Жизнь в искусстве.

Было раннее утро субботы. Большие часы на главной площади города пробили девять. Солнце лениво выползало из-под горизонта. Марк быстрыми шагами перебирался по улице между прохожими. Вся улица была заполнена людьми. Парень ускорил шаг, подхватил покрепче свой рюкзак и двинулся вперёд между пешеходами. Толпа никак не хотела поддаваться ему: общее движение массы было направлено в совершенно противоположную пути парня сторону. Он протиснулся между полным коротким мужчиной и высокой женщиной и выбежал на пустое пространство, где можно было хоть немного передохнуть. Впереди было высокое здание администрации города, правее продуктовые магазины, слева находился парк. Там сейчас можно покатать детей или покататься самим на лошадях. Оглядев все вокруг, он понёсся дальше. Пробежал через всю площадь, мимо новых «высоток», затем завернул за угол. Стук сердца отдавался в ушах, голова неприятно болела, хотелось спать. Но он и так уже опаздывал, опаздывал на репетицию. Левая рука затекла (в ней он нёс чёрный портфель с какими-то бумагами) так, что хотелось просто оторвать её, чтобы не мучиться. Путь парня приближался к кульминации, и неожиданно прямо за ближайшими домами показалось небольшое здание бледно-зелёного цвета. Именно туда спешил он. Могучие колонны выстроились в полукруг у главного фасада здания. Кустарники, посаженные аккуратной рукой умелого садовника, травка зелёного цвета, постриженная, наверное, тем же. Ступени, ведущие внутрь, поблёскивали разными цветными переливами: от изумрудно-серого до светло-жёлтого. Отблески солнца ярко светились на них. Стены были украшены лепниной, придающей ещё большую величественность и строгость. «Набор в классы ф-но» - гласила табличка у дверей. Это только подтверждало предназначение этого дома. Школа Искусств. Марк перебежал через дорогу. Хорошо, что машины по выходным в городе не часты, так как все уезжают на дачи по главным, большим дорогам. Вскочив на первую ступеньку и чуть не потеряв при этом равновесие, он перепрыгнул на следующую. Тяжёлая деревянная дверь долго не поддавалась усилиям парня, но вскоре открылась, после чего послышался мерзкий скрип. Вытер ноги об половичок. Вдруг яростный громкий крик эхом раздался по всему зданию. -Где?! Где его носит?! Я же сказал, без пятнадцати девять! Этот звук ударил Марка по ушам. Он, сморщив лоб и прикрыв глаза, поднял портфель поближе к груди. Затем молниеносно полетел на третий этаж, где находился зал. Пока он добирался туда, оранжевые перила играли бликами, словно успокаивая: «Все хорошо, всё хорошо». Но, увы, парень не был в этом сильно уверен. Эта лестница была последним существом, что раздело сейчас его со своей «расправой». Ключ от старой школьной двери был вставлен в замочную скважину, но даже несмотря на это, оттуда рьяно веяло холодной яростью. Парень аккуратно потянул на себя ручку от двери. Дверь открылась. - Самсонов! Где ты бродишь? Что я сказал вчера на репетиции?! - прокричал высокий шатен, который сидел на маленьком возвышении на сцене. В зале находились ещё три других парня. - Быть в восемь сорок пять. И не опаздывать, - тихонько промычал себе под нос Марк. Его глаза осматривали половицы в зале. Ему было крайне неудобно сейчас за то, что он опоздал, и из-за этого страшно-прозорливого взгляда. -Так почему же ты пришёл, - шатен посмотрел на часы и взмахнул руками,- в девять ноль три!? И ещё… что ты пытаешься найти на полу, линзы или время, которое потерял? Два парня, приятно устроившиеся на креслах в первом зале, тихо похихикали. Взгляд первого устремился на них. Поднятая бровь и раздутые ноздри означали, что этот человек не примет возражений. - Зарядка на телефоне села. - А потом и полежала, - покачал головой парень,- Не обманывай меня, будильник все равно бы прозвенел. - Антон, ну не злись, я просто вчера допоздна переписывал партии. Но я же пришёл. - А как же иначе? Попробуй только не появиться. Сразу найду и приведу! - парень зашёл за постамент, примирительно махнул рукой и улыбнулся,- Ладно, проходи. Самсонов радостно побежал к друзьям, попутно вынимая из портфеля новые партитуры. Парень подбежал к синтезатору, вставил шнур в розетку и возмутился, смешно вытаращив при этом свои глаза: - А почему все в снежинках? Или что это? -Хлопья, - ответил мальчик, сидящий на маленьком столике, и, придерживая, видимо, саксофон: по нему было трудно разобрать. В светлых брюках, оранжевой майке, как, впрочем, и два других парня. Антон же был, наоборот, в оранжевых брюках и белой майке вместе с Марком. На ногах у них были черные лакированные туфли, что смотрелось весьма контрастно. -А откуда здесь хлопья, Тёма? - удивлённо воскликнул Марк, стряхивая жёлтую воздушную кукурузу. Она тяжело засела между клавишами и неохотно оттуда вылезает. Парень взял лёгкую, почти воздушную тряпочку и протёр все клавиши, попутно бормоча себе под нос. - Это всё Инопланетный Разум. Он воздействует на людей, заставляя проделывать совершенно не поддающиеся описанию вещи! – заверил Артём, активно жестикулируя вытянутым вперёд указательным пальцем. Как он ещё не засмеялся после этих слов - непонятно. - Ну, понимаешь, завтракать-то же утором надо? – продолжил он, вопросительно взмахнул руками, - А пианино было самым высоким местом для того, чтобы покушать да вдобавок ещё и удобным. Но тряпочку я положил, чтобы не накрошить! - Да. Это очень заметно, - покачал головой другой парень, сидящий за барабанной установкой. Его звали Петр. - Ладно, Марк, давай уже показывай, что надумал «поздним вечерком», - стучал по крышке электронного пианино Антон. Самсонов игриво улыбнулся, протёр руки о салфетку, достал тетрадку с весёлой обложкой, покрытой рисунками от руки. На ней были нарисованы различные музыкальные инструменты и люди, играющие на них в окружение музыканта-художника. Эту необычную вещицу он положил на подставку, открыл на нужной странице, и по залу стали проноситься нежные звуки. Лёгкая красочная музыка невиданными пушинками летела по всему помещению. Эхо, отдаваемое старыми стенами, обрамляли её. Барабанщик и саксофонист явно ушли в «свой» мир. Мир счастья и добра. Петр уже начал придумывать свою барабанную партию, а саксофонист - свою. Ещё один паренёк, гитарист, сильно задумавшийся о чём-то, вообще не слушал. Когда летящая мелодия закончилась, Марк легонько снял руки с клавиш, положил их на коленки, как послушный мальчик и уставился своими большими глазами на Главного в их группе. Антон вопросительно посмотрел на пианиста, подошёл к нему. Взял в руки партии и ткнул ими в его лицо: - И над этим ты потратил целую ночь!? - Но, Антон. - Не перебивай, слушай меня до конца. Я сказал тебе, чтобы ты проработал нашу основную тему, но ты развёл из этой музыки какие-то сопли… Рок, Марк, ты слышишь, рок! – таращился шатен. Он, изрядно помахав руками и повторяя одно и то же, пару раз обречённо усмехнулся, покачал головой и отдал ноты в руки юноше. Они у него тряслись от обиды, от боли, от горечи и непонимания. Как?! Как он мог сделать что-то не так, как от него требовалось? Почему? Почему его так воспринял человек, которого он сам считал замечательным и понимающим слушателем? Парень понурил голову, тихо прошептал: - Прости,- и убрал тетрадь в портфель. Этой работе было не суждено открыться здесь и сейчас… - Антон, Марк, подождите! Это же отличная музыка. Если добавить мою и партию Петра, то уже без гитары даже будет классно,- прокричал парнишка. Его уверенность в только что сказанных им словах заставляла восхищаться. Но, как говорится, ничего просто так не бывает! Главный резко уставился на саксофониста. В его глазах пылали то ли ярость то ли спокойствие. Они заставляли подчиняться ему. Редко можно найти таких сильных лидеров, но и у них бывают слабости. Склонил голову набок и промолвил, медленно произнося все слова по отдельности, добиваясь эффекта гипноза или чего-то вроде этого: - Артём, эта мелодия нам не подходит, слишком лирично. Извини, но тебе не нужно так из-за этого переживать, - гитарист имел ввиду громко сказанные слова, хотя они всегда вылетали из этих уст с такими звучанием, и он это знал, - Тебе скоро придётся от нас уйти, поэтому здесь этой партии не будет. Возможно, она бы и смотрелась. Маленький юноша вовсе не обиделся, кивнул пару раз и поскакал будить от меланхолии второго гитариста. Уж хоть ему, но он мог чем-нибудь помочь до своего ухода. Петр поспешил за ним. Он знал, что эту парочку лучше оставить одних для переговоров, а то и самому придётся выпутываться из дел «жизни и смерти». - Самс, ты не обижайся, хорошо? Музыка, честно говоря, отличная. Она просто не для нас, понимаешь? Вот будет у тебя своё турне по миру, тогда и сыграешь. Антон часто рассуждал на эту тему… Если у них ничего не получится с группой, то именно у Марка, считал он, должно всё выйти с музыкальной карьерой. По его мнению, он был отличным музыкантом. Пианист неловко посмотрел на своего лидера, протянул ему новые партии и пожаловался: - Тош, не понравилось, так бы и сказал. Зачем было разводить всё это, а? У Артёма вообще последние дни. Вот уйдёт от нас, переедет в другой город, а воспоминания-то какие? Как мы с тобой друг на друга орём да Петр с новыми (каждый день) барабанными палочками. Надо посидеть, отметить ну или как-то так. А с этим я разберусь… - Не смей, слышишь? Выбросишь ведь всё. Знаю я, как он разберётся! – предупредил с улыбкой шатен, - Поверь мне. Правда, понравилось. А с Тёмой надо что-то делать. Может, закажем ему торт в виде саксофона… или лучше… головы! - Чьей головы? – дёрнулся Марк, посматривая на заведённого новой целью гитариста. - Его, конечно. Парни весело захохотали. На этот звук откликнулись трио оставшихся. Они все сидели на креслицах и насвистывали в три голоса какую-то популярную мелодию. Услышав радостный смех друзей, Петр присвистнул: - Как быстро они сегодня заладили. Не придраться. А ржут-то как! Тоже не придраться! Артём и Влад, гитарист, звонко захихикали. Уж они-то знали, как могут продолжаться часами споры двух музыкантов. Те мгновенно подбежали к ним и, еле-еле сдерживая свой хохот, проговорили на одном дыхании: - Тём, хочешь в прощальный подарок голову?! - Какую ещё голову? - Свою! Зал содрогнулся от оглушающих его визжаний сразу пяти тембров. Лёгкого высокого; томного приятного; кокетливого радужного; острого с раскатами и нежного с переливами. У кого какой, а голоса своих учеников, Школа Искусств знала не понаслышке.