when you say my name

Влюбляться в Сун Цзияна Хаосюань совершенно не планировал. Коллега по съемкам, забавный, милый, язвительный, хрупкий - это все, конечно, чудесно, но ведь чтобы в кого-то влюбиться всего этого недостаточно, верно? Сун Цзиян совершенно не разбирается в футболе, носит странные кофты и саркастично высказывает свое мнение о кривой форме носа кого-то из массовки, впрочем сразу же переключаясь в свой “я слишком милый, чтобы на меня обижаться” мод. Сун Цзиян не обращает на него внимания - не больше, чем того требуют обстоятельства; вежливый, дружелюбный, кокетливый - он всегда выглядит так. словно по-настоящему наслаждается чужим вниманием. Вот только уходит от случайных и не очень прикосновений, может несколько часов не отвечать на сообщения в вейбо и не переходит рамки обычного дружественного общения. Не то чтобы Хаосюань всерьез рассчитывал на что-то - в конце концов то, что он испытывает какие-то чувства и желания не значит, что объект этих самых желаний должен идти ему навстречу. Какое-то время Хаосюань думает, что все дело в персонажах: играя кого-то со столь сильными эмоциями сложно не поддаться им, не переложить на себя. Все эти совместные репетиции, повязка на глазах Цзияна, его неуверенные движения вслепую - только в образе даочжана Цзиян вот такой. Цзиян разрешает ему дотрагиваться до себя и, кажется, даже всерьез получает удовольствие от этих прикосновений. Хаосюань не собирается, разумеется, пользоваться ситуацией - это было бы глупо и нечестно. Но при этом ему так хочется… Зайти хоть немного дальше. Пусть всего один раз. Посмотреть на другого Цзияна - открытого, растрепанного, искреннего. - Сюань-гэ, ты о чем задумался? Я спрашиваю, мы сегодня встречаемся? У Цзияна настойчивые и нетерпеливые интонации, которые Хаосюань нечасто от него слышит, и он несколько раз моргает, пытаясь вспомнить, о чем они сейчас говорили. Точно, об репетиции и читке сценария. - Да, конечно, извини. У тебя? Цзиян кивает, и Хаосюань изо всех сил старается не пускать в голову образы, которые появляются на словах “у тебя”. *** Он приезжает в отель, где остановился Цзиян, за десять минут до условленного времени, и чувствует смесь нервов и предвкушения. Их совместные репетиции всегда такие, но когда они проходят в тишине и уединении гостиничного номера… Лучше не позволять своим фантазиям брать верх. - Заходи, я сейчас! Он слышит голос Цзияна из номера, когда стучит в дверь, и толкает ее, проходя внутрь. В номере прохладно, полумрак и пахнем какими-то благовониями - ну точно похоронный дом в городе И, только интерьер получше, и Хаосюань замирает, открыв рот, когда Цзиян выходит из ванной в белоснежном ханьфу и повязке на глазах. Похоже, он всерьез подошел к эээ репетиции. Сюань чувствует себя неловко в джинсах и футболке и поводит плечами, закусывая губу. Как же хорошо, что Сун-лаоши не видит его сейчас, а то придать лицу более-менее адекватное выражение ну никак не получается. - Ты что, стащил реквизит? Голос звучит глуше, чем он планировал, но Цзиян улыбается, неоднозначно пожимая плечами. - Так проще вжиться в образ, ты не находишь, друг мой? У него даже интонации меняются, когда он соскальзывает в образ невинного и едва ли не блаженного Сяо Синчэня, и Хаосюань невольно подхватывает его игру - как можно остановиться и не делать шаг навстречу, когда он - вот такой? - Даочжан, прости, что поздно, я задержался на рынке. Купил нам вина. Ты хочешь? Он и правда принес вино - легкое, кажется что-то около десяти градусов - когда-то он слышал, что Цзиян рассказывал про этот сорт кому-то из каста. Хаосюань подходит ближе и коротко дотрагивается до его руки, и Цзиян - даочжан - не уходит от прикосновения, напротив, сжимает его пальцы в ответ. - Думаю, что немного вина будет даже полезно, друг мой. Хаосюань чувствует мурашки на коже от его интонаций - мягких, вкрадчивых, теплых. Интересно, у него самого настолько же хорошо получается образ Сюэ Яна? Он разливает вино по стаканам, протягивая один из них Цзияну, и тот скользит пальцами по его ладони, несмело вслепую забирая стакан из его руки, а потом взмахивает рукавами ханьфу, расправляя их, и устраивается на краю постели. Хаосюань медлит, разглядывает его, чувствуя смесь восхищения, восторга, возбуждения и какой-то слишком острой нежности, а потом опускается на пол у его ног, касаясь плечом его бедра. - Давай выпьем за нас? Мне… у меня очень давно не было такого взаимопонимания ни с кем. Мне хорошо с тобой. Даочжанов голос проникает, кажется, прямо под кожу, и Хаосюань сглатывает, делая несколько больших глотков вина, а потом решается - Сюэ Ян он или как - и прижимается щекой к белоснежной ткани, трется о бедро, жмурясь. - Я рад, даочжан. Мне тоже очень хорошо с тобой. Вот только… Он поднимает взгляд и чувствует, как внутри что-то сжимается, переворачивается, разливаясь по телу сумасшедшей смесью эмоций. У Цзияна приоткрытые потемневшие от вина губы, тонкая повязка на глазах, порозовевшие щеки… Невозможно красивый. - Только что? Его голос звучит хрипло, и Хаосюань тянется к нему, не думая, касается своими губами его, наслаждаясь их мягкостью и тем, как послушно и быстро они распахиваются ему навстречу. Поцелуй выходит нежным, едва ли не целомудренным, и Цзиян отстраняется первым, упирая ладонь ему в грудь. - Друг мой? Ты уверен, что хочешь именно этого? Хаосюаню кажется, что эмоции, которые он испытывает, частично принадлежат Сюэ Яну - настолько острые и яркие они, как будто волна - и он говорит, потоком слов, касаясь Цзияна везде, куда дотягивается, лихорадочно и жарко, забираясь ладонями под ворот ханьфу. - Хочу ли я этого? Даочжан, да я уже так давно этого хочу, что ты не представляешь. Я столько раз думал о тебе, вот таком, раскрасневшемся и отзывчивом, позволяющем мне делать с тобой все, что угодно, нет - даже умоляющем меня это делать. О том, как ты стонешь, вжимаясь в меня всем телом, как сам подаешься мне навстречу, вцепляешься в мои плечи и просишь-просишь о большем. И Цзиян стонет, низко и хрипло, а потом сам тянет его к себе, словно загипнотизированный его словами, слепо ведет ладонями по его спине, запрокидывая голову и подставляя шею под поцелуи и укусы - Хаосюань не сдерживает себя, позволяет той темноте, которая делает из него хорошего Сюэ Яна, подняться, выплеснуться наружу. - А-Ян, вот так. И Хаосюань уже не знает, подыгрывает он Цзияну или действительно настолько сливается со своим персонажем - и плевать, что на нем самом не ханьфу, а современная одежда, и что они в гостиничном номере, а не в похоронном доме. Перед ним - под ним - распластанный по постели даочжан, податливый, раскрасневшийся, желающий его. Он прижимает Цзияна к постели, распахивает на нем ханьфу и заводит его руки за голову, перехватывая оба запястья одной рукой - какие же хрупкие, кажется, одно резкое движение и послышится хруст косточек. Под ханьфу - только обнаженная кожа, поджавшиеся розовые соски, которые Хаосюань с наслаждением вылизывает, прихватывает зубами, оттягивая кожу, пока Цзиян не выгибается на постели, вскрикивая. - Нравится? У него самого в голосе - сюэяновые интонации, и кожа Цзияна покрывается мурашками, когда он молча кивает, разводя колени шире. Хаосюань жмурится, облизывает пересохшие губы - мыслей нет, только обжигающее желание, только светлая кожа под его пальцами и губами, только быстрое дыхание и хриплые просящие стоны. Он сползает ниже и целует косточку на бедре, а потом берет член Цзияна в рот, приноравливаясь - не то, чтобы он делал это раньше - и плотно сжимает губы, вылизывает языком солоноватую от смазки головку, отпускает запястья Цзияна, чтобы сжать его бедро. Тот стонет, захлебываясь, и толкается в рот Сюаня, мечется под ним на постели, и Хаосюань пытается расслабить горло, позволяя ему вталкиваться так глубоко, как тому нравится. Цзияну хватает совсем немного, чтобы выплеснуться ему в рот, мелко вздрагивая всем телом, пока Хаосюань вылизывает его - тщательно, долго, слизывая все до последней капельки. Плевать, что вкус странный, плевать, что по подбородку течет, плевать, что футболка кажется, испорчена - сейчас ему хочется запомнить этот момент, запомнить все, начиная от вкуса и закончив дыханием Цзияна. Тот неожиданно опускает руки, тянет Хаосюаня к себе, устраивая его рядом, прижимаясь бедром к его паху - все еще слепой, все еще в повязке, все еще даочжан. Он запускает ладонь под пояс джинсов Сюаня и обхватывает его член, немного неуверенно, но так хорошо, что у Хаосюаня совершенно сносит крышу - он толкается бедрами в тонкие пальцы, сжимает зубы на белоснежном плече, стонет - и кончает спустя несколько секунд, слишком быстро, слишком ярко. Он тянется к повязке на глазах Цзияна, и тянет ее, покрывает поцелуями его лицо, глаза, подрагивающие ресницы. - Красивый. Мой. Цзиян улыбается в его губы, теплой, нежной улыбкой даочжана, и кивает, жмурясь, все еще не открывая глаза, позволяя Хаосюаню укрыть их обоих одеялом. - Твой. Твой, Сюань-гэ. И Хаосюань, кажется, как никогда сильно понимает, почему Сюэ Ян десять лет делал все возможное, чтобы вернуть себе даочжана, только чтобы слышать свое имя из его уст.