида, скроенными с изрядным запасом – достаточно большим, чтобы сгодиться и на Героя Ферелдена. Капюшон, который можно было надвинуть на самый нос, тоже был очень кстати – для посторонних глаз Страж был бы ещё одним братом Церкви из тех, что занимаются хозяйственной рутиной в большинстве андрастианских приходов, пока женский пол готовится к рукоположению. Похоже, что образ и впрямь вышел убедительным – во всяком случае, когда к покоям Агнессы прибыл почётный эскорт, призванный сопроводить их на церемонию, безмолвный церковник в мешковатой рясе ни у кого не вызвал вопросов. Что до самой Лелианы, сомневаться в ней никому и в голову не приходило – подруга была в своей стихии. «Преподобная мать» вышагивала с величественной грацией и отдавала распоряжения не терпящим возражений тоном. Тот звучал ниже обычного и с лёгкой хрипотцой, явно подражая запертой в шкафу настоятельнице – у Лелианы всегда было ухо пересмешника, а то, что она могла вытворять со своим голосом, и вовсе не поддавалось описанию. С другой стороны, стражники были далеко не самой проницательной публикой из тех, кого требовалось одурачить… – И всё-таки, – пожевав губу, нарушил молчание Страж, – что если Дюпюи поймёт, что ты – не Агнесса? – Может, – негромко подтвердила подруга, на сей раз своим обычным голосом. Пока притворяться не было нужды – в боковом помещении, откуда преподобная мать должна была выступить с началом венчания, они были одни. – Но даже если он что-то заподозрит, то не станет же в разгар действия кидаться к алтарю и срывать капюшон с преподобной матери. Пока церемония длится, ему придётся подыгрывать, а к её окончанию, если всё пойдёт по плану, у него будут проблемы посерьёзней. – А если всё пойдёт не по плану, придётся воспользоваться предложением Жозефины, – понимающе кивнул Страж. Незадолго до того, как за «преподобной матерью» явился почётный эскорт, леди Монтилье успела заглянуть и передать последние новости. Драгоценного свидетеля до сих пор не нашли, так что затягивать церемонию надо было неограниченно долго. Поскольку каждая минута увеличивала вероятность провала, настоятельно требовался запасной вариант. Именно поэтому один из подручных Жозефины скрывался в зарослях живой изгороди под окном с несколькими осёдланными лошадьми. В случае неудачи оставался экстренный выход – надо было всего-то выбраться из битком набитого зала, пробиться через два этажа дворца, владельцу которого они только что нанесли смертельное оскорбление, и обогнуть здание кругом. Иначе говоря, всё как обычно. Доносящийся сбоку гул голосов начал понемногу стихать, а через несколько мгновений комнату наполнила неторопливая торжественная музыка. Забранное стенами с трёх сторон, от главного зала их помещение отгораживалось лишь рядом колонн – всё равно что трансепт андрастианского собора – так что звуки беспрепятственно проникали внутрь. Пора было переходить к делу. – Головой крути во все стороны, – напомнила подруга, придирчиво осмотрев свой наряд и повернувшись к проходу между колоннами. – Пока я буду соловьём разливаться, должен же кто-то позаботиться о моём тыле. – Я для этого живу, – с могильной серьёзностью заверил её Герой Ферелдена, подхватив шлейф парадного облачения и не сводя глаз с точки, в которой тот начинался. – Какая рыцарственность! – откликнулась Лелиана, обернувшись через плечо. В голосе звучала насмешка, но пляшущие в голубых глазах искры не оставляли сомнений в том, насколько она наслаждалась происходящим. – Что ж, дурная орлесианская пьеса вступает в свой последний акт. Мой выход.***
Если час назад гости ещё не спешили подниматься в главный зал, предпочитая оставаться на первом этаже, то теперь в помещении было не продохнуть. Очевидно, матримонии семейства Дюпюи интересовали многих – толпа теснилась по обе стороны от центрального прохода, и ковровая дорожка посередине оставалась свободной лишь благодаря двойной цепи дворцовых стражников. Оставалось только удивляться, почему никто не пытается вскарабкаться по высоким резным колоннам ради лучшего обзора. Им с Лелианой, по счастью, толчея не грозила – на возвышенную площадку в дальнем конце зала можно было попасть только из бокового помещения или по проходу, тщательно оберегаемому стражей. Здесь колоннады, обрамляющие зал с обеих сторон, размыкались, чтобы не заслонять главный источник света – высокий оконный проём, забранный ярким витражом. Косые лучи вечернего солнца, окрашенные цветным стеклом, падали на алтарь и дальше в зал, превращая и без того пёстро разодетое сборище в сущий калейдоскоп. Невеста в белом подвенечном платье естественным образом выделялась среди этого буйства красок – на ней глаза могли хоть немного отдохнуть. Сказать того же о женихе было нельзя – наряд новобрачного щеголял яркими фамильными цветами и почти непристойным количеством золотого шитья, а смотреть на его лицо было и вовсе небезопасно для душевного здоровья. На месте свиней, направляющихся на юг, Страж обязательно послал бы к Лелиане депутацию, призванную опротестовать порочащие их честь сравнения. Некрасивый остролицый тип, носящий одни цвета с женихом, и дородный мужчина с закрученными усами – очевидно, Дюпюи-старший и синьор Понтедро – переминались с ноги на ногу у первой ступени, ведущей к алтарю. Судя по нетерпеливым физиономиям, отцы были бы не прочь забраться и повыше, чтобы стоять за спиной у детей и за них отвечать на все положенные вопросы. Венчание, однако же, оставалось таинством, в котором участвуют только трое – жених, невеста и Создатель – а значит, всем кроме молодых и представителей Церкви полагалось держаться от алтаря на почтительном расстоянии. Им с Лелианой это было только на руку – чем дальше от них отец жениха, тем меньше шансов, что он подметит какие-то странности в голосе преподобной матери. Жених и невеста одновременно сделали последний шаг и остановились перед алтарём. Розалия была бледнее смерти – в упрямо сжатых губах не было ни кровинки, а смуглая антиванская кожа казалась мертвенно-серой даже в тёплых лучах закатного солнца. Рожа Дюпюи-младшего, напротив, не выражала никаких поддающихся опознанию чувств – Страж вообще сомневался, что к ней были применимы представления о человеческой мимике. – Сегодня, дети мои, – размеренно начала Лелиана, – вы вошли под эти своды, рука об руку, дабы принести обеты, что объединят вас пред лицом Создателя отныне и до конца времён… Страж напрягся, поочерёдно всматриваясь в лица молодых и замерших поодаль родителей. Момент истины – сейчас выяснится, услышит ли кто-то в голосе Её Преподобия фальшивые нотки. Именно от этого зависит, как будут разворачиваться события, и к чему надо готовиться… – …ибо молвила Андрасте: «Всё, что сотворил Создатель, держит он в руце своей – для него оно бесценно и любимо…» Лицо Дюпюи-старшего сохраняло прежнее выражение – на вкус отца жениха в голосе преподобной матери явно не было странностей. Иначе отреагировала невеста: Розалия нахмурилась и, подняв глаза, недоверчиво взглянула на Лелиану. Та продолжала ворковать, не обращая ни малейшего внимания на сомнения монастырской воспитанницы – и то сказать, не до потаённых сигналов, когда на тебя смотрят несколько сотен человек – но вот скромный брат Церкви, поддерживающий шлейф белоснежного одеяния, был счастливо избавлен от всеобщего внимания. Когда растерянный девичий взгляд перекочевал на него, Герой Ферелдена едва заметно улыбнулся уголками губ и медленно наклонил голову. Ещё мгновение на лице невесты отражалось непонимание – а потом плотно сжатые губы выпустили неслышный вздох, а в тёмных глазах начало разгораться что-то напоминающее надежду. – …и в мудрости своей Он не наделил бы нас способностью к любви – этому дивному чувству, возвышенному и прекрасному, благородному и самоотверженному, воспеваемому менестрелями и воспламеняющему рыцарские сердца, с равной силой горящему в мыслях тех, кто едва вступает в жизнь, тех, кто уже вкусил её плодов, и тех, кто уже готовится навек препоручить свою душу Создателю – если бы не желал, чтобы его чада находили тех, с кем пожелают провести свой век… Страж продолжал обшаривать взглядом обширный зал, стараясь не упустить из виду ничего. Разумеется, препорученный ему тыл Лелианы давал сто очков вперёд любому другому зрелищу в помещении, но кроме него приходилось следить ещё и за обстановкой. Пока никаких принципиальных изменений в ней не назревало – а значит, оставалось уповать на красноречие подруги. – … пусть не всякая любовь священна и искупительна – ибо завещала Пророчица: «Грешники те, кто дарит свою любовь ложным богам»… Жозефина нашла себе местечко у самых входных дверей – там, где её было лучше видно, а при необходимости сохранялась возможность выскользнуть из зала. Встретившись взглядом со Стражем, она развела руками и покачала головой. Прибытие долгожданного свидетеля всё ещё откладывалось. – …и пусть любовь мирская может занимать лишь второе место после любви священной – ибо, как есть один лишь мир, одна жизнь, одна смерть, так есть один лишь бог, и Он – наш Создатель – но нет мирской любви чище и прекраснее той, что скрепляется обетами пред лицом святой Андрастианской Церкви… Синьор Понтедро озадаченно покосился на стоящего рядом мессира Дюпюи. Последнему оставалось только пожать плечами. Неожиданное многословие преподобной матери определённо застало врасплох и его, но пытаться прервать духовное лицо, напропалую цитирующее священное писание в разгар таинства было совершенно немыслимо. – …и не может быть сомнений в том, что юные души, сочетающиеся священным союзом ныне, несут в сердцах то самое возвышенное чувство, что наполняет радостью сердце Создателя – то чувство, о котором нельзя сказать лучше, чем бессмертными строками повести о Лангвисане и Гласьен… Герой Ферелден не без труда удержался от смешка. Рано или поздно у Лелианы должны были закончиться отрывки из Песни Света, в которых есть слово «любовь» – но замену подруга подобрала что надо. По-своему выбор был даже очевиден – как ни крути, самый известный орлесианский романс – но помимо воспевания куртуазной любви классический текст также славился скрупулёзностью автора, явно поставившего себе задачу поголовно перечислить несколько поколений имперской аристократии. – Был Этьен Луи де Кардевак, отпрыск гордого рода, основанного Гуго Храбрым, что бился одесную Кордилия Дракона в битве при Камберлэнде, – звонко начала Лелиана. – Он доводился внучатым племянником Габриэлю дю Морнье, что покрыл себя славой во время Священного похода в Долы и породил троих сыновей, Рожера, Робера и Райнера, последний из которых получил фьеф на Гизленских полях, придя туда вместе с воинством Эдгара, первого герцога де Гизлен – но о нём ничего не говорится в этой повести… Синьор Понтедро принялся нервно подкручивать кончики усов, уже без утайки посылая недовольные взгляды отцу жениха. Последний по-прежнему выглядел растерянно – должно быть, пытался взять в толк, с чего это Её Преподобие вдруг начала ставить ему палки в колёса. Лелиана продолжала вдохновенно излагать историю вечной любви, перемежающуюся подробными генеалогическими справками, но бесконечно продолжаться это не могло – рано или поздно у кого-то иссякнет терпение или, и того хуже, кто-то преодолеет запертую дверь в покои настоящей преподобной матери и явится на церемонию в её компании. Словно в ответ на его мысли в узкую щель между неприкрытыми створками входных дверей протиснулся неприметно одетый мужчина. Страж напрягся, но новоприбывший не собирался нарушать ход бракосочетания. Вместо этого он немедля направился к Жозефине и прошептал что-то ей на ухо. Леди Монтилье коротко кивнула и последовала за посланцем наружу. – …и тогда таинственный рыцарь сбросил шлем, явив миру лик столь прекрасный и благородный, что ни одно девичье сердце не смогло бы устоять перед ним, и молвил: «Будь по-вашему! Имя мне – Лангвисан де Куртэне, сын Бернара де Куртенэ и Алюэтт де Бруссак, дочери Раймона де Бруссак, троюродный брат которого…» Жозефина проскользнула обратно в зал, не закрыв за собой двери, и поспешно последовала на своё прежнее место. Её походка изменилась – девица как будто сбросила с плеч тяжкий груз. Взглянув в направлении алтаря, леди Монтилье улыбнулась и решительно кивнула. – …и в этот миг любовь Лангвисана и Гласьен пылала как никогда ярко – но не ярче, чем любовь двух юных душ, что ныне сочетаются священными узами брака! – поспешно закруглилась Лелиана. – Сегодня эти души навек соединяются воедино перед Создателем и людьми… Сквозь неплотно прикрытые входные двери шагнула рослая фигура в дорожной одежде и сапогах для верховой езды. – …и потому если кому-то ведома причина, по которой эти двое не могут быть вместе – пусть молвит сейчас или молчит вовеки! – возвысила голос Лелиана. Незнакомец начал было воздевать руку в драматическом жесте, но разомкнуть уста ему так и не пришлось. Из-за пределов зала донёсся звук, напоминающий мычание рассвирепевшего быка – а потом тяжёлые двери распахнулись настежь, словно выбитые тараном. Приезжего, неосторожно остановившегося слишком близко, приложило одной из створок прежде, чем он успел издать хоть один звук, и снесло вбок словно тряпичную куклу – а в дверном проёме возникло огромное нечто в высоком шлеме, парадном нагруднике, цветном камзоле и коротких белых панталонах, обтягивающих могучие ляжки. В зале воцарилась гробовая тишина. Новое действующее лицо она, однако же, нимало не смутила – единственным, что интересовало беспорточного исполина, была стоящая за алтарём фигура в андрастианском облачении. Придерживая челюсть левой рукой, нарушитель спокойствия промычал что-то нечленораздельное, простёр правую то ли в обличительном, то ли в вожделеющем жесте и кинулся вперёд по ковровой дорожке, набирая ход, словно орзаммарский бронто или тевинтерский драколиск. – Мой выход? – деликатно осведомился Герой Ферелдена, наклонившись к уху подруги. – Определённо твой выход, – признала Лелиана, исподлобья глядя на стремительно несущуюся на них тушу. Исступлённое мычание приближалось. Страж ухмыльнулся, чувствуя, как костяшки пальцев снова начинают свербеть, выпустил из рук шлейф и, наклонив голову, двинулся навстречу невнятно ревущему Мартеллу. Пытаться остановить такую тушу было заведомо провальной идеей – с той скоростью, что она успела набрать, его бы снесло не хуже невезучего свидетеля Жозефины. К счастью, скорость и масса были не только преимуществом, но и недостатком – а встречи с ограми, сильванами и драконами кого угодно научат использовать вес противника против него самого. Мартелл, нацеленный исключительно на Лелиану, отмахнулся от него огромной ручищей – Создатель милостивый, как оглоблей машет! – так что поднырнуть под удар не составило труда. Остальное было делом техники – прильнуть к полу, сгруппироваться и всем своим телом врезаться в опорную ногу, на которую в этот момент приходился весь немалый вес устремившегося вперёд стражника… Надо было отдать Мартеллу должное – даже в нынешнем своём не лучшем состоянии он попытался перекатиться и снова встать на ноги. Однако правая рука ещё продолжала неудавшийся удар, а левая удерживала на месте пострадавшую челюсть, так что найти третью точку опоры было затруднительно. Изящного кувырка не получилось – лейтенант кубарем покатился вперёд, враз преодолел несколько покатых ступенек – родители и молодые порскнули в стороны, пропуская тяжеловесную тушу – и с гулким звоном шлема о камень врезался лбом в массивный алтарь. Герой Ферелдена деловито поднялся на ноги, отряхнул рясу, надвинул поглубже сбившийся было капюшон, и поспешил к поверженному противнику. Пока что тот не шевелился, но в покоях Агнессы его тоже оставляли неподвижным, так что рисковать Страж не собирался. К счастью, обрамлявшие зал колонны заканчивались лишь у самого витража, и до ближайшей из них тяжеловесную тушу было достаточно перекатить всего несколько раз. Сдёрнув несколько оборотов кушака с необъятного тулова, Страж потянулся к рукам Мартелла, торопясь наладить хотя бы простейший узел вокруг могучих запястий, чтобы потом надёжно привязать обездвиженную тушу к каменному столпу. Здоровенный локоть врезался ему в рёбра как противовес осадной машины, отбросив в сторону и заставав проскользить по полу ещё пару шагов. Даже не глядя на Стража, лейтенант начал медленно подниматься на ноги. Встреча с алтарём даром не прошла – неловким движениям Мартелла недоставало уверенности, словно он не лучшим образом ориентировался в пространстве – но либо шлем, либо природная твердолобость защитили его от самого худшего. Не без труда приняв вертикальное положение и слегка пошатываясь, джаггернаут местного разлива вновь простёр длань вперёд и сделал шаг в направлении Лелианы. Свободный конец пояса волочился за ним словно шлейф церемониального облачения преподобной матери. Не тратя времени на попытки встать, Страж бросился вслед за противником прямо из лежачего положения, сгрёб конец кушака, в несколько рывков выбрал его свободную длину и дёрнул на себя. Уже в процессе он понял, что это был жест отчаяния – при такой разнице в массе попытки остановить громилу грубой силой были обречены на провал. Уронить того обратно на пол и то не удалось – рывка хватило лишь на то, чтобы Мартелла развернуло вполоборота, спиной к залу и лицом к витражу… Положа руку на сердце, это была не лучшая его идея – но если бы он претворял в жизнь только те идеи, что казались здравыми, то вошёл бы в историю не как Герой Ферелдена, а как Ещё Один Парень, Которого Сержант Кайлон Соскребал с Мостовой Денерима. Стиснув конец пояса в кулаке, Страж перекатился к краю витража, перекинул широкую полосу ткани за колонну и принялся спешно налаживать узел. Свободной длины хватило в обрез. Шатающемуся лейтенанту оставалось всего ничего до алтаря, когда распутанная часть пояса туго натянулась, заставив гиганта пошатнуться из-за неожиданного сопротивления. Конечно, импровизированная привязь не удержала бы эту тушу на месте – даже если не брать в расчёт бычью силу и такое же упрямство, идея выпутаться из оставшейся части кушака уместилась бы и в мозгу Мартелла. Однако Герой Ферелдена и не намеревался останавливать противника – скорее наоборот, ему требовалось придать ускорение… – Те, кто наносит вред беспричинный самому малому из Его детей, прокляты Создателем и ненавистны Ему, – назидательно сообщила Лелиана, глядя на нависшего над ней исполина. Чья-то ладонь ненавязчиво похлопала лейтенанта по наплечнику парадного доспеха. Тот отмахнулся, вложив в движение разворот всего корпуса – удар из тех, что способны пробить палубу корабля, но и промахнуться могут даже по ней – и, ведомый инерцией, развернулся навстречу супостату. Страж широко ухмыльнулся, снизу вверх глядя в налитые кровью поросячьи глазки, и смакуя каждую долю мгновения, впечатал в обширный подбородок невыносимо свербящие костяшки кулака. Мартелл взвыл, схватившись за дважды пострадавшую челюсть обеими руками, и попятился назад. Пожалуй, он мог и устоять на ногах, если бы чья-то изящная туфля не вынырнула из-под подола церемониального андрастианского облачения чтобы удачно подвернуться под опорную ногу. Бугай замахал руками как ветряная мельница, отчаянно пытаясь удержать равновесие, и врезался спиной в цветное стекло витража. Привязанный к колонне кушак был страховкой на случай, если противник успеет его схватить и попробует утащить за собой – Стражу отнюдь не улыбалось падать со второго этажа в медвежьих объятиях лейтенанта без возможности за что-нибудь уцепиться – но и для самого Мартелла это обстоятельство оказалось неожиданно благотворным. Подскочив к зияющей пробоине, Страж ещё успел увидеть, как офицера закрутило что твоё веретено, высвобождая из многочисленных оборотов. Нельзя было позавидовать головокружению, которое ожидало эту тушу по приземлении, но разматывающийся кушак погасил скорость падения, избавив чрезмерно настырного стражника от более плачевных последствий. – Безжалостно были низвергнуты, ибо не смеет порочный быть во плоти в царстве грёз, – невозмутимо резюмировала Лелиана, оборачиваясь к обескураженным зрителям. А вот это правильно – завладеть вниманием присутствующих, пока они ещё не оправились от шока, и заодно напомнить, что здесь происходи венчание. В глазах старшего Дюпюи уже читалась неприкрытая враждебность, так что единственным, что обеспечивало их с подругой неприкосновенность, оставалось её мнимое положение как духовного лица, отправляющего таинство. Как ни крути, венчание надо было продолжать – при всех своих достоинствах, Страж был отнюдь не уверен, что ему удастся выбросить в окно всю дворцовую стражу Дюпюи. – Подойдите, дети мои, – продолжила Лелиана мягким, но не терпящим возражений тоном. Розалия и Франциск нервно оглянулись на родителей и вернулись на свои места у алтаря. – Итак, если кому-то ведома причина, по которой эти двое не могут быть вместе – пусть молвит сейчас или молчит вовеки! Коленопреклонённая Жозефина, хлопочущая над невезучим господином в дорожной одежде, подняла голову и беспомощно развела руками. Не было ни единого способа предсказать, когда драгоценный свидетель очнётся и будет в состоянии сказать своё весомое слово – а затягивать ритуал, когда уже перешли к обетам, было невозможно. – Согласен ли ты, Франциск Дюпюи, взять Розалию Понтедро в жёны перед Создателем и людьми, чтобы быть с нею в дурные времена и добрые, в болезни и здравии, любить и чтить её до конца своих дней? – Согласен, – отозвался жених на удивление человеческим голосом. – Согласна ли ты, Розалия Понтедро, – голос Лелианы звучал немного глухо, – взять Франциска Дюпюи в мужья перед Создателем и людьми, чтобы быть с ним в дурные времена и добрые, в болезни и здравии, любить и чтить его до конца своих дней? Розалия оглянулась на отца, на замерший в ожидании зал, мельком скользнула взглядом по стоящем рядом жениху, внимательно всмотрелась в тень под белоснежным капюшоном преподобной матери и глубоко вдохнула. – Нет, не согласна, – звонко сообщила она. – Розалия! – потрясённо выдохнул раздувшийся как кузнечный мех синьор Понтедро. – Да как ты… – Простите, батюшка, – развела руками невеста, поворачиваясь лицом к родителю и шаг за шагом отступая к витражу, – но мой Лангвисан являет миру лик столь прекрасный и благородный, что для моего девичьего сердца это явный перебор. Зал в один голос ахнул, когда девичьи руки с неожиданной силой оборвали подол подвенечного платья. К счастью для синьора Понтедро, который и так выглядел, будто его вот-вот хватит удар, конфуза не случилось – под белыми кружевами обнаружились штаны для верховой езды. Несостоявшаяся мадам Дюпюи летящей походкой приблизилась к проделанному в витраже отверстию, ухватилась за всё ещё свисающий вниз кушак, наградила присутствующих ослепительной белозубой улыбкой, особенно ярко сверкавшей на фоне разрумянившегося смуглого лица – и исчезла за окном. – И та, что видит радость в законе и творениях Создателя, познает мир благоденствия Его, – подытожила Лелиана, размеренно цитируя первый псалом Преображений и ненавязчиво подталкивая спутника к колоннам, за которыми скрывалось боковое помещение. – Свет поведёт её по путям этого мира в другой, и не будет она ведать страха, ибо Создатель станет её маяком и щитом, мечом и опорой…***
– Кто бы мог подумать! – проронила Лелиана, с лёгкой улыбкой наблюдая за разворачивающимся перед ней зрелищем. – Стыд-то какой, мессир Дюпюи! В нескольких десятках шагов перед ней господин в дорожной одежде и запылённых сапогах пылко тараторил по-орлесиански, нависая над насупленным Дюпюи-старшим. Встреча с дверной створкой не прошла для гостя даром, и на ногах он держался не очень уверенно, но даже при этом не оставлял попыток энергично размахивать руками. Дюпюи сжимал кулаки и исподлобья глядел на обвинителя, но отвечать не торопился. – А если для непосвящённых? – негромко поинтересовался Страж, для которого происходящее оставалось чистой воды пантомимой. – Ах да, – спохватилась подруга. – Видишь ли, Франциск уже был женат – по молодости лет влюбился без памяти и обвенчался в первой попавшейся часовне. Не спрашивай меня, что у бедняжки было с глазами. Скандал был тот ещё, но всё поутихло, когда год спустя супруга скончалась после тяжкой душевной болезни. Очень удобно для Дюпюи-старшего – не коротать же сыну весь век с мелкопоместной дворянкой! Но вот брат несчастной не очень-то поверил версии зятя и свекра, решил разобраться в деле сам – и, представь себе, миледи Дюпюи содержится взаперти в захолустном поместье под охраной полудюжины головорезов, чтобы остепенившийся, но не охладевший Франциск мог навещать её без ущерба для матримониальных перспектив. Страж присвистнул. – Вот-вот, – подтвердила Лелиана. – Даже если б венчание состоялось, в глазах Церкви оно не значило бы ничего. Любовницы – это одно, но двоежёнство не одобряют даже в Орлее. – То есть, это всё-таки был успех? – уточнил Страж, покосившись на подругу. Надо признать, обозревать Лелиану без надвинутого на глаза капюшона было неизмеримо приятнее. Церковные облачения они сбросили в первом же укромном углу, подвернувшемся в ходе их поспешного отступления, и теперь были в той же одежде, в которой прибыли на торжество. В таком виде ничто не мешало вернуться в главный зал через вход, положенный для гостей, и оценить плоды своих трудов – благо, те, кто мог бы их опознать, находились либо в шкафу, либо не в состоянии членораздельно выражаться. – Ну да, – признала Лелиана. – От такого Дюпюи нескоро отмоется – если вообще. Жаль только, что с Розалией так получилось, но и это, пожалуй, к лучшему. Ты же видел – мигом оценила обстановку, несколькими словами перевернула всё с ног на голову, и не струсила, не замешкалась! Девице таких способностей грех сидеть и дожидаться, пока её выдадут за очередного Франциска. Ей надо себя попробовать в Игре, и тут Джози поможет лучше многих. Так что да, определённо можно считать, что это успех. – А кроме того, – продолжил Страж, подхватив подругу под локоть и двинувшись к выходу, – теперь я знаю ответ на сакраментальный вопрос Огрена. – Только ему самому так и придётся оставаться в неведении, – усмехнулась Лелиана. – Не то чтобы ты собирался в Ферелден. Страж встал как вкопанный, повернулся к подруге и неуютно пробежался ладонью по затылку. – Э-э, да. Насчёт этого. Голубые глаза смотрели на него с вниманием, интересом, и ещё чем-то, что он не мог различить так сразу. – Я… – Страж шумно втянул воздух ноздрями, выдохнул и взглянул подруге прямо в глаза. – Я получил письмо. Из Ферелдена. Какие-то проблемы в Амарантине, порождения никак не утихомирятся. Подруга продолжала смотреть на него всё тем же непроницаемым взором. – Я понимаю, мы не так всё планировали… Честное слово, рад был бы ещё задержаться в Орлее или где угодно, но… – Он развёл руками и неубедительно улыбнулся, словно пытаясь шуткой сгладить неприятное известие. – Долг зовёт. Уголки девичьего рта предательски дрогнули, поползли в стороны – сначала медленно, потом всё быстрей и быстрей – и, наконец, Лелиана запрокинула голову и звонко расхохоталась. – Подумать только: я ещё сомневалась, что у Создателя есть чувство юмора, – сообщила она, вытирая невольные слёзы. Тонкие пальцы извлекли из кармана небрежно сложенный лист бумаги со сломанной печатью. На красном сургуче чётко отпечаталось солнце с волнистыми лучами. – Великий клирик, – пояснила подруга. – Она хочет меня видеть и просит прибыть как можно скорее. – То есть… – Страж запнулся и потряс головой. – То есть, нам в любом случае пришлось бы прервать наше путешествие? – Ага, – безмятежно откликнулась Лелиана. – То есть… ты просто стояла и смотрела, как я… как я тут виновато распинаюсь, хотя сама знала… – Отнюдь! – вскинула палец подруга. – Я не просто стояла и смотрела, а вырвала у тебя признание, что в будущем ты не прочь провести побольше времени в Орлее. Теперь не отвертишься. – Ты страшная женщина, – покачал головой Страж, исподлобья глядя на подругу. – Ты даже не представляешь, насколько, – подтвердила Лелиана, чмокнув его в щёку и снова увлекая за собой к дверям. – Но ты мне напишешь. Это не обсуждается. – Уже поздно сделать вид, что я не умею? – благодушно поинтересовался Страж. – Поздно! – утвердительно тряхнула головой Лелиана. – Я же знаю, что ты ведёшь дневник. – Кстати об этом!.. – встрепенулся Страж, обхватывая подругу за талию и плотнее прижимая к себе. – Я только что вспомнил: сегодня особенный день, и мне нужно сделать очень важную запись... – Правда? – заинтересованно отозвалась Лелиана. – А можно мне на это посмотреть? Я могу давать советы… – Ну да, ну да. «Дорогой дневник…». Распахнутые двери приближались с каждым шагом, и Страж, не сбавляя хода, зарылся носом в рыжие волосы, вдыхая едва уловимый сладкий запах. Что бы ни ожидало в Амарантине, некоторые вещи всегда останутся с ним. И он обязательно ей напишет. Полчища гарлоков и генлоков, бронированные огры, да хоть ещё один Архидемон – но, видит Создатель, он ей напишет. Пусть даже это будет всего несколько слов – ведь иногда это всё, что требуется.