a story to tell

Джону снятся странные сны. Слишком яркие, образные, живые. Настолько живые, что, порой, проснувшись посреди ночи, он не может понять, где находится, и даже - кто он. Джон смотрит на себя в зеркало - в ванной темно - и вместо своего лица он видит череп с пустыми глазницами, из которых медленно вытекает что-то белое, склизкое, густое. Он почти перестает спать - урывками, по полчаса, ставя будильники: вибрация, громкий звук, несколько повторов. Как-то раз он проспал восемнадцать часов подряд только потому, что сны не отпускали его, заставляли смотреть историю за историей, жизнь за жизнью. В тот раз его разбудил звонок обеспокоенного Мартина, шестой по счету, и Джон не хочет думать о том, что произошло бы, будь его телефон на беззвучном режиме. В зеркало он тоже старается смотреть пореже. Он пытается побриться вслепую, и только оставляет на щеках несколько неприятных порезов. В конце концов, Джон решает, что небольшая щетина - не самое страшное, что может произойти, и уж точно лучше, чем наблюдать собственные глаза, то вытекающие из глазниц, то появляющиеся на лбу или скулах, прорезая кожу. Мартин смотрит на него с тревогой и пытается узнать, что происходит, расспрашивает, всем своим видом выражая беспокойство. Поначалу это раздражает - он и себе-то не может объяснить, что с ним твориться, а тем более - кому-то другому. Но в один из вечеров, когда Джон никак не может проснуться от вязкого, обволакивающего как липкая паутина кошмара, Мартин снова будит его, трясет за плечо, присаживаясь рядом. Джон смотрит на него, все еще не до конца осознавая реальность, фокусирует взгляд на рыжих волосах и веснушках, на подрагивающих ресницах и обветренных губах. И возвращается. Джон ловит Мартина за руку, чувствует теплую - живую, настоящую - кожу под пальцами, и запоминает это ощущение, отпечатывает его в памяти, до мельчайших деталей. Что-то внутри него знает, что это - тот самый якорь, который поможет ему не уйти из реальности окончательно. - Спасибо. У него такой хриплый голос, что даже для него самого звучит странно, и Мартин смотрит на него удивленно и напряженно, а потом выдавливает из себя улыбку. - Не за что. На этом диване лучше не спать - потом не разогнешься. Джон кивает и выпускает ладонь Мартина из пальцев. Он все еще не может спать полноценно, ставит несколько будильников и не смотрит в зеркало по ночам. Все еще чувствует в себе, глубоко внутри, нечто чужое, растущее и заполняющее его целиком - он бы пошутил про Чужих, но ему совсем не смешно. Ему страшно - до трясущихся рук, до путающихся мыслей и растущей паранойи. Но теперь у него есть тот, кто возвращает его к самому себе раз за разом, даже не подозревая о этом, одним своим существованием и прикосновением теплой ладони. Когда-нибудь этого станет недостаточно - Джон знает это наверняка - и ему хочется, чтобы все закончилось раньше, чем это “когда-нибудь” наступит.