Восемь

— Послушай, Тецу, — отец присел рядом с десятилетним сыном. — Мы живем в удивительном мире, где у каждого есть человек, который будет верным плечом и поддержкой, — он взял Сендагая за ручку, показывая на цифру, что была на запястье. — Вот видишь, здесь семерка, значит, у этого человека будет единица, чтобы в сумме вы образовали восьмерку, как знак бесконечной преданности друг другу. Если ты предашь его или обманешь, то цифра будет жечь тебя в наказание. — Ух ты, а как я пойму, что это он? — Тецу с трепетом слушал отца, но и хотел знать все, что мог, о будущем друге. — Она будет легко покалывать, милый. — А когда я его встречу? — Тецу смотрел на отца большими глазами, в ожидании ответа. — Не знаю, но это будет явно удивительный человек. *** Это был не человек. Вампир. Кто бы мог подумать. Тецу нес его на плече, пока тот улыбался, о чем-то рассказывал, махая руками, а Сендагая слушал. — Я хочу мороженое! — Хью легко дернул парня за волосы, привлекая внимание. — Вишневое? За этот год Тецу успел выучить все вкусы Гордыни, получая удовольствие от вида яркой улыбки и смеха. — Вишневое! — Хью соскочил, приземляясь прямо перед ним. — Ты купишь? — Конечно. Тецу потрепал бы вампира по голове, но тогда бы пришлось снимать этот огромный цилиндр, который Хью носил, конечно, не ради того, чтобы компенсировать свой рост, как вы могли подумать об этом? — А вечером пойдем на фестиваль! — Ага. *** — Он сказал… — Тецу смотрел перед собой, не глядя на гостей, — что это имя идеально… Почему? Сендагая перевел взгляд на руку. Там все еще была семерка. На руке Хью была единица. Как только Тецу увидел сервампа, его метка заколола, он не мог ошибиться. Гордыня — это соулмейт, и… он предал его. Тот, кто должен был быть самым верным в его жизни человеком (ну, или вампиром), предал его, с самого начала предал. В груди было пусто, казалось, что Тецу оглох, а видеть мог только эту проклятую семерку. Почему? Почему из всех, именно Хью? Так не должно быть, так просто не может быть! И все же может. Тецу убеждается в этом, когда встречает Гордыню лично, но уже без этой маски «ребенка». Они встретились так неожиданно. Сендагая просто хотел проветриться в парке, он не ожидал, что увидит до боли знакомый силуэт, хотя кое-что изменилось. У Хью- Старого Дитя, мысленно поправил себя подросток, не было этого огромного цилиндра и плащ был уменьшен. Сервампу больше не нужен был комичный образ, ему не нужны нелепости и маски. Он уже своего добился. — Почему? — лишь вырывается у Сендагаи, когда он смотрит в эти холодные надменные глаза. — Что «почему», Тецу? — насмешливо тянет Горыня, чуть наклоняя голову в бок. — Почему ты меня предал? Вампир смеется. Зло. Надменно. — Я не предавал тебя, Тецу, я никогда не был тебе верен. — Но ведь… мы соулмейты… — Разве? Если бы это было так, то у меня сейчас бы жгло цифру, но, как видишь, мне все равно. Я бы ни за что не хотел быть твоим соулмейтом. И Гордыня уходит. Скрывается среди деревьев, оставляя Тецу одного. Снова. *** — Ты ведь соврал ему. Джи-джи не спрашивает, он утверждает, а Старое Дитя даже не поворачивается, но все же отвечает. — И? — Твоя рука сейчас болит. — О, я знаю. — Тогда почему? Почему ты все равно предал его? Гордыня молчит, будто решая, отвечать или нет. — Потому что люди смертны. Тецу, Махиру, Мисоно, Микуни — все они умрут, и вы потеряете своих соулмейтов. — А ты уже потерял. И при этом испытываешь боль. — Я буду испытывать боль в руке, пока Тецу не умрет, а вы все будете испытывать боль потери, как только они умрут и на всю жизнь. Физически страдать легче, и я предпочту именно это.