часы всё тикают

А часы все тикают. Они сидят на кухне уже третий час, что пролетел как долгожданное лето, и молчат. Единственный звук, который можно услышать в комнате — тиканье часов. Никто из них не пытается разрядить обстановку. Один слишком стесняется сказать что-либо, прервать драгоценную тишину, а второму просто нравится молчать. Молчать в компании с ним. Феличиано — чуть ли не ребенок, подросток с миленьким, детским лицом. На самом деле ему уже за двадцать, и он далеко не ребенок. Италия не любит быть тихим, предпочитая этому веселиться и болтать на различные темы без остановки, но в такой компании ему и приходится молчать, ведь оппонент не любит слишком много шума. А младший и не противоречит, поглаживая его ладонь большим пальцем. Ему с ним хорошо, несмотря на то, что они чуть ли не все время молчат. Иван любит тишину. Он не прочь поговорить, у него грубый, хоть и от этого не менее прекрасный голос. Но он не хочет произносить ни слова ни в этот момент, ни в следующий, а лишь смотрит взором своих лиловых глаз на фигуру напротив, помешивая чайной ложкой черный фруктовый чай в фарфоровой чашке. Северянин достает такой эксклюзивный сервиз только для человека, который сжимает его холодное запястье в своих горячих руках. Брагинский любит тепло. Он любит море, солнце, подсолнухи. Он обожает этот чай и итальянца напротив. Он ненавидит холод. Ненавидит Генерала Мороза, снег и время, когда они не рядом друг с другом. Ему нечем дышать, когда рядом нет любимого Феличиано. А когда он узнает, что с ним что-то случилось — готов рвать и метать, да даже на стенку лезть, лишь бы все было хорошо. Они смотрят друг на друга. Медово-карие глаза с теплотой и нежностью всматриваются в лиловые. Им действительно хорошо в такой атмосфере. Их не смущает молчание, они наслаждаются компанией друг-друга. Они действительно счастливы сидеть и молчать, но знать, что все прекрасно. Они знают друг о друге все до абсолютных мелочей почти не переговариваясь. Им достаточно пары-тройки слов на целый день. Все, абсолютно все, считают их действительно странными. Союзники прямо говорят русскому что это ненормально, не иметь тем для разговора с любимым человеком. Но никто не знает, что они понимают друг друга с одного взгляда. Но и пара не опровергает своей странности, а они лишь вновь смотрят друг на друга и кивают. Им нравится эта странность и она их вовсе не смущает, и никогда не смущала. Часы продолжают тикать. Проходят секунды, минуты, часы. Вот уже за небольшим окошком в старинной советской раме садится солнце, хотя совсем недавно стрелка часов показывала восемь утра. У них время бежит, нет, мчится с такой скоростью, что оглянуться не успеешь, как зиму сменяет весна, весну — лето, а лето — осень и так по кругу проходят года. Им не важно то, сколько проходит времени, пока они вместе. — Идем спать? — это первые слова, исходящие из уст младшего, но сказанные с такой нежность, что старший буквально растаял, расплываясь в улыбке. Он ничего не отвечает, а лишь немного кивает головой, вставая со стула и подходя к человеку напротив. Брагинский аккуратно, словно хрусталь, поднимает худощавую фигуру Италии к себе на руки. Феличиано лишь одобрительно кивает и только после этого они отправляются в спальню на втором этаже, попутно даря друг другу несколько быстрых, но таких чувственных поцелуев. Они действительно любят друг друга и никому не должно быть важно, как именно.