Недосказанность

Какузу обвивал своими черными тонкими щупальцами, крепко держал, сжимая, и как бы посасывал его член, от чего Хидан не мог сдержать стонов. Он, зажмурившись, выгнулся в спине навстречу разгоряченному, загорелому телу, хватая руками воздух и вжимаясь лопатками в каменный пол. Хидану стыдно даже было представить, как он выглядел сейчас, распаленный и красный, стонущий от каждого движения партнера, который, к слову, за все время, пока они этим занимались, практически не прикоснулся к нему и пальцем. Если не считать применение его техники с «тентаклями» конечно же. Началось все с того, что они пошли на задание и попали под сильный ливень. В это время года и в этой части страны это было нередким погодным явлением. Не желая мокнуть, они укрылись в пещере неподалеку. Скинув верхнюю одежду и бросив оружие, они развели костер, чтобы обсохнуть и обогреться. Будучи членом Акацки, а до этого еще и известным «лесным маньяком», Хидан привык к полевым условиям жизни и к тому, что природа иногда выкидывает такие сюрпризы. Он снял сапоги, составляя их поближе к костру и неуверенно положил руки на край брюк. Раздеваться при Какузу почему-то показалось чем-то до ужаса неприличным, так что он решил, что сядет к огню, и они сами высохнут. — Не ставь так близко, сгорят, — буркнул Какузу и в ответ на удивленный взгляд Хидана молча указал на сапоги, которые и правда уже начали дымиться. — Вот же блядь, — выругался Хидан, вскакивая и пиная сапоги подальше от огня, довольно вовремя, стоит заметить. Какузу тем временем снова как ни в чем не бывало отвернулся, продолжая аккуратно развешивать свою одежду на выступающие части стены, на достаточном расстоянии от костра, чтобы та могла просушиться, но не сгореть. Он не стал допускать ошибок Хидана. Тот как раз, нахмурившись, снова поежился от холода, которым тянуло с улицы, и присел поближе к потрескивающим веткам, которые они нашли у входа, к счастью не слишком мокрым, чтобы быстро разгореться. К тому же, по его телу бегали мурашки не только от стихии снаружи. Его напарник стоял к нему спиной, без привычного черно-красного плаща, и Хидан мог отчетливо видеть движение мышц под его кожей, покрытой множеством грубо зашитых особыми нитками его технихи шрамов. Внизу живота потяжелело, когда Хидан вспомнил, как часто он смотрел на эту спину, идя следом за Какузу на заданиях, и как мечтал узнать, что же скрывается под плащом. И теперь, когда он наконец узнал, то ощутил, как лицо заливает краска. Он оказался даже красивее, чем Хидан себе представлял. — Ты что, смотришь на меня? — раздался голос Какузу где-то далеко, но когда Хидан очнулся от мыслей, как от удара в грудь, оказалось, что он стоит все там же, но уже в полоборота, и смотрит на него. Голову и лицо все так же скрывали капюшон и маска, но Хидану показалось, что в этих глазах и интонации проскользнула усмешка. — Не ожидал такое увидеть, да? — снова спросил Какузу, и Хидан сглотнул, вцепившись в колени и не зная, куда девать взгляд. Неужели он еще и мысли читает? — Эти маски — секрет моей долгой жизни, — разоткровенничался вдруг Какузу, садясь напротив и больше ничего не сказал, о чем-то задумываясь. Хидан почувствовал облегчение, смешанное с удивлением, кажется, хоть Какузу очевидно считал его тупым, сам был не лучше, раз не догадался о причине его взгляда. Хотя, может это и к лучшему. Хидан расслабленно принялся тыкать подобранной с края их небольшого костерка веточкой в центр, вороша угольки, изредка поглядывая на напарника, который, кажется, не собирался больше обращать на него внимания. Теперь Какузу был тоже в одних лишь штанах, то есть без своей полукофты. Он спокойно сидел, сложив ноги друг на друга и, скрестив руки, кажется, медитировал. Что ж, чакры им скорее всего понадобится немало, все же в Акацки слабаков не берут. Спереди оказалось шрамов меньше, чем на спине. Мускулистая грудь и плечи, несмотря на видимую расслабленность обладателя, были напряжены. Хидан снова невольно засмотрелся на сильные руки, сложенные на груди, не прекращая машинально ковыряться палочкой в костре. Какузу определенно нравился ему, несмотря на внешнюю закрытость. Его тянуло к странному, ебанутому на всю голову убийце. Возможно, потому что он сам был отчасти таким… а может потому что они были наоборот совсем не похожи. Было интересно, конечно, что пришлось пережить Какузу, чтобы стать… таким, но уж точно не хуже того, с чем столкнулся он сам, и… — И все же я был прав, ты пялишься на меня. Хидан снова резко очнулся, выругавшись, и даже отпрянул назад с сильно бьющимся сердцем. — Какого хрена, мужик? — промямлил он, пытаясь скрыть смущение, и из-за своих мыслей, и из-за реакции, — хули ты пугаешь, я просто… Он осекся, Какузу за мгновение оказался на ногах и в шаге от него. — Вставай, — сказал он спокойно, его лицо все еще было под маской, но в странно блеснувших глазах Хидан не заметил ничего хорошего и сглотнул. Вставать он не стал, но когда Какузу протянул ему руку, не решился пререкаться и на дрогнувших под этим взглядом ногах поднялся. Какузу тут же шагнул навстречу ему, вынуждая отступать, пока они не уперлись в противоположную стену. Сердце Хидана забилось так часто и сильно, что он побоялся, что Какузу услышит его. Тот, судя по движению кожи вокруг глаз, усмехнулся, подтверждая смущающие догадки. — Дотронься, — сказал он так же спокойно, как и все реплики до этого, что совсем не разряжало обстановку. Хидан перевел дыхание и набрался смелости поднять на него взгляд, пытаясь придать ему больше уверенности, чем раньше. Честно, ему вдруг очень не хотелось проверять, что же будет, если он ослушается. Он уже не принадлежал себе — это точно. Какузу еще раз повторил свою просьбу, и Хидан неохотно поднял руку и положил ладонь ему на грудь. Пальцы при этом словно прошибло током. — Чувствуешь? — спросил Какузу невозмутимо, усиленно пытающегося понять, что происходит, Хидана. Кожа под ладонью была теплой, даже горячей, возможно, от костра, но все равно что-то в ощущениях было не так. И тут он вдруг понял, что его так беспокоило. — Твое сердце, — сказал Хидан, не в силах больше держать руку, но и не желающий прерывать физический контакт, — оно… — У меня их несколько, вот почему ты не чувствуешь ровного ритма, но это не значит, что его нет, — прервал его догадку Какузу. — Несколько? — переспросил Хидан, от чего-то сразу представивший, как много жертв за раз можно было бы принести Джашину-саме, если бы они с Какузу были врагами. В коленях пробежала дрожь, и он бы осел на пол, если бы Какузу не подхватил его за руки, перехватив их над головой. — Эти сердца я забрал у некоторых своих наиболее сильных жертв, и у меня уже давно не осталось своего, Хидан. Хидан при этом вскинул голову, отчего-то между ними вдруг складывась ситуация, в которой его имя звучало как-то слишком смущающе. — Я давно потерял человеческое обличие, мое тело изменялось слишком много раз, — продолжил тем временем Какузу, — так что я не смогу полюбить тебя, Хидан, как бы ты ни хотел. — Что? Да с чего ты взял, что я… — Хидан возмущенно дернулся и ударился затылком о стену, встретившись взглядом с черно-зелеными глазами напарника, -…и вовсе я не люблю тебя, чертов ты придурок, — выплюнул он наконец, окончательно признавая свое поражение в отражении смеющихся глаз. — Ну конечно же нет, — ответил ему Какузу, приближаясь и свободной рукой снимая маску, — идиот. В следующую секунду из легких словно вышибли весь воздух. Хидан даже явственно почувствовал, как заболели ребра и голова закружилась. Его рот накрывали теплые губы Какузу, который даже прикрыл глаза, в то время как Хидан продолжал ошарашенно пялиться на него, не зная как себя повести. Его руки уже сводило от положения, к тому же садист Какузу довольно сильно их сжимал, но Хидан начинал получать от этого какое-то извращенное удовольствие. Боль, пусть и не во благо религии или впоследствии ритуала жертвоприношения Джажину-саме, которую он получал от своих умирающих жертв, оказалась сама по себе приятной. Хидан застонал, чувствуя как заламывает плечи и наконец, на сколько мог, подался навстречу, сам закрыв глаза и желая насладиться тем, о чем мечтал все это время. Какузу прижал второй рукой его за спину, помогая чуть не стоящему на цыпочках Хидану прижаться к нему. После он уложил его на пол, в одно движение стягивая штаны, чтобы еще больше смутить, склонившись над его требующим внимания членом. Руки он отпустил, чем вызвал недовольный стон Хидана, который тут же перетек в стон наслаждения, когда, выпустив свои черные нити изо рта, оплел ими ствол, вызывая довольно двоякие ощущения. С одной стороны, это было странно, непривычно и даже пугающе на вид, но с другой… Когда Хидан закрыл глаза, чтобы не смотреть на все это, то почувствовал наконец все то, что хотел подарить ему Какузу. Он неглядя нащупал теплую, широкую ладонь и сжал ее, кончая под грубыми ласками странного дзюцу. Тяжело дыша, Хидан растянулся на полу, однако все еще не желая отпускать руку Какузу. Он вдруг за столько лет жизни почувствовал, что наконец-то не один, и пусть это было лишь иллюзией, он хотел продлить момент еще хоть немного. Какузу отстранился, вновь возвращая себе относительно человеческий облик, и попытался выдернуть руку, но Хидан воспротивился, вцепляясь в нее крепче, и повернулся, открыв глаза. Оказалось, что на каком-то этапе он стянул маскировку Какузу с головы, и теперь его черные, прямые, длинные волосы переливались оранжевым отсветом от костра. На глаза Хидана навернулись слезы. Ему вдруг так захотелось рассказать все, что он чувствовал все это время, особенно после того, что между ними произошло. Скрывать уже было нечего. — Ты такой, оказывается, красивый, а я не знал, — всхлипнул он, — закутываешься в плащ и маскировку… Он не смог договорить, горло сжало спазмом и он накрыл лицо рукой, отвернувшись. Какузу сидел рядом с ним, подогнув колени, и больше не совершал попыток забрать руку. — Прости, — сказал он, наконец вставая. — Что? — переспросил Хидан, решив что ослышался, но Какузу больше ничего на эту тему не добавил. Он молча собрал свою одежду, потушил костер, и кинул в лежащего на полу Хидана его штаны и плащ с сапогами. — Дождь уже кончился, нам нужно идти. Через несколько минут Хидан вновь плелся за Какузу по мягкой после дождя земле, поигрывая на ходу своей косой, и делая вид, что его ничего не волнует, однако он все же думал о том, что произошло между ними там, в пещере. Пусть Какузу и сказал, что ничего к нему не чувствует, зачем он тогда полез к нему? Пожалел? Это было наказание, воспитание? Или Хидану и правда не показалось, что пусть на миг, но он увидел искренность в его глазах и услышал ее за деланной иронией в голосе? Как представится случай, он это обязательно выяснит, а пока… — Кстати, я пошутил насчет тебя. Ты урод, каких мало. Поверить не могу, что кто-то в своем уме тебе даст, ты вообще видел свою рожу? Не удивительно, что ты ее прячешь. Какузу устало вздохнул. — Может, мне убить тебя, Хидан? — Ой, да не неси херни, Какузу!..