Звёзды, Тета... они всё ещё ждут нас

      Дверь ТАРДИС открывается, и Доктор со счастливой улыбкой вваливается внутрь, на ходу пытаясь достать листья из своих волос.       — Я же говорил, что это не он был замешан в заговоре, а его брат, — самодовольно заключает он, выкидывая последний лист на пол, — С тебя десятка, Рори.       — Это ещё с чего, — возмущается Рори, делая шаг вслед на ним, — Мы выяснили, что ты был там раньше, и раскрыл его брата из-за совершенно случайно упавшей вовремя книги, он не был твоим первым подозреваемым в прошлый раз, так что это с тебя десятка.       — Зануда, — закатывает глаза Доктор и лезет в карман пиджака, — Зато все мы осознаём, что тактическое наступление было отменным, правда?       — Ты упал на него с дерева, — осаживает его Эми и выпутывает листок из макушки, демонстрируя Доктору.       — И даже не попал, — добавляет Рори.       — Это было тактическое наступление со средним уровнем эффективности, — возражает Доктор, не обращая внимание, как его спутники настороженно рассматривают что-то за его спиной.       — Эм, Доктор? — Эми переводит взгляд с фигуры, окутанной мраком, на Рори, убеждаясь, что тот тоже видит, и поворачивается к Доктору. — Не могу утверждать, но, кажется, на тебя кто-то пялится из темноты.       — О, не говори ерунды! Никто без моего ведома не войдёт в ТАРДИС, а без ведома самой ТАРДИС тем более. Разве только с прошлого раза мы запустили сову. Это всё твоя вина, Рори, я говорил тебе плотно закрывать двери, на свет уже слетаются совы. Совы же слетаются на свет? Подожди, или это мотыльки? В любом случае, всегда хотел завести ручную сову, я мог бы использовать её, как доставщика писем, не то что бы мне было кому писать письма…       — Доктор, — ещё раз зовёт Эми, заставляя его обернуться.       — Так вот, ручная сова. Стоп, мне, что придётся завести совятню? Стоит отвести для животных комнату, однажды, я пытался забрать бесхозную лошадь с космического корабля, на котором технический в самом прямом смысле персонал открыл пространственные гиперссылки во Францию XVIII века в разные моменты жизни мадам де Помпадур. Жаль, лошадь пришлось оставить, когда я ворвался на ней верхом через зеркало, все проходы закрылись, а в камин, предусмотрительно перенесённый гением Ренетт, она бы не влезла…       — Доктор!       — Амелия Понд, я прекрасно тебя слышу, и вовсе не обязательно так… — он, наконец, бросает взгляд в ту сторону, куда какое-то время неотрывно смотрит Эми, и роняет отвёртку.       — Как печально, а я так хотел послушать про несчастную лошадь, — из темноты слышится хриплый и прерывистый, но каким-то удивительным образом сочащийся сарказмом, голос.       — Мастер, — поражённо шепчет он, усерднее вглядываясь в фигуру напротив, стараясь рассмотреть упорно остающегося в тени повелителя времени.       — И снова здравствуй, Доктор, — в голосе его сквозит усталость, но сквозь неё прорываются едва уловимые игривые нотки. — У меня к тебе один единственный вопрос: «Почему сбежать от Повелителей времени и отыскать нужную трещину во времени намного легче, чем отследить тебя на чёртовой Земле?»       Он делает несколько шагов вперёд и резко останавливается, приглушённый свет Тардис едва падает на него, но и его достаточно, чтобы Доктор ахнул. Мастер выглядит изнемождённым даже по меркам их последней встречи: отросшие белоснежные волосы слиплись на лбу, глаза лихорадочно блестят, однако в них нет прежнего безумия, лишь тихая горечь и боль, взгляд его то и дело ускользает куда-то в сторону, он стоит, неряшливо облокотившись на колонну одной рукой, но даже в этой показной неряшливой позе сквозит напряжённость, он кажется бледным, осунувшимся и…       — Ты ранен! — восклицает Доктор и делает несколько шагов вперёд, Мастер же пытается снова скрыться в темноте, но ноги его подкашиваются, и Доктор едва успевает поймать его под руки.       — Ты, как всегда, сама проницательность. И вообще-то это дико неудобно и абсолютно точно унизительно, — шипит Мастер, пытаясь оттолкнуть его руки и удержать при этом равновесие.       — Хорошо, — просто соглашается Доктор, отпускает его и быстро утягивает в объятия, зафиксировав руки, чтобы он не стал отбиваться.       — Этот отвратительно грязный приём в моём стиле, знаешь? — интересуется Мастер, раздумывая, хватит ли у него сил, чтобы совершенно неизящно пнуть Доктора в ногу и освободиться. — И ещё я весь в крови, а ты продолжаешь стискивать меня, как щенка, подаренного на Рождество.       — А похоже, что мне не всё равно? — отмахивается было Доктор, но что-то во фразе Мастера его настораживает, он чего-то не понимает, и это непонимание жужжит у него на периферии сознания, как навязчивое насекомое. Он явно что-то упускает, что-то важное и слишком очевидное. Видное, конечно. Кровь, она не останавливается, как должна бы. — Оу. Оу, ты имел в виду… Эм, да, извини.       Мастер отходит на несколько шагов, со всем доступным ему в данном состоянии достоинством облокачивается о стену и драматично вздыхает: «Я тут самую малость умираю из-за твоих беспечности и равнодушия, мог бы и проявить немного уважения».       Доктор не обращает на его артистизм никакого внимания, он смотрит на Мастера и пытается понять, как ему снова удалось обмануть смерть и всех вокруг. Сейчас он помнит события того Рождества слишком расплывчато, будто смотрит на них сквозь мутное стекло игрушечного шара со снегом, но он не может забыть момент, когда вместо присутствия рядом сознания Мастера услышал оглушающую тишину, когда он снова остался один среди осколков стеклянной крыши.       — Как ты здесь оказался? Не в смысле здесь, в ТАРДИС, хотя любопытно, почему она позволила тебе войти, а в смысле здесь? Тебя же затянуло во временной замок вместе с советом, как ты смог сбежать? — в данный момент его совершенно не интересует «как» и «почему», но если не спросить сейчас, пока Мастер настроен на театральное изложение своей гениальности, то потом он уже не узнает.       — Доктор, ты отвратительно умеешь слушать. Я же сказал, что нашёл временную трещину, — Мастер показательно и наигранно разочарованно качает головой, — Мне пришлось действительно повозиться с этим, хотя улизнуть от очень расстроенных и всё ещё запертых Повелителей времени тоже было не слишком весело. После стольких лет барабанов, которые они мне любезно подарили, думаю, моё подсознание всё ещё настроено немного враждебно против галлифрейцев. Так что я зафиксировался на твоём лице, на том твоём лице, как на визуальном образе, достаточно сильном для стабильности, и помахал на прощание ручкой Галлифрею, удачно им взорваться. Но ты даже здесь отличился и успел регенерировать, кстати, как ты умудрился, так что это заняло больше времени, чем я планировал.       — Уды сказали, что моя смерть постучит четыре раза, я думал, что это о тебе, но немного ошибся, — машинально отвечает Доктор и останавливается. Временные разломы, снова временные разломы. Это очень и очень плохо, потому что если они есть на Галлифрее, и сквозь них можно сбежать, то когда-нибудь они снова попытаются вернуться, и у них может это получиться, — Подожди, вернёмся к другому моему вопросу, почему ты здесь, почему выбрал ТАРДИС?       — Ты знаешь почему, — улыбается Мастер, — Ты ведь помнишь свалку, Доктор? Я дал тебе их услышать. Теперь ты знаешь, мы оба знаем. И я хочу, чтобы ты стал им, я знаю, ты можешь, — ни тон, ни сухое построение фраз никак не выдают в этом просьбу, потому что Мастер не просит — это общеизвестный факт, однако есть ещё один факт — Доктор знает его лучше него самого, и да, Мастер просит, — Я хочу смотреть тебе в глаза и знать, что ты понимаешь, что всё это, — он взмахом руки указывает на себя с головы до ног, — твоя вина. Можешь рассматривать это, как моё предсмертное желание, ты должен мне хотя бы его.       Доктор лишь окидывает его взглядом, слишком красноречиво давая понять, что хоть он ранен и выглядит слабым, но явно не достаточно умирающим для предсмертного желания.       — О, не будь безмозглым, как твои любимые земные зверюшки! — разозлённо восклицает он, это удивительно придаёт ему сил, — Ты видел нестабильность этого тела, знаешь, что моё воскрешение пошло не по плану и прекрасно осознаёшь, что эта нестабильность опасна. Даже если бы я мог регенерировать, чего я не могу из-за неправильно восстановленной ДНК, то регенерационной энергии в любом случае не хватило бы на моё исцеление и взаимоуничтожение энергий для баланса. Я ещё могу сдерживать её, но на долго меня не хватит, так что было бы чудесно, если бы ты перестал тратить наше время, потому что если я взорвусь, о нет, когда я взорвусь, это уничтожит и тебя тоже. Представь, что все твои славные планетки и земные питомцы погибнут, не спасённые Великим Доктором, только потому что ты отказался поверить, что я умираю.       Доктор застывает в нерешительности. Никогда ещё время так жестоко не играло против своих повелителей. Пока Мастер предположительно удерживает себя живым исключительно желанием чуть позже извлечь из своей смерти максимальную выгоду, счёт их жизней не идёт на минуты, вокруг нет непонимающих и несоображающих от паники людей, которых нужно успокоить и организовать, нет адреналина, который помог бы быстро принять нужное решение. Есть только Доктор и его вечный вопрос: «Готов ли я снова поверить Мастеру после всего, что между нами было?». И он действительно хотел бы, чтобы этот вопрос заставлял его размышлять над ответом хотя бы чуть дольше, чем оно есть на самом деле, чтобы понимание на что Мастер способен отрезвляло его, но правда в том, что ответ всегда будет одинаковым: «Я делаю это именно из-за того, что между нами было».       — Эми, Рори, — он, наконец, поворачивается к своим спутникам с максимально располагающей из всех его улыбок, — То, что я сейчас собираюсь сделать — максимально непредсказуемо даже по меркам Повелителей времени. Я никогда в жизни не делал ничего подобного. Если допустить хоть одну малейшую ошибку — обыкновенная смерть будет самым лёгким исходом…       — А что… — начинает было Эми.       — Если я вас увижу после того, что собираюсь сделать, я запомню вас такими, какие вы есть сейчас, ТАРДИС запомнит вас такими. Наша первая встреча может измениться, а это значит, что и наши временные линии тоже. Не спасём пару планет, можем стать причиной массового геноцида, умереть в прошлом при других обстоятельствах и исчезнуть сейчас или вообще стереться из линии времени всей вселенной. Вопросы?       — Ты действительно собираешься делать то, что он сказал? Кто это вообще такой?! — Доктор бросает на неё неодобрительный взгляд, и она понимает, что этот нетактичный вопрос лучше задать позднее, так что пытается смягчиться, — Судя по его словам, мы можем взорваться, так что хотелось бы знать поподробнее.       — Вопросы, ответы на которые не займут половину вечности? — Уильямс приподнимает указательный палец вверх, привлекая к себе внимание, — Да, Рори?       — Почему ты улыбаешься? — Эми и Доктор непонимающе смотрят в его сторону, — Почему каждый раз, когда мы на грани чудовищной смерти, чем хуже и страннее ситуация — тем больше ты улыбаешься?       — Потому что, мой милый Рори, после стольких веков жизни, вселенная всё ещё способна меня удивить, — он возбуждённо хлопает его по плечу, — А теперь — представьте, что играете в прятки с мирозданием, где на кону ваши жизни. Вперёд!       Доктор подбегает к консоли, задумывается на мгновение, устанавливает координаты, кричит: «Держитесь» и дёргает рубильник, игнорируя последовательный вопрос «За что» в глазах Мастера. ТАРДИС трясёт сильнее обычного, забытая звуковая отвёртка ударяется о перила и укатывается куда-то в сторону, консоль искрит и неодобрительно гудит, и когда они, наконец, приземляются, на ногах остаётся только Доктор, держащийся за один из рычагов.       — Пожалуйста, скажи, что мы действительно уйдём, как попросил Доктор, и хотя бы раз не станем вляпываться в неприятности, способные стереть всё наше существование, — обречённо стонет Рори, потирая ушибленную ногу. Он знает свою невесту слишком хорошо, чтобы понимать, что она не отступит и в любом случае останется, но спросить никогда не бывает лишним, вдруг, сегодня свершится чудо.       — Конечно, уйдём. Доктор ведь сказал, что не должен нас видеть, — Рори очень хотелось бы надеяться, что на этом всё и закончится, но он чувствует, что где-то здесь сейчас появится жирное «но», — Но, — о, вот и оно, — Доктор не говорил, что мы не можем его видеть.       Эми предвкушающе подмигивает ему и направляется в сторону лестницы, ведущей из консольной, а Рори обещает себе, что при следующей катастрофе подобного масштаба заставит Доктора составить юридический заверенную бумагу со всеми неточностями, оговорками и двусмысленностями, которые окончательно запрещали бы подобные выходки со стороны его невесты.       Мастер, наконец, достаточно приходит в себя, чтобы ответить испепеляющей яростью на извиняющийся взгляд Доктора. Стиль вождения Доктора, если это хоть в какой-то мере возможно назвать вождением, всегда напоминал Мастеру нечто среднее между танцем для вызова дождя, эпилептическим припадком и хаотичным нажиманием кнопок абсолютно не разбирающегося человека, близкого к аварии, и надеющегося на чудо. Хотя, последнее можно отнести и ко всему существованию Доктора в целом. Внутри Мастера занимается неподдельная обида, в конце концов это оскорбительно по отношению к его гениальности, он из раза в раз бросает всю свою изощрённость на продумывание идеального плана победы над Доктором, а тот может бесславно убиться, просто управляя ТАРДИС. Теперь, спустя столько лет, когда он вновь воочию увидел это зрелище, парадокс, которым он отравил бедную ТАРДИС, уже не кажется ему страшнее пытки, которой Доктор подвергает её на ежедневной основе. И если бы он окончательно сошёл с ума или хотя бы был чуть более мёртвым, чем в этот конкретный промежуток времени, возможно, он бы даже посочувствовал старушке.       — О, да… внешняя дестабилизация. Именно то, что мне и нужно. Не взорвусь же я в самом деле, — издевательски тянет Мастер, предпринимая не увенчавшуюся успехом попытку подняться, и раздражённо игнорируя дружелюбно протянутую руку Доктора, медленно поднимается сам, опирается на консоль и бросает взгляд на координаты, — Малкассайро? Ты серьёзно решил побыть ироничным именно сейчас?       — Это первое, что пришло мне в голову, — виновато пожимает плечами Доктор и переводит на него задумчивый взгляд, — Не уверен, что знаю, что делать, а такого обычно не случается, — он ловит скептический взгляд Мастера и осекается, — Ладно, я никогда не знаю, что делать, но обычно у меня есть теории, и чаще всего они срабатывают.       — Можно начать с этого, — Мастер с хитрой улыбкой протягивает ему его же отвёртку с удовлетворением наблюдая, как возмущённо он задыхается на пару мгновений, — Для существа, у которого есть только будка и отвёртка, ты поразительно беспечен.       Доктор оскорблённо выхватывает отвёртку из его рук, подходит к консоли, кладёт на неё руку и закрывает глаза. Он не соврал Мастеру, он действительно не знает, что делать, но техническая сторона вопроса не имеет первостепенной важности, потому что он знает, чего Мастер желает на самом деле. Даже сквозь закрытый телепатический канал связи Повелителей времени он чувствует отголоски его сознания, и оно в агонии, ему не нужно смотреть на Мастера, чтобы видеть его зажмуренные от боли глаза и побелевшие, вцепившиеся в консоль, пальцы, чтобы знать, что он старается скрыть, как дышит через раз, закусывая губы. ТАРДИС не пустила бы Мастера, будь хоть микроскопический шанс, что он способен навредить, она ничего не забыла и ничего не простила. Но сейчас Мастер действительно умирает и желает попрощаться с тем Доктором, которого он знает, очевидно, он не представляет, сколько времени прошло для него с их последней встречи, быть может, не имеет понятия об этом и со своей стороны, он не выглядит так, будто у него была возможность производить расчёты.       Сейчас Доктору действительно не помешала бы помощь со всем этим, а его старушка, за исключением Мастера, единственная, кто действительно знает его, и способна дать самый нужный совет, не произнося ни слова.       ТАРДИС обиженно гудит на эту мысль.       — Прости, родная, ты молода и полна сил, — телепатически отвечает Доктор, нежно поглаживая консоль.       И всё же, он должен её спросить, она не позволила бы ему просто так помочь Мастеру, здесь есть что-то, чего он не видит, что-то важное.       — Почему? Почему ты позволила ему войти? Если бы ты отказалась, я бы никогда не узнал.       — Врум — Он — повелитель времени        — Врум — Он умирает, сейчас он не опасен        — Врум — Ты бы никогда не простил этого нам обоим        — Врум — Ты его любишь       Доктор открывает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мастер замирает и шокировано оглядывает консоль, запрокинув голову. Он не слышал ни единого слова Доктора, даже если бы ему не нужно было тратить силы на борьбу со смертью, этот разговор был защищён ТАРДИС, но он тоже должен был задаться вопросом «почему», и теперь он знает ответ. Связь Доктора с ТАРДИС слишком сильна, он понял бы её, даже если бы она многозначительно промолчала, но она использовала их с Мастером проклятье — четыре удара: биение их сердец и звук навязанного безумия Мастера. Она говорила с ними обоими и сказала то, что не отважился произнести Доктор.       — Это было нечестно, ты не оставила мне выбора, — вздыхает Доктор, с укором во взгляде.       Тишина выражает крайнее сомнение.       — Я мог сказать это сам, — возражает он, но даже он сам в это не верит, — Хорошо, что мне делать?       На экране появляются быстро сменяющие друг друга данные, на которые Доктор смотрит немного непонимающе, что для него всегда является интересным. Он пока не понимает, что именно он должен с ними сделать, но он всегда был хорош в импровизации. Поток информации останавливается, экран мелькает, и Доктор чувствует, как отвёртка в его руке начинает вибрировать, считывая выведенные ТАРДИС строчки какого-то кода. Доктор переводит взгляд с консоли на отвёртку и обратно. Нет. Это абсолютно точно не может так работать, это преступно легко — просто взять и перезаписать регенерацию с помощью архивных данных и отвёртки в качестве устройства переноса, но если это действительно сработает — в академии им бессовестно врали. Отвёртка оповещает о завершении скачивания тихим «взжим-взжим», Доктор очень надеется, что это сработает, он направляет её на себя, включает и взрывается жёлтым светом.       Никто не слышит, как ТАРДИС не недовольным «врум» оглядывает Доктора и ставит небольшой фильтр восприятия, прошлая регенерация явно не обрадуется пиджаку английского учителя по литературе и бабочке вне смокинга.        — Рори, — тихо шепчет Эми, ещё немного перегибаясь через перила для лучшего обзора, — это… это те самые лохмотья, которые уже не лохмотья. Или ещё не лохмотья?       — О, ну разумеется, он был ещё красивее, — цедит Рори с чувством обиды и подтверждённого знания, — Кто бы сомневался.       Доктор резко открывает глаза и несколько раз поражённо моргает, оглядываясь. Голова его слегка кружится, отчего он чувствует себя не вполне устойчиво и пытается сделать шаг ближе к консоли, чтобы за что-нибудь ухватиться, но тело слушается неохотно, движение даётся трудно, словно весь он с ног до головы окаменел, но бездействие парадоксально ощущается лёгким ватным покалыванием. Это чувство сродни регенерации, хотя он не ощущает никакой энергии и не чувствует себя обновлённым, скорее незначительно регрессированным. Какая-то связанная с происходящим мысль начинает оформляться и неуловимо маячить перед глазами, но для полного понимания Доктору не хватает информации.       Он бегло оглядывает консольную и щурится, его ТАРДИС, а это несомненно она, изменилась, она выглядит чужой, но неуловимо знакомой, будто он уже где-то это видел. Где же он мог это видеть? В голове всё ещё лёгкий туман, он мешает мыслям сразу достигать связности и дезориентирует, что может быть рискованно в его ситуации. И хотя ничего не говорит об опасности, он чувствует, что что-то не так и ещё раз оглядывает ТАРДИС на предмет подозрительного или необычного.       — Здесь… выпендрёжнее, чем я помню… Я стану выпендрёжником? О, только этого мне не хватало. Стеклянный пол, это стеклянный пол, мы что в торговом центре?  — возмущённо тянет Доктор и замолкает, цепляясь за «стану», потому что подсознание дало ему подсказку — эта версия ТАРДИС будущего его, уже регенерировавшего.       Туман в голове резко отступает, и Доктор глубоко вздыхает, последние воспоминания мелькают перед глазами: Мастер исчезает во временном замке вместе с не возродившимся Галлифреем, пророчество Удов исполняется, и Уилфред стучит четыре раза, он вбирает в себя радиацию, прощается и… он регенерировал. Вот почему ТАРДИС изменилась, а он ощущает себя странно, но это значит, что он потерял приличный кусок воспоминаний, такого раньше никогда не случалось, по крайней мере не в таких объёмах. И раз, очевидно, ничто не горит, а ТАРДИС припаркована, можно и посмотреть, что вселенная предоставила ему в этот раз.       — О, а вот и Великий и Ужасный Доктор. Выглядишь изумительно нелепо, прямо как в нашу последнюю встречу, — Мастер, наконец, выходит из-за консоли, удовлетворённо хмыкает и добавляет: «Буквально. Ничего не хочешь объяснить?»       — Мастер… —  выдыхает он, ощущая благостное облегчение, омрачённое необоснованной тревогой, потому что его просто не может быть здесь, он видел, как Мастер исчез во вспышке вместе со всеми, потому что он, Повелитель времени, снова опоздал и не успел его спасти, снова потерял его, — Ты… Ты не на Галлифрее. Как?       — Твоя наблюдательность в любой регенерации просто превосходит все границы дозволенного, — ухмыляется Мастер, чувствуя стекающую по губам кровь, по его приблизительным расчётам у него есть около восьми минут, в лучшем случае десять, и хорошо бы Доктор соображал быстрее, потому что иначе всё окажется зря, — Я был там, они оказались крайне любезны и даже организовали мне личную встречу.       — Что случилось? — он прослеживает взглядом стекающую с губ до подбородка кровь, вскидывает голову и смотрит прямо в глаза Мастера.       — Ну, разумеется, после твоего выстрела в передатчик и немного освежающих молний Рассилону от меня лично, когда мы упали обратно во временной замок, меня провозгласили новым богом Галлифрея и основали вокруг меня религию. А ты как думаешь?       Мастер ощутимо едва стоит на ногах, его бледное отливающее синим светом консоли лицо могло бы показаться безжизненным, если бы не блестящие от боли и непролитых слёз глаза, на дне которых по прежнему плещется безумие; и медленно текущая уже и из носа кровь, которую Мастер небрежно и бессмысленно стирает рукавом толстовки. Тёплый оранжевый свет от стен ТАРДИС подсвечивает его силуэт со спины, отчего кровь на его лице приобретает пугающий тёмный оттенок. Его раны всё ещё не закрылись, о чём свидетельствуют тёмные бесформенные размытые пятна на его одежде, но оценить уровень повреждений или хотя бы просто взглянуть Мастер бы ему не позволил, даже если бы он его связал, чего он, конечно, никогда не сделает.       Это он виноват. Во всём, что когда-либо происходило с ещё маленьким тогда Кощеем и уже взрослым Мастером. Всё это его чёртова вина. Барабаны, которые все эти века сводили Мастера с ума, которые он услышал от отчаянно тянущегося к нему сознания, те самые барабаны, которые привели его в ужас всего за несколько коротких мгновений, были из-за него. Они родились, потому что Галлифрею, который он, Доктор, уничтожил в попытке остановить надвигающееся безумие, нужен был кто-то, кто поможет ему восстать из пепла. Пытаясь избежать одного безумия, он невольно породил другое.       — Ты сам выбрал себе имя. Простор для психиатров.       — А ты выбрал своё. Доктор — тот, кто делает людей лучше. Какое лицемерие.       Все, кого он касается — меняются, никто больше не остаётся прежним, но сделал ли он хоть кого-то действительно лучше, если сотворил такое с тем, кто был ему дорог настолько, что во всей вселенной не найдётся для этого слова?       Повелители времени не из тех, кто прощал неугодных и перечащих, они не прощали вовсе, Галлифрей не возродился, потому что они двое всегда были другими, хоть и совершенно по-разному, но ответил за это только Мастер. Повелители времени могли быть жестокими, если хотели, и за тысячелетия существования их расы они так и не нашли причину не хотеть.       У Доктора причина не хотеть была.       — Почему ты не регенерируешь? — твёрдо спрашивает Доктор, ещё раз оглядывая Мастера с головы до ног.       — Я не могу, — шипит Мастер, разворачивается лицом к консоли, облокачивается на неё и глубоко вдыхает.       — Что значит «не можешь»? Это невозможно, — возражает Доктор, всплёскивая руками, и делает шаг ближе.       — Я не могу, — тихо шепчет Мастер, прикрывая глаза от внезапно ударившей по ним темноте, и опуская закружившуюся ещё сильнее голову, — Стоило объяснять после задействования протокола RAM-5 Δ‎10       Силы окончательно покидают Мастера, и его ведёт в сторону, Доктор подхватывает его и усаживает в кресло, решительно игнорируя полыхнувший беспомощной злобой взгляд.       Значит, вот что произошло: он активировал пятый протокол оперативной памяти, хранящий архивные копии всех данных доступных регенераций, на случай непредвиденных катастроф; это была относительно неизведанная функция даже для Повелителей времени, к ней в основном не прибегали из-за отсутствия необходимости, редко кто-то действительно в ней нуждался, учитывая стиль жизни их расы, в академии об этом едва ли упоминали в угоду статистики более вероятных случаев. Даже имея всё время вселенной, Повелители не растрачивали его на то, что считали незначительным и недостойным их внимания, а их гордыня имела огромный список подобного.       Доктор запускает пальцы в волосы и сжимает голову, он снова теряет драгоценное время не на то, о новом вдохновляющем опыте он сможет подумать после, сейчас он должен сделать всё, чтобы это «после» наступило.       Он принимается безотчётно мерить шагами пространство возле Мастера так быстро, что тому проходится перевести расфокусированный взгляд на консоль, чтобы перед глазами не мелькало. Шаги его синхронизируются с поднимающимися из глубины сознания барабанами и почти оглушают, два шага влево — два вправо, ту-ту ту-ту — ту-ту ту-ту. Мастер отвык от их громкости и неуёмности, у него почти получилось загнать их в самый дальний угол сознания, когда он узнал, что они никогда не были частью него, но сейчас они возвращаются, его силы на борьбу иссякают. Ему остаётся надеяться, что Доктор не сочтёт восхитительной идей похоронить то, что от него останется, на краю времени просто из-за любви к чёртовой иронии, потому что тогда ему придётся нарушить пару законов мироздания и вернуться, чтобы неизящно и низко лишить Доктора регенерации, избив первым, что попадётся ему под руку.       — «Мастер не может регенерировать», — стучит у него в голове, — «Почему он не может регенерировать? Это сделали Повелители времени? Вряд ли, их месть куда более изобретательна, они сделали бы это красиво, на показ, с гордостью. Значит, это произошло раньше. На сколько раньше? В момент создания расы Мастера? Машина сыграла злую шутку? Тоже не то, она не меняла самого Мастера, она меняла всех под Мастера, это другой, более грубый, вид технологий. Момент воскрешения? Вероятно. Он сжёг его тело, чтобы воссоздать новое буквально из ничего нужно неимоверное количество энергии, именно в этот момент… "       Доктор резко останавливается, между двумя ударами сердец он понимает.       — Проблема в невозможности регенерировать после воскрешения, ведь так? Что-то внутри тебя блокирует процесс, и тебе не известно что. Если бы у нас было больше времени, мы могли бы запустить сканирование, но так как у нас его нет, предлагаю воспользоваться единственной оставшейся у нас возможностью, — Мастер переводит на него заинтересованный взгляд , лично он никаких возможностей не видит , но ему любопытно до чего в своей филантропии дошёл Доктор, — Если ты не можешь запустить регенерацию сам, и тебе не хватает ресурсов для избавления от побочной энергии, то почему просто не дать тебе недостающее извне? Если правильно всё рассчитать, то они взаимо уничтожатся, а остаточного выброса вполне может хватить на небольшое исцеление.       — Ты же не имеешь в виду… — неверяще тянет Мастер, но Доктор его перебивает.       — О, я имею в виду именно это, — Доктор улыбается настолько ослепительно, что это почти неестественно, ещё немного и он мог бы стать лицом какой-нибудь Земной строительной компании, которое смотрит на тебя с билбордов и призывает поселиться именно в этом самом лучшем и благоустроенном районе. Возможно, Мастер удивился бы тому, что вообще о таком помнит, если бы не был занят мыслью, что Доктор, кажется, окончательно свихнулся.       — Ты не посмеешь, — возражает он, взывая, кто бы мог подумать, к рациональности Доктора, — Это убьёт нас всех.       — С каждой секундой ты всё нестабильнее, вероятность того, что мы умрём без вмешательства и так равна примерно девяносто девяти и трём процентам, так что знаешь: или всё получится, и никто не пострадает, или я умру пытаясь, — глаза его горят уверенностью и решимостью, он смотрит на Мастера с тем самым видом, который он про себя называл «Я спасу тебя хочешь ты того или нет», иронично, что последние два таких взгляда обернулись для него пулей от Люси и очень личной встречей с советом.       — Ты ведь понимаешь, что это ничего не изменит и ничего не исправит? — он предпринимает последнюю попытку отговорить Доктора он этой безумной (и кто из них ещё ненормальный) идеи, но Доктор стирает кровь с его лица и смотрит ему в глаза до отвратительности понимающе, он знает, о чём Мастер спросил его на самом деле.       — Да, — но я надеюсь, что это поможет, что они тоже уйдут, — но я больше не дам тебе умереть. Если у совета было право превратить чужой разум в инструмент, то я уж точно могу нарушить пару правил для спасения жизни.       Даже сквозь бой барабанов и шум крови в ушах Мастер чувствует его ненависть, его боль и ослепляющую ярость, но не на него, за него. «Мстительный ангел» почему-то рождается у Мастера в голове, он видит, как в его глазах пылает что-то тёмное и опасное, то, от чего Доктор так отчаянно бежит всю свою жизнь — желание карать за неугодность его морали. У него есть причина не хотеть быть жестоким — его борьба с той частью себя, которая хочет. Но вот он — тот самый Доктор, который обращает в бегства армии, который сотворяет солдат из всех, кто окажется довольно близко, чтобы привязаться, потому что война следует за ним и рядом с ним, а иногда тянет за собой. Его война.       Мастеру даже льстит, что он способен заставить Доктора так открыто показать эту часть себя.       Но есть то, что сам Доктор назвал бы основополагающим, и факт, что из всего возможного он выделяет именно это, говорит за него: он бежит от этого желания, от этой части своей сущности, бежит с детства, со времён инициации и до сих пор. Он с ним не согласен, он его боится, и он будет избегать его столько, сколько сможет. Они с Доктором крайности одного и того же желания скрыться от самого себя, они связаны, так что он всегда думал, что когда-нибудь это случится: либо он заставит Доктора остановиться, либо Доктор заставит его бежать.       — Ты отвратительный повелитель времени, знаешь? — заключает Мастер, тихо усмехаясь, — Слишком стараешься быть правильным для этих самодовольных снобских ублюдков.       — Твоя способность оскорбить даже комплиментом восхищает, но у нас нет времени, Кощей, пожалуйста.       Мастер всегда знал, что Доктор соткан из противоречий, пару секунд назад он мог бы убить одним только взглядом, если бы захотел, а сейчас он умоляет о дозволении спасти чью-то жизнь. Что ж, кажется, доктор всегда остаётся доктором.       — Ты выиграл, Доктор, — шепчет он, потому что на большее его не хватит при всём желании, молча надеясь что не услышит что-то вроде «Если ты умрёшь — я тебя убью», потому что это было совсем безвкусно, и устало закрывает глаза, исключительно в качестве экономии жалких остатков сил, — Давай.       Доктор подбегает к панели и бросает на неё умоляющий взгляд.       — Ты бы никогда не позволила мне зайти так далеко, если бы не согласилась помогать. Ты знала, что я догадаюсь. Пожалуйста. У нас не больше трёх минут, я не успею произвести все расчёты, слишком много переменных. Ты поможешь?       ТАРДИС согласно гудит, а Доктор облегчённо выдыхает.       Если бы кому-нибудь пришло в голову спросить саму ТАРДИС, то этот кто-нибудь, возможно, узнал бы, что она начала производить расчёт ещё пять минут и тридцать шесть секунд назад. Она не простила Мастера за то, что он расчленил её и пустил на запчасти для машины смерти, но она не даст ему умереть, ради Доктора.       Экран, на который проецировались строчки расчётов, гаснет, ТАРДИС удовлетворённо гудит, открывает защитную панель и выдыхает необходимую энергию, которую Доктор аккуратно вбирает.       На мгновение ТАРДИС задумывается, она знает немного больше их обоих и может сделать ещё кое-что, сущую для неё мелочь, которая обезопасит всех. Возможно, в награду за это она пару раз ненадолго потеряет Мастера в линии коридоров или ударит его током и быть может случайно поменяет температуру воды в душе, но за такое ей сойдёт это с рук.       Она незаметно добавляет ещё немного, никто не должен знать, что она сделала это специально, оповещает, что закончила и закрывает панель.       Доктор бросается к Мастеру и касается его лица, несколько долгих мгновений его душит ужас, он чувствует, как оцепенение волной прокатывается по его телу от кончиков пальцев, которые придерживают голову Мастера, он не может даже вдохнуть, ему кажется, что он слышит барабаны, но это лишь стук его собственных сердец, которые почти останавливаются, когда он слышит в своей голове тихое: «Я здесь».       — Скорее всего это будет очень больно, — у Мастера хватает наглости телепатически хмыкнуть, — Только не смей…       Голос его дрожит даже в голове, вряд ли бы он смог произнести вслух хотя бы слово, и он замолкает, потому что знает, что договаривать не нужно, Мастер понимает.       «Как я могу? Звёзды, Тета… они всё ещё ждут нас»       Доктор закрывает глаза, тянется к лицу Мастера и прижимается своими губами к его под удивлённое «Оооох» со стороны лестницы на второй этаж, ТАРДИС заливает яркий жёлтый свет.

***

      Доктор растерянно стоит возле консоли и медленно пытается осознать произошедшее. Даже для Повелителя времени, для которого регенерация не представляет ничего удивительного, обратный процесс, хоть и временный, вызвал дезориентацию. Всё, что происходило в ТАРДИС, случилось не более получаса назад, он знает, что это так, но ощущается, будто с этого момента прошло не меньше пары месяцев. Наверное, Доктор сравнил бы это с чтением книги с середины и последующим возвращением к началу. Странно, но для единичного случая любопытно.       Но всё это меркнет перед осознанием, что живой и почти здоровый для себя Мастер мирно спит в его комнате. Он искал его, не важно зачем, даже после того, как выяснил, чьей виной было его безумие. И он нашёл. Доктору очень сильно не нравятся эти временные трещины, но одну он готов мысленно поблагодарить.       — О, родная, прости, я совершенно забыл, — он благодарно проводит по консоли ладонью и тепло улыбается, — Спасибо.       — Понды! — восклицает он, краем глаза заметив мелькнувшую рыжую макушку Эми. Они оба разворачиваются и выглядят не на столько виновато, на сколько должны бы, — Я так и знал, что вы останетесь подслушивать. Вы, мелкие негодники, хотя бы немного представляете что могло произойти? Если меня вы не слушаете, заставляю провести разъяснительную беседу Мастера, ему нужно заново осваивать навыки общения без последующего убийства собеседника, а вам немного осознанности происходящего.       — Не думаю, что это так необходимо, — задумчиво тянет Эми, делая почти незаметный шаг назад.       — А я не думаю, что я Понд, — нахмурившись сообщает Рори, переводя взгляд с недовольного лица Доктора на недовольное лицо Эми.       — Так подумайте, — серьёзно заключает Доктор и в качестве завершения темы поправляет и так идеально сидящую бабочку, — Нужно наслаждаться моментом спокойствия, пока есть время. Полагаю, когда он очнётся, он подожжёт гардеробную или что-то около того, — он только пожимает плечами на шокированные взгляды и неловко улыбается, — У нас совершенно разные стили в одежде.       — Так кто он, Доктор? — вновь осмелевшая после нагоняя, который и нагоняем назвать нельзя, Эми делает несколько шагов в его сторону, и запрыгивает на консоль, игнорируя недовольно-укоряющий взгляд Доктора, она не станет садиться в кресло, на котором что-то светилось непонятным жёлтым светом. Хотя бы неделю, — Ты чуть не взорвал нас, чтобы его спасти. Я имею в виду… не то что бы ты не делал чего-то подобного постоянно, ты рискуешь жизнью ради каждого, но это было личным. Ты его поцеловал.       Эми совершенно не выглядит как человек, едва не взорвавшийся менее часа назад по абсолютно неизвестной причине, её заговорческий вид скорее напоминает девчачьи школьные сплетни на кухне о том, кто с кем и когда целовался. Люди никогда не меняются, она едва не погибла, на её глазах, а Доктор уверен, что она и подглядывала тоже, чуть не взорвался человек (хорошо, Повелитель времени, но для неё это ровным счётом ничего бы не изменило), а её интересует только статус его с Мастером отношений. Это безнадёжно.       — Это был поцелуй жизни, хотя более точным здесь будет скорее термин «искусственное дыхание», только вместо воздуха была энергия, — он старается максимально естественно не смотреть, как лицо Эми загорается интересом ещё больше, и как она в предвкушении покачивает в воздухе ногами.       — Он отговаривал тебя от этого… «искусственного дыхания», — Эми хитро улыбается, и Доктор обещает себе не подходить при ней к Мастеру ближе, чем на тридцать сантиметров, разумеется, исключая опасные для жизни ситуации, — Но ты настоял, хотя знал, что может не получиться, почему?       Доктор уже собирается ответить «по кочану» просто из принципа, но останавливает себя. Эми смотрит на него слишком серьёзно, её улыбка не касается глаз, а под его взглядом она неловко ёрзает. О, Амелия. Маленькая бесстрашная шотландская девочка не может спросить своего Доктора в лохмотьях «Почему ты чуть осознанно не убил нас ради него», она спрашивает «Почему ты не сдался».       — Представь, что это Рори при смерти, — мягко начинает Доктор, на что Рори где-то за его спиной возмущённо давится и бурчит что-то вроде «Вот спасибо», — и единственная возможность, только лишь возможность не дать ему погибнуть может стоить жизни тебе и, вероятно, кому-то ещё. Отступишь ли ты, Амелия Понд?       Эми смотрит на Рори всего лишь мгновение, переводит взгляд на Доктора и говорит тихое, но твёрдое: «Никогда». Уильямс издаёт какой-то странный неидентифицируемый звук.       — Считай, что это было моё «никогда», — Эми больше ничего не говорит, она понимающе грустно улыбается, кивает и спрыгивает с консоли, а Доктор отходит к другой её части, давая понять, что этот разговор окончен.       — Так он уйдёт или останется? — спрашивает Рори только потому что завершение этого разговора кажется ему неуютным, — Что он будет делать, когда очнётся, не считая расправы над твоим чувством стиля?       — О, он останется, — улыбается Доктор, — У нас есть незаконченное дело.       Он незаметно коснулся его сознания, когда укладывал в кровать, и услышал только абсолютную тишину, барабаны ушли туда, откуда пришли — в небытие.       Их перетягивание каната над пропастью размером со вселенную окончено. Теперь всё будет иначе: стоять они будут только рука об руку, потому что спустя столетия звёзды всё ещё ждут их, а бежать только рядом, от надвигающейся опасности. Быть может ещё друг за другом исключительно в качестве веселья. И немного от прошлого одиночества.