Научи меня жить

Давайте будем честны, вам же знакомо чувство предательства? Ненависти? Любви? Возможно. На эти вопросы у людей разные ответы и искать глубокую истину в них так же бессмысленно, как если бы вам предложат искать иголку в стоге сена. Но чувствовали ли вы когда-нибудь всё это сразу? Вряд ли. Как можно любить человека, который предал тебя? Любовь — точно лишнее в этом списке. По крайней мере, так думает Антон, ощущая весь спектр настигнувших его эмоций. Кожа на его щеке горит адским пламенем от недавнего удара и слёз, градом скатывающихся по лицу. Антон бегает по комнате, поднимая с пола вещи, даже не разбирая их на «чистое и грязное», бросает в чемодан. Он в охапку сгребает с полок все книги, совершенно невъебавшиеся ему до этого момента. Блять, ты должен их взять, дебил! И не спрашивай «зачем». Надо. Шастун берёт скетчбук с подоконника, чтобы отправить его к столь идентичным, но уже изрисованным в доль и поперёк, как на пол падает рамка с фотографией. Громкий, неприятный звук доносится до ушей шатена. Он садится на корточки, придерживая подмышкой скетчбук, и дрожащими то ли от злости, то ли от истерики, пальцами, берёт рамку в руки. Как же это иронично и до боли в животе смешно, когда Антон видит на фото своих родителей и… себя. Они вместе. Последняя фотография, сделанная в последний день их счастливой семейной жизни. Антон качает головой, как бы не соглашаясь с собственными мыслями, что роем пролетают в его голове и жужжат, словно назойливые пчёлы. Рамка отлетает в сторону, с треском разлетается и опадает на паркет. Шастун смотрит на всё это с минуту, находясь в собственной прострации, а после дёргается, словно его облили ледяной головой, и идёт к своей кровати, где стоит небольшой чёрный чемодан. А собственно нахуя ему чемодан максимальных размеров? Парень не понимает, чем заслужил такое отношение. Вот просто, ну, не доходит до него, почему всегда должен страдать он, а не другие? Антону кажется, что все муки и испытания для всего человечества сваливаются на его плечи, когда он видит равнодушие на лице родной матери. — Машина уже приехала, — холодно бросает Майя. Она не решается поднять глаза на сына, что ждёт от неё хоть одного маленького жеста, который тут же заставит её передумать и оставить Антона здесь. Где-то глубоко под сердцем, куда попросту Шасту не удаётся найти нужный ключ. — Хорошо. Нихуя не хорошо, Шастун! Ты какого блять из себя строишь, я не пойму? Героя? Да член там плавал, а не герой ты. Ком застревает в горле, после того, как Антон выходит за дверь, едва волоча за собой чемодан, напоминая тем самым маленького ребёнка, а сразу после этого мать закрывает дверь на щеколду. Шастун не может поверить собственным глазам, но уши воспроизводят, отдаляющиеся от входной двери ещё со времён советского союза, шаги. Как можно быть настолько эгоистичной, злой похуисткой, строящей из себя хер пойми кого перед потными мужиками, что только и думают, как бы залезть под юбку какой-нибудь дуре? Антон не замечает, как слёзы вновь стекают по его лицу, останавливая свой путь в трехдневной щетине мальчишки. — Здравствуйте, Антон Андреевич, — шатен слегка вздрагивает от неожиданности, заметив перед собой коренастого мужчину лет сорока пяти в строгом чёрном костюме, что уже десять минут стоит перед ним. — Я водитель вашего отца. — Мать нихуёво так пристроилась, так и отец в то же русло, — шепчет себе под нос Антон. Он кивает водителю на свой чемодан, помогая ему погрузить его в багаж, а после запрыгивает в салон под пристальным наблюдением мужчины. — Как хоть твоё имя то? — Максим Анатольевич, но можете звать меня просто Макс, — отзывается водитель и заводит машину, показывая тем самым, что допрос на сегодня окончен. В принципе, Антон и не спорит с новоиспечённым «дружбаном». Он с тяжёлым вздохом откидывает голову назад на кожаный подголовник и блаженно закрывает глаза, окунаясь в омут своих мыслей, что так и не перестают жужжать. Можно ли было этого как-то избежать? Нет. Когда-нибудь, но с Антоном бы случилась вся эта хрень, что происходила на данный момент. Об одном он точно жалел, но только на подсознательном уровне, глубоко в душе. Ему следовало уехать раньше. Ещё до того, как вся ситуация вышла из-под контроля, потому что сейчас уже было совершенно не важно, кто прав и кто виноват. Его мать — добилась своего или, по-другому, победила в этой злосчастной схватке. Всё это время, после развода с отцом, сын и мать лишь отдалялись друг от друга. Если Антон был тем, кто всегда держал всё под контролем, то Майя была тем человеком, который разрушал и продолжал разрушать жизни людей. Жизнь становилась лучше, когда человек смеялся. Антон давно разучился смеяться. У него ощущение, что его настигла вечная депрессия. Он ненавидел это состояние. Тебе, вроде бы, и не хорошо, но и не плохо. Просто никак. Ты просто понимаешь, что жизнь — ебучее дерьмо, которое можно закончить в любую секунду, будь ты хоть чуточку храбрее. И сегодня (?) Антон, наконец-то, понял, что даже самый родной, как он считал, человек, которому ты доверял, никогда на самом деле в тебе не нуждался. Антон отчаялся в жизни. Смешно, но это так. Для чего нам вообще была дана эта жизнь? Что в ней можно делать, кроме того, что предавать людей, нуждающихся в тебе, как в глотке воздуха? Антону хотелось жить без всяких предубеждений, не слушая советов с каждой стороны. Ему так было бы в сто раз легче. — Антон Андреевич, мы приехали, — Максим смотрит на парня через зеркало заднего вида, сталкиваясь со взглядом Антона. — Спасибо, Макс, — Шастун награждает мужчину слабой улыбкой и, открыв дверь, вылезает из дорогого джипа. Перед Антоном стоял высокий трёхэтажный коттедж, с выходящим наружу, балконом. Пока он рассматривал дом, нажитый отцом за десять лет его отсутствия в жизни сына, Максим успел вытащить чемодан из багажника и, кивнув головой на дверь, понёс его внутрь роскошного мраморного здания. Шастун покорно, как верная собачка, двинулся за ним. Спустя пару лестниц, на которых Антон едва ли не потерял собственную голову, двое мужчин очутились в… джунглях? Ну, если для вас показалось бы нормальным невъебенное количество высоких кустарников, названия которых Шастун точно не знал, то тогда вы могли со спокойной душой сказать, что это обычный зимний сад. — Антон! — на лестнице, сделанной из того же мраморного камня, с золотыми перилами, стоял высокий светловолосый мужчина, начавший быстро спускаться вниз. — Я так рад тебя видеть! Андрей, с улыбкой до ушей, обнимает сына, который точно обогнал его в росте. Антон недовольно закатывает глаза на резкий и весьма ожидаемый жест со стороны отца, но, переступив через свою гордость, всё же приобнимает его в ответ, не сильно похлопывая рукой по спине. — Ты чего какой молчаливый? — Шастун-старший хмурит брови. А с хуя ли я должен веселиться? Мне от счастья прыгать из-за того, что от меня отказалась родная мать? Серьёзно? Да ты только месяц назад вспомнил о том, что у тебя вообще сын есть, алло, батя. — Я просто устал, — частично, но это была правда. Антон вправду устал и был бы не против поспать пару тройку часов. — О, да, конечно, извини, — Андрей тут же переводит взгляд на Максима, выходившего из комнаты второго этажа. — Всё готово? Ты оставил чемодан в его комнате? — Да, Андрей Олегович, все вещи Антона Андреевича в его спальне. Максим удаляется. Антону не особо было интересно сколько стоит весь персонал, дом и вообще, жизнь отца, единственное, чего ему хочется — здоровый и долгий сон. По крайней мере, до завтрашнего утра, раз уж на то пошло. Андрей подталкивает сына к лестнице, пока тот молится всем Богам, чтобы не наебнуться на лестнице. Кто, блять, придумывает мраморные лестницы? Они до безумия скользкие. Андрей открывает дверь в новую спальню сына и пропускает его вперёд. Взору Антону предстаёт, огромных размеров, комната, выполненная в чёрных и синих тонах. Всё выглядело настолько роскошно, что Антон начинает задумываться об ошибке развода матери. Ну, в принципе, этого он и ожидал, как только переступил порог отцовского дома. Панорамные окна выходили на тёмный лес, навевающий некой таинственности, которой в жизни Антона и так чересчур. — Мы поговорим с тобой завтра утром, а сейчас ложись спать, — Шастун вовсе забыл, что за его спиной стоял отец, ожидавший хоть какой-никакой реакции от сына. — Хорошо, — Антон поджимает губы, когда после его слов наступает неловкая, для обоих, тишина. — Спокойной ночи? — Спокойной ночи, Антон. Андрей качает головой и выходит, плотно закрыв за собой дверь. Антон устало проводит руками по лицу, падая на мягкую, пружинистую кровать с шёлковыми постельным бельём. Что-то тревожило его. Это не очередная ссора с матерью, нет. Он чувствует что-то мрачное, нагнетающее ужас где-то глубокого внутри, из-за чего не может уснуть, хотя тело просто молит его о том, чтобы он, наконец-то, нормально поспал хоть одну ночь. Ты всеми силами пытался утопить свою печаль, дебил, поэтому твои демоны научились плавать. Сам виноват.